Млечный путь

Каким бы ни рисовал в воображении Хонджун себе поведение Минги после окончания течки, суровая реальность вновь внесла свои коррективы в его представления. Боги услышали его мысли и посмеялись, перемешав песчинки будущего в водовороте очередных бурь. Навалилось: отложенные, полузабытые отчёты, пересчёт и проверка присланных Но Сынгёлем доходных книг смутно знакомого по имени рода тана, черновые перерасчёты бюджета ради выделения новых статей расходов, указанных Великим Ваном… Хонджун возвращался в покои не затемно — под утро, и от Минги чувствовал лишь призрачный след медового запаха, не до конца ещё выветрившийся из тканей, несмотря на вечно открытые ветру окна. Сам Минги его не тревожил и отвлекать не пытался; Сынгван рассказал, что тот торчит у себя в покоях безвылазно и лишь к ночи иногда решается посидеть на террасе. Коротко распорядившись поискать тому учителя словесности, обязательно омегу, Хонджун тут же забыл о своём приказе, вернувшись к бумагам и пытаясь сообразить, значит ли смутно знакомый ему достаточно редкий тип оснастки причалившего в одном из отдалённых портов кораблей нечто помимо официально указанного, или — или осадка корабля при такой оснастке говорит о несколько большем количестве товара, чем указано в бумагах? Если бы не отдельный лист, на котором Хонджун каждое утро составлял список обязательных к исполнению дел и неминуемо дополнял его в течение дня, он бы забыл и перепутал совершенно каждый из пунктов. Пусть некоторые и казались несложными к исполнению, но, к примеру, моральных сил на завтрак с Хёнджином приходилось тратить чуть ли не больше, чем на спокойное, тихое утро с очередными исписанными цифрами бумагами. Хёнджин устраивал чаепитие. В своём будуаре, окружённый омегами, возлежащий на ковре с золотой нитью, тонкий, пресыщенный, он смотрелся будто одним из наложников, вписываясь в их ряды, словно так и было изначально задумано. Выдавал его лишь запах довольного альфы. Запах — и заискивание всех без исключения омег так, словно до них снизошёл один из Богов. Или не всех. Делая глоток, Хонджун вдруг обратил внимание на державшегося слишком независимо, слишком знакомого бойца из Арены. Если другие омеги то носили им блюда, кланяясь и беспрестанно спрашивая, чего изволит господин, либо сидели в сэйдза, ожидая приказа, то этот… Развалившись на краю напоказ устроенного подобия гнезда, вытянув ноги, он, не скрываясь, рассматривал их обоих и крутил в руках золотую цепочку. Хонджун бы забеспокоился больше, будь он центром внимания, но боец определённо куда пристальнее рассматривал омегу у ног Хёнджина, послушно подставлявшего для поглаживаний своё смуглое, соблазнительное тело. — Хотел съездить на побережье, развеяться, — лениво протянул Хёнджин, сменив позу и опершись на локоть. Искоса взглянув в сторону тонкостенной, ханьской белоглиняной чашки, наполовину уже пустой, он явно поколебался, но оставил руку на груди у омеги, продолжив теребить сосок. — Но там опять какие-то недовольства, пришлось отсылать стражу, и меня попросту некому сопровождать… Я сказал отцу: скоро холод, я не успею отдохнуть, но он словно меня не слышит! Говорит — или без омег, или оставайся здесь! А как я поеду без гарема, без слуг?! Хонджун всё же не удержал язык за зубами. — Хочешь, чтобы на тебя напали? — скучающе вскинул брови он. — Так это ты и здесь можешь получить. Выйди к первым же недовольным без стражи, увидишь, что получится. — Без стражи, — Хёнджин поморщился. — И со столицы часть гарнизона на границу пришлось переводить, ты знаешь? Отец говорит, что так нужно, но я думаю, все эти разговоры про грядущую войну — чушь. Скорее у нас тут бунт поднимется. Знаешь, чем они в этот раз недовольны? Что бурь в это лето больше, чем в прошлом. Посевы сохнут, видишь ли! А что не у них одних сохнут — они не думают! Во всём приграничье