Кому ты верен?

Шан Цзянь не удивлен непринужденным обращением Мобэй-цзюня с ним. В конце концов, он написал культуру демонов именно такой, и у его короля нет причин относиться к нему с добротой или приличием, если он всего лишь низкий слуга демона, да и то не заслуживает доверия. (Если Шан Цзянь так быстро сдал свою секту и свой род, то почему Мобэй-цзюнь считает, что Шан Цзянь не сдаст и его, как только представится лучшая возможность?) Ему нравится думать, что Мобэй-цзюнь может немного оттянуть удары, если когда-нибудь поймет, насколько хрупки люди на самом деле — нет причин без необходимости наносить своим шпионам непоправимый вред, прежде чем он с ними покончит… Но разве вы поймаете Шан Цзяня, когда он скажет своему королю в лицо, что тот допустил довольно серьезный просчет с инвестициями? Конечно, нет! Но Шан Цзянь может выдать свои ушибы и растяжения, синяки под глазами и сломанные ребра за столкновения с неуправляемыми учениками Бай Чжань или собственную неуклюжесть столь много раз, что у кого-то возникнут подозрения. Ему нужно научиться лечить свои травмы самому, чтобы не пришлось объяснять лекарям на Цянь Цао, как он их получил. Но, честно говоря, кто из простых смертных без медицинского образования вообще знает, что такое первая помощь, кроме как наложить повязку и закончить на этом? Лечит ли он больные мышцы, отмокая в горячем или холодном источнике? Когда нужно приподнять раненную конечность? Помогают ли физические нагрузки на разбитое колено, чтобы оно зажило быстрее, или в итоге он только доломает его? Как долго после удара по голове у него будет звенеть в ушах? Откуда ему знать все эти вещи?! Он больше не может просто погуглить это дерьмо! Но у него, как у человека с пика, отвечающего за заказ и распределение припасов секты, есть очень простое решение. Он просто приобретает дополнительный комплект мантий учеников Цянь Цао и начинает посещать их лекции. В Китае у него не было ни малейшей склонности к тому, чтобы стать врачом. Кому нужны такие часы! Кто сможет выдержать столько работы? Только не он! Он всегда выберет ленивую и недисциплинированную жизнь (хотя отчаянная беготня и бессонные часы, проведенные за написанием десяти тысяч слов в день, которые он выбрал вместо этого, говорят о другой реальности). Сейчас ему не очень интересно изучать медицину, но нужно делать то, что нужно делать, чтобы скрыть тот факт, что он шпион! Между обязанностями в Ань Дин, прочесыванием офисов пиковых лордов на всех пиках в поисках нужной Мобэй-цзюню информации и дополнительными занятиями, он выбивается из сил. Но у него такой вид, как у большинства учеников Цянь Цао: «двенадцать часов в две смены в реанимации», поэтому никто не замечает лишнего ученика. Никто, кроме Му Фана.

***

Хотя об этом еще не было объявлено публично, Му Фан — преемник лорда пика Цянь Цао. Поэтому он считает своим долгом познакомиться со всеми своими шиди и шимэй. И есть мальчишка, который всегда убегает, как только заканчивается лекция, со шквалом бумаг, никогда не бывает в столовой, не имеет койки в общежитии и не дежурит в лазарете. На расспросы Му Фана о нём, все лишь отмалчиваются и пожимают плечами. Кто бы мальчишка ни был и какого бы цвета пика ни был, он не ученик Цянь Цао. Когда он заговаривает об этом со старшим учеником, отвечающим за организацию занятий по Цянь Цао, тот отмахивается: — То, что он не пришел на пик в одной группе с тобой, не значит, что его никто не знает, Му-шиди. А сейчас мне нужно закончить эти планы уроков. Почему бы тебе не спросить шизуня? Но когда он пытается донести свои опасения до Янь Цзэба, от него вновь устало отмахиваются: — К сожалению, я не знаком лично со всеми нашими учениками, как бы мне этого ни хотелось. Возможно, кто-то из твоих шисюнов выбрал его. Спроси у них. Если он посещает занятия, они должны его знать. И хотя он пытается объяснить, что уже спрашивал, шизунь прерывает его, будто вопрос решён, следующими словами: — Тогда почему бы тебе не подружиться с ним, а-Фан? Мужчина тяжело вздыхает. — Ноша целителя тяжела. Хорошо — даже важно — время от времени делать перерывы, отстраняться, чтобы восстановить равновесие. Но слишком легко думать, что всё рухнет без тебя, если ты хоть раз сделаешь паузу, — шизунь с грустью улыбается, глядя на свой стол, заваленный записями с планами лечения и бесконечной перепиской с людьми, обращающимися к нему за консультацией. — Вот почему нам всем нужен кто-то, кто напомнит нам, что наша собственная жизнь и здоровье тоже имеют ценность. Если мальчик не посещает приемы пищи, пригласи его поесть с собой. Больше он не слушал ни слова на эту тему, пока Му Фан не вздохнул и не согласился. Когда Му Фан заговорил о своём недовольстве с Вэй Цзяньданем, своим другом с пика Ван Цзянь (также претендентом на преемника своего пика — их шизуни не скрывают, что предлагают им «поиграть в свидания»), мальчик рассмеялся до хрипоты. — Что за человек будет проникать в Цан Цюн, только чтобы до смерти измываться на занятиях Цянь Цао? Ты не обижайся, но я лучше буду давать себя избивать на тренировочных полях, чем готовиться к вашим экзаменам. Но это не такая уж и абсурдная идея! На его пике хранится множество редких и ценных лекарств и ядов, которые даже в небольших количествах можно продать на чёрном рынке за сумму, достаточную для того, чтобы бедная семья могла прокормиться в течение месяца. Кроме того, целители секты имеют практически неограниченный доступ ко всем ученикам секты и даже к пиковым лордам, и можно легко вызвать дисбаланс ци или помочь травме привести к летальному исходу, и никто не узнает об этом. Это дело заслуживает серьезного отношения, и Му Фан очень расстроен тем, что никто больше не видит этого. …но даже если его это беспокоит, он не может заставить себя поверить, что у усталого мальчика, рассеянно жующего конец своей косы и смотрящего в свои записи, действительно есть злой умысел. Поэтому он поступит так, как советовал ему шизунь. Он поймает своего шиди, который им не является, и пригласит его на обед.

