Сопротивление не бесполезно?

             Август целовал его настойчиво, так, чтобы их языки каждый зритель стрима сумел рассмотреть в мельчайших подробностях. Дима успевал только хватать воздух и гладить щеку Хольта.              В зале была гробовая тишина. Ни чиновники, ни толпа с ленточками не ожидали такого поворота событий. На фоне всё так же летали дроны.              Дима пришёл в себя, уже когда Август отстранился, и смог только запоздало округлить глаза в немом шоке.              Хольт поспешно пропустил на сцену артистов, и они действительно, как и шутили в начале, сбежали. Ушли за сцену, а потом уехали на машине.              Дима всё ещё пытался познать реальность и понемногу в своей голове выстраивал цепь событий.              Они заехали в какой-то глухой двор, где не было ни души.        — Мы всё же сбежали, oh god… — Август тяжело дышал.       Дима, ещё не успевший восстановить навык речи, только закивал. — Знаешь, план был в том, что ты очень сильно удивляешься и вырываешься. And therefore, всем понятно, что ты не имеешь никакого отношения к этому вечеру…       Хольт замялся. — Но даже тут ты меня удивил.       Дима почувствовал — вот он, момент. Здесь та самая сцена в фильме, где главные герои под дождём, наконец, искренне разговаривают. Но он не готов! Он ничего не репетировал и даже не продумывал! Как тут хоть слово сказать? Сердце застучало быстрее, дыхание сбилось, и Дубин почувствовал, как накатывает паника. Плеча коснулась рука. Вмиг стало спокойнее. — Anyway, можем просто объявить нас парой, тоже безопасность будет обеспечена. — ЧТО? — Диме казалось, что у него начались галлюцинации. — Я шучу, сколько там ты спишь, часа три в день? Скажешь, что находился в heat of passion, тоже подойдёт… — Откуда вы знаете, сколько я сплю? — Дима с подозрением уставился на Августа. — А ты как думаешь? — Хольт снова подмигнул. Ну невозможный. Дима подавил в себе смущение и выдал, не думая: — Вы мне нравитесь. — Вот как… Тогда всё-таки выбираем план объявить нас парой? — Август хихикнул. — Какой же вы всё-таки, — Дима потёр глаза пальцами, смеясь.       Август улыбался, широко и умиротворённо.        — В каждой шутке есть доля правды, так ведь говорят? Предлагаю придерживаться плана про аффект, а с парой мы ещё разберёмся. Среда или четверг? — Что? Для чего? — Дима тупо уставился на Хольта. — Для свидания, конечно!       Август приблизился и оставил целомудренный поцелуй на чужих губах.        — Я всё же тоже концовку придумывал не только с целью оставить кучу психологических проблем вашим lawmakers… — Дима почти услышал скобочку в конце фразы, удивительно, как же быстро происходит адаптация к новому месту.       Дима чувствовал, как плывёт, как всё рациональное просто испаряется. Да, этот способ закончить масштабный бунт был достаточно сомнительным. И вообще, Хольт всё ещё никто иной, как торговец оружием. Но как же сильно Диму это не заботило. Рядом было спокойно. И он был влюблён.       Да и никто не идеален же?              Дубин просто хочет хоть раз забить на все свои принципы и поддаться эмоциям. И без колебаний делает это, потому что ещё один выбор в пользу совести и справедливости, и он точно сойдёт с ума. Тем более, что за год работы с Игорем он уже на полпути к черте. — И что теперь? — прошептал Дима. — Программа будет длиться ещё полтора часа. Нам за это время нужно обсудить стратегию защиты и доставить тебя домой незамеченным, — Август заговорчески поднял бровь, — ко мне? Дима рассмеялся. Ну и дураки эти ваши миллиардеры. — А у меня есть выбор? — Никак нет!       Что-то в Диме неизбежно ломалось с каждой секундой всё больше. Дышать становилось всё проще, а мысли вели себя всё смелее. — Мы что, одни? — Дима спросил, когда они зашли в огромные, мертвецки тихие апартаменты. — Отто недалеко, но не в здании, так что да. Удивлён? — Не мог представить вас без свиты, — Дима улыбнулся. — И я устаю от людей, к тому же они сейчас тоже часть плана.       Дима осмотрел уже знакомую комнату. Ту самую, где Дима пытался растолковать Августу, куда он на самом деле попал. Теперь она казалась не такой несуразной, наоборот, подходила по жанру. Темнота и камерная обстановка только больше распаляли желание говорить искренне и вести себя по-новому. А жанр, кажется, сильно изменился. Дима чувствовал, как выползает из депрессивной драмы во что-то новое.       