с Мирохом засуха! Усилием воли Хонджун смолчал. Принцу бы пристало думать не об отдыхе и вечном недовольстве низших слоёв населения, а о том, как обеспечить эти низшие слои едой на холода. Но стоило ли ждать чего-то подобного от никогда даже в отношении собственной жизни так далеко не заглядывавшего Хёнджина? В такие моменты Хонджун, в отличие от него смотревший далеко вперёд, временами испытывал желание сбежать куда-нибудь на другой конец света, хоть в тот же Ильсон, где бы его проткнули насквозь как предателя, лишь бы не оставаться единственным казначеем при таком Великом Ване, как Хёнджин. Шикса. Хонджун постучал себе по уху, боясь, что Боги услышат и вновь перемешают уже сложившиеся на песке дороги. Великий Ван пока, казалось, не испытывал проблем со здоровьем, и Хонджун приносил дары Богам, искренне прося, чтобы так в дальнейшем и оставалось. — Хочу в море, — продолжал разглагольствовать Хёнджин. — Как раз гон скоро. Только представь: гон на корабле, вдали от берега, с гаремом, где никто не мешает… Я тебе рассказывал, мои опять передрались? — «Передрались»? — со смешком повторил Хонджун, наконец включаясь в беседу и представляя, какие кошачьи вопли стояли, пока омеги пытались расцарапать друг другу лица. — Именно, — хихикнул Хёнджин, явно с лёгкостью догадываясь, что тот себе вообразил. В конце концов, у долгой дружбы с детских лет находились как плюсы, так и минусы. — Я захожу, а там визг — уши закладывает, и вдруг все замолкают. Я смотрю — а их вот тот, новенький, за воротники растащил и на весу обоих держит, по омеге в руке, ты представляешь? Разумеется, «вот тот, новенький» оказался тем самым нагло развалившимся на одеялах и не сводившим с них глаз бывшим бойцом Арены. Действительно, куда такому пара омежек, особенно из тех, что вечно дарили Хёнджину — тощих и мелких? Вот Минги… Кхм. Осознав, что представляет себе, как его собственный омега без малейших трудностей и усилий роняет лицом в землю «вот этого новенького», Хонджун усмехнулся и встряхнулся, пытаясь выбросить отчего-то показавшуюся слишком возбуждающей картину из головы. Ещё не хватало снова возбудиться: Хёнджин бы не преминул предложить кого-либо из гарема в помощь. И вроде бы ничего плохого в этом предложении не было, но Хонджун попросту не ощущал в себе моральных сил развлекаться после нескольких дней почти безостановочной случки. Нет, вспоминать об этом сейчас не следовало тоже. Организм Хонджуна не интересовался, чего хочет хозяин, работая так, как ожидали от него Боги, и о Минги ему в ближайшее время думать явно не следовало, если он желал оставаться сегодня в работоспособном состоянии. — А твой как? — спохватился Хёнджин. — Тоже сложный? Моего учить всё время приходится, он же ничего не знает — ни как служить, ни как кланяться, да и называет меня через раз по имени! «Новенький» омега на одеялах, не скрываясь, поджал губы, а потом вдруг под взглядом Хонджуна ухмыльнулся, выставляя напоказ ямочки на щеках. Не такие, как у Минги, но тот и в принципе на Минги похож казался лишь общим телосложением, не более, даже не ростом. Вины, казалось, тот за собой никакой не ощущал и улыбался так, словно всем собой подтверждал: «Ну да, я такой. И что теперь?». Хонджун бы с таким не смог. Нечто неощутимое, неописуемое настораживало его, заставляло то и дело косить в его сторону напряжённым взглядом. Не полуголое, блестящее от масел тело, не пышущая из каждого его движения сила, но нечто такое, чему Хонджун не мог дать названия, вызывавшее у него подсознательную тревогу. На Минги он реагировал так дважды: первый раз в кабинете, когда пострадал от его срыва, второй раз — в конце его течки, задав вопрос про шею. Этого же омегу Хонджун опасался безостановочно и ничего поделать с этим не мог. Мелькнувшую мысль про Но Сынгёля он отбросил как откровенно глупую: не признаваться