***

— Этот так и не узнал твоего имени, шиди. Шан Цзянь подпрыгивает в воздух и оборачивается, чтобы увидеть Му Цинфана (нет, он должен помнить, что сейчас он только Му Фан), стоящего позади него. — Ах, шисюн! — нервно улыбается он. — Я… не заметил тебя. Прошу прощения, но я опаздываю. Быстро склонив голову, он прижимает к груди свои записи и пытается убежать, но Му Фан с улыбкой опускает руку ему на плечо, фиксируя его на месте. — О? Я как раз просматривал расписание дежурств в лазарете и не увидел тебя, шиди. Шан Цзянь с трудом подавил дрожь. Ты только что сказал, что не знаешь имени этого человека, так откуда ты знаешь, что этого лаоцзы нет в списке, а? Ты же не знаешь, что, может, сегодня днем я буду делать операцию на мозге! Но вместо того, чтобы высказать эту мысль вслух, он просто говорит: — Ах, меня ждут другие обязанности, шисюн. То одно, то другое… и ещё много чего. Ты, конечно, знаешь, как это бывает? Усталым нет покоя! Так что прошу меня извинить, — пригнувшись и вывернувшись из-под руки, он быстрым шагом направляется прочь. Му Фан хмурится и говорит: — Подожди, удели мне минутку, шиди. Шан Цзянь проносится сквозь группу учеников Цянь Цао, разгоняя их и выкрикивая жалобы, сворачивает за угол здания и, как только убеждается, что его не видно, переходит на бег, устремляясь к лестнице, прислоненной к стене следующего здания (сегодня на Цянь Цао заменяют черепицу — надо запомнить график ремонта Ань Дин!), взбирается по ней, как белка, и тащит лестницу за собой. Когда он выглядывает из-за края крыши, то слышит растерянное позади себя: — Шан-шисюн? Что…? — но он обрывает своего боевого брата резким шипением и отползает от края, чтобы никто внизу его не видел. Два ученика Ань Дин стоят перед ним с явным замешательством на лицах. Тот, что ближе к нему, пытается шептать: — Шисюн, что на тебе надето? — но Шан Цзянь закрывает ему рот рукой и одаривает его, а затем и второго, взглядом, ясно дающим понять, чтобы те заткнулись. Они ждут в напряженной тишине, слышно только, как шевелится одежда шиди — тот стоит на коленях в недосягаемости, иначе Шан Цзянь мог бы протянуть руку и дать ему взбучку. Но вот раздаются приближающиеся шаги, и младший ученик замирает на месте. Шаги останавливаются почти, но не полностью, прямо под ними. Пауза, затем глубокий вздох разочарования и тихое ворчание: — Ты не можешь вечно прятаться от этого, шиди, — после чего раздается звук удаляющегося Му Фана. Шан Цзянь хмурится. Прятаться вечно? Ты говоришь так, будто этот человек уклоняется от тебя при каждом удобном случае, Му-шиди! А на самом деле это первый раз. Тем не менее, это его беспокоит. В большинстве случаев он очень легко забывается для других. «С глаз долой, из сердца вон», — вот определяющая характеристика большинства его отношений с почти всеми в обеих жизнях! Но похоже, что Му Цинфан активно его искал. И он не может придумать ни одной причины для этого. Тем не менее, вероятно, ему стоит пропустить следующий урок или два. Достаточно долго, чтобы Му Цинфан забыл о нём. На следующем занятии будут рассказывать о процедуре трахеостомии, но если ему когда-нибудь придется делать ее самому, он не уверен, что посещение лекции что-то изменит. Шан Цзянь много чего умеет, но один из навыков это извечная трусость, чтобы воткнуть нож себе в горло. Шан Цзянь наконец убирает руку со рта шиди, который делает слишком резкий глоток воздуха, как будто не дышал носом все это время, и осторожно выглядывает из-за края крыши, оглядываясь в обе стороны, чтобы убедиться, что берег действительно чист. — Шисюн, почему ты в розовом Цянь Цао? — его шиди, не тот, который все еще драматично сжимает свою вздымающуюся грудь, как человек, едва избежавший удушья, из-за чего Шан Цзянь хочет закатить глаза, спрашивает, поднимая черепицу и судорожно поворачивая её в руках. — И… прячешься от ученика Цянь Цао? Шан Цзянь хмурится и, проворчав: «не берите в голову!», начал осторожно опускать лестницу вниз. Но он вздыхает, когда оба мальчика сразу же становятся кроткими, опускают глаза и бормочут извинения, спокойно возвращаясь к своей задаче. Сдаваться (по крайней мере внешне) при малейшем намёке на конфронтацию — это то, чему, в конце концов, учатся все ученики Ань Дин, находясь на самом дне пищевой цепочки секты. Но всегда умнее, когда человек, которого нужно умиротворить — это кто-то другой из Ань Дин. Какой-то старший ученик ведет себя так, будто он лучше его, хотя это не так — он обязан улыбаться и кивать всякий раз, когда какой-то несносный осёл с более уважаемого пика отдает приказ? Это не перестает заставлять Шан Цзяня скрипеть зубами. Так что да, он мог бы быть менее сучьим с двумя своими шиди здесь только из чувства товарищества. Но, что ещё важнее, они точно набросятся на него потом из мелкой мести, если он не сделает что-нибудь, чтобы изменить ситуацию. Так он и поступил. — Слушайте, — говорит Шан Цзянь, вытаскивая завязки из своей косы и начиная грубо расчесывать волосы пальцами. — Мне не нужно говорить вам, что Ань Дин — отстой. Два шиди наблюдают за ним: драматический — с любопытством, а суетливый — с опаской. Он быстро закручивает распущенные волосы в свой привычный пучок, пока говорит. — Но если мы не будем делать что-либо, то ничего не получится, поэтому мы не можем позволить себе отвлекаться или халтурить. Драматичный шиди кивает. — Мудрые слова, шисюн, — говорит он с небольшой улыбкой, готовой стать дружеской, как только она получит разрешение. — И мы ничего не добьемся, если люди будут постоянно приставать к нам с глупостями, потому что мы с Ань Дин, — продолжает Шан Цзянь. — Поэтому, когда это возможно, я не с Ань Дин. Взгляд шиди опускается на его одежду, затем снова на лицо. Глаза драматического шиди расширяются, и он издаёт тихий «о-о-о-о-о-о-о-о-о», осознав это. Суетливый шиди придвигается чуть ближе. — И ты прятался? От