Хольт в этот раз не стал даже пытаться соблюдать дистанцию и полубоком сел так, что если бы не длинные ноги, то он точно дышал бы Дубину на ухо, а так только касался коленом чужого бедра. Диму этот жест не напугал, а это снова новая реакция, в нём что-то неотвратимо менялось. Адреналин от замеченных изменений резво бегал по венам, заставляя руки дрожать в желании сделать хоть что-то.       Окончательно крышу сорвало, когда Август насмешливо склонил голову, глядя прямо на губы. Дразнит. Думает, что ему ничем не ответят, как бы не так. Дима, как в самом смелом сне, жёстко схватил Хольта за воротник рубашки и напористо поцеловал. Если и рушить принципы, то все разом. Вот такой он человек контрастов. Как оказалось…       Август удивлённо промычал, но тут же стал активно отвечать. Сам держался из последних сил и присущей галантности.       Дима, не давая себе времени на размышления, двигаясь на чистых эмоциях, залез на колени к Хольту и начал растёгивать пуговицы на его рубашке. Август пассивно поддавался любому новому движению. Как бы показывал, что здесь можно всё, вот она, та свобода, по которой ты так скучаешь.              Дубин спустился на шею, покрывая влажными поцелуями каждый участок кожи, до которого мог дотянуться. Хольт тихо похныкивал. Пальцы мелко подрагивали, не соглашались быть такими же смелыми, как их хозяин. Они мягко и осторожно ложились на тёплое тело, изучая и запоминая.        — Говоришь, час у нас есть? — голос был не Димин, чей-то другой, кого-то очень дерзкого и уверенного в себе.       Август ничего не ответил, только неаккуратно кивнул.       Дима улыбнулся и прижался ближе, соприкасая их тела через одежду. Оба шумно выдохнули.       Волна удовольствия прокатилась вдоль позвоночника. Огромное пустое помещение делало ситуацию ещё более яркой, акустика усиливала каждый вздох и полустон, давя на рёбра и заставляя сердце сжиматься всё чаще. — Можно я… — рука Димы замерла рядом с их животами.       Август снова просто кивнул. Дубин улыбнулся. Как приятно ощущать этот контраст между напыщенным и уверенным в себе ван дер Хольтом и этим затихшим и явно волнующимся Августом. А вот контраст в собственном поведении был виден не так ярко. Но по одному только выражению лица Августа — восхищённому и доверчивому — можно было сделать вывод о том, что поведение Димы тоже сменилось на диаметрально противоположное. Лестно.       Ладонь опустилась на ширинку и мягко провела по ней. Хольт зашипел и откинул затылок назад. Дубина каждая новая эмоция на чужом лице всё дальше затягивала в эту необъятную пучину, заставляя вести себя смелее и делать такие вещи, о которых вчера ещё было слишком стыдно даже подумать. И откуда в нём эта выверенная и точная уверенность в том, что следует сделать дальше?              Повозившись минуту, Дима освободил от одежды оба члена и обхватил их ладонью, а губами горячо припал к чужой шее.       Комната наполнилась тихими стонами и еле слышимым скрежетом электричества. Август предпринимал слабые попытки перехватить инициативу, но Дубин был настолько увлечён новой ролью, что не позволил её забрать. Только милосердно дал возможность целовать свою шею и уши.              Чужой член в руке не был чем-то особенным, особенной была ситуация. Здесь и прямо сейчас идеалы, принципы и вся личность Димы претерпевала серьёзные изменения. Это не просто дрочка, а целый ритуал.              Они целовались так мокро и много, что, казалось, исчезали губы, а слюна уже стекала по подбородкам. Вокруг ничего не существовало, кроме смотрящих с вожделением и неприкрытым, почти религиозным, обожанием глаз.              Дима стал подмахивать бёдрами и не смог сдержать сытой ухмылки при виде почти испуганного, удивлённого лица Августа. Тело вело себя плавно и послушно выполняло каждую прихоть хозяина. Дима начал думать, что не тем он в своей жизни занимается, ох не тем, вот, где таланты иногда обнаруживаются. Но, когда чужие руки стали настойчиво оглаживать и мять бока, он потерял весь свой нахальный вид и начал мягко постанывать. Ещё бы, с такой-то чувствительностью, он сейчас весь — оголённый нерв.              Тело постоянно прошибало лёгкими ударами тока, и Дима впервые задумался над тем, что, возможно, в нём есть некоторые мазохистские наклонности. Видимо, завтра Дубин будет совсем другим человеком — уж слишком многое про себя узнал сегодня.              Чужие ногти, с силой сжимающие бёдра; зубы, скользящие по гладкой коже плеч; острые коленки — новая реальность, из которой не хотелось уходить. После такого вернуться в привычную холостяцкую рутину с редкими свиданиями вслепую уже не представлялось возможным. Нежные мочки, острый нос с горбинкой и широкие плечи — вот, чем теперь интересуется Дмитрий Дубин. А вы думали — искусство? И где противоречие?              