же ему было, что омеги боится? Если уж Арена согласилась отдать того принцу, то, вероятно, обошлось как-нибудь без подводных камней и зыбучих песков . — Сложно, — согласился вслух Хонджун и неожиданно для себя разоткровенничался: — Мой боится всего и вся, включая меня. В первый день забился в угол и не вылезал до упора. — Но уж на течку-то вылез, — хмыкнул Хёнджин, напоказ втянув носом воздух. Неоднократно посещавший уже после того купальни Хонджун откровенно нахмурился, и Хёнджин понятливо сменил тему: — Я тебе пока никого не подобрал, но варианты у меня уже есть. Один — сын торговцев, умеет считать, сможешь посадить его за свои цифры, второй… Хонджун возвёл глаза к Небу, мысленно упрашивая Богов смилостивиться. Сработало: услышав его мольбы, те послали им посыльного, немедленно упавшего перед Хёнджином в земной поклон. — Что? — недовольно осведомился тот. — Великий Ван призывает своё дитя… — заученно начал тот. «Дитя» поморщилось, взмахом руки прервало традиционную речь, не менявшуюся уже чуть ли не века, и начало приподниматься. Выдрессированный омега у его ног позволил себе отстраниться и тоже сесть, лишь когда Хёнджин совсем убрал руку, но не ушёл, а остался ждать возможных приказаний. Зря: Хёнджин, казалось, забыл о нём, как только отвёл взгляд. — Приводи своего на завтрашнюю прогулку, — предложил Хонджуну тот, но обоим им было ясно изначально, что предложение здесь имеет силу приказа. Как бы Хонджун ни был занят, как бы ни подозревал, что Минги ещё не готов к выходу в свет, ему стоило повиноваться и быть благодарным, что Хёнджин предложил всего лишь прогулку по дворцовому саду, а не вечерний приём послов в Большом Коронационном зале, где статус обязывал присутствовать большую часть придворных танов. Какими бы глазами те смотрели на Минги? На Минги без ошейника. Вопрос становился всё насущнее, и, пожалуй, сегодня следовало найти хотя бы час дневного света, чтобы дойти до синих покоев и поговорить. Вдобавок заказанные Хонджуном ошейники доставили ещё в последний день течки, но он благополучно забыл об этом за ненадобностью, отвлечённый поначалу куда более срочными делами. И ведь всё ещё требовалось найти статью расходов, которую невозбранно получалось бы урезать, чтобы выделить деньги на закупку нового табуна. Масштабы цен Хонджун себе уже представлял: прислали расчёты и обзор текущего состояния конюшен с основными рекомендациями по обновлениям, и по боевым коням дело обстояло… плохо, если не выбирать слов. Вдобавок недавно назначенный на должность советника по торговым делам Чэ Бохун всё тянул и тянул с пересмотром текущих договоров, точно подкупил его кто: Хонджун очень подозревал, что прибыль от поставки битума можно было бы увеличить чуть ли не вдвое, на эти деньги не только закупив коней, но и набрав куда больше рекрутов; но принимал решения здесь не он. Поглощённый по уши расчётами, он опять пришёл в себя уже затемно, когда Сынгван, недовольно сопя, притащил в кабинет поднос с ужином и напоказ неуклюже принялся выставлять блюда поодиночке на стол. Конечно, его вновь не устраивало, что Хонджун плохо и недостаточно питался, оставляя большую часть принесённой ему еды на тарелках, но — что Хонджун мог поделать с тем, что размер порций с недавних пор повар рассчитывал минимум на двух Минги? Шикса, Минги. — Минги уже ел? — коротко осведомился он, неторопливо сворачивая свиток. — Собирался сразу после отнести, господин. — Собери обратно, — приказал ему Хонджун, кивая на блюда. — Я поем вместе с ним. И принеси один из тех ошейников, что ли. *** По дороге Хонджун завернул в купальню, умыть вспотевшее от жары лицо, и когда, уже куда более расслабленный и отдохнувший, вошёл в синие покои, то обнаружил, что приказ Сынгван понял буквально. Посреди стола, среди прочих блюд, словно таковое было здесь в порядке вещей и словно бы Хонджун