Сожаления старика

      В былые времена мореплавание не вызвало бы в Мисруне особых чувств. Всего лишь недолгое путешествие по воде, чтобы достигнуть другого континента, где ему что-то нужно. Но это путешествие было особенным. Он не был в Мерини уже больше тридцати лет. После возвращения Золотого Города он приплывал на полуостров раз в несколько месяцев. Даже какое-то время пожил там, когда нашел интересную для себя мастерскую и обучался у гончара. Но спустя шесть лет после того, как королем Мерини стал Лайос Тоден, Мисрун перестал приплывать на Восточный континент.       Отправлять письма он перестал значительно позже — спустя еще двадцать лет. Не потому что ему не отвечали. Напротив, на каждое его одно письмо приходилось три, а порой и четыре письма. Возможно именно поэтому он больше и не писал. Он хотел, чтобы другой человек бросил свою надежду и зажил чудесной и наполненной хорошими воспоминаниями жизнью. Но даже когда Мисрун замолчал, письма не перестали приходить. Хоть он решил для себя, что больше не станет присутствовать в жизни Кабру, все же эти письма приносили ему радость. Потому что пусть хотя бы так, но он точно знал, что с Кабру все в порядке, и тот живет своей жизнью.       В этих письмах не было ничего особенного. Кабру рассказывал в основном о других: как правит Лайос, какие бывают проблемы у горожан и у возделывающих пахоты крестьян, как вышла замуж его подруга — Рин, как детишки Микбелла научились ходить, потом читать, а спустя еще несколько лет в одним из писем Кабру рассказал, что они отправились в магическую академию изучать магию гномов. Многим позже в письме, где Кабру рассказывал о неурожайном годе и визите Тоширо на полуостров, он поделился радостью — дочь Микбелла вышла замуж.       Мисрун знал слишком много о тех, кто окружал Кабру, и почти ничего о самом Кабру. Но по тону писем, по тому, как он рассказывал о событиях, можно было понять, что творилось у самого Кабру. И все же самое ценное он не рассказал.       Всего неделю назад пришло последнее письмо. Оно было написано еще в начале зимы, но волею судьбы добралось до Мисруна лишь с закончившимся сезоном посевов. Это было короткое письмо, очень личное, полное скорби. Оно даже начиналось не с привычного: «Как ты? Надеюсь, что у тебя все хорошо, и ты чувствуешь удовольствие от каждого дня жизни».       «Сегодня я похоронил свою жену. Мне так стыдно за то, что я не смог полюбить ее также сильно, как она меня. Думаю, где-то в глубине души я до сих пор лелеял мысль, что однажды я увижу тебя вновь и смогу рассказать о том, что чувствую. Лайла была чудесной женщиной, она чувствовала это. Порой мне казалось, что вот-вот она скажет мне: «Плыви за ним». Такая чуткая и добрая. Я не дорожил ее любовью, а теперь ее не стало».       За все тридцать лет своих писем Кабру ни разу не упомянул о том, что женился. И вот теперь он писал о том, что его жена скончалась от болезни. Читая эти наполненные болью утраты строки, Мисрун испытал смешанные чувство. С одной стороны он был рад тому, что Кабру все-таки попытался жить, не надеясь встретиться с ним вновь. С другой в душе появился неопределенный трепет, когда взгляд пробежал по строчкам, в которых Кабру сокрушался, что не позволил Лайле занять в своем сердце столько места, сколько она заслуживала, потому что в нем был другой человек. Даже найдя жену и подарив ей свою любовь, он думал о Мисруне. Неужели все эти годы он ждал?       Грустное, но жестокое письмо. Еще даже не закончив его читать, Мисрун уже знал, что отправится в Мерини с первым же кораблем. В спешке бросив дела на своих помощников, он, как в былые времена, собрал в походный мешок самое необходимое, и покинул эльфийские земли. У него было целых пять дней пути, чтобы подумать о том, что он скажет Кабру при встрече, но чем четче виднелся берег на горизонте, тем меньше в Мисруне было уверенности в том, что на самом деле он хотел сказать.       Быть может, ему не стоило плыть сюда.       