Электричество заполнило всё пространство и ощущалось буквально везде, но больше всего искрило в руке, и то, как ток мелкими молниями перетекал в член, ощущалось, как наркотик, как что-то запредельное, неразрешённое и такое желанное.              Если бы оказалось, что все свои действия за последний час Дима совершил под гипнозом, тот легко в это бы поверил — настолько непривычной была ситуация. Если не гипноз, то магия. Не магия, то опьянение. Не опьянение, то удачное положение планет. Что угодно объяснило бы его поведение лучше, чем реальность. Страха или тревоги перед изменениями в самом себе не было, только возбуждение и жгучее желание не останавливаться, а лучше остаться в моменте навсегда.              Когда кто кончил, никто и не заметил. Эмоции от происходящего перекрыли чувство оргазма и оставили его неловко топтаться где-то на заднем плане. Новые роли, эмоции и совершенно другой уровень доверия будоражили до помутнения рассудка. Оба, полностью уязвимые, смотрели друг на друга с бесконечным восторгом и, начинающей завязываться в тугой узел, привязанностью.              Отдышавшись, Август шептал что-то бессвязное на другом языке, а Дима позволил себе ещё пару минут любования чужим лицом. — Я думал, что ты из тех, кто не сближается рано… — взъерошенный Август уже не выглядел устрашающе и властно. — Я тоже, — Дима ухмыльнулся.       Теперь с этими новыми замашками придётся жить. Что же, Дима был готов.       План был прост, как пареная репа. Прямо как в классическом детективе. Дима будет говорить, что не выспался, а ситуация дезориентировала его, поэтому он не смог ничего предпринять. Про планы Августа ему не было ничего известно.              Должно было сработать: тревожное состояние накануне и то, что оно было замечено коллегами, играло только на руку, а в том, что Архипова будет его защищать, Дима не сомневался. В телефоне тоже не осталось ничего, что могло бы стать уликой против него.        — А вы? — спросил Дима прощаясь. — А у меня на такой случай несколько юристов. И если бы ты внимательнее прочитал заявленную программу мероприятия, то понял бы, что ничего нового я туда не добавил, расплывчатые формулировки — их конёк.       Дубин недоверчиво уставился на Августа. — Всё будет хорошо, не волнуйся за меня, — Хольт улыбнулся.       Кажется, внеплановый запас спокойствия и уверенности испарился, потому что мозг снова стал рисовать картинки возможного исхода ситуации. И в этот раз они были как никогда реалистичными.       И, конечно же, много чего сразу пошло не по плану. Во-первых, Пчёлкина завалила его кучей сообщений с междометиями, восторгами и даже оскорблениями. И некоторые из них содержали её теперь уже уверенность к причастности Димы. Пришлось звонить и просить удалить сообщения и не подставлять его, что тоже само по себе было рискованно, мало ли, кто и когда может подслушивать.       Во-вторых, Гром. В отличие от Юли, которая громко восторгалась и не думала о возможной опасности, Игорь смотрел дальше. И перспектива романа между его напарником и иностранным главой оружейной корпорации его, откровенно говоря, беспокоила. Если уж Димину защиту принципов Август сумел сломать, то Игорь был настроен на то, чтобы вернуть её на место. — Димка, что с тобой? Тебе напомнить, кто это? Даже не берусь говорить тебе, что он мужик, — Гром поздним вечером того же дня без предупреждения завалился домой к Дубину. — Да уж, пожалуйста, не падай в моих глазах, — ядовито ответил Дима. — Да не о том я, пофиг кто. Но тебе список его регалий напомнить? Среди которых несколько терактов? — Гром выглядел разочарованным. — Это не доказано. Хватит всех судить без суда и следствия. — Ты же всегда первый говоришь про совесть и справедливость.       Дима горько усмехнулся. Надо же, какой правильный образ он вокруг себя построил.        — Если бы я действительно был таким принципиальным я бы уже давно ушёл из полиции и уж точно не был бы твоим напарником, Гром, — Дубин бросил строгий взгляд на стоящего в проёме Игоря, — твои методы далеки от того, что я поддерживаю. Тем не менее я терплю и, что хуже, кажется, иногда перенимаю их.       Грома, похоже, ранили эти слова. — И что, по-твоему, мои методы и интрижка с этим хмырём — равнозначные вещи? — Не слишком ли тебя это беспокоит? — Я волнуюсь! — Да. — Что «да»? — Для меня это равнозначные вещи. Я одинаково принимаю и то, и другое.       