другого ученика, который на самом деле с Цянь Цао. Шан Цзянь закатывает глаза. — Потому что, очевидно, это работает, только если никто не обращает на меня пристального внимания. Так что, если кто-то начинает что-то подозревать, просто сделайте так, чтобы вас не было видно некоторое время, и они сдадутся, когда не смогут вас найти. А не найдут они вас потому, что будут искать не там, где надо. Он начинает быстро развязывать пояс и вытряхивать из верхней одежды плечи, не обращая внимания на то, как драматичный шиди визжит и закрывает глаза руками, краснея (он едва снова не закатывает глаза, почему он написал древнекитайские традиции?). Запихнув розовую мантию в сумку, Шан Цзянь достает из нее желтую, такую же, как у двух других учеников, и так же быстро надевает ее, разглаживая там, где она помялась, и отмахиваясь от руки суетливого шиди, когда тот пытался помочь ему поправить воротник. — И это будет работать, — добавляет он, ткнув пальцем в обоих, — только если никто не будет громко интересоваться, почему ученик Ань Дин надел одежду Цянь Цао на глазах у некоего подозрительного человека. У них, по крайней мере, хватает приличий выглядеть смущенными. — Эй-эй, Шан-шисюн, — шепчет драматичный шиди, проползая вперёд и наклоняясь над краем крыши, когда Шан Цзянь начинает спускаться по лестнице, теперь уже полностью переодетый. — Где ты их взял? Другой комплект одеяний, я имею в виду? — Если ты не можешь разобраться в этом сам, это не моя проблема, шиди. И перестань так сильно наклоняться, а то упадешь с края и разобьешь себе голову, как яйцо. — По крайней мере, я уже на Цянь Цао! — смеётся он в ответ и отступает назад, скрываясь из виду. Шан Цзянь слышит, как они возбуждённо перешептываются между собой. Замечательно. Не то чтобы он не хотел, чтобы другие ученики Ань Дина воспользовались его лайфхаком, просто… ладно, это произошло. Эти идиоты разрушат всю его затею, потому что он сомневается, что они способны на подвиги. Если его не поймает Му Цинфан.

***

Загадочный Ученик явно испугался встречи с ним — если Му Фану и нужно ещё какое-то доказательство того, что он не ученик Цянь Цао, то это именно оно. Но доказательства никого не интересуют. Разве не каждый врач в какой-то мере расследователь? Разве самая ценная черта для начинающего целителя — более ценная, чем твёрдая рука или спокойное поведение — не пытливый ум, умеющий задавать правильные вопросы? И не только это, но и когда ни одно из известных решений не подходит, искать новые ответы, а не просто выбирать то, что ближе всего? Му Фан не одобряет мнения лекторов о том, что всё, что стоит знать, уже известно, даже если они упрекают его в неуважении к старшим за то, что он «может знать лучше», чем великие, которые родились раньше. Му Фан всем сердцем уважает своего шизуня, но, став главным, он будет вести дела совсем по-другому. Цянь Цао станет не просто каталогом знаний давно умерших мастеров. Это будет центр исследований и новых открытий! Но если он снова попытается поднять вопрос о Загадочном Ученике со своим шизунем, то знает, что получит в ответ лишь: «Ты меня разочаровал, а-Фан», за то, что он «издевается» над мальчиком, с которым ему поручили подружиться. А он просто отказывается разочаровывать шизуня. Поэтому, если он хочет докопаться до истины, это должен быть путь шизуня. Но трудновато допрашивать Загадочного Ученика за обедом, когда того можно найти только на занятиях, а сейчас мальчик не появлялся уже три дня. Му Фан думал, что видел его утром в толпе, входящим в лекционный зал, но, видимо, ошибся, потому что к тому времени, как все расселись по своим местам, этого ученика нигде не было видно. Пока Му Фан размышлял над этой проблемой, временно отложив визит на Цин Цзин, чтобы передать успокаивающие таблетки ци, прописанные Шэнь Цзю, ещё одному из неофициальных наследников (пиковые лорды хотят подождать с объявлением, пока не смогут сделать это все сразу, но несколько его боевых тётушек и дядюшек не спешат выбирать наследника), что-то, а точнее, кто-то в периферийном зрении привлек его внимание и потащил за собой. Он приостанавливается, не понимая, что именно в этом человеке отвлекло его внимание. Это всего лишь ещё один ученик Цин Цзин — не тот, кого он узнаёт, но он редко бывает здесь, вне этого конкретного поручения, так что это неудивительно. Ничем особенным они не выделяются. Отмахнувшись от странного момента — может, это просто солнце отблескивало от маленького золотого цветка, висящего на его причёске — Му Фан продолжает идти по тропинке, но вдруг резко останавливается. Он лишь мельком увидел его лица, когда они проходили мимо друг друга: он — поднимаясь вверх по тропинке, а ученик Цин Цзин — спускаясь вниз, но в том, как мальчик прижимал к груди свои книги, было что-то особенное. В этом не было ничего необычного. Многие люди носят книги именно так. Но дело было именно в этом. Это что-то насторожило в его сознании. И вдруг он понял, что это он. Это был Загадочный Ученик. Му Фан тут же разворачивается и спешит обратно, не обращая внимания на то, что выглядит немного глупо, словно что-то забыл. Загадочный Ученик выглядел совсем по-другому: его волосы — чёрные, а не рыжевато-коричневые, были собраны в элегантный узел, закрепленный золотой заколкой, а в ушах красовались крошечные нефритовые бусины. Му Фан мог бы поклясться, что и глаза у него были другого цвета, скорее лесные, чем янтарные, но, возможно, это просто цвет, которым он их подвёл, заставляет их казаться такими. Да и Му Фан в тот момент был не слишком внимателен. Он и не знал, на что обращать внимание. Но было уже поздно. Очевидно, Загадочный Ученик узнал Му Фана гораздо быстрее, чем тот его, потому что, как бы далеко он ни спускался по тропинке, ему его не догнать. Вероятно, Загадочный Ученик скрылся в бамбуке, а у Му Фана, по крайней мере, хватает достоинства не рыскать