совершенно не обращал внимания на сказанное ему во время течки, лежал ошейник. Ш-шикса. Минги, конечно, его заметил. Определённый прогресс был достигнут ещё до того и никуда не делся теперь: на этот раз тот не прятался обратно в угол. Более того, наступление ужина явственно оторвало Минги от рисования в большом альбоме сродни тому, что в кабинете показывал ему перед течкой сам Хонджун. В отличие от предков Хонджуна, Минги, однако, рисовал вовсе не пейзажи и города, а странные, малопонятные на первый взгляд узоры. Впрочем, чем бы омега ни развлекался, лишь бы альфе не мешал. Ошейник, по-видимому, ему развлекаться помешал, отвлёк и заставил явственно нервничать. Приход Хонджуна Минги встретил, замерев вплотную спиной к распахнутым окнам. Тёмные, плотные, зимние занавеси оказались опущены, несмотря на царившую жару, и достаточный уровень света Минги обеспечивал ночной светильник. Как под землёй. Хонджун снова мысленно помянул и шиксу, и всех её семерых тварей по очереди. — Послали ли Боги тебе добрый день? — рутинно осведомился он и первым делом забрал со стола раздражавшее глаз синее пятно. Словно почувствовав недоговорённое, свет дрогнул и заколыхался, будто потревоженный вместе с жителем этих покоев. Взгляд Минги скользнул к его руке, сжавшей камень-подвеску с намотанной вокруг него тонкой кожей. — Х-хороший, — хрипло ответил он, кашлянул и опасливо закончил: — Хонджун-ним. Короткое, проникновенное «альфа» явно осталось в постели, запуталось в простынях и потерялось, убитое вновь всколыхнувшимся недоверием. Хонджун благодарил Богов уже за то, что услышал не «хозяин-ним». Более того, Минги сохранил всё тот же, привычный ему по дням течки неформальный стиль речи. Вероятнее всего, почтительный канул к шиксе вместе с «хозяином», и Хонджун не собирался заставлять Минги к нему возвращаться до самого следующего утра с обещанным им Хёнджину присутствием на прогулке. — Отлично, — вздохнул Хонджун, бросая ошейник обратно на стол. — Это — не приказ. Принц приглашает нас… просит меня взять тебя с собой завтра в дворцовый сад. Посторонних не будет, это кулуарная встреча, но соблюсти обычай всё же стоит. Если нет, разумеется, я просто возьму с собой больше охраны, но там будет присутствовать часть гарема принца, могут встретиться слуги… Хорошо бы ты не выделялся из числа прочих слишком заметно. Принявшись немедленно растирать шею, Минги медлил с ответом, каким бы тот ни был, и в его глазах стояла легко различимая растерянность. — Ты ел? — сменил тему Хонджун. — Нет? Иди сюда, еда остывает. Вряд ли стоило ожидать, что Минги выкажет хоть какой-то энтузиазм после подобного объявления. Впрочем, Хонджун пытался кое-как исправить ситуацию, временами заговаривая то об одном, то о другом: — …Я и так заработался, совсем к тебе не захожу. У тебя есть какие-то трудности? Слуги тебя слушаются? Не поднимая глаз от тарелки, словно холодный суп был самой интересной вещью в его жизни, Минги молча кивнул. — Если будут какие-то проблемы, говори мне, — добавил Хонджун. Снова получил в ответ сухой кивок и через несколько минут попробовал в очередной раз: — Завтра тебя разбудят слуги. Начни с купальни. Пусть тебе помогут избавиться отросших волос. Одежду принесут сюда, Сынгван сказал мне, что кое-какие вещи в синих цветах на выход уже пошили. Получив ещё кивок, Хонджун даже не разозлился. Отчего-то он ждал подобного, разве что не мог предсказать, встретят ли его страх либо агрессия. Возможно, что агрессия действительно присутствовала в первые минуты, но раз нигде не лежало тело Сынгвана и тот не выбежал наперерез с травмами, вероятно, всё оказалось не так плохо. Сам же Хонджун не ощущал ни следа агрессии, хотя и свежего омежьего запаха он не ощущал тоже. Течка закончилась, и Минги немедленно вернулся к уже опробованной тактике, пытаясь казаться как можно менее