Игорь разочарованно посмотрел на Диму и ушёл, не сказав больше ни слова. Дима выдохнул. Господи, как же его шестнадцатилетняя версия была бы разочарована тем, кем он стал. Но приходилось, скрипя зубами, принять, что мир вот такой: пресный и несправедливый. И гоняться за идеальными непроблемными поступками — действовать себе в ущерб. Дима пытался, правда пытался, но сил больше нет, дайте ему хоть раз пойти на поводу у желаний!       Идти на следующий день в участок было откровенно страшно. Тем не менее Дима приехал на час раньше обычного. По большей части для того, чтобы попасться на глаза меньшему количеству коллег. Однако он был такой не один: Мария приехала всего только двадцатью минутами позже. И, конечно, сразу же вызвала на беседу. — Оставь телефон, пожалуйста, на тумбочке при входе и садись, — Архипова источала ледяное спокойствие. — Итак, что это, мать твою, было?       Дима был готов, фраза была отрепетирована до идеала. — Я не имел представления о характере готовящегося мероприятия и не приложил руку к его организации, а действие в конце меня выбило из колеи, и невыспавшаяся голова не смогла вовремя построить план и сопротивляться.       Дима с вызовом посмотрел на Марию. Она, до этого непринуждённо наносившая макияж, замерла с помадой и зеркальцем в руке. — Лейтенант Дмитрий Дубин, мне кажется, я не давала вам поводов для того, чтобы вы не могли мне просто по-человечески рассказать правду! Я эти легенды слушать не собираюсь. — Это правда. — Дима! — Архипова резко поднялась и принялась расхаживать по кабинету. — Ты подставил меня!       Воцарилось тяжёлое молчание. Но, парадоксально, Дубин действительно чувствовал себя в безопасности, поэтому осмелился сказать то, что так долго было на языке.        — Хотя вы с нами не так давно, но мы всё-таки успели что-то о вас узнать. И у меня уже долго не укладывается в голове, как женщина, которая долгое время сожительствует с «близкой подругой», может так бессовестно участвовать в репрессиях таких же людей, как и она сама? — голос стал немного дрожать, запас смелости и невесть откуда взявшейся дерзости неумолимо истекал. — Простите, но пословица «рыбак рыбака видит издалека» в нашем случае слишком актуальна.       Мария молча уставилась на Дубина, её строгое лицо не выдало ни единой эмоции. Дима просто ждал чужого хода. Архипова недоверчиво покосилась на угол комнаты, где лежали оба телефона: Димин и её собственный, и, тяжело выдохнув, начала говорить:        — Ты прав, я с вами совсем недавно. И вам слишком рано делать какие-либо выводы. Но, раз уж так интересно, то тебе стоило бы сначала поинтересоваться, сколько анонимных доносов я подписала, поставила на них гриф «нарушения не выявлены» и сдала в архив. И делаю это я под свою ответственность и просто надеюсь, что никого не угораздит считать нашу результативность.       Мария замялась, эмоции начали брать вверх.        — А то, что сделали вы, для кого это? Вы же просто помахали очень большой красной тряпкой перед очень большим и злым быком! Кому это поможет? Молодцы! Напечатают пару красивых фоток в The Guardian и BBC, а толк где?       Диме стало стыдно, он виновато вжался в кресло и опустил глаза.       Архипова со вздохом села на свой стул.        — Я здесь остаюсь, потому что знаю, что могу помочь, вытащить, замять дело… Но для этого нужно не отсвечивать, что вот нам сейчас делать? — Ну мы же привлекли внимание мировой общественности и… — Дима, не смеши, это хоть раз сработало? — В любом случае, мне кажется, мы во многих возродили надежду, это же тоже очень важно? — интонация вышла вопросительной. — Надеюсь, ты прав. И надеюсь, что не станет ещё хуже.       Они несколько минут просидели в тишине, собираясь с мыслями. Дима рассматривал полки и ничего на них не мог запомнить, а Архипова неподвижно гипнотизировала стол. — Ладно, что толку уже жалеть. Сегодня ближе к обеду приедут несколько человек из структур повыше, хотят с тобой поговорить. Не пугайся, не говори лишнего и, прошу, не провоцируй никого.       Дима вопросительно поднял брови. Вот значит как, все вокруг его считают тихим и покладистым, и только в глазах Архиповой он может всем высказать пару ласковых. — Я постараюсь что-нибудь сделать, — Мария даже попыталась улыбнуться.       Дима был выжат, а ведь ещё даже не начался рабочий день. Позиция Архиповой была понятна, но Дубин не был убеждён в том, что они с Августом сделали что-то плохое. Это же просто две разные стратегии: подпольный активизм и яркое, ослепляющее привлечение внимания. Это как одновременно изучать и глубины океана, и выходить в открытый космос. Противоположные векторы, которые служат одной цели — изучить окружающий мир.       