там в поисках его с криками «выходи, шиди!» (ведь он до сих пор не знает его имени). Му Фану ничего не остается, как сдаться и повернуть назад. Он уже опаздывает к тому времени, когда его будет ждать Шэнь Цзю, а неофициально главный ученик Цин Цзин, по мнению Му Фана, немного трудный. Му Фан, несомненно, уже заработал себе язвительную лекцию о пунктуальности, ведь Шэнь Цзю обычно предпочитает использовать шараду, что Му Фан «просто случайно проходил мимо», а не открыто признавать, что его культивация находится в настолько плачевном состоянии, что требует регулярного лечения у главного ученика Цянь Цао. Тем не менее, Му Фан успокаивает себя тем, что если Загадочный Ученик действительно с пика Цин Цзин, то Шэнь Цзю наверняка сможет прояснить, чем занимается другой. Но когда после беглого осмотра Му Фан не стал вежливо откланиваться, прикинувшись светским визитом, как это обычно бывает, а, к вящему раздражению Шэнь Цзю, принял предложение выпить чаю, которого не ожидал, и уселся, переведя разговор на Загадочного Ученика, его сначала встретили лишь пустые взгляды, которые он получил от своих товарищей на Цянь Цао. В конце концов, он начинает описывать внешность и манеры другого мальчика так подробно, как только может вспомнить из того немногого, что знает, и добавляет с легким разочарованием: — Он направлялся в сторону вашего дома, шисюн. Разве он не встречался с вами по пути? — в глазах Шэнь Цзю промелькнуло что-то похожее на узнавание. Другой молодой человек делает долгий глоток чая, задерживаясь, как может предположить Му Фан, только для того, чтобы в свою очередь досадить ему. — А, он, — говорит Шэнь Цзю, в конце концов. — Нет, он пришел не для того, чтобы увидеть меня. Скорее всего, он шел дальше по тропинке. Наверное, выходил из кабинета шизуня, — затем он делает еще один глоток чая, закрывая глаза, чтобы насладиться им, ублюдок. — Честно говоря, я не знаю его имени, — наконец признаётся Шэнь Цзю без тени стыда. — Полагаю, он что-то вроде ассистента мастера зала. С акцентом на «помощь». Собирает планы уроков у мастеров, составляет заказы на покупку книг и инструментов для передачи Ань Дин и так далее. Возможно, он также собирает материалы для уроков от их имени; я часто вижу, как он роется в библиотеке. Шэнь Цзю вновь делает долгий глоток чая, никуда не спеша. — Я никогда не разговаривал с ним лично. Кажется, он избегает меня, когда это возможно, — усмехается Шэнь Цзю, его тон полон забавы, но лицо выдает его обиду на страх, который он вызывает у своих соучеников, очевидно, немногих так открыто, как этот. Шэнь Цзю наливает себе ещё чаю, игнорируя чашку Му Фана, и добавляет в него маленькую ложечку меда, после чего на удивление небрежно пожимает плечами. — Полагаю, в какой-то момент мне придется больше участвовать в управлении пиком, и он будет вынужден перестать убегать, как испуганный кролик, при виде меня, когда мы сталкиваемся в кабинете шизуня, но пока, как я уже сказал, мы не были официально представлены друг другу. — Где я смогу его найти? — спрашивает Му Фан, всё ещё впитывая новую информацию. Шэнь Цзю поднимает одну бровь красивой формы. — Предположительно, в противоположном направлении от того места, где он видел меня в последний раз. Шэнь Цзю отставляет чашку и сгибает пальцы, глядя поверх них на Му Фана. — Шиди, могу я спросить, почему ты так интересуешься? Му Фан сделал паузу, прежде чем ответить, размышляя, стоит ли отвечать честно. Может быть, его Загадочный Ученик — просто помощник Цин Цзин, который недоволен своим пиком и положением, но не решается попросить об официальном переводе. Если бы его приняли в ученики на самый престижный пик ученых, а потом он отказался от этой чести и отправился учиться на восьмой пик (врачевание — уважаемый жизненный путь, но вряд ли завидный), это, конечно, вызвало бы недоумение. Это могло бы даже смутить лорда пика Вэнь, и Му Фан, конечно, не хотел бы оказаться на месте этого ученика. Но это не даёт однозначного ответа на все вопросы Му Фана. И, если его беспокоит гипотетический ущерб, который лазутчик может нанести Цянь Цао, то при мысли о том, что шпион может сделать с Цин Цзин, его опасения удваиваются. В то время как внешний мир называет его «ученым пиком» и думает только об интеллектуалах, отдыхающих под цветущими сливовыми деревьями и целыми днями обсуждающих достоинства той или иной поэтической школы, на самом деле это пик секты, посвященный стратегии. И хотя сейчас Цан Цюн не ведет активной войны с миром демонов или другой сектой, вряд ли так будет всегда. Шэнь Цзю — неприятный человек, но Му Фан не сомневается в преданности другого ученика своей секте. Если Загадочный Ученик на самом деле тот, кому здесь не место, Шэнь Цзю захочет узнать об этом, и как будущий лорд пика Цин Цзин он заслуживает знать, что в гнезде завелась кукушка. Но, если все это окажется ерундой, а это вполне возможно… Му Фан будет чувствовать себя ужасно из-за того, что напустил Шэнь Цзю на этого Загадочного Ученика. Шэнь Цзю не из тех, кто пускает всё на самотёк или меняет своё мнение о человеке, даже если улики в итоге докажут невиновность Загадочного Ученика, а будущий пиковый лорд — плохой враг. К тому же, Шэнь Цзю и сам не столь непоколебимый. Здоровье наследника пика очень хрупкое, а его база культивирования всё ещё нестабильна. Все эти стрессы и волнения не пойдут ему на пользу. Му Фан может подождать и сначала собрать побольше информации. Он лишь слабо улыбнулся. — Я сообщу вам, как только узнаю об этом, шисюн. Шэнь Цзю смотрит на него долгим взглядом. — Позаботься об этом, — говорит он. — И, шиди, — добавляет он, когда Му Фан встает, чтобы уйти. — …спасибо. В прошлом месяце ты упомянул, что скорректировали… рецепт, — Шэнь Цзю не смотрит в глаза, прячась за веером. — Я заметил улучшения. — О, — удивленно и радостно прокомментировал Му Фан. — Рад это слышать.

