Холоднее стали и теплее льда.

— Пойми уже наконец, ты же сам все прекрасно видишь. Не получится у вас, я её наизусть знаю. — слишком эмоционально и до черноты в глазах, вся та недоярость была вполне оправдана и ожидаема. Лева просто хочет донести до него одну простую истину, которую Гаврилов и сам видит — они с Сашей просто так. Что-то из разряда вспышки, цунами, тайфуна, но все это затихало. Затихали всевозможные слухи из желтых пресс и тех что побелей, как затихали и чувства. Может быть дело не настолько в чувствах, на сколько в них самих. Они очень разные и эта истина, которую знали все и всегда, но только именно сейчас разрыв их миров ощущается в статусе «критически серьезно». — Андрей, послушай меня. — Лев свой взгляд уставший и отчаянный на него направляет. — Она далеко не про семейный уют, хранительница очага и прочее, ты сам все это видишь и лучше меня знаешь. Дети, я более чем уверен, что её это мало интересует. Пожалуйста — на его плече пальцами одной руки слегка сжимает — ты хороший парень, художник (уже реализовавшийся) и пять лет — это много. Ты неглупый парень и без моих наставлений все — небольшая пауза и он кривится в легкой гримасе с трудом выдавливая — чувствуешь. — Лев не то чтобы хочет опустить Сашу даже из своих рассказов вниз, он просто хочет, чтобы эти двое были (особенно Саша) были счастливы. Андрей не шевелится, кажется что он прирос к этому месту. Глаза бездонные, яркие и теплые карие теперь ледяные и пустые. За те пять лет у них было всё от бесконечно-теплого я тебя люблю до неотвеченных сообщений. Слова комом в горле застревали, те которые он ей сказать не мог. Только чего он боялся или ждал? Из милых влюбленных они стали холодными, язвительными, но не безразличными сожителями. В ней его раздражало все: от несусветной красоты и запаха, который сводил с ума и вызывал липкое, неприятное чувство усталости до гребаных и нескончаемых взглядов, будто она его и любит, и вроде как бы терпеть не может (как это можно было показать одним взглядом?). За пять разных лет — он определенно возмужал, стал еще серьезнее и влился в известные круга и его очень редкие вылазки туда приносили ему удовольствие. Дети, зачем он вообще эту тему трогает, если ничего не знает? Он продолжает молчать и издеваться мучительно-холодным взглядом, пронизывающим до мозга костей. За эти двадцать минут диалога Лев успел и покричать, и вспылить, и принять спокойную позу, а он оставался таким же пустым и безрадостным, как только речь зашла о Саше. Ведь Гаврилов встречал директора своей супруги с добродушной и яркой улыбкой на лице. Он вообще такой же улыбчивый и добрый, как раньше, но только слово о его возлюбленной и он терял себя и надевал маску ледяного и ужасно-важно-усталого человека. У него вмиг приобреталось хладнокровие дьявола, что произошло между ними месяц назад, что после они становились такими друг с другом и от одного упоминания её имени его передергивало до сих пор — не понятно никому. — И что ты предлагаешь? Развод и привет Европа, так что ли? — ухмыляется и словно весь яд скатывается по его лицу. Развод… как-то внутри все переворачивается и болезненно сжимается. — А зачем вы друг с другом, если кроме боли ничего? Тебя от одного упоминания о ней передергивает, она и слышать о тебе ничего не желает, какого черта вы до сих пор вместе? — он смотрит на Гаврилова, который глаза устало потирает и грустно улыбается. По одному его виду он понимает, что что-то его держит. Остатки любви, воспоминания, болезненное прошлое? — Что между вами случилось? Что она вся из себя такая драматичная, а ты как будто до невозможности никакой. — брови хмурит и озадаченно пытается осознать последнее произнесенное слово. — Лев, я тебя уважаю, люблю это лишнее. — в ответ получает неуловимый кивок.- Но не нужно лезть в наши отношения, мы сами разберемся. — последний стакан виски в себя беспощадно вливает. Выпаливает быстро и резко. Директор лишь шумно выдыхает. В окне горит свет, значит она дома. Ну как дома в квартире, которую они снимают. Видятся не всегда в силу работы, но вместе. — Ну привет, жена моя любимая. Она внимательно изучает ночную Москву и курит, томно выдыхая дым в окно. Он подходит ближе берет её руки в свои и подносит сигарету к губам, делая одну затяжку выдыхает. — Вишня. — на выдохе с улыбкой произносит. Пытается к себе притянуть, сначала в щеку легкий, совсем незаметный поцелуй оставляет и чувствует, что ее рука на его грудной клетке «мол, дальше даже не пытайся». — Привет. — загадочно-игривая улыбка и выдыхает дым ему прямо в губы. У него уголки рта приподняты и взгляд такой какой-то теплый, может быть отчасти горячей влюбленностью наполнен. Почему-то иногда это плескалась вот эта перманентная влюбленность, вроде уже и край и до невозможности, но вот это разливающееся «люблю, переживаю» до сих пор с ним. Возможно прикипел, привык, а может и большее. На самом деле все это длится уже ни месяц, а около полугода. Просто сейчас все уже настолько обострилось, что уже немногое, но видно. — Лева звонил опять, он с тобой уже проводил нравоучительные беседы. — и это «опять» не даёт покоя. — А то. Саше больно, чертовски больно. Она безумно устала от этих бесконечных попыток, которые никак не могут дать хоть какой-то результат. Ей очень жалко Андрея, она знает — он не уйдет, чтобы она не выкинула. Он ее отпустит, если она вдруг сама этого искренно захочет и с ним Саша поступила бы именно так. Только она не просит и он остается. Это не про созависимые отношения, нездоровые, сколько терминов сейчас существует. Любовь — она оставалась, уже не такая пылкая и обжигающая влюбленность, как раньше, а что-то сильное и глубокое. Любит ли он её? Ларина считает, что определенно точно да. Хоть и сейчас это крайне сложно. — Я не знаю стоит ли это вообще говорить, ты же и сам все видишь. — делает глубокий вдох. — Да что я вижу то, а? Вы можете хоть кто-нибудь нормально объяснить? — слегка повышает тон, берет ее за ладонь, чтобы не сбежала. — Что у нас ничего не получится. — глаза пелена не накрывает, она уже так измождена этими попытками. — Почему? — убийственно-ровным голосом. Хотя внутри все прекрасно понимает три месяца об одном и том же. — Ты видел все эти бумажки, заключения. И … знаешь, что у нас не будет никогда. — и это чертовское никогда, хотелось рвать и метать. Предел мечтаний о будущем обрывается парой врачебных фраз. — Это не самое важное, что может быть в жизни. Я люблю тебя. — и взгляд напротив теплее становится. Она к нему прижимается и думает о том, что он прав. И этой правды достаточно. Они больше не те безумно-счастливые влюбленные как-то по-детски все это было и вот взрослость расставила все границы и между строчек тоже что-то было. Сказка закончилось, но не любовь. Всеми своими поступками и словами они всегда оставляли хоть малейший шанс чувствам. И не зря. — Я люблю тебя, Андрюш. — его выражение лица все-таки сейчас на детское смахивает. Такое радостное и беззаботное что ли. Он в ее губы впивается, а она думает, что их сказка давным-давно закончилась, но жизнь - не сказка. А у них определенно будет свой happy end.