раздражающим. Или, возможно, менее заметным. Поздно. Хонджун его уже видел. Всего: и явственно подрагивавшие руки, и нервные взгляды исподлобья, и даже прикушенную губу, при виде которой воспоминания немедленно попытались всплыть на поверхность и захватить его разум, переключить с рассудительного ratio на эмоции. Всплеск собственных феромонов ему удалось сдержать с трудом: покои совсем не пахли им, альфой, и это следовало исправить немедленно — но не так, не теперь, мысленно ловя себя за горло, попытался убедить себя Хонджун. Еда кончалась. Оставались сладости, принесённые больше для Минги. Покушаться на них Хонджун не собирался, всё ещё лелея надежду, что Минги, быть может, со временем, опираясь на все эти мелкие жесты, перестанет видеть в нём угрозу. Даже лежавший на его собственном блюде сладкий пигоди с адзуки Хонджун, подумав, переложил на соседнюю тарелку и, на этом вынужденно закончив ужин, неторопливо поднялся. Минги смотрел на него так, словно видел в первый раз, словно проводил течку не с ним, и отчего-то уйти вдруг показалось совершенно невыполнимой задачей. — Если что-то будет нужно, — пробормотал Хонджун напоследок, — то я у себя в покоях. Улыбнувшись ещё раз этим удивлённым глазам напротив, он наконец заставил себя развернуться и, чеканя каждый шаг так, словно каждая нога весила сотню донов, выйти, каждое мгновение отчего-то ожидая то ли оклика в спину, то ли даже прикосновения. Разумеется, не дождался. *** Чего-чего, а такого количества «абсолютно случайно прогуливавшихся» в саду посторонних Хонджун не ожидал совершенно. Некоторых он знал в лицо: мелкоземельные таны или вовсе беднота-янбаны, этих земель не имевшие изначально, все альфы; омеги из младших детей, точно рассчитывавшие на чудо, на внезапную влюблённость принца или самого Хонджуна, на сумасшествие или помощь Богов. Впрочем, мотивы кое-кого из них Хонджун знал несколько лучше, и, опираясь не на предположения, а на куда более весомые факты, понимал, что противиться родителям некоторые из них явно оказались не в силах. Принца, он знал, многие омеги вынужденно ждали по воле родителей, «застывая» в подвешенном состоянии: на все предложения брака давая отказы, родители не собирались отпускать детей в Храм, не пытались даже продавать их или получать пользу от их наличия иным другим способом. Пока принц не выбрал себе пару вне гарема, шанс ещё оставался, пусть и откровенно призрачный; к Хонджуну это относилось приблизительно в той же степени, если не в большей: несмотря на возраст и характер, его отчего-то считали куда более доступной целью. Знали бы они, со злым смешком подумал он. Минги заметно нервничал: альфы-таны, желавшие договорного союза и попросту продать Хонджуну в качестве супруга кого угодно из своих семей, но не отважившиеся доверить переговоры никому иному, все эти младшие сыновья, часто против своей воли попадавшиеся на их пути, не сводили с него глаз. С него и остальных омег принца, разумеется, в числе которых он следовал за прогулочной процессией, но Минги явно переживал внимание тяжелее прочих. Хотел бы Хонджун увести его — но не мог. Не раньше, чем всё закончится. В планах Хёнджина наличествовала иллюзия прогулки вдоль дворцовых стен, по окончании которой на выбранном им месте устраивался пикник-завтрак; редко тот выдерживал дольше получаса очень медленного ходу. Скучал: Хонджун видел это по его лицу раньше и легко различал скуку сейчас, в ищущем подходящую для отдыха поляну взгляде. Очередная группа юных мальчишек-омег попалась им навстречу: хорошо одетые, с зонтиками от солнца, тонкими перчатками, защищавшими руки… И среди них один высокий, старше прочих, с непривычной светлой кожей, усыпанной еле заметными веснушками, превращавшими его строгий, усталый вид в неожиданно игривый. Поначалу, скользнув по нему взглядом, Хонджун не заподозрил неладного, но всё