***

Му Фан уходит, довольный своим планом: вернуться на следующий день и поговорить с мастерами залов на Цин Цзин, чтобы они позвали Загадочного Ученика, пока Му Фан ждет. К сожалению, этот план срывается, когда на пути из Цянь Цао на Цин Цзин он замечает самого Загадочного Ученика. На Ань Дин. В жёлтом. Он прячет измученный зевок за планшетом, пока старший ученик отдает ему какие-то распоряжения. Как только ученик уходит, Загадочный Ученик хватает проходящего мимо младшего ученика за воротник и передает ему приказ, который сам только что получил. Младший ученик уже опускает руки, но Загадочный Ученик лишь потрепал его по волосам и, всё ещё зевая, пошел в сторону радужного моста. Му Фан незаметно следует за ним. Оглядываясь назад, он понимает, что если Загадочный Ученик проник на два пика, то он мог сделать это и с другими. Его удивляет, что Загадочный Ученик направляется на Цянь Цао, забежав в пустую комнату для пациентов, чтобы переодеться в розовое и заплести волосы в простую косу, по которой Му Фан знал его раньше. Он вернулся к занятиям, но, судя по всему, решил отказаться от урока, который посещает Му Фан, и посидеть на уроке более низкого уровня. Не может быть совпадением, что Загадочный Ученик старается избегать двух главных учеников. Пользуясь случаем, Му Фан спешит в свой маленький кабинет в медицинском зале, чтобы закончить все дела и передать остальные до окончания занятий. Для этого ему нужен свободный остаток дня. К счастью, Му Фан успевает вернуться как раз вовремя, чтобы проследить за тем, как Загадочный Ученик собирает свои записи и отправляется обратно на радужный мост. На этот раз он отправляется на Цзуй Сянь. В течение следующих нескольких дней Му Фан регулярно ходит за Загадочным Учеником, записывая его различные обличья. Когда мальчик надевает серебряную мантию Цюн Дин (и как тревожно было это обнаружить), волосы у него в основном длинные и распущенные — наполовину подняты, наполовину опущены, а верхний узел закреплен простой короной. Они длиннее, чем обычно, и представляют собой равномерный занавес из блестящих чёрных волос — скорее всего, парик (такой же он должен носить на Цин Цзин). На носу — веснушки, а на шее на цепочке висит перстень, слишком большой для его руки, украшенный символом пика. Похоже, он в основном занимается переправкой почты — отсюда и кольцо, предполагает Му Фан. Для запечатывания конвертов. В жёлтом Ань Дине его внешность не столь изысканна. Его натуральные волосы убраны в пучок, перевязанный длинной лентой, и повсюду торчат маленькие локоны. Не совсем понятно, что он делает на этом пике, но, похоже, много спорит. В коричневом одеянии Цзуй Сянь, на пике пивоварения, его волосы распущены — еще один парик, темно-коричневый и вьющийся, — и убраны платком у лица. Похоже, он приходит сюда только для того, чтобы подсчитать количество бочек, которые производятся, как для продажи, так и для внутреннего использования в секте. В разговоре с одним из садовников на Ань Цзинь он одет в оранжевую мантию пика, чёлка на глаза, остальные волосы собраны в пучок. Кроме того, он носит маску, закрывающую рот и нос (на что никто не обращает внимания, ведь некоторая пыльца, выделяемая растениями, может быть весьма опасна для дыхания). Пока Му Фан не заметил его на оставшихся пиках, но это не значит, что он не совершает вылазки и туда (вуали — новая и растущая тенденция на Сянь Шу, и Му Фан удивляется, что если…) Му Фан мог потерять целые ночи сна, пытаясь осознать, как всё это можно использовать, чтобы навредить секте по отдельности, но всё это не имеет смысла в совокупности. И это всё ещё только дикие догадки в темноте. Кажется, никто его не знает. Когда он расспрашивает членов каждого пика, с которыми общался Загадочный Ученик, то слышит: «о, это один из моих шисюнов/шиди. Боюсь, я не могу вспомнить его имя, так как не очень хорошо его знаю…», в то время как от других он получает в основном что-то вроде: «да, я видел его поблизости», если они вообще узнают его описание. Что касается Ань Дина, то ему просто сообщают: «На Ань Дин много кареглазых и темноволосых людей, и у нас больше всего учеников среди всех пиков, за исключением разве что Бай Чжань. Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, если вы не сможете уточнить детали», что вполне справедливо.

