Благородная как дракон, дикая как волк

Карета грохотала по горной дороге, но на мягких сидениях, обитых бежевым бархатом, частые подскоки на камнях почти не причиняли беспокойств.       – Вот кто я есть, – произнесла Мейфенг. – Княжеская дочь, наследница и единственная надежда рода.       – А что такого в этом Дайрю? – спросила Кеко.       – Мой личный дворец. Он, конечно, куда меньше, чем родовой, но при нем небольшая деревушка. Там в основном прислуга и их родня. Мама хочет, чтобы я училась властвовать на них. Но даже хорошо, что меня, нас отправили сюда. От нее подальше.       Заметив въехавший на узкие улочки экипаж, прохожие жители сразу же бросали свои дела, и чуть ли не тут же падали ниц. Хозяйка вернулась. Для Кеко такая преданность подданных своей правительнице казалась невероятной, и она с удивлением смотрела на замерших в почтении людей. Мейфенг же было все равно, и она одаривала их только безразличным взглядом сквозь окно кареты. Было бы лучше, если бы все они не обратили на нее никакого внимания.       Замок Дайрю стоял на небольшом холме, а не на горе, и стены вокруг него были гораздо менее толстыми, но по сравнению с окружавшими его домиками, только некоторые из которых были выше двух этажей, резиденция юной княгини казалась невероятной.       – Я выделю тебе собственную комнату, – пообещала Мейфенг, пока они прохаживались по залам дворца. – Собственная большая кровать, гардероб, вкусная еда пять раз в день. В общем, с тобой будут обращаться как с важной гостьей сколько угодно.       – А что это была за картина на полу? Там, в зале с троном, – спросила волчица, отметив отсутствие таких больших мозаик здесь. Мейфенг в своей вотчине больше предпочитала картины.       – А, одна из легенд нашего народа. «Рюко убивает дракона». Вечное напоминание, что в нас течет кровь драконов, и, как и они, мы должны бояться и уважать волю Рюко, а не идти наперекор. Но напоминание и о том, кто наша мать – она была настолько сильной, что без страха справлялась с такими чудовищами. Такими сильными должны быть и мы.       – Что-то ты не очень на ясацаль мускулами походишь, – съязвила Кеко.       – Это больше про духовную силу, а не телесную. Каждая энкерин с детства знает – в нас два начала. Светлое и темное, кровь и душа, прекрасное тело и порочный дух. Одно уравновешивает другое.       – Запутанно это все… – вздохнула люпай.       Учеба началась на следующий же день, как и приказала Син-старшая. Тренировки с мечом и спарринги уступили место корпению над бумагами, счетам, планам и выслушиванию прошений. Поселение пусть и было небольшим, но оно было отнюдь не игрушечным – за каждого жителя, каждую душу в нем она несла ответственность. Им нужно было есть и пить, что-то носить. У каждого были свои проблемы и заботы. В первые недели она слушала просителей даже во снах, только чтобы затем делать то же самое наяву. Но и награда за все ее труды была самой настоящей. С каждым месяцем Мейфенг могла видеть, как растет и расцветает ее надел. Ее усилиями появлялись дома, благодаря ее щедрости фермеры распахивали новые вверенные им земли, на помилованные ею деньги владелец небольшой кузницы смог позволить себе новую плавильню. Возникали дороги, по которым проезжали караваны, останавливались в поселении путешественники, оставляя свои деньги.       Мейфенг занималась подсчетом затрат на очередную стройку в селении, когда ее прервал советник:       – Благородная княгиня, вас желает видеть господин Черасуоло! – отчеканил он, щелкнув каблуками.       – Кто? – драконица не отрывалась от счет, проговаривая про себя цифры. – А если… Кеко, запиши. С черепицей попробуем сторговаться на тридцати корвусах за ящик. Что останется – продадим.       – Говорит, что приезжий. Хочет узнать, чьи это владения. Выглядит богатым. Пока в дверях держим.       Мейфенг вышла в тронный зал дворца, заняв свое место, и велела пропустить неожиданного гостя. Она молила Тимиоса, чтобы это вторжение в ее дела не было напрасным.       В зал вошел богато одетый молодой человек. Длинные черные волосы, разделенные рогом, обрамляли волевое лицо, на котором красовалась легкая улыбка – он явно был впечатлен убранством, что заставляло Мейфенг гордиться собой.       – Неужели вам принадлежат все эти дома? – спросил визитер, учтиво поклонившись и бросив ослепительный взгляд на княгиню. – Я впечатлен тем, что юная синьора так легко управляется с властью.       – Так, кто вы и откуда? – спросила Мейфенг. – У меня много дел этим утром.       Она изо всех сил старалась скрыть, что от этого взгляда у нее екнуло сердце. Черасуоло, как назвал его советник, оказался удивительно красив.       – Родриго Черасуоло, – представился канриа, низко поклонившись. – Путешественник, авантюрист, приближенный графа Матераццо. И теперь, видя красавицу, что правит здесь, хочу просить разрешения остановиться на пару дней.       – Да разве мне нужно разрешать? Мои двери, и двери моих подданных открыты. Мне стоит только приказать, и вас встретят лучшим обедом в моем замке. Но я попрошу рассказать мне больше о Фольяри, – добавила она, кокетливо прикрыв рот веером. – Ведь он так далеко: целое море отделяет Эзору и Ремерэ.       – Премного благодарен, но я не голоден, – извинился он. – Но с удовольствием бы осмотрел эту чудную деревушку. Мне говорили, что это земля рода Син, и я наслушался по дороге, будто бы княгиня – жуткая скряга и душит своих подданных железной рукой. Но здесь все цветет.       Советник уже в ужасе скривился, ожидая гневный ответ юной княгини, но Мейфенг только захихикала в ответ:       – Глупые слухи! – махнула она веером. – Завистники вечно несут бред! Я не назову свою маму ни щедрой, ни добросердечной, но она справедлива и правит твердой рукой, отнюдь не железной. А я и того милее – спросите любого на улице, пока я буду показывать вам Дайрю.       Драконица тут же соскочила с трона и направилась в сторону гостя.       – В мое отсутствие тут правит Намикири, – приказала она, уже выводя Черасуоло.       Син-младшая говорила без умолку, рассказывая, как вокруг дворца появились первые дома, как Дайрю рос, и какие усилия прилагала лично она, чтобы поселение росло и дальше. Не забыла упомянуть крепкую дружбу с кланом Цюбай, и даже о том, что ее мать, достопочтенная Син Юаньян, сделала немало для укрепления связей их клана с сегуном Нижу, так что клан Син по праву можно назвать одним из сильнейших на Хакотте. Брюнет слушал ее с упоением. Всем своим видом он давал понять, что положение дел на острове, да и на всем архипелаге, его очень интересует. Родриго восхищала тяга энкерин к изобилующим здесь горам, их необычный взгляд на мир, в котором жизнь с оружием в руках от рождения до смерти и стремление к бою удивительным образом смешивались с любовью к прекрасному. И в этих вещах, в отличие от канриа, они не доходили до крайностей. Слово “крайности” очень часто проскальзывало в его речи, когда он говорил о своем доме, и в эти моменты к бодрой речи иностранца сама собой примешивалась некая горечь, не то от тоски, не то от того, что в отличие от энкерин, канриа так и не сочли нужным научиться эти самые крайности в себе сдерживать. В такие моменты Родриго старался тут же отвлечься, рассматривая пестрые крыши с изогнутыми скатами, выложенные цветной черепицей, и вставляя что-нибудь про то, что канриа, впрочем, не так плохи, и подарили миру много ярких людей. Иногда он говорил что-нибудь на ка́нрисе, тут же повторяя уже на всеобщем, но Мейфенг особенно впечатляли эти несколько фраз на этом удивительно певучем языке, и она кокетливо просила повторить еще раз.       Жители с удивлением и смущением смотрели, как любезна их госпожа с этим приезжим, и украдкой посматривали, пока она водила его по улицам их селения. Пара слухов наверняка уже пошла по устам еще до того, как они с закатом вернулись во дворец. Дворцовый шеф-повар, приземистый ясацаль, приказал готовить праздничный ужин, едва завидев с балкона как они возвращаются, и пригрозил лично пустить на жаркое того, у кого хоть немного подгорит блюдо.       За столом к ним присоединилась Кеко. Все трое живо беседовали, даже Намикири время от времени шутила, отчего между ними проскакивал смех. Однако, присмотревшись внимательнее, можно было заметить, что разговор ей не очень дается, а шутит она через силу. Заметила это и Мейфенг.       