Как важного для правителя гостя, Мисруна встретили с почестями и сразу же проводили к королю. Должно быть, кто-то из дворца королевы эльфов передал весточку придворной волшебнице Марсиль, что в их земли плывет бывший капитан Канареек. Отдав положенные почести и оставшись на обед с королем и советниками, Мисрун попросил у Лайоса хорошего коня и сопровождающего. Прошло лишь тридцать лет, но опыт долгих путешествий по толлменовским землям подсказывал, что места, которые он запомнил, могли сильно измениться.       Мисруну пообещали дать все, о чем бы он не попросил, но Лайос настоял на том, чтобы сегодняшнюю ночь он провел во дворце, а назавтра с первыми лучами солнца ему дадут хорошего жеребца и сопровождающего, ориентировавшегося в этих землях. Многословный и добродушный Лайос в итоге утомил его своими разговорами, и Мисрун согласился. Он ждал пять дней пути, подождет и еще день, прежде чем увидеться с Кабру после стольких лет разлуки.       Ему выделили покои прямо в главном крыле. С красивыми коридорами, украшенными цветами — видимо, по настоянию сестры короля — и прохладными комнатами, спасавшими от ранней жары. Но все это нисколько не помогло унять тревоги Мисруна. Пол ночи он проворочался в слишком мягкой кровати, а под утро, не выдержав, перелег на пол. Найди его сейчас в таком виде Кабру, наверняка бы расстроился, решив, что Мисрун так и не научился жить с комфортом и удовольствием. Но тот ничего не мог с собой поделать.       Порой былая бессонница одолевала его с такой силой, что Мисрун мог не спать днями напролет, выматываясь и превращаясь в себя прежнего — угрюмого и с безжизненным взглядом. На помощь приходили лекари, предлагавшие самые разные зелья на любой случай жизни. Но каждый раз, когда пил снотворное, он думал о том, что Кабру бы этого не одобрил. Вот и сейчас, когда он лежал на полу, положив под голову свернутый походный мешок, Мисрун думал о том, что бы сказал ему Кабру. В этих пустых и волнительных размышлениях он провел оставшуюся ночь, задремав лишь на рассвете.       Разбудить его пришла дворцовая прислуга. Постучавшись и громко спросив, не проснулся ли гость, смуглый мальчик-паж вошел в комнату и тихо ойкнул, когда заметил шевеление у кровати.       — Их Величество просили разбудить вас и отвести в обеденный зал.       — Хорошо, — хмуро ответил Мисрун, поднимаясь с пола.       — Я помогу собраться, — мальчик засуетился вокруг важного гостя, решив, что тот упал или ему нездоровилось.       Мисрун не стал возражать, даже подождал, пока юноша принесет ему кувшин с горячей водой, чтобы умыться. Он не хотел расстраивать мальчика, говоря о том, что все эльфы были искусны в магии, и он бы мог умыться и без этой воды, и потому молча позволил тому поухаживать за собой. Это даже напомнило ему время, которое они с Кабру провели вместе в Подземелье. «Если подумать, то они даже внешне похожи», — где-то под сердцем кольнуло, когда Мисрун обратил внимание на их сходство. Вряд ли бы Кабру утаил рождение сына, но ведь и о жене он столько лет молчал.       — Как тебя зовут? — Мисрун повернулся к юноше, закончив вытирать лицо от воды.       — Тео, господин.       — Скажи, Тео, а твои родители… — Мисрун замолк, думая, как правильно спросить об этом.       — Матушка отправила меня во дворец, чтобы я обучился и стал писарем. Наша деревня недавно почти полностью сгорела, но король позаботился о том, чтобы нам дали новый кров. Взамен на его щедрость я буду служить во дворце десять лет.       — Выходит, ты просто из крестьянской семьи.       Мальчик просиял и кивнул. Что ж, по крайней мере, Мисрун убедился, что Тео не сын Кабру. Хотя это не значило, что у того вовсе нет детей. Теперь эта мысль не давала Мисруну покоя.       