равно посмотрел снова, неожиданно заинтересованный противоречивым, двояким первым впечатлением. На фоне остальных… детей на этого хотя бы оказалось приятно смотреть, но додумать эту мысль Хонджун так и не успел. Взгляд высокого омеги метнулся ему за спину, и в следующий момент, выронив светлый, аккуратный зонт, тот рванулся им навстречу, с лёгкостью минуя охрану. Успев подумать, что не может понять, чего тот хочет — спровоцировать неким образом на то, что дед называл «опозорить», или попытаться Хонджуна убить, — Хонджун вдруг с изумлением обнаружил, что не является целью нападения. Оглянувшись, с ещё большим удивлением он осознал, что целью не является и Хёнджин. Замерев перед ошарашенным, перепуганным Минги, омега сжимал его руки в своих и что-то горячо, торопливо говорил ему, быстро-быстро, тихо, будто пытаясь убедить в чём-то, но никак не мог: мотнув головой раз, Минги всего через пару мгновений замотал ей снова, уже почти в панике. Больше интуитивно, чем расчётливо Хонджун шагнул к ним: спасти своего омегу, защитить, хотя была ли опасность?.. В этот миг очнулась и стража: рванулась навстречу со всех сторон, уже готовая защищать, нападать, отрубить на месте руку или обе, и голову следом, но омега развернулся навстречу Хонджуну, закрывая Минги собой. Ярость в его глазах, поток слов, слетевший с его уст, так ошеломили Хонджуна, что он вскинул руку, останавливая стражу в последний момент. — Я выкуплю его! Никто, никакой альфа больше его не тронет, не посмеет прикоснуться к нему своим грязными руками! — Вероятно, считая, что у него-то руки чистые, омега продолжал сжимать ладонь Минги, переплетая их пальцы. — Я не знаю, сколько ты попросишь за него, но моя семья богата, я могу!.. Он осёкся на полуслове; Хонджун так и не понял в тот момент, что привело того в чувство. Синие полы халата на нём самом? Поражённо разинувший рот Хёнджин, в котором не узнать принца было невозможно — так он сверкал золотом? Кольцо с топазом на пальце Хонджуна? Будь на Минги ошейник, отстранённо вдруг подумал он, было бы гораздо проще и получилось бы обойтись без лишних жертв. Но, судя по тому, что ошейник так и остался с утра лежать нетронутым на краю стола, Минги не смог заставить себя даже прикоснуться к нему. На примерке Хонджун настаивать не решился, понимая заведомый провал этого начинания, и теперь отчаянно об этом жалел. Под его — их: Хонджуна, стражи, Хёнджина и около сорока остальных придворных, — взглядами омега медленно разжал пальцы и выронил руку Минги. Было, впрочем, уже слишком поздно. Все вокруг, включая его самого, уже понимали, что случилось: кто-то осквернил прикосновением Небо Престола. Чаще всего подобные представления совершались как раз по отношению именно к наложникам, и Хонджун раз за разом в подобных ситуациях прогонял циничную мысль, на этот раз уже применимую к нему самому: «…или осквернил дырку для вязки Неба Престола». По отношению к другим эта мысль звучала пусть и цинично, но казалась правдивой. По отношению же к нему самому — напротив: разве знали бы те, кто так думал, как он относился к Минги? Как готов был защищать? Даже от этого шиксового омеги, который ещё минуту назад нёс какую-то чушь, зло сверкая ямочками и встряхивая волосами, а теперь растерянно, но вовсе не испуганно молчал. Поначалу заполонившая всё вокруг тишина сначала еле слышно нарушилась чьим-то шёпотом, затем другим… Превратившись в людской гомон, звук голосов смешался, отозвался звоном в голове Хонджуна, и он не сразу различил сквозь него внезапно оживившегося Хёнджина: — О, у нас всё-таки будет казнь?! Джуни, или просто ему что-нибудь отрежут? Он прикоснулся к твоему омеге, как ты думаешь, может, фаланги пальцев?! О, это было бы так интересно! Комок в горле Хонджун проглотил с трудом, сам не понимая, чем тот вызван, пусть и начиная уже подозревать. Повинуясь