***

Му Фан засиделся на рабочем месте допоздна, пытаясь разобраться с бумагами, накопившимися за то время, пока он выслеживал Загадочного Ученика по пикам (сегодняшний день прошел безрезультатно, за весь день он так и не увидел второго), и тут он слышит тихий скрип шагов в лекарском зале перед своим кабинетом. В равной степени раздраженный и настороженный, он заглядывает в дверь и видит силуэт, который он уже научился узнавать, стоящий у стола со ступкой и пестиком и возящийся с охапкой маленьких стеклянных баночек, которые он взял в аптеках. — Вот чёрт, там нужна одна или две части корня синего имбиря?.. — пробормотал он, а затем слегка дрожащей рукой поднял одну банку к слабому свету, проникающему из окна, и прищурился. — …это вообще синий? Или очень тёмный красный? Здесь чертовски темно, я не могу определить… — Это синий корень мандрагоры, — говорит Му Фан, выходя на улицу. — Блять! — Загадочный Ученик вздрагивает и роняет банку, которая падает на пол с шокирующе громким треском в тихом зале. Плечи Загадочного Ученика взлетают к ушам, и хотя Му Фан вздрагивает, стекло, к счастью, не разбивается. Вместо этого банка просто катится по полу, пока не стукнется о его ногу. — Итак, — безмятежно говорит Му Фан. — Пора бы нам, наконец, поговорить, ты согласен, шиди? Но тут из-за туч выходит луна, и Му Фан видит то, что иначе скрыли бы рукава другого, если бы они не были завязаны выше локтя: красновато-черную сыпь, похожую на синяк, в центре которой четыре параллельные раны на предплечье (как будто он поднял руку вверх, чтобы защитить лицо от удара злобных когтей), а дальше — жирные, болезненные линии, которые, казалось, светятся или пульсируют, следуя по артериям вверх по руке, словно стремясь распространить свое вредоносное влияние дальше. Му Фан задыхается. — Аха-хах, — нервно смеется Загадочный Ученик. — Шисюн! Я смотрю, ты сегодня допоздна работаешь. Ах, не обращай внимания. Я просто смешивал лекарство. — …это похоже на заражение крови, шиди, — тихо говорит Му Фан, сам себе удивляясь. — Да? Ну, тогда, может быть, две части имбиря, на всякий случай, — непринужденно отвечает Загадочный Ученик, с его губ не сходит осторожная, вежливая улыбка. — Почему ты не пошёл к шизуню, чтобы вылечить это? — резко спрашивает Му Фан, делая ударение на слове «шизунь», прекрасно понимая, что его шизунь — не шизунь этого человека. — Аха-ха-ха, ну я и не думал, что мне придется кого-то беспокоить из-за этого! Я промыл рану чистой водой и смазал её мёдом, как только смог. Я сидел на тех же лекциях, что и ты, шисюн. Я знаю, как это лечить. Или, по крайней мере, мне так казалось. — Как это вообще произошло? Ты же культиватор! — воскликнул Му Фан, вырываясь вперед и хватаясь за руку собеседника, чтобы внимательнее осмотреть рану. Если только это не ложь, думает он, беспокоясь о последствиях. — Твоё ядро не должно позволять тебе даже болеть, — произносит он вслух, сурово нахмурившись. Загадочный Ученик лишь пожимает плечами, насколько это возможно с одной рукой (хотя Му Фану кажется, что он чувствует слабое потягивание, как будто другой проверяет, легко ли он отпустит его руку). — Моя культивация никогда не была самой сильной. И на Цянь Цао мы лучше других знаем, что в этом глупом, непродуманном мире есть много вещей, которые могут испортить ядро, — он сморщил нос, пробормотав под нос, — кто знает, что было у него под когтями. — Когти? — Му Фан резко поднимает голову, глаза сужаются. — Чьи? — Ах, демона, — отвечает ученик, морщась. В его голосе слышится напряжение, и на этот раз он дергает за руку чуть сильнее. Му Фан понимает, что держал немного крепче, чем нужно, и стыдливо ослабляет хватку, но не отпускает полностью. Почти сразу же ему приходится снова сжать руку, чтобы поддержать собеседника, когда тот немного покачнется, и Му Фан наконец замечает, как Загадочный Ученик тяжело опирается на стол, лицо слегка покраснело и влажное от лихорадки. — А, но я думаю, что всё, что было под когтями демона, уже было под моей… ну, под моей кожей, наверное… это было… неизбежно, но я попытался это убрать, — говорит он, хватаясь другой рукой за край стола, с трудом удерживая себя в вертикальном положении и одновременно сосредотачиваясь на разговоре. Было бы так легко ударить этого человека сейчас, в момент его слабости и когда он этого не ожидал. Странные мысли приходят в голову в этот момент. Му Фан — целитель, но он также и культиватор. «Не навреди», не самое строгое правило для него. Иногда у культиватора есть причина достать меч. Он понятия не имеет, чем занимался этот человек в его секте. Что он делал, чтобы подобраться к демону настолько близко, чтобы получить эту рану, когда они обычно держались в своей сфере, когда у него вообще не было причин покидать безопасные пределы секты. Но сейчас он не видит причин, по которым нельзя было бы сначала вылечить этого шиди, прежде чем решать, нужен ли ему клинок (ему трудно назвать всё, что помогает кому-то, пустой тратой ресурсов). И никто не говорил, что он не может допросить его в то же время. — Шиди, почему бы тебе не присесть? — говорит он, подводя его к одной из кроватей для пациентов. — Давай я приготовлю для тебя лекарство, не хотелось бы, чтобы ты снова перепутал ингредиенты в темноте. А если он подсунет шиди что-нибудь, что сделает его более разговорчивым, что ж… Му Фан отворачивается, отходит к ступке и пестику на столе, которые приготовил другой ученик, и осматривает выбранные им бутылочки, чтобы понять, пригодятся ли они. — Шиди, как это случилось? — спрашивает он, возвращаясь