После ужина она уговаривала гостя остаться на ночь в замке, уверяя, что места хватит, но тот отказывался, явно смущенный таким гостеприимством:       – Да нет, что вы! Не хочу стеснять юную княгиню. Я остановлюсь в гостинице, никаких проблем, – поклонился Родриго на прощание.       – Тогда я жду вас в моем дворце снова. Мои двери всегда открыты, – ответила Син, обмахиваясь веером.       Уже поздно вечером Мейфенг зашла в комнату Кеко. Люпай сделала вид, что не замечает ее, уткнувшись в книгу.       – Я понимаю, тебе все еще трудно доверять кому-то, но этот Родриго славный парень! – сказала она. – От него беды не будет! К тому же, он мой будущий муж, а не Чарует-Сердца. Вот так! Пусть матушка подавится своими договорами с Цюбай, буду делать так, как сердце прикажет!       – Ты знаешь его только день, – буркнула волчица.       – Но он такой открытый, что будто бы знаю его вечность.       – Ты уже влюбилась!       – Да, и не вини меня! Ведь ты сама видела, какой он красавец! Чего только он ни рассказывал! – мечтательно добавила блондинка.       – И ты повелась на рассказы? – с укором произнесла Намикири. – А если он мошенник?       Мейфенг опустилась на кровать и выдернула книгу из рук подруги. Поджав губы, та смотрела на нее своими голубыми как лед глазами, полными обиды и разочарования. Энкерин в ответ молча смотрела на нее испытующим взглядом.       – Ты что, думаешь, что он вдруг украдет все мое внимание, и тебя снова бросят? – наконец произнесла она, вскинув бровь.       – А как же наш поцелуй?! – ответила люпай. – Ведь это было нечто особенное! Или просто шалость? Просто любопытство?       – Мы друг друга давно знаем, а его я знаю только день, – хихикнула Мейфенг. – Да, это было нечто особенное. Но мне нужен муж, я хочу стать матерью, Кеко. Лучшей, чем была моя.       Девушка взяла ее за руку, но волчица только обиженно отвела взгляд. Впрочем, виляние хвоста выдавало ее с головой.       – Ты будешь рядом, ты будешь охранять нас. Мою семью. Меня, – заверила ее драконица. – И я подарю тебе столько поцелуев, что Эюс не сосчитает! У нас, энкерин, так можно. У моей мамы был мой папа, и были фавориты и фаворитки. А у меня будешь ты.       – Хорошо… – тихо ответила люпай кивнув. Лицо у нее сразу просияло. – Я ни на шаг не отойду.       Она прижалась к драконице, прошептав на ухо:       – Но я тоже влюбилась. В тебя.       – Никто не запрещает мне любить свою фаворитку в ответ, – улыбнулась Мейфенг.              В дверном проеме высилась темная фигура Син Юаньян. Скрестив руки, княгиня безразлично смотрела на Мейфенг, нянчившую новорожденную дочь.       – Выйди, – бросила она Кеко, делая наконец шаг в царивший в комнате полумрак. – Тебя это не касается.       Но люпай продолжала стоять возле, и ушла, только когда ее отпустила Син-младшая.       Мейфенг устало улыбнулась, когда женщина подошла к кровати, опустив взгляд на внучку. Она не оставляла надежд, что рождение девочки и продолжение рода смягчит сердце княгини.       – Хорошо, что ты пришла. Посмотри, как нам повезло! Девочка, наследница!       – Она могла бы унаследовать гораздо больше, если бы не ее мамаша-дура, – прошипела драконица. – Все мои усилия пошли насмарку. Все, ради чего я старалась. Как она теперь объединит нас и Цюбай? Кого она объединит?       – Она объединит всех… – ворковала женщина над младенцем.       – Если доживет, – ответила Юаньян.       Мейфенг округлила глаза. Дыхание от злобы перехватило так, что не получалось сказать и слова.       – Как?.. Как ты можешь такое говорить? Она ведь твоя внучка! Вы с ней одной крови!       – Хреновая у нее кровь, – княгиня отвернулась к окну. – Могла быть лучше. Но тебе приспичило лечь под какую-то чернь… Замуж не хочешь, так могла хотя бы ради своего клана постараться.       – Родриго тебе не чернь!       – Мне нет дела кто он был там у себя в Фольяри. Здесь, на Хакотте, он никто. Боги! Это боги покарали меня за то, что я воспитала потаскуху вместо нормальной дочери… И она будет такой же, – ткнула пальцем женщина. – Яблоко от яблони.       – Не смей ее трогать, – едва сдерживаясь ответила Мейфенг, закрывая собой дочь. Ради нее она не может позволить себе сорваться и выцарапать гадюке глаза. – Даже не приближайся. В Дайрю тебе больше не рады. Увижу снова – прикажу повесить!       – Языкастая, – обернулась княгиня, шагнув одной ногой за порог. – Нехитрое дело, ноги раздвигать. Сразу дерзить научилась. Ну, посмотрим еще, кто кого повесит.       – А ты не зубоскаль, псина, – процедила она оскалившейся в злобе Кеко, ждавшей за дверью. – Я тебе не по зубам – мигом вышибу.       Больше княгиня и близко не появлялась в имении дочери, не то приняв во внимание ее угрозу, не то посчитав слишком унизительным навещать место, где завелось проклятие ее рода, нарушившее все планы, все мечты о том, чтобы породнить два клана. Мейфенг не возила Яоюнь к ее бабушке. Нечего было склочной драконице лишний раз видеть ее ребенка. Не было сомнений, она бы точно попыталась отравить ее или проклясть. Роду Цюбай, однако, казалось, что и не было особого дела до происхождения наследницы клана Син. Цюбай Лин не забыла об их крепкой с Мейфенг дружбе, и часто наведывалась в Дайрю, значительно выросший за прошедшее с момента возвращения правительницы время, подолгу оставаясь здесь.       Но спустя два года младшая Син получила неожиданное письмо от своей матери. Само письмо будто бы принесло ей головную боль, но еще большей болью было то, что Син-старшая требовала от дочери явиться к ней, как только до нее дойдет письмо. Девушка ободряла себя тем, что, может быть, Юаньян так хочет наконец примириться с ней, зарыть топор этой нелепой необъявленной войны. Она оставила Кеко правительницей в свое отсутствие, и отъехала в княжеский замок одна.       В залах тускло мерцал свет свечей, вся прислуга разошлась. В этом логове остались только два дракона. В тронном зале заранее выставили стол. На одном его конце сидела княгиня. Увидев на пороге Мейфенг, она открыла бутылку.       – Садись, – пригласила она, наливая в бокал желтое вино.       Блондинка заняла место, и драконица передала бутылку ей.       – Пей.       Она наполнила свой бокал, но пробовать не спешила, подняв бесстрастное лицо на мать. Та смотрела в ответ ровно тем же спокойным выражением. Была ли то причудливая игра света, но теперь Мейфенг видела, как побледнело, осунулось прежде молодое лицо Юаньян. Морщины врезались в кожу, скулы заострились, под глазами залегли большие тени. Ей было всего лишь пятьдесят, а выглядела она на сто десять.       – Разговор будет долгий, пей. – повторила княгиня, тяжело вдохнув и выдохнув.       Мейфенг пригубила вино. Сливовое, и не самое плохое.       – Кеко не ревнует? А он к ней?       – Я ко всем нашла подход.       – А твой отец ревновал. Он еще тебя не поколачивает? Может собачке твоей под юбку лезет? Тебя-то сейчас рядом нет.       Мейфенг залилась краской. Не то от смущения, не то от закипавшей где-то в глубине злобы. Юаньян старалась побольнее ее уколоть. Она сделала еще глоток, стараясь унять это кипение.       – Мы с ним счастливы. Ни к кому кроме меня он не «лезет». Что ты заладила? Не так я представляла наше воссоединение… – разочарованно произнесла она.       – Воссоединение?! – драконица взорвалась смехом. – Так и не поумнела. Из-за тебя мое сердце на последнем издыхании, и ты думала, что я позвала тебя, чтобы тут на коленях стоять и прощения вымаливать? Нет, – мотнула головой женщина, следом осушив весь еще нетронутый бокал за раз. – Хочу только напоследок сказать, что я никогда не признаю Яоюнь. Ни-ког-да. В моих глазах, ее ты нагуляла, а потом сунула мне. Как бы не так! Только попробуй усадить ее на трон…       – Может еще скажешь, что и я…       – Скажу, – резко перебила ее Юаньян властным голосом. – Не один раз тебе уже сказала, кто ты. И скажу еще.       – Да ты с ума сошла, – горько усмехнулась Мейфенг, выдавив улыбку. – А я ведь хотела мириться с тобой! Да и Цюбай на нас вовсе не в обиде.       – Это тебе так кажется, потому что и Лин такая же как ты.       – Какая? Скажи, узнаю хоть.       – Отец бы в петлю полез, узнав какая ты выросла…       – Так какая я? А?!       Мейфенг встала из-за стола и подошла совсем близко к матери. Княгиня мелко тряслась от едва сдерживаемого смеха, с трудом дыша.       – И как я только не подумала… – смеялась она, хватаясь одной рукой за сердце. Было непонятно, скрючилась она от боли или от смеха.       – Ну-у… – Блондинка крепко сжала горлышко бутылки.       – …Что труд долгих лет пойдет в никуда, только из-за такой поблядушки, как ты?       Вино пролилось на стол. Мейфенг замахнулась бутылкой, но Юаньян выбила ее, вывернув девушке руку. Даже будучи одной ногой в могиле, она еще могла постоять за себя. Крепко хватаясь сухими пальцами не столько за дочь, сколько за крохи жизни, она поднялась из-за стола, и тут же ударила ее локтем. Син-старшая уже намерилась выдохнуть поток стихии, как Мейфенг развернула ее и пнула в спину. Сильный поток воздуха ударил в пол, и Юаньян повалилась, ударившись головой о трон. Не в силах встать от боли, тисками сдавившей грудь, она еще рычала, силилась вдохнуть и бросала в сторону Мейфенг обрывки ругательств.       – Только… попробуй, – хрипела она вслед уходящей прочь энкерин. – Не быть ей… на т-тро… троне! Она не княгиня! Р… Р… Р-Рюко! – взмолилась женщина уже в опустевшем зале. – Мать-дракон!..       К коронации готовились в спешке. Никто, конечно, не ставил власть Мейфенг под сомнение – у почившей княгини просто не было других наследниц, но она все равно считала важным как можно скорее показать, что клан Син ничуть не ослаб от этой потери, а может даже и стал сильнее.       Из казны выделили немалые деньги, чтобы произвести на дорогих гостей впечатление, а их было много. Прибыли княгини из множества кланов, больших и не очень, прихватив с собой фаворитов и надеясь получить к концу праздника какую-никакую поддержку от молодой и более благосклонной правительницы. Прибыли, чтобы засвидетельствовать свое почтение и покорность вассалы Син, принеся дорогие подарки.       Большие столы, полные различных вкусностей, вынесли прямо в пышно украшенный тронный зал, чтобы во время еды все могли видеть, кого они должны благодарить за такое угощение. Во дворце царили музыка и благоухание больших и пестрых букетов, в обилии расставленных всюду; многочисленные драконицы весело кокетничали, попутно договариваясь о новых союзах. Наконец, к ним спустилась и виновница торжества в окружении супруга и фаворитки, сразу заняв свое место на троне. Гости встали со своих мест, низко склонившись в почтении. Советник поднял над головой молодой княгини корону из сверкающего обсидиана, от которой вверх тянулись изогнутые шипы:       – Сегодня, – громко объявил он, осторожно опустив корону, – мы чествуем дорогую княгиню Син Мейфенг, по праву крови занимающую свой трон! Пусть сами боги помогут ей, и ее правление принесет клану многие века процветания! Славься род Син, славься княгиня!       – Славься! – громко повторили присутствующие.       Жестом Мейфенг позволила всем вернуться к трапезе, следом обведя собравшихся взглядом. Энкерин поднялась с трона, подав руку Родриго, – идем, милый мой. За столом нас никак не дождутся.       Правящие энкерин праздновали шумно, веселясь и хвастаясь друг перед другом чем только можно: рогами, хвостами, одеждой, оружием и фаворитами с фаворитками. Многие заискивающе хвалили выбор Мейфенг Родриго своим мужем, отмечая ее отменный вкус, другие восторгались ее гостеприимством и многозначительно кивали, говоря, как вырос Дайрю под ее покровительством с момента возвращения. Драконица в ответ только благодарно кивала головой, стараясь не загордиться слишком сильно, и сыпала обещаниями когда-нибудь навестить в ответ.       Праздник стал стихать только к глубокой ночи, когда вчерашние соперницы обнимались на прощание, расходясь по каретам. Когда хмель выветрится, они снова начнут грызть друг друга, но пока что в головах весело гудело. Провожая лошадей взглядом, Мейфенг была рада, что смогла их всех объединить хотя бы на день.       – Разве ты не поедешь? – удивился Родриго, когда энкерин стала закрывать дверь их экипажа.       – Останусь тут на день, может чуть больше, – с мягкой улыбкой ответила та. – Присмотри за Яоюнь. А за меня не беспокойся, со мной останется Кеко. Она одна стоит всей дворцовой стражи.       