Вирус одичания

      Скрипя ступеньками и шелестя алыми спальными штанами, Хасо спустился на первый этаж и с нетерпением склонил голову. Отец стоял у порога, ворча под нос, и стягивал с ног промокшие сапоги.       Вместо того, чтобы выгулять под полной луной двадцати трех летнее молодое тело, которое никогда не было в долине Мира, жаждало веселья и новых впечатлений, Хасо Дендзя не спал до поздней ночи и слушал храп брата, чтобы встретить отца с работы и поговорить об их распрях с матерью. Путешествие из Гунмэня в Сиань, дабы проведать заскучавшую бабулю и прополоть пару грядок, оказалось проверкой не только на выносливость, но еще и на силу союза господина и госпожи Дендзя. Нет ничего сверхнеобычного в том, ссоры по пустякам, особенно таким, как немытая посуда, были неотъемлемой частью их многолетней совместной жизни. Но чтобы разругаться из-за того, что отец неправильно прочитал маршрут на карте и поехал по горному бездорожью, не самому комфортному, но абсолютно безопасному, было уже слишком. Хасо, на правах старшего сына, брата и оплота здравого смысла в этой семье, решил безотлагательно вмешаться. Пусть и ценой прогулки по долине, в которой он вряд ли когда-нибудь побывает вновь. Очень уж далеко построилась эта чудаковатая деревушка.       Хаши Дендзя стоял в открытых дверях, изогнувшись и скривившись, как умирающее растение. Он сбросил с ног лапти, замаравшиеся в густой мокрой грязи, взявшейся комками, и сдвинул их в сторону для дальнейшей чистки на крыльце. В сжатом кулаке качалась корзина, накрытая белым платком. Хасо не видел, что находилось внутри, ведь в прихожей, объединенной с кухней, было совсем темно.       Поставив корзину, Хаши сбросил с плеч ремень сумки и болезненно промычал. Тяжелые шаги понесли его к столу, где помимо свечей его ждали целая батарея из микстур от бессонницы, поднос с холодным чаем и здоровая тарелка лапши в остро-пряном соусе. Даже обидившись, жена заботилась муже и его бездонном желудке. Прелесть, а не женщина.       Хасо сошел с последней ступени и босыми ногами ступил по деревянным доскам, таким же ветхим, как и на лестнице, на втором этаже, в прихожей, везде! Долина Мира — безучловно живописное, прекрасное и историческое место, но здешним домам для гостей явно есть куда расти. Как и ценам куда падать.       — Отец.       — Хасо, — господин увидел старшего сына, вышедшего из тени, когда только поднес палочки ко рту. — Смешной ты у меня, конечно. Как ты собрался подменить меня завтра в пути, если все еще не спишь? От долины Мира до границы провинции везти будет Хаяма?       — Я все давно подготовил, а отоспаться успел днем. За сохранность повозки не переживай. Я ждал, потому что хотел поговорить с тобой о матери.       Хаши перестал жевать и опустил палочки в тарелку. Он посмотрел вниз и увидел, что пальцы его нетипично подрагивают, будто от волнения. Звук тяжелого глотка нарушил тишину, а пальцы сжались в кулак. Дрожь отступила.       — Так, сын, — тон господина Дендзя похолодел. — Наши отношения с госпожой ни при каких обстоятельствах не должны касаться тебя и брата. Мы научены жить жизнь, и не нуждаемся в подсказках. Сделай выводы из моих слов и более не трать ночное время попусту.       — Я ждал тебя не ради подсказок.       — А ради чего? — не дожевав, Хаши сморщился и коснулся лохматого черного лба. Если бы не шерсть, было бы видно, как на нем повздувались и запульсировали вены. — Паскудная луна, что б ей провалиться. У меня голова так сильно не болела уже лет десять.       — Отец, я хотел попросить об одном: не выяснять отношения при Хаяме. Он опечален и не в силах ничем заниматься, когда знает, что вы не разговариваете, а у меня уже заканчиваются методы его подбадривать и сказки, чтобы утешать.       — Хаяме пора повзрослеть, не думаешь? — Хаши Дендзя встал, в спешке оставив палочки у тарелки. Те упали и запачкали стол. Хаши подошел к шкафу и взял миску, что стояла на полке на уровне глаз. — Такой здоровый лоб, а ты все еще поправляешь ему одеяло и кормишь рожицы, чтобы тот поулыбался.       — Сердце Хаямы чувствительно, — напомнил Хасо, смотря отцу в спину. — Ты помнишь, как тяжело ему дался переезд из Сакугавы в Гунмэнь? Он ребенком уехал из страны, в которой родился и вырос.       