Да и куда хуже-то? Как можно усилить запрет? Ввести калечащую терапию от гомосексуальности? А то сейчас этим не балуются.       Гром с Димой даже не поздоровался, на что Дима показательно гордо хмыкнул, но сердце предательски кольнуло. Остальные заинтересованно поглядывали на зарывшегося в бумажках Дубина, но терпеливо молчали. Один Цветков позволил себе несколько неприятных комментариев в его сторону, и то говорил он с кем-то другим, а Дубин просто нехотя услышал.       Оставалось верить, что у Августа стратегия защиты выстраивается лучше. Но писать было нельзя, придётся снова виновато тащиться к Марии. — Надеюсь, ты пришёл рассказать гениальный план, как разрулить весь этот хаос, который вы тут устроили, потому что на другое у меня нет времени, — Мария почти рычала.       Дима вяло потоптался на месте и ушёл бы, если бы не природная упёртость и беспокойство.        — Извините, я просто хотел узнать, что предъявляют Хольту…       Архипова скользнула взглядом по Диме. Тот выглядел настолько замученным, что издеваться над ним совсем не хотелось. А может, это ещё и своеобразная солидарность.        — Классика. Антигосударственная деятельность и терроризм. Его юристы профессионалы, но даже они бессильны, когда на любой аргумент правовая система просто отвечает «И чё?». Так себе дела у твоего благоверного. Вопрос в том, что перевесит: их принципиальная ненависть или закупка оборудования.       Мария нервно засмеялась.        — Им же теперь нужно смириться с тем, что за безопасность города будут отвечать «гейропские» дроны. И альтернатив же нет… Если бы не страшная реальность, клянусь, я от души поблагодарила бы вас за возможность посмотреть на эти искажённые ненавистью лица.       Дима побледнел, тихо кивнул и удалился из кабинета. Он рассчитывал, что услышит лёгкое «да что с ним будет — откупится и всё» и успокоится, а получил только накатывающий позыв тошноты и первые намёки на паническую атаку. Тревожность гаденько потирала ручки и шептала: «Что, вышел из зоны комфорта? И что получилось в итоге? А я с самого начала говорила, что так и будет!»       Ещё и косые взгляды со всего участка совершенно не помогали ситуации. Все молчали, но очень громко смотрели. Хоть бы высказал кто всё прямо в лицо, может, после драки полегчало бы. Дубин подозревал, что никто его не трогает только из-за влияния Грома. А лучше бы трогали, а то к концу дня от накопленных эмоций он просто взорвётся.       Дима чувствовал себя заключённым в день казни. Излишне драматично? Да. Но каждая базовая эмоция умножалась на тревожность и перестройку своих моральных ценностей, поэтому ощущалась куда ярче, чем было в действительности.       Что в теории ему могут сделать? Уволить? Дима вполне уверен, что и не расстроится особо: кто бы что не говорил про его безусловную любовь к своей работе, но выйти из системы, которая пожирала всех вокруг и себя саму, будет вдохом мало-мальски свежего воздуха.       За Августа было страшнее. Здесь с ним и его бизнесом могло произойти абсолютно что угодно. Дима не удивится, если первым шагом окажется экспроприация личного самолёта. А что, для местных олигархов самое важное — опустить и показать зубы.       Время до обеда тянулось, как самый лучший сыр на пицце — бесконечно. После обеда тоже, но уже в голову не приходили съедобные метафоры.       Отвлекаться не получалось совсем: буквы расплывались в чёрное пятно, а пальцы не попадали по клавиатуре. Дима, в конце концов, бросил пустые попытки сделать что-то полезное и бездумно водил карандашом по бумаге, рисуя всё, что попадалось в его поле зрения: очки, чашка, полуживой кактус в горшке, коробка неизвестного предназначения и даже чья-то шляпа. Здесь кто-то ходит в шляпе?              Фоновый шум заглушал стук сердца в ушах, а вместо привычных бытовых мыслей — тревожные. Сидеть на одном месте было невозможно, но и маячить у всех перед глазами не хотелось.       Сообщения от сестры он игнорировал уже дольше обычного, но на них уже не было никаких эмоциональных сил. Она, в отличие от всех остальных, никуда не денется из его жизни.       То, что экзекуция скоро начнётся, стало понятно, когда двое горделиво идущих мужчин направились прямо к Архиповой, игнорируя всех остальных на своём пути.       Дима расслабился. Всё, томительное ожидание закончилось, конец совсем скоро. Дубин ни о чём не жалел, он сам согласился на это рисковое мероприятие и с самого начала был готов к последствиям. Всё было именно так, что бы там тревожность себе ни думала.       