Извозчик хлестнул поводьями, и блондинка, устало переставляя ноги, вернулась во дворец. Ярко горели зачарованные свечи, слуги проворно убирали остатки еды со столов, вынося прочь и сами столы. В княжеском замке снова становилось тихо – только казалось, что по коридорам еще гуляет эхом веселье. Измотанная праздничным вечером, Син упала на трон и сняла корону, повесив ее на подлокотник.       – Ты чего в ноги села? – спросила она, когда волчица устроилась на возвышении под троном. – Пусть всякие вассалы падают и лбом передо мной бьют. Иди сюда.       Драконица раскрыла объятия и заключила в них вставшую перед ней люпай. Белошерстая волчица ласково трепала светлые волосы Мейфенг, когда та уткнулась лицом в ее груди, вдыхая аромат духов.       – Скажи, неужели это я такая странная, что у меня болит сердце за всех них?       Кеко промолчала.       – Придет время, и наша с Лин дружба тоже распадется, – продолжила девушка. – Что это, Рюко все же не любит нас? Она дала нам, своим детям, право властвовать здесь, но ей все равно, что за эту власть мы режем друг друга.       – Это испытание, которым она проверяет стойкость своих дочерей, – ответила люпай. От богословия она была так же далека, как и от магии, подобрать нужные слова оказалось непросто. И все равно звучало как бред.       – И почему-то мне не плевать, почему-то я хочу… помочь. Может не им, но Хакотту, – вздохнула княгиня. – Даже… даже если ради этого придется пойти по головам.       – Наверняка, ты не одна такая, – попыталась приободрить ее Кеко, поглаживая пальцами рога. – Сколько было сегодня гостей, и среди них точно найдется пара-другая тех, кому также не плевать, и они тоже имеют власть!       – За которую они удавятся, – печально констатировала энкерин. – Ведь для них это значило бы поделиться с кем-нибудь своим влиянием. Признаться честно, я тоже из таких.       – И как ты поступишь?       – У меня есть Родриго. Знаешь, у них в Фольяри не многим лучше. Разве что воюют не открыто, а исподтишка. Он понимает меня, очень хорошо понимает. Так что, мы трое… что-нибудь придумаем. Я, он да ты.       Люпай в ответ только молча кивнула. В ее теплых руках Мейфенг стала забываться тяжелым сном прямо на троне. Волчица встала позади, подставив свою руку ей под голову. До самого рассвета она не посмеет сомкнуть глаз ни на минуту.              – Госпожа Син, проснитесь!.. – донеслось до нее далеким эхом. – …Княгиня!       Вместо погруженного в ночную тьму и свет свечей, зал предстал перед ней залитый теплым солнечным светом. Да уж, она задремала, и все это было просто дурным сном, на смену которому пришла не менее дурная явь. Блондинке пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать векам тут же захлопнуться.       – Прошу простить, – произнесла она, тепло улыбнувшись. – Такое тяжелое утро. Продолжайте, продолжайте – я слушаю.       Перед ней стоял молодой брюнет, одетый в шитый серебром черный камзол. Изящные, даже по меркам канриа, черты лица выдавали в нем человека не самого простого происхождения, и их обворожительность добавляла веса его словам.       Визитер держался гордо и говорил складно, он явно долго готовил эту речь. Каждое слово было пропитано уважением к слушателю и жалостью к себе. Энкерин, впрочем, слушала его без особого интереса – очередной посол просит крупную сумму денег, обещая вернуть точно в срок.       – Что думаешь, Жорж? – Спросила она, повернув голову. – Нам стоит пойти навстречу дорогому гостю?       Седой киреан поправил пенсне на изрезанном морщинами лице и наклонился к самому уху:       – С высоты своего опыта вы наверняка заметили, что дни этого человека сочтены, – Син ответила едва заметным кивком, и губы казначея изогнулись в ухмылке. ­– Он по уши в дерьме, и вы – последняя соломинка, за которую он всеми силами держится, чтобы не утонуть. Увы, настроения в кругах графа Матераццо для нас темный лес, но, если судить по слухам, ему недолго осталось. Пройдет год, не больше, и его графство разорвут на куски соседи, вместе с правителем. И этот человек, – старик слегка поднял глаза на посетителя, потиравшего тем временем в ожидании рог, рассекавший густую челку, – стелет себе соломку. Он все понимает, смотрит наперед, и не хочет сгинуть вслед за своим сюзереном. Я вижу два варианта: дайте ему денег, и никогда не увидите ни их, ни процентов, или можете заставить его служить вам. Терять ему все равно уже нечего.       