Тео помог ему переодеться и проводил в обеденный зал. Видимо, Лайос все же захотел узнать у него, почему Мисрун посетил его земли, еще и попросил для себя сопровождающего. У него не было в планах скрывать цель визита, но вчера как-то не нашлось места вспомнить прошлого королевского советника, ныне, живущего в нескольких часах езды от столицы. Но когда они пришли, Лайоса там не оказалось. За длинным обеденным столом на углу сидел лишь седой мужчина в синем сюртуке. Мисруну он показался смутно знакомым, но с затылка почти все толлмены были похожи. Оставленный с ним наедине, Мисрун подошел к столу и сел по другу сторону угла. И лишь в этот миг он понял, что этот мужчина никто иной, как Кабру.       Они уставились друг на друга, пораженные встречей, и нельзя было сказать точно, кто сейчас был удивлен больше: Кабру ли, за которым Лайос послал поздно вечером и велел срочно привезти во дворец, или же Мисрун, который вдруг увидел собственными глазами, что значит тридцать лет жизни для толлмена.       — Мисрун, — первым вернул себе способность говорить Кабру. — Давненько мы с тобой не виделись.       — Я получил твое письмо о жене.       — Ах, — кивнул мужчина и мягко улыбнулся. — Почти полгода минуло со смерти Лайлы.       — Прости, что не приплыл раньше.       — Я и не ожидал, что ты приплывешь. Столько лет тебя не видел. Думал, что и не увижу… Ты даже не изменился, а я, наверное, уже выгляжу стариком.       Кабру непроизвольно пригладил седые волны на виске. Мисрун не мог соврать и сказать, что он остался таким же, как в последнюю их встречу, поэтому молча протянул через стол руку и накрыл ею вторую ладонь Кабру.       — Ты все также красив, хоть уже и не молод.       — А ты за двадцать лет так и не научился чувствовать атмосферу. Если честно, я надеялся, что мои письма до тебя не доходили.       Мисруна удивили его слова.       — Зачем же ты писал?       — Надеялся, что однажды забуду тебя, как ты смог забыть меня.       Кабру все еще улыбался, но в глазах его читалась грусть. Будто он и сам не верил в свои слова. Мисрун неторопливо встал со стула, из-за чего Кабру пришлось запрокинуть голову. Несколько секунд они безмолвно смотрели друг на друга, как вдруг Мисрун коротко замахнулся и отвесил звонку оплеуху. Кабру тут же ойкнул и схватился за налившуюся пунцовым цветом щеку.       — За что?!       — Не зря говорят, что седые волосы толлменов ума не прибавляют.       Мисрун сжал ладонь, которой только что ударил, в кулак, но руку больше не поднял. Немного постояв, он сел обратно на стул и грозно воззрился на растерянного Кабру.       — Столько лет ты писал мне и даже ни разу не сказал о том, что женился. Когда это случилось?       — Шестнадцать лет назад.       И вновь под сердцем кольнуло. Мисрун поджал тонкие губы и уставился на свои руки. Столько лет Кабру молчал, ни в одном письме даже мельком не упомянул о жене, будто ее в его жизни и не существовало.       — Ты приплыл сюда из-за письма? — Кабру несмело наклонился вперед, заглядывая ему в лицо. — Хотел меня утешить?       — Хотел посмотреть в глаза тому, кто одновременно писал в письме, как любил свою жену и признавался мне в любви. Разве это не жестоко? Так почитать память той, кто был с тобой шестнадцать лет.       — Лайла любила меня и никогда бы не простила, если бы я лил по ней пустые слезы. Ты не знаешь ее, поэтому думаешь, будто я сделал что-то плохое.       — Так расскажи, — Мисрун выпрямил спину и посмотрел на сидящего напротив мужчину. — Расскажи о той женщине, в чьей любви ты купался столько лет.       Конечно же он безвозвратно изменился после того, как Демон пожрал все его желания кроме одного. Но эти годы не прошли даром. Мисрун научился новым желаниям и страстям, научился вновь испытывать простые радости и горе. Научился сожалеть, но самое главное, он научился вновь испытывать разочарование от того, что желаемое ускользало от него. И сейчас он испытывал именно это чувство. Он так много думал о том, что скажет Кабру спустя тридцать лет разлуки, но смог заставить себя только спросить об умершей жене. Хотел ли он на самом деле услышать этот рассказ? Да. Потому что он хотел знать, почему Кабру все эти годы молчал о своих чувствах, не сказав прямо. Ведь так он мог оправдать, почему сам смолчал и пытался забыть его.       — Что ж, — Кабру пригладил волосы на затылке. — Если тебе действительно так хочется, я расскажу. Но прежде, чем я начну, позволь мне узнать, как шли дела у тебя? В отличие от моих писем, твои перестали приходить лет двенадцать назад. Мне правда хочется знать.       — Дело, которым я занялся, процветает. И я думаю о том, чтобы построить мануфактуру, где-нибудь далеко от столицы. Несколько лет я откладывал эту идею, но теперь думаю, что пора. Хочу немного пожить вдали от города.       — Похоже, с возрастом всех тянет пожить в тишине.       Мисрун улыбнулся на это замечание. Пожалуй, что так. Ему действительно стало тяжко жить в городе из-за его шума и людей. Сейчас дела шли хорошо, и он мог бы оставить в столице своих помощников, а сам перебраться к морю на западе, где есть какая-нибудь непримечательная деревенька. Там можно будет построить мануфактуру и нанять рабочих. Дело хлопотное, на него уйдет много лет, но Мисруну хотелось заняться чем-то таким, чтобы отдохнуть душой и телом. Эмоции и желания быстро утомляли его.       — Но я боюсь, что в этой тишине меня начнут одолевать сомнения.       — Сомнения?       — Иногда в городе я встречаю толлменов или полуросликов, которые держат лавки с сукном и продуктами. С каждой новой встречей на их головах все больше седых волос. — Взгляд Мисруна поднялся к голове Кабру. — И тогда я понимаю, как много времени упустил. И что, быть может, мне стоило поступить тогда иначе — не уезжать отсюда, а…       Мисрун замолк. В горле появился ком, не позволивший ему продолжить. Сколько дней он провел в этих пустых сожалениях о том, что сбежал отсюда, что не признался Кабру, что не провел с ним эти годы. Ему так хотелось вернуться в прошлое, но ничего уже не изменить. Теперь Кабру был седеющим стариком. Хотя он все еще был красив, а яркость его глаз никуда не пропала. Смотря в них, Мисрун будто попадал в то самое призрачное прошлое, где они были моложе.       — Моя жизнь наполнена сожалениями дряхлеющего старика, — Кабру нарушил молчание. — И с годами багаж этих печалей лишь копится. Но знаешь, Мисрун, когда я думаю о прожитых годах и понимаю, что мои сожаления сейчас — это лучшие поступки в прошлом, я счастлив.       — Но счастлив ли ты, что когда был моложе, мы не смогли признать, что у нас есть чувства?       — Не счастлив, — подтвердил Кабру. — Но и сожалений не испытываю. Ведь несмотря на то, какой был сделан тогда выбор, сейчас ты передо мной. И все еще любишь меня. Я ведь прав?       Он подался вперед и, взяв в свои ладони тонкие и шершавые пальцы, положил их на колени Мисруна. Тот долго смотрел на их сцепленные руки, пока наконец не сжал пальцы Кабру. Его ладони были такими же теплыми, какими их запомнил Мисрун.       — Ты стал немногословен. Но все равно спасибо, что поделился со мной.       — Твоя очередь.       — Знаешь, я… Я встретил Лайлу в таверне, когда уже покинул должность советника Лайоса, — голос Кабру задрожал. — И мы… Ха-а, мы влюбились друг в друга. Она была чуткой и понимающей. Я рассказывал ей о тебе. Она говорила…       Его пальцы задрожали, и Мисрун обхватил их с нежностью, на какую только мог быть способен.       — … Лайла говорила, что когда умрет, я ни за что не должен оставаться один. Я знаю, что она имела в виду. Но я считал, что пишу письма зря, и ты их давно не получаешь… И порой я надеялся, что это так. Ведь тогда не придется тебя искать, и я не разочаруюсь, если узнаю, что у тебя не осталось чувств. Или что еще хуже — ты умер.       Кабру не смог сдержать своих слез и заплакал. Его широкоплечая фигура в миг стала маленькой и скрюченной. Он склонил голову и обхватил лицо руками. И от вида его рыдающего у Мисруна внутри что-то дрогнуло, будто по хрупкой скорлупе пробежала трещина. А вслед за этим разлилось тепло, заполонившее грудь, побежавшее по венам к рукам и ногам. Обычно сухие и прохладные ладони закололо от жара, и Мисрун встал со своего места, но в этот раз не чтобы отвесить оплеуху, а обнять. Он прижал седую голову Кабру к своей груди, и тот сразу же обнял его в ответ.       — Когда посреди ночи ко мне прибыл посыльный, я не поверил. О, Мисрун, я так рад, что ты приплыл, — глухо тянул Кабру, плача на его груди.       Они так и остались, держась друг за друга — Мисрун, обнимая кудрявую голову с непривычно жесткими волосами, а Кабру, обвив его талию руками, словно боялся, что тот сбежит. А спустя время, утерев слезы, они вновь сели один напротив другого и продолжили говорить. Обиды, невысказанные желания и сожаления — они поделились всем, что тревожило их сердца, пока наконец в них не осталась только радость и благодарность.       Приближалось время обеда — они проболтали без малого пять часов. Лишь когда присланный утром паж вновь появился на глаза Мисруну, тот заметил, как голоден. Юноша сообщил, что им принесут еду сюда, но Кабру попросил, чтобы все отнесли в комнату Мисруна.       — Комнату ведь еще не убрали? — спросил он, и Тео подтвердил, что покои гостя все еще были в его распоряжении.       Дорога до спальни показалась долгой. Во многом потому что Мисрун забыл, где была его комната. Не без помощи других они добрались до нужной двери, и когда зашли и сели на тахту у окна, оба неловко посмотрели друг на друга. Казалось, они уже поговорили обо всем, и вместе с тем каждому хотелось сказать еще многое. Но теперь, когда тридцать лет томительного ожидания оказались позади, Мисрун чувствовал себя опустошенным. Он знал, что хотел сказать при встрече с Кабру, а что будет после — не придумал. Сколько он сможет провести здесь времени? Сколько времени у Кабру? Смогут ли они наверстать то, что упустили?       — Если я предложу уплыть со мной, ты согласишься? — без лишних предисловий спросил он.       Обычно Мисрун взвешивал все, прежде чем предлагать, но то было с другими эльфами. С Кабру же ему не хотелось больше не терять ни минуты времени. Он не совершит ошибку дважды и не уплывет, оставив его в одиночестве — как сказал сам Кабру — дряхлеющим стариком. Хотя Мисруну он показался еще молодым, только лишь очень уж седым.       Протянув руку, он коснулся серых завитков, кое-где еще смешанных с теплым угольным цветом. Ему нравились темные волосы Кабру, и как они отливали на свету. Отблески на макушке Кабру казались ему жидким солнцем, запутавшимся в медной леске. Кабру весь был как жидкое солнце, даже кожа его пахла ярким теплым ароматом, какой можно почуять только на жарком летнем солнце.       — А если я предложу остаться? — рассмеялось солнце.       — Останусь, — после небольшой паузы ответил Мисрун. — Если скажешь мне не покидать тебя — я так и сделаю.       — Мне надо было так сказать пару десятков лет назад, когда ты уплывал в последний раз. Сейчас я о таком просить не смогу.       Мисрун поник, понимая, к чему клонил Кабру. Тот уже прожил длинную жизнь. Наполнил ее знакомствами, обрел друзей, дом. Разве что остался без детей. Как оказалось, Лайла была старше него, и когда они встретились, уже не могла забеременеть. Но даже без потомков Кабру успел пустить здесь корни, и вот так просить его уплыть — равносильно его собственной просьбе остаться. Даже несмотря на то, что у Мисруна было еще много времени, у него было дело и люди, которые зависели от него. Он не мог все бросить, хотя и ответил так легко.       Эти мысли рвали Мисруну сердце. Он не мог смириться с тем, что их воссоединение закончится на такой ноте.       — Я не вынесу, если покину тебя еще раз.       В Мисруне сейчас скопилось столько боли, что невольно у него заслезился здоровый глаз. Как и прежде только рядом с Кабру ему доводилось проявляться столько эмоциональности. И если слезы он мог смахнуть, то дрожащие губы унять было не так просто. Но на помощь пришли теплые широкие ладони Кабру. Тот обнял его лицо, и большими пальцами стал разглаживать опустившиеся вниз уголки губ.       — Мы с тобой превратились в слишком сентиментальных стариков, — попытался пошутить Кабру. — Сидим и ревем весь день.       — У тебя нет сердца, — Мисрун несильно ударил его кулаком в грудь.       — Оно есть. Просто я все еще чувствую немного обиды.       — И поэтому пытаешься извести?       Кабру задумчиво поднял взгляд вверх, а после хмыкнул и пожал плечами. Не давая больше ворчать, он продолжил тереть и гладить лицо Мисруна. По началу этот жест возмутил, но, свыкнувшись, Мисрун понял, чего именно добивался от него Кабру.       — Я не хочу заставлять тебя бросать все ради меня. Но мне страшно думать о том, что случился, если мы снова расстанемся. Я не знаю, сколько ты проживешь… — Мисрун замолк, когда Кабру сдавил его щеки, как будто это было свежеиспеченное тесто. — Кабру, ты мог бы прекратить?       — Прости, — тот со слишком озорным для мужчины его лет видом убрал руки от лица Мисруна. — Но когда ты говоришь об этом, мне сразу хочется сделать что-нибудь, чтобы ты помолчал. Ты слишком много думаешь. Я не такой старик, каким кажусь. И я не планирую умирать в ближайшее время. Спустя столько лет мы встретились, и все, о чем ты можешь думать — когда я умру. Не слишком ли пессимистичный настрой?       — Тебе и раньше казалось, что я такой.       — Но годы не пощадили твой характер. Теперь ты даже хуже, чем когда ходил как в воду опущенный и мог лишь думать о Подземельях.       Кабру все пытался отшутиться. Это было так на него похоже — искать правильные слова, чтобы утешить собеседника. Но Мисруну не хотелось, чтобы его утешали. Он хотел, чтобы ему пообещали.       Сев поглубже на тахту, он повернулся к Кабру и взял его за руки. Кожа на них уже стала грубоватой, да и вокруг улыбчивых глаз появилась постоянная паутинка морщиной, и все же Мисрун чувствовал трепет, смотря на него такого. Да и могло ли быть иначе, когда одной лишь улыбкой Кабру вызывал у него прилив юношеских чувств.       Он прижался губами к пальцам Кабру, целуя по очереди каждый из них. Пусть этого было мало, но Мисрун надеялся, что ему хватит этого на первое время.       — Сейчас я не могу остаться надолго. Через два дня корабль поплывет обратно. Ты можешь пообещать, что эти два дня проведешь со мной?       — Ну. — На губах Кабру вновь зацвела улыбка, от которой становилось теплее. — Вообще я планировал исполнить просьбу уплыть с тобой. Просто мне нужно будет время, чтобы собрать вещи и, возможно, продать дом.       С лица Мисруна сошли все эмоции, и он тупо уставился на Кабру. Вместо радости он ощутил, будто над ним решили потешиться. Он успел так много всего провернуть в голове, чтобы в итоге услышать, что ему не нужно разлучаться с Кабру и уплывать одному. Рука сама по себе сжалась в кулак, и он тюкнул сидевшего перед ним мужчины ровно посередине лба.       — Как можно оставаться таким идиотом с таким количеством седых волос!       В этот раз Кабру был готов к такому наказанию, поэтому лишь рассмеялся и потер лоб. И это разозлило Мисруна даже сильнее. Он замахнулся еще пару раз, но Кабру легко остановил его, схватив за руку и прижав к себе. Бранясь и продолжая бить мужчину, хотя уже не так сильно, Мисрун позволил подхватить себя и завалиться на тахту. Они барахтались недолго. В какой-то момент Кабру ойкнул и схватился за спину. Все еще посмеиваясь, он перекатился на бок, но Мисруна из объятий не выпустил.       — Спасибо.       Кабру не стал ничего добавлять. Мисруну и так было понятно, за что его благодарят, поэтому он просто кивнул. Пусть у них в запасе было меньше времени, чем если бы это случилось еще тридцать лет назад, но он собирался дорожить каждым мгновением, проведенным рядом с Кабру. Продолжив лежать в теплых объятиях, он начал дремать. И сквозь сон он чувствовал, как уши щекочет чужое дыхание.       Даже если он сожалел о своих прошлых решениях, именно благодаря им он оказался здесь. И здесь он был счастлив.