Сейчас, в самый страшный и ответственный момент, разум был кристально чист и спокоен. Проблемы? Ничего, у кого их нет. Разберёмся.       Когда его позвали в кабинет, Дима легко встал и уверенно направился к месту своей казни. — Добрый день! — сказал Дубин дружелюбно.       И тут же ойкнул, потому что заметил, что, кроме неизвестных мужчин и Архиповой, среди вершителей его судьбы находится Игорь.       Вспомнив их вчерашнюю перепалку, Дима нахмурился. Гром был сильно не согласен со всем, что произошло. Но ведь это не повод идти против него? Во всяком случае, Дубин надеялся, что их дружбу не так просто сломать. Да и вообще, кому-кому, но уж точно не Грому судить сомнительные перфомансы. — Здравствуйте, присаживайтесь, — мужчина в туго затянутом галстуке указал рукой на стул.       Дима послушно сел, вглядываясь в лица присутствующих и пытаясь угадать настроение каждого.       Архипова явно нервничала: её ладони в наигранном спокойствии лежали на столе, но пальцы постоянно постукивали по поверхности, выдавая тревогу. Механическое действие, чтобы отвлечься.       Неизвестный мужчина номер один, тот, который позвал Диму, надменно улыбался, ему такого рода мероприятия, кажется, нравились — ощущением власти, как минимум. А этот галстук настолько сильно сжимал шею, что визуально казалось, будто она и вовсе отсутствует, а голову легко можно было отделить от тела.       Неизвестный мужчина номер два выглядел скучающе. Его брови были сильно нахмурены, а взгляд, хотя и был обращён на Диму, но словно смотрел сквозь. Предположение один: он не был в восторге от того, что пришлось ехать работать, и он предпочёл бы на своём месте и дальше выстраивать иллюзию бурной деятельности. Предположение два: его сильно злит вчерашнее шоу, но он не видит смысла допрашивать Дубина, ведь, по его мнению, тот замешан не был.       Гром не смотрел на Диму. И это было плохим знаком: если он боится зрительного контакта из-за чувства вины, то это может означать, что он собирается давать показания против Дубина.              Дима сглотнул — пока всё не очень хорошо.        — Итак, скажите, как вы относитесь к вчерашнему «мероприятию», — последнее слово мужчина произнёс особенно брезгливо, — и почему не предотвратили нарушение закона?       Дима еле сдержался, чтобы не поморщиться. — Я не имел представления о характере готовящегося мероприятия и не приложил руку к его организации, а действие в конце меня выбило из колеи, и невыспавшаяся голова не смогла вовремя построить план и сопротивляться, — отчеканил Дима послушно заученную фразу.       Мужчина кивнул, показывая, что принимает его версию событий.       Дальше Дима почти отключился. Воспринимал всё, будто сквозь сон, и послушно односложно отвечал «да» или «нет». Смутно припоминались защитные реплики Архиповой. Она говорила про то, как Дубин загружен работой, и что она сама должна была поговорить с Августом. Игорь подключился далеко не сразу. А когда он начал говорить про то, какой Дубин профессионал и сколько времени уделяет работе, Дима выдохнул. Всё-таки, Гром на его стороне. И как он вообще мог в этом сомневаться?       К концу беседы Мария начала улыбаться. А всё потому, что тон неизвестных мужчин с уверенно-надменного сменился на скучающе-раздражённый. Они явно не находили ни mens rea, ни улик. Дима отмер же только тогда, когда оба чужака ушли, а Архипова повалилась головой на стол. — Я думаю на этом всё. Можем выдохнуть, — Архипова широко улыбнулась. — Выстояли мы тебя, напарник! — Игорь широко хлопнул Диму по плечу. — Ага… — кивок.       Чувства удовлетворения, спокойствия, радости, оживления, освобождения, победы не было. Дима был выжат полностью и до последней капли. И если целый день до этого он прожил на отторжении тревоги и смирении перед неотвратимостью последствий, то теперь негативные эмоции захлестнули с головой. Потому что ничто ещё не кончено. Хольт всё ещё в лапах обозлённых гомофобов. А у Дубина даже нет возможности узнать, что происходит. И нет возможности помочь. Снова тягучее, чешущееся ожидание конца.       Дима ощущал дрожь во всём теле. Каждый нерв был, как натянутая струна. Чувства обострились до невозможности. Каждый смешок коллег на тон выше обычного вызывал взрыв паники. Привычный, раньше умиротворяющий, шум офиса, шелест стопок бумаг и размеренные звуки клавиатуры теперь давили на голову, захламляя весь мыслительный процесс. Дубин с силой сжал виски, пытаясь отвлечься. — Эй, напарник, — слишком громко, впрочем, как и всегда, произнёс Гром. — Да? — последнее, что хотелось Диме, так это разговаривать.       