Семья Дендзя — народ островного государства, что отделено от Поднебесной неспокойным морем. Волки сменили место жительства из-за мошенников, которые не давали покоя Хаши из-за земельного участка, который он, якобы, не мог получить по наследству от своей матери. По документам дом и несколько квадратов земли должны были отойти несуществующему сыну-первенцу, и Хаши Дендзя, будучи очень терпеливым мужчиной, клал болт на их угрозы, как и на попытки что-то предпринять. Однако истерику устроила его жена. Хаяма, младший брат Хасо, боялся жить там, где за ним и родными велась постоянная слежка. Потому первым, что увидел Хаши Дендзя, когда вернулся с работы, это семью и гору вещей, на скорую руку упакованную по корзинам и пакетам.       — Но Хаяма пережил же, — Хаши зачерпнул ложкой сыпучее содержимое, похожее на перемолотые засушенные травы, и замер с ней над чайником. В нем осталось немного воды. В самый раз, чтобы намешать настойку. Перед глазами потемнело. — Однажды он сам женится и поймет, каково это. И ты женишься, Хасо. Помолвка с Тео уже не за горами. Побереги для нее нервы.       Взгляд Хасо совсем не изменился, послышался только раздосадованный вздох. Не удавалось еще ни отцу, ни матери, ни наставнику по выживанию сыграть на его эмоциях и слабостях. Не удастся и впредь.       — В Гунмэне вы общались холодно. В Аньхой не общались вообще, — Хасо в развалку пошел к отцу, у которого от головной боли мир двоился перед глазами. — Я не хочу, чтобы в Сиане господин и госпожа Дендзя стали бывшими супругами из-за рассыпанной соли или, черт возьми, противно скрипящих колес. Посмешище, а не поведение.              — Ты будешь отчитывать меня, Хасо? — громко осадил мужчина, резко повернувшись. Ложка и чайник еле удержались в его пальцах, хотя крышечка второго почти перевернулась к верху дном. — Хоть я и черствый баламут, а твоя мать волчица-истерица, наши отношения никогда не докатятся до развода.       Хасо поскорее скрыл удивление и ответил спокойно:       — Кто вас знает.       Юноша развернулся в сторону лестницы и на какое-то время задумался: разговор стоит продолжения? Он почти дождался рассвета. А отец, который едва стоит на ногах от усталости и воздействия на него черной луны, изо всех сил связывает слова в предложения. Однозначно, разговор стоит того, чтобы закончиться на доброй ноте. Завтра продолжится их путь. Бабуля так давно не видела Хаяму...       — Вернемся из Сианя, — Хасо остановился, в последний раз позволив себе подумать над серьезностью слов. Думал он недолго. — И я женюсь на Тео. Готов связать себя и госпожу узами брака даже без помолвки. Если это не покажет тебе силы моих намерений, отец, мы вряд ли отыщем общий язык в этом вопросе.       Хасо повернулся к отцу и стал мокрым от пота, как утопленник. Черная шерсть господина Дендзя торчала в разные стороны, как острые шипы. Он стоял неподвижно, дышал, выпуская хрип из легкий, и пока хвост нервозно метался из стороны в сторону, как маятник, низкий рык бурлил в его горле.       — Отец, — Хасо не на шутку испугался. — Тебе с-стало хуже?       Парень сделал бесшумный шаг навстречу, но с дрожью в сердце остановился. Из миски выпало яблоко, что неустойчиво стояло на самой вершине, и Хаши рванул к входной двери, как одичалый. Он приблизился к столу и с ревом опрокинул его. После же, будто переменившись, Хаши заскулил, взялся за голову и стал блуждать по комнате, как одурманенный. Как ребенок, устроивший истерику. Из открытой пасти волка густыми ручьями стекала вспенившаяся слюна.       Хасо перестал дышать от страха. Он неосознанно пятился к лестнице, толком не понимания, как его это спасет, как поможет его отцу, но желание разбудить брата и мать заглушало целый мир.       Отец не тронет его. Не может тронуть. С ним же все в порядке, так ведь? Просто головная боль. Просто нездоровится. Как бы сильно ни напился, Хаши Дендзя становился любимчиком любого ребенка или подростка. Что бы ни была за хворь, одолевшая его сегодня, он ни за что не даст в обиду того, кто слабее. Такова природа волка. Нет?       В панике Хасо не услышал, насколько жалким и тонким голосом позвал отца. Тот с тихим рыком повернулся. Не моргая, волк осмотрел сына выпученными глазами, в которых едва виднелась радужка. Скомканная горловина пижамы привела его в бешенство.       Опрокинув корзину, Хаши рванул вперед и, повалив сына на лестницу, вонзился клыками в его шею. Громкий крик поднял с кровати спящих. Хаяма и бросился к матери, а соседи, недоумевающие и сонные, показались в распахнутых окнах.       Теряя мир за мутной пеленой, мир, что уходил во тьму, Хасо посмотрел на белый плоток и упавшую корзину. Розы. Весь пол был усеян розами. Он пытался не заплакать. Отец нес цветы. Чтобы извиниться перед матерью.