Синкóпе

Здесь нет ни начала, ни конца. Нет боли, нет радости, нет оков, нет свободы. Здесь нет ничего. Бесконечное пространство, наполненное лишь пустотой. Окружение похоже на забвение: вы можете попасть сюда во сне, или потеряв сознание, когда врач берёт у вас кровь, или находясь в коме, возможно, перед самой вашей смертью, когда мозг превратится в ком нервных клеток, окружённый жидкостью. Вы можете попасть сюда, когда умрёте. Синдзи не помнит, как он оказался здесь. Может, он и не оказывался, может, он находился здесь всегда? Может все мы находимся только здесь, в сплошном белом "ничто", а всё, что мы называем своей жизнью, является нам лишь во снах? Здесь ничто и ничего, здесь нет сна и бодрствования, но что можно делать в такой обстановке, если не спать? Ничего. То, что человек называет "собой", является лишь уродливым кровавым сплетением клеток разной формы и размеров, идущих от ног до головы, которое из раза в раз пронизывается нервными импульсами, когда нам причиняют боль; или когда нас держат за руки, когда нас нежно гладят по щекам и волосам, что, по сути, может быть равно боли, или даже в сотню раз хуже. По своей сути мы всегда находимся в белом: пространство вокруг, стены, потолок - наш череп. Здесь нет места человеку, но Синдзи здесь. Для него это очередной повод решить, что он ничтожен, ведь что ещё может находиться в этом пространстве? Своим нахождением здесь он нарушает саму суть этого места, разве не так? Если он здесь, то это уже не ничто. Точка - начало луча. Возможно, это пространство не может существовать без него. Если в пространстве есть точка, то это уже вселенная. Точка - начало луча. Из луча вторая точка сможет составить отрезок. Синдзи обнял колени руками. Неизвестность устрашает, но, кажется, он ничего не чувствует. Как и положено чувствовать себя здесь. Он подстраивается под это место - простой закон: приживись или умри. Точка поставлена. Пространство здесь похоже на невесомость, но что-то всё же вздымает ввысь локоны чёрной чёлки, словно бы здесь есть ветер. Белая рубаха также покачивается, скорее, не как от ветра - как от воды. Всё здесь раскачивается и одновременно остаётся неподвижным. Всё же, пространство вокруг нельзя назвать ничем - у него есть температура. Синдзи холодно, кожа на руках стала гусиной, на загривке поднялись волосы. Он сжимается, обнимает себя крепче, льнëт лицом в колени. Если здесь есть холод, значит, может быть и тепло, так это работает. Отчего-то очень тяжело на душе, будто случилось что-то страшное. Или случится. Предчувствие порой не отличить от состояния во время последствий. Накатывает тревога. На листе провели луч. - Икари, - руки касаются щёк, нежно проводя пальцами по ледяной коже, вынимают голову из объятий колен, - Синдзи... Глаза распахиваются. Вторая точка отмечена. На листе выделяется отрезок. Белое лицо расплывается в нежной улыбке. Кажется, тепла в ней гораздо больше, чем в касаниях рук, но большего и не нужно. Уже ничего не нужно, теперь всё есть. Теперь всё как надо, как и должно быть. Одним рывком Синдзи оказывается в объятиях. По своей натуре нерешительный и мнительный, всё же, с ним меняется до неузнаваемости. Он не надеется согреться, он просто этого хочет. Он не хочет объятий, он хочет близости - близости с ним. Прижаться грудной клеткой, обвить руками, сжать до хруста позвонков, не сомневаясь ни на секунду в правильности своего порыва. Не всегда решения под воздействиями эмоций плохи: первый порыв вашего мозга, первое, что захотел он - вы. Его волосы также колышутся. Не от ветра: всё пространство не невесомость - жидкость. Пребывание в воде не ощутимо - но оно видимо. Синдзи плохо видит - открыть глаза тяжело, пространство, не имеющее цвета, тем не менее будто светится ледяным белым больничным светом. Он наблюдает с изумлением за тем, как белая рубаха и чёрные брюки качаются из стороны в сторону. Отрезок множится - складывается треугольник. Холодные пальцы погружаются в белую копну. На ощупь - снег. Ледяные иглы мажут кожу, вьются по пальцам, как могильные ленты. Его обняли в ответ - также крепко, также тесно. На секунду показалось, что становится душно. Губы мажут щеку, ложатся на кожу под глазом, лишь бы согреться, лишь бы стать ближе, слиться воедино и больше никогда не мёрзнуть. Никогда не быть здесь одному, совсем ничтожному. Губы нежно ложатся на раковину уха в коротком поцелуе. Нежно и мимолётно, почти незаметно, но сердце всё равно пропускает удар, а из рта вырывается выдох - пар. Щеки Синдзи покрываются красным - губы всё ещё у уха, он слышит его дыхание. - Я люблю тебя, Каору. Очередной мимолётный поцелуй - теперь в висок. Короткий вздох и губы изгибаются в нежной улыбке. - Синдзи... - шепчет, теперь совсем нежно, как котёнку, - всплывай. Треугольник множится. Лист уничтожен. Рождается пирамида. ... Глоток воздуха. Глаза застелены пеленой воды - открыть больно, но видеть что-то нужно. Бесконечный сухой кашель сменяется сопением - Синдзи чувствует себя обессиленным. Он жадно дышит, глотая воздух, казалось, целыми галлонами, пусть и после каждого вздоха приходилось откашляться. Из бассейна вылезло с десяток мальчишек, окружив его по периметру, а девочки испуганно наблюдали за происходящим находясь решётками своего резервуара, переговариваясь между собой. Ему стало плохо. Очень сложно определить, в какой момент человек начинает тонуть. Каору, держа Синдзи под руки, с трудом переместился на край бассейна. Подсадив его, заставив вылезти на холодный кафель, Нагиса вылез и сам: несмотря на его альбинизм, теперь он выглядел ещё белее. Лица на нём не было - взгляд ничего не отражал. Пока Синдзи кашлял - он молчал. Спасатель порой с умеренной силой похлопывал Икари по спине и тяжело дышал, но не от усталости - от пережитого шока. Конечно, ни о каких водных процедурах больше не шло и речи. Мальчиков отпустили пораньше, Каору - как сопровождающего на случай, если Икари вновь станет плохо. Раздевалка была пуста. Синдзи завернулся в полотенце и сел на лавочку, подбирая ноги под себя. Всё тело содрогалось, он сжимался, прикладывал ладони ко рту "лодочкой" и дышал в них, медленно согревая. Нагиса стоял неподвижно. Он успел переодеться и сложить одежду Синдзи на лавочку у его бёдер. Гробовое молчание нарушил резкий звук скольжения резины подошв ботинок по полу, скрежет лавочки о стену и падения на неё тела. Каору крепко обвил Икари руками, стараясь обхватить его собой целиком: укрыть, закрыть, сберечь. - Ты пошёл на дно, как камень, я уже думал... - он заикнулся, так и не закончив фразу. Пострадавший жался к нему, как к костру - до того Нагиса сейчас был для него тёплым. В атмосфере тишины, тепла и неровного дыхания где-то за спиной Синдзи забыл и про своё видение, и про свой страх: на его губах расцвела слабая улыбка. Необычно было видеть Каору таким напуганным. - Всё хорошо, ты же меня достал. Синдзи неожиданно сконфузился, прислушался. Удивлённо распахнув глаза он осторожно прильнул ближе и обнял парня в ответ, почувствовав, как на спине полотенце пропитывается чем-то горячим - слезами.