к полке, чтобы достать ещё несколько бутылок, и нюхает одну, откупоривая её. С трудом ему удается сохранить в своём тоне лишь профессиональную озабоченность. Его Загадочный Ученик пожимает плечами. — Ну, когда встречаются культиваторы и демоны… разве не это обычно происходит? — он прерывается и отворачивает голову, на его лице появляется гримаса. — Хм. И где же ты встретил этого демона? Надеюсь, не рядом с сектой. Его Тайный ученик издал короткий смешок. — Нет-нет, — говорит он. Должно быть, лихорадка затуманила его рассудок, потому что тот снова заговорил, тихо и про себя, похоже, не понимая, что Му Фан все еще слышит его, когда не обращается напрямую. — Нет, это было бы слишком просто, — Му Фан не поворачивается, продолжая готовить настойку. — Нет, за лесом, граничащим с северо-западной частью Царства Демонов, есть небольшая деревня, — продолжает Загадочный Ученик. — Я нашел его там. Му Фан издает негромкий звук, подтверждающий ответ, а затем поворачивается и подходит к нему, сидящему на кровати. — Вот, выпей это, — говорит Му Фан, наклоняясь и протягивая Загадочному Ученику небольшую чашку. Тот послушно выпивает её, а затем в замешательстве хмурится, запоздало заметив в другой руке Му Фана шприц. — Что это?.. — Это было просто для того, чтобы заглушить боль, шиди, — спокойно объясняет Му Фан, не позволяя своему лицу выдать себя. — А это, — он поднимает шприц и крепко сжимает запястье собеседника оставшейся рукой, чтобы удержать его руку в неподвижном состоянии, — лечение, — по крайней мере, это было правдой. Мальчишка выглядит растерянным, но не подозрительным, и не пытается вырваться, поэтому Му Фан чувствует, как его собственное сердце начинает понемногу успокаиваться. Начнет он с чего-нибудь простого. — Шиди, мне будет спокойнее, если я буду называть тебя по имени, — говорит он, вводя шприц в выпуклую красную вену и наблюдая, как антибиотики попадают в кровь. — Конечно… — пробормотал в ответ Загадочный Ученик, положив руку на колени. Он смотрит на нее и рассеянно вытирает струйку крови, которая выступила, когда Му Фан вынул иглу и надавил большим пальцем на место укола. Му Фан ждет, затем повторяет попытку. — Как тебя зовут? — Ох. Шан Цзянь, — немного смущенно и осторожно отвечает он. — Тогда Шан-шиди. Шан-шиди, кто ты на самом деле? Загадочный Ученик открывает рот, губы начинают складываться в звук, но потом снова закрываются. Он растерянно моргает, затем несколько раз быстро глотает воздух, его глаза сжимаются, словно от боли. — Шан Цзянь, — наконец выдохнул он, с усилием повторив, но теперь в его голосе появились нотки страха. — Хорошо. Шан Цзянь, я знаю, что ты не совсем ученик Цянь Цао. Когда глаза Шан Цзяня расширились, Му Фан коротко улыбнулся в ответ. — Обычно ты очень тщательно следишь за своим внешним видом, но сегодня ты не заплёл волосы, прежде чем переодеться в мантию Цянь Цао. Тебя лихорадило, — утешительно добавляет он. — Это понятно. Рука поднимается к затылку, но на полпути прерывает жест и возвращается к инфицированной руке. — Мои волосы? — потрясенно спрашивает он. — Какое это имеет отношение к делу? Му Фан поднимается и осторожно снимает парик, которого он не видел до этого вечера — чёрный, но не такой красивый и блестящий, как у Цин Цзин. Вид более простого человека. — Кто тебя послал? — тихо спрашивает он. Шан Цзянь вздрагивает, словно это был крик, и закусывает губу так сильно, что она начинает кровоточить, а по подбородку стекает лента крови. — На кого ты работаешь? — резко требует Му Фан, приближаясь к нему в поисках ответа. — Ань Дин! — практически вырывается изо рта Шан Цзяня. — Я ученик Ань Дин, — торопливо, почти бешено повторяет он, а потом прикусывает язык. Му Фан удивлен. — Ань Дин? Правда? — Да! — Шан Цзянь выглядит так, будто вот-вот расплачется. — Спроси моего шизуня, он сам меня выбрал! — Может, ты еще скажешь, что ты ученик Цянь Цао? Или ученик Цин Цзин? — скептически спросил Му Фан с осуждением в голосе. Шан Цзянь не должен уметь лгать, учитывая то, что дал ему Му Фан, но… — Я видел тебя, — жестко произносит он. — Не искажай слова в угоду своим целям. Шан Цзянь разразился истерическим смехом. — Ты спятил? Или ты думаешь, что я псих? Цянь Цао — единственный пик, к которому я хожу на занятия, и я вряд ли считаю себя врачом. У остальных я просто беру их форму, чтобы не мешали и не толкали, когда я просто пытаюсь делать свою работу! Это… не кажется таким уж невероятным. Абсолютно странным, но… возможным. — Какую работу? — снова спрашивает он. — Какую работу? Какую работу! — недоверчиво пересмеивается Шан Цзянь, наполовину вставая со своего места, но затем опускается обратно, когда Му Фан подходит ближе, хотя это не пугает его настолько, чтобы сдержать свои слова на этот раз. — Буквально, какую работу я не выполняю? Ученики Ань Дин работают на всех пиках, мы делаем всё. Кто-нибудь из вас хоть понимает, как много дел по управлению сектой находится в наших руках, как много… как легко, невероятно легко было бы всё это развалить… — он делает глубокий вдох, снова сильно вдавливая большой палец в руку. — Что ты делал, когда встретил демона? — тихо спрашивает Му Фан. Шан Цзянь глубоко вдыхает и выдыхает с содроганием. — Я был там, чтобы встретить его. Му Фан почувствовал, как внутри него все похолодело и замерло — признание было тем, что он пытался вытянуть, но боялся услышать из уст собеседника. — Почему? — спросил он, думая, что ему должно быть стыдно за то, что его слова прозвучали так обиженно и потрясенно, но большая его часть была нацелена на