Гром как-то неуклюже поправил майку. — Ты это, извини меня, дурака. Я не буду больше в твою жизнь лезть, взрослый же ты пацан уже, разберёшься как-нибудь…       Дима проморгался, а от удивления даже приоткрыл рот. —… я же как лучше хочу, беспокоюсь, в любом случае, если этот твой Пульт что-то сделает, то я буду рад ему с левой прописать!       Дима решил, что для собственного спокойствия просто проигнорирует последнюю фразу. Ещё одна перепалка была явно ни к чему. Спишем это на фирменный стиль Грома. — Спасибо, честно, — Дима обнял Игоря. — Тебя же Юля надоумила?       Гром смутился. — Оно-то да, но я и сам же, ну, понимаю, что переборщил… — Всё хорошо. И ты прости меня. Ты хороший друг, — Дима ярко улыбнулся.       Что-то поменялось? Нет. Поступки Игоря всё ещё неприятные и сомнительные. Но если он смирился с тем, что не выйдет поучать Диму, то почему Дима не может ответить ему тем же?              Может, чёрная полоса, наконец, закончилась?       На этой мысли экран телефона засветился, показывая новое сообщение.       У Димы на секунду остановилось сердце. Или это подтверждение свыше, или злая шутка оттуда же.       Немеющими ногами Дубин подошёл к столу. «So, что насчёт свидания?»       Дима недоверчиво вглядывался в буквы. Слог какой-то слишком сухой? Расстроенный? Безнадёжный? Или это ему уже просто мерещится?       Самым правильным показалось — уточнить тяжёлый вопрос. «Не в тюрьме я надеюсь?»       За те несколько минут, что отсутствовал ответ, Дима успел, прямо как доктор Стрэндж, пересмотреть тысячи возможных исходов допроса Хольта и что-то ни один вариант Дубина в полной мере не устраивал. Паника накатывала с новой силой. «Только если там есть хороший ресторан!»       Дима всё стоял и смотрел на мелкий текст. Это же шутки? Всё хорошо? Или это шутки над тем, как всё плохо? И почему нельзя сказать всё прямо?       Не выдержав больше, Дима начал звонок.       На том конце он услышал слегка удивлённый, но крайне довольный голос Августа и, наконец, окончательно успокоился. Кажется, всё и правда закончилось.              Оказалось, что талантливые переговорщики действительно могут договориться о чём угодно. Бизнес и только бизнес. Когда что-то другое имело значение? Жертвуешь одним ресурсом за возможность использовать другой. Прямо как настольная игра.              Дело замяли, но для этого пришлось пожертвовать коммерческой выгодой в сумме пятидесяти процентов цены контракта. Август говорил про это так, будто это самая выгодная его сделка за последнее время. Видимо, он действительно волновался за Диму и людей, которых косвенно поставил под удар. Может, эта история научит его сначала думать, а только потом делать.       В любом случае, понятно одно — на свои убеждения Хольту не жалко никаких денег.              На Димин вопрос о том, как они закрепили уверенность в сторонах соглашения, Хольт неопределённо хмыкнул и без особой заинтересованности сказал, что если сторона власти нарушит обещание, то он отключит им сервера и найдёт способ обесточить свою технику, а на случай, если Август продолжит мракобесие, они внесли оговорку, позволяющую потребовать стоимость дронов обратно.              Дима был в ужасе. Так легко говорить о таких сумасшедших убытках в его представлении мог только человек, совершенно далёкий от них. А здесь ведь это прямой ущерб Августа ван дер Хольта, вряд ли акционеры закроют глаза на такое легкомысленное разбазаривание их потенциальных дивидендов, и владельцу придётся возмещать сумму самостоятельно. С другой стороны, это явная инвестиция в собственную репутацию. Перед такой жалостливой остросоциальной историей равнодушным не останется даже пацифист. Умный ход, когда твой образ столь противоречив. Может, Август и не так инфантилен в собственных желаниях? Дубин решил, что обязан пересмотреть его психологический портрет.              А ещё следовало бы пересмотреть вывод о том, что хоть что-то в этом мире может заставить Августа сначала думать, а потом уже делать, ведь уже на следующий день Дима очнулся от приятного спокойствия сидящим в каком-то ресторане напротив Хольта, думая о том, как только он повёлся на эти сладкие речи. Стресс, впрочем, всегда плохо влиял на его рациональное мышление.              Дима видел, как на них посмотрела администраторка, видел косой взгляд молодого официанта, и он чувствовал сейчас как на коже лёгкими ожогами остаётся внимание других посетителей. Лёгкий мороз чувствовался на затылке, напряжение захватило управление над телом.        — У меня много вопросов, — просто констатирует Дубин.       