Мейфенг утвердительно покивала головой.       – А что скажешь ты, Хэ? – Княгиня повернулась к своей советнице, стоявшей справа от трона.       Голубоглазая энкерин подошла чуть ближе, прежде чем шепотом ответить:       – Пять сотен золотых! Не много ли он просит? Да, графу очевидно нужны эти деньги, раз он готов согласиться на такие проценты. На такие деньги можно целую деревню купить, и жителей впридачу! Но что мы получим взамен? Лояльность одного графства, к тому же не самого сильного. И лояльность довольно условную. Я думаю, вложение тех же денег в Нижу будет куда выгоднее, чем в чужеземца. Сегун ближе, имеет больше власти в собственной стране и уже дружественно настроена к нам.       Драконица кивнула и подняла глаза на посла:       – Так, сколько же ты просишь, еще раз?       – Пятьсот кораксов, ваша светлость. Я уверяю вас, все эти деньги попадут в руки моего графа, и только в его – ни одна монета не попадет в чужой карман!       Блондинка сунула руку в широкий рукав вышитой цветами юкаты, спешно накинутой поверх, и достала из кошелька небольшую горсть монет. Россыпью серебряники упали к ногам посла. Женщина поднялась с трона, когда тот бросил непонимающий взгляд. Встав во весь рост, она, будучи и без того чуть выше канриа, казалась еще выше из-за своих рогов.       – Но ведь этого мало, – вежливо возразил он. – Здесь не наберется и одного коракса.       – Подбери их, – ответила энкерин.       Брюнет недовольно хмыкнул. Он понял, что стал игрушкой в руках княгини, но возразить не вправе, иначе рискует потерять свой последний шанс. Покорно он стал подбирать с каменного пола серебряные корвусы, но следом крякнул, когда энкерин с силой опустила ногу на его спину, заставив брюнета опуститься ниже.       – Этого… мало, – тяжко произнес он подобрав монеты, когда женщина стала сильнее давить на него.       – Нет, этого достаточно, – с усмешкой ответила Син. – И даже немного больше, чем ты заслуживаешь. Столько получают лучшие проститутки Сенноханы, но ты и твой сюзерен и ногтя их не стоите. Недолго вам осталось, – хихикнула она.       Брюнет остолбенел, пока девушка заставляла его пригибаться все ниже к полу. Канриа был вынужден признать – его жизнь и вправду зависит от решения Син. Теперь он был в ее власти, но остатки гордости не позволяли так просто стать придворным шутом.       – Жаль Кеко этого не видит, – с улыбкой сказала Бай Хэ Жоржу, наблюдая за унижением парня.       Рыжеволосая девушка с нескрываемым восторгом подалась вперед. Ей не то чтобы нравилось смотреть на страдания людей, и уж тем более не нравилось видеть свою госпожу в гневе, но ей нравилось, когда людей, возомнивших о себе слишком много, ставили на место. И чем грубее – тем лучше будет усвоен урок.       Казначей в ответ хохотнул. За свою жизнь он повидал немало подобного, отчего к старости стал относиться к этому с долей цинизма.       – Я поступаю так не потому что жадная, – говорила Мейфенг, – все мои подданные знают о моей щедрости. Не потому что злая – мой народ знает о моей доброте. Но потому, что ты нагло требуешь у меня денег, и даже не выказал почестей, не поклонился, не пал ниц, твой господин не прислал подарков. Помни, перед кем ты стоишь…       Брюнет резко отпрянул назад, когда его губы наконец коснулись пола, как того добивалась энкерин.       – Слезь с меня, коб…       Посол осекся. Он чуть было не совершил самую страшную ошибку в своей жизни, однако обрывок фразы уже тяжело повис в воздухе. Воцарилась тишина. Жорж, полагая, что последует за такой дерзостью, снял пенсне. С лица блондинки исчезла всякая улыбка.       – Что ты сказал? – Спросила она. Женщина сдерживалась, но в словах проскользнула на момент захлестнувшая ее злоба. – Договори, пожалуйста, я не расслышала, – мягким тоном добавила она, умерив пыл.       – Я-я… н-ничего, я просто…       В руке драконицы возникла тонфа с широким волнистым лезвием, и брюнет ощутил шеей холодное прикосновение серо-голубого металла.       – Кобыла, – договорила она за него. – Ты хотел сказать «кобыла». Какая восхитительная дерзость! Знаешь, я даже подумываю о том, чтобы не перерезать тебе горло прямо сейчас за такие слова. С одним условием, правда: мне как раз нужен кто-то, кто будет подставкой для моих ног, когда я на троне. И ты отлично подойдешь на эту роль. Считай, что тебя спасла мордашка, которую не очень-то хочется уродовать. Либо… ты можешь отказаться, попытать счастья у какой-нибудь другой, если гордость не позволяет тебе так опуститься. Вот только я тебя тогда из-под земли достану рано или поздно.       Брюнет подорвался с пола, едва не опрокинув Мейфенг, но той удалось сохранить равновесие. Прикрыв ухмылку клинком, она испытующе смотрела на канриа. Весь его вид говорил, о закипающей внутри злобе, и только больше веселил женщину. Она даже была почти готова признать, что такой пламенный нрав в ее вкусе.       – Дерзость?! – Выпалил он. – Настоящая дерзость – унижать посла на потеху себе и придворным! Тебе эта выходка обойдется намного, намного дороже, чем в пятьсот кораксов!       Син опустилась обратно на трон, отозвав тонфу в потоке искорок. На ее лице не было недовольства или гнева – только усталость от столь шумного просителя в такое раннее время. Ему был дан второй шанс, но давать их бесконечно она не может. Выслушав тираду полную угроз попеременно на всеобщем и канрисе, она повелела страже выпроводить гостя вон, а Хэ – будить поваров.       – Мне снился такой странный сон. Наверное, он все же важный. Надо будет спросить в следующий раз у прорицателя в Сеннохане.       – Там многовато шарлатанов, если спросите меня, – ответил казначей. – А ведь этот посол, Вольпе, с виду прелестный человек. Вот, оказывается, что у него внутри.       Мейфенг в сопровождении старого киреан неторопливо шла в кабинет, сохраняя задумчивое выражение. Иногда ее губы подрагивали, безмолвно произнося слова.       – Что у вас на уме? – поинтересовался он, открывая перед княгиней дверь.       – Последние штрихи. Грядут перемены, – ответила Син.       Женщина склонилась над картой Хакотта, изрезанной границами будто лоскутное одеяло стежками; как разноцветные лоскутки покрывали остров зе́мли кланов, большие и едва различимые, остававшиеся после поражения крупных родов и их распадов. Широкие черные линии рассекали карту, отмечая кровопролитные войны, шедшие в это мгновение – очередной передел власти и богатств. Затесался с краю карты и Валенру, отделенный морем от архипелага – без сомнения, королевство вновь попробует вернуть некогда свои земли, воспользовавшись слабостью и разрухой в регионе, и вновь потерпит поражение.       – Тебе не надоело это, Жорж?       Киреан невесело кивнул, поняв, к чему идет дело.       – Но ведь, когда мы в последний раз пробовали воплотить это в жизнь…       – Прошло много лет, – отрезала женщина. – Я учла ошибки. Я потеряла своих людей, свои земли и Родриго не для того, чтобы вновь наступить на эти грабли. Но нам потребуется больше времени. Больше никакой спешки, каждое решение, каждый шаг – взвешен и просчитан наперед. У тебя есть люди, которым ты доверяешь?       – Смотря для чего. Сколько-нибудь наберется, я думаю.       – И у Бай Хэ, думаю, есть свои доверенные лица. Мне нужны шпионы, которых можно будет внедрить в высшие круги тех кланов, с которыми нам лучше обойтись миром. В этот раз, я объединю Хакотт, – решительно заявила она, и на лице блондинки возникла улыбка. – Весь или только часть, но в таком случае к тому времени подрастет Яоюнь и закончит мое дело. Она станет достойной преемницей, что бы ни говорила ее бабушка. Она ничего не понимала, и видела только то, что хотела.       – А сегун? – спросил киреан. – Она еще не знает?       – Я говорила в последний раз, что подумываю о том, чтобы снова взяться. Она тоже заинтересована в едином Хакотте – с одним правителем договориться намного проще, чем с кучей. Сказала, что даст своих солдат только в случае, если по-другому будет нельзя.       – Она хороший союзник, – довольно кивнул он.       – И хорошая подруга, – согласилась Мейфенг.       – И с чего начнем?       – Вернем то, что наше по праву.