какому-то интуитивному импульсу, он перевёл взгляд в сторону Минги и поразился тому, каким бескровно-бледным оказалось его лицо. В последний и, кажется, единственный раз Хонджун видел его таким в тот самый момент, когда Минги только-только осознал, что, не сдержав непроизвольную реакцию, напал на хозяина. Вероятно, в те мгновения Минги тщательно высчитывал оставшиеся ему часы жизни, но теперь… Поймав его взгляд, Хонджун вопросительно вскинул брови. Он игнорировал всех, продолжая держать руку поднятой: и напряжённую, готовую ко всему стражу, и зевак вокруг, и донимавшего его вопросами, какое же наказание тот выберет, Хёнджина. Важен был только Минги, и Хонджун ждал. Чего он не ожидал совершенно точно — так это того, что, обойдя омегу, Минги попросту рухнет перед ним на колени. — Хозяин-ним, — мёртвым голосом начал он и замолк. Даже всех семерых шиксовых тварей казалось недостаточно для данного момента: Хонджун вспоминал уже ту грязную ругань, какую только моряки на кораблях не стеснялись употреблять, понося мысленно всех Богов и поминая их поимённо. Взглядом он подбодрил Минги. — Х-хозяин-ним, — повторил тот и вдруг склонился ниже, ткнулся лбом прямиком в грязную землю. Не кинувшись его поднимать лишь усилием воли, однако, Хонджун теперь уже точно знал, что услышит дальше, и не ошибся: — Жизнью прошу… Пощади его… Такие просьбы подобало адресовать Хёнджину, но выбирать наказание мог лишь осквернённый. Даже сам принц, даже Великий Ван не смог бы оспорить им при всех принятое решение. Поэтому Хонджун не торопился. — Почему я должен? — Я… — Минги запнулся, и следующие его слова Хонджун еле разобрал: — Я… твоим рабом стану, жизнь твою своей считать стану… Ни словом, ни делом… — Хватит, — торопливо перебил его Хонджун, ощущая, как сводит челюсти. Такие слова — «стану рабом на вечный срок, буду беречь твою жизнь перед своей, ни словом, ни делом не наврежу пусть и во вред себе», ну и так далее — содержала клятва вечного подчинения, обычно даваемая в Храме, и Боги ей становились свидетелями. Хонджун подозревал, что принц — Солнце, Великий Бог — сам по себе являлся достаточным свидетелем, но прервал он Минги не поэтому. Раба можно было освободить. Наложник рабом не являлся вовсе. Однако тех, кто нарушил клятву, данную Богам, считалось, что Боги же и забирали. Ну, или шикса. Тут народ в едином мнении пока ещё не утвердился, не имея достаточных доказательств. Тем не менее уровень смертности среди нарушивших эту клятву был по совершеннейшей случайности несколько высоковат. И смерти все как на подбор оказывались совершенно нелепыми — то на ровном месте споткнулся, то в колодец упал, то на солнце перегрелся. — Почему? — медленно, чуть ли не по слогам повторил Хонджун, надеясь, что со второго раза Минги поймёт, что он имеет в виду. Судя по всему, наконец понял. — Это… мой друг, — еле слышно прошептал он: пришлось наклониться, чтобы услышать хоть что-то. — Тот, который… игрушка… Хонджун выпрямился. Затылок откровенно ломило от напряжения. Вновь ощущая, будто идёт по зыбучим пескам, он окинул взглядом сад, поочерёдно задерживая взгляд на каждом на него смотрящем, пока, наконец, не замер лицом к откровенно взбудораженному Хёнджину. — Ну?! — в нетерпении выдохнул тот. Помедлив, Хонджун кивнул, показывая, что определился с наказанием. Он не знал ни имени рода этого омеги, ни его статуса, ни чего-либо о нём ещё — только лишь исключительную его преданность, заставившую этого омегу раз за разом заботиться о Минги, физически, умственно, пытаться защитить его сейчас и найти в себе силы остаться и принять неизбежное, не прячась за спины семьи. Пожалуй, будь тут семья, решение Хонджуна оказалось бы тем же самым, но вот мотивы — куда злее. — Я забираю его в гарем, — объявил он в полный голос. В наступившей тишине до него явственно донёсся облегчённый выдох Минги.