Август не обращает внимание на всё происходящее вокруг. Ему, как впрочем и всегда, комфортно.       Дима замечает, что телефон начинает настойчиво вибрировать и устало выдыхает. Он знает, что там.       Ну конечно, их успели сфотографировать, ну конечно, это разлетелось по интернету за минуту. Это же сраная сенсация! И конечно, ему эту фотку в плохом качестве решили отправить все, у кого есть его телефон. И, безусловно, оставить свои невъебенно важные комментарии. «Ну ты, напарник, бессмертный, конечно» — от Грома. Дима не спорит. Выглядит именно так. «Дмитрий Дубин. Пощадите мой блонд.» — от Архиповой. Дима вовремя одёргивает себя от хаотичного желания ответить что-нибудь про экономию на походах в парикмахерскую.        «Я ведь ещё не выложила ролик и вполне могу добавить что-нибудь про вашу помолвку» — от Юли. Какая серьёзная, даже без скобочек. Дима закатил глаза. «Да ответь мне уже наконец!» — от сестры. Да, Диме стыдно, очень. Но он пока просто не понимает, что хочет ей сказать. Только знает, что не хочет врать. А правда тоже не кажется самым правильным вариантом. Вот такой тупик, а молчание лишь неприятное последствие.       Как только Хольт прекращает общаться с официантом, Дима с наигранно скучающим видом показывает ему свои уведомления. Мол, смотри, опять драматизируют.       Август внимательно читает, некоторые слова проговаривает шёпотом и с лёгкой улыбкой возвращается к Диме. — Я так понимаю, снова мне что-то нельзя? — Август выглядит крайне довольным, нет, на этот раз он точно знает, что делает. — Ну, мы здесь после всего того, что произошло за последние два дня, вдвоём, выглядим достаточно странно, — с видом преподавателя, размышляющего над особенно интересным вопросом, сделал вывод Дубин. — А они не думают, что я просто хочу перед вами извиниться? — и подмигивает.       Ну да, самое время. Неужели ему не хватило адреналина за вчерашний день? — Вряд ли, — Дима улыбался.       Рядом с Августом тревожность зажималась в дальний угол и боялась выползти ближе. Поэтому и сейчас было спокойно. Зачем волноваться, если у Хольта всегда есть план? — By the way, смотри, — Август повернул свой телефон экраном к Диме.       В телефоне был открыт инстаграм, Август создал историю, где была фотография ресторана, сделанная ранее, и маленькая надпись на русском: «Решил, что следует извиниться перед хорошим человеком».       Дима присмотрелся и заметил, что в краю фотографии был виден он сам, только часть лица в профиль и затылок, но более чем узнаваемо.              Хольт с лицом, полным удовлетворения, тыкнул на кнопку и звучно прокомментировал: «Published». Сытая ухмылка опустилась на его губы.              Дима засмеялся, вот, как легко можно обвести вообще всех вокруг пальца. Поверят ли? С другой стороны какая разница? Алиби есть, а вот доказательств нет.       И Дима точно знал, кто уж точно не купится на эту маленькую хитрость. Вряд ли, хоть кто-то из его контактов сейчас вдогонку напишет: «А, ну ладно, он просто извиняется».              Но, по крайней мере, никто из них и не выставит Августу огромный счёт и не предложит Диме прогуляться до здания суда, так, для профилактики. — Я перед вами искренне извиняюсь, — начал Август хитро. — Да что вы говорите, — Дима растянулся в удивлённой ухмылке. — Именно это я и делаю, так что у нас всё чинно, мирно и, главное, целомудренно.              Август прокашлялся и наклонился ближе, чтобы сказать тише:        — А вот потом можем сбежать ко мне в, как вчера сказал следователь, khoromy, и нарушить столько законов, сколько только захотим, — к концу фразы хрипотца в голосе стала особенно слышна.       Дима закашлял, пряча смущение. Ладони предательски вспотели, а лицо начало краснеть. Хольт выглядел донельзя довольным. Вот и что с ним делать?              Успокоившись, Дима счастливо посмотрел на Августа, который уже поднял только что принесённый официантом бокал шампанского для тоста.        — Partners in crime? — сказал Август игриво. — Да уж, почти как Бонни и Клайд, — Дима хихикнул, сталкивая свой бокал с чужим.       Вот он — комфорт. Рядом с близкими людьми ощущалось спокойствие и тишина в голове. Пусть даже это незаконно, но в этот раз, наконец-то, Дубин выбрал себя, а не мнимую справедливость и послушность. Он будет просто человеком, балансирующем на балке морали и нравственности, но все мы становимся такими в конце концов.       Никакие возможные препятствия не страшат, когда человек напротив смотрит с таким неприкрытым восхищением и даже не думает о том, чтобы перестать. Как тут можно проиграть?