то, чтобы получить больше ответов. — Потому что я должен был! — Почему! — Му Фан хочет ударить обо что-то руки, но ему некуда их деть. Он хочет встряхнуть другого ученика, но не хочет до него дотрагиваться. — Потому что я не хочу умирать! — кричит Шан Цзянь, задыхаясь в наступившей тишине. — Неужели в это так трудно поверить? — в этот момент он звучит так же взволнованно, как и Му Фан. Му Фан, быстрый как гадюка, протягивает руку Шан Цзяня и трясет ее. — Это может убить тебя. Это уже убивает тебя. Этот демон сделал это с тобой, так почему ты добровольно встретился с ним? Что ты с ним делал?! — Ты многого не знаешь, Му Цинфан, — говорит Шан Цзянь, в голосе которого нет ничего, кроме усталой покорности. Это заставляет его задуматься. Большинство основных учеников Цянь Цао знают, что Му Фан — кандидат в преемники. Шан Цзянь достаточно долго находился на пике, чтобы знать об этом, даже если он действительно принадлежит Ань Дин. Но никто пока не знает имен восходящих поколений. Никто и не должен знать. Му Фан и сам не знал, но какое ещё может быть имя? — Тебе так многого не суждено узнать, — продолжает Шан Цзянь. — …всё уже пущено на самотёк. Но я не хочу умирать, Цинфан. Поэтому я собираюсь найти выход из сложившейся ситуации. — Что ты имеешь в виду? — шепчет Му Фан. — Это моя миссия, данная только мне, — на лице Шан Цзяня появляется горькая улыбка, и глаза его устремлены куда-то влево от плеча Му Фана. — Единственная миссия, которая имеет значение. Это то, ради чего меня сюда привели. Чтобы… исправить. Но я должен следовать сценарию, я не могу действовать не по сценарию — я должен играть роль предателя, иначе он заподозрит неладное и убьёт меня раньше времени. — Кто убьёт? — холод, который он чувствовал внутри себя раньше, начинает распространяться, обостряясь, пока все волоски на его руках не встают дыбом, когда он начинает собирать воедино всё сказанное и недосказанное. — А кто нет? — пробормотал Шан Цзянь, жестикулируя пораненной рукой. — Не так уж мало кандидатов. — «Исправить», — повторяет Му Фан, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то часть этого разговора, на которой можно было бы закрепиться и оттолкнуться. — Что ты имел в виду? — Конец света, — спокойно отвечает Шан Цзянь. Он снова смеётся, и Му Фан начинает беспокоиться. Шан Цзянь начинает вести себя, как пациенты, которые знают, что им не придётся иметь дело с последствиями своих слов и поступков, потому что они не проживут достаточно долго, чтобы им пришлось это делать. — Очень неудовлетворительная концовка. Вот почему мне нужно знать, что будет дальше и как скоро. Может, я и предатель, но, шиди, информация течёт в обе стороны. Му Фан тяжело садится рядом с Шан Цзянем на кровать, и всё ещё слабый и лихорадочный человек опрокидывается ему на плечо. Му Фан вздрагивает от прикосновения, но не отталкивает его. — Кто ещё знает? — шепчет он в свои руки. — Я не мог бы быть шпионом, если бы все об этом знали, шиди, — отвечает Шан Цзянь, немного забавляясь. — Среди демонов несколько слуг моего короля знают, что у него есть культиватор-человек. Есть… вышестоящий, что поручил мне эту роль и эту миссию. А теперь ещё и ты. И это уже слишком много, — легко и печально заключил он. Кто-то в секте приказал Шан Цзяню действовать в качестве шпиона для демонов, а сам тайно шпионил для секты. Судя по истории, кто-то потенциально привёл его в секту и обучал исключительно для этой цели. Кто-то достаточно высокопоставленный, чтобы быть осведомленным не только о том, кого выберут в следующее поколение лордов пиков, но и о том, какие имена дадут этим новым лордам. Тот, кто не станет защищать Шан Цзяня, если «правда» всплывет наружу или на него укажут пальцем — зачем ещё Шан Цзяню лечить свои раны в одиночку, тайно, по ночам? Но и тот, кто готов был закрыть глаза, пока Шан Цзянь маскировался под членов других пиков, включая Цюн Дин. (Если же речь идет о том, чтобы поставить под угрозу единственный источник информации о грядущей демонической угрозе всему человеческому царству, то молодой многообещающий врач, узнавший слишком много нового ещё до того, как он успел заговорить, может быть списан со счетов.) — Хорошо, — вздохнул Му Фан. Он поворачивает голову к Шан Цзяню, который выглядит слишком усталым, слишком побежденным, слишком смирившимся с тем, что Му Фан решит делать дальше, чтобы сопротивляться или даже снова поднять свой минутный бесстрашный дух. — Хорошо, Шан-шиди, — он делает паузу, затем поправляет себя. — Шан-шисюн. В следующий раз, когда тебя ранят, приходи ко мне. Днём или ночью. По любому поводу, большому или маленькому. Я не сомневаюсь, что ты сам можешь вправить себе сломанные кости, но инфекции, подобные этой, могут быть серьёзными. Мы не можем позволить тебе снова так рисковать. А шизунь всё равно просил меня подружиться с тобой. Или, по крайней мере, с тем учеником, за которого он тебя принимает, когда ты надеваешь наши мантии. Шан Цзянь отталкивается от плеча Му Фана и смотрит на него в ответ. Му Фан испытывает небольшое, очень небольшое удовлетворение от того, что ему удалось хоть немного шокировать Шан Цзяня, как это сделал с ним этот разговор. Прежде чем заговорить снова, Му Фан берёт себя в руки и готовится к тому, что ему придется пережить следующие несколько минут, ближайшие дни, недели… и годы. Чтобы оплакать свою вчерашнюю версию, которая не знает того, что знает сейчас, не несет того бремени, которое несет сейчас. Чтобы понять, какой будет его жизнь теперь, начиная с этого момента. — Какие секреты могут быть в семье?