Твоя теплая, теплая шерсть

      Я встал как вкопанный. Я узнаю этот низкий голос из тысячи. Моё сердце начинает колотиться, глаза расширяются, я невольно открываю рот в изумлении. Он застал меня врасплох, я даже не услышал, как он подошёл, хотя мой слух никогда меня не подводил в подобных вещах. Сейчас я должен взять себя в руки, чтобы мое волнение не вышло наружу, и я не начал вести себя странно. Я начинаю медленно поворачиваться и встаю вполоборота, бросая на него взгляд, не выражающий никакого интереса, хотя внутри меня разворачивается целый ураган эмоций. Тщательно скрывая свое удивление и радость, я смотрю ему прямо в глаза, что даётся мне с трудом, но я не отвожу взгляда.       — Дэвид. Давно не виделись? — мой голос звучит слегка неуверенно, но в то же время и отрешенно.       Я смотрю на него. Он стоит с высоко поднятой головой и улыбается так по-детски наивно, что во мне просыпается искренний интерес к тому, что происходит в его голове прямо сейчас. Он такой же высокий, каким я его и помнил, его силуэт загораживает часть света от фонарей позади и создаёт почти зловещий образ с покрытой тенями мордой. Он выше меня почти на голову, что даже по волчьим меркам является редкостью, ведь я сам — не самый низкий лис на свете. Мышцы его огромных рук заметны даже под черной кожаной курткой, он стоит напротив меня, широко растопырив ноги, в твёрдой позе, а лапы его в карманах. Его широкую рельефную грудь с белой шерстью видно сквозь футболку. Спустя пару секунд я ловлю себя на мысли, что уже чрезмерно долго рассматриваю его тело. От этого осознания я смущаюсь и отвожу глаза вниз, мне становится не по себе. Он стоит прямо и смотрит мне в глаза, внимательно изучая, пока на ветру развевается его шерсть на щеках. Но что-то в его взгляде отличается, ведь на смену привычному опасному взору пришёл странный и усталый.       — Как ты оказался в том же баре, что и я? — спрашиваю я и начинаю подозрительно на него смотреть.       — Это я должен был спросить у тебя. Может это просто судьба? — он усмехнулся и уставился на меня с полуприкрытыми веками и хитрой ухмылкой.       — Тогда у судьбы точно есть чувство юмора, — сказал я, грустно улыбнувшись и склонив голову вниз. — Как ты так быстро догнал меня?       — Ты так часто смотрел на меня, что я захотел поймать тебя, когда ты вышел, — Дэвид начал улыбаться ещё шире, проговаривая это.       — И что же тебе надо? — сказал я с лёгкой ноткой грубости и демонстративно нахмурился.       — Да ладно тебе, не будь злюкой, мы давно не виделись, разве ты не рад мне? — сказал Дэвид и развел руками.       На моей морде отразилось ярость, а в душе закипело негодование от его слов. Он пытается делать вид, что ничего не было, будто мы расстались вчера и случайно встретились на улице на следующий день. Он желает вернуть былую «нормальность», но я знаю точно, что ничего уже не будет так же, как и раньше. Хотелось бы мне поддаться течению обстоятельств и снова вернуть те прекрасные дни, что я потерял, но мой разум останавливает меня от этого. И как бы сильно я не злился на надменного волка, что стоит передо мной в данный момент, я должен признаться сам себе в том, от чего пытался убегать весь прошедший месяц: «Я дорожу этим самовлюбленным волком намного сильнее, чем ненавижу его».       Больше всего на свете я хочу быть с ним, снова прикоснуться к его мягкому телу, я просто хочу лежать с ним в кровати, в ночной тиши, где лишь наше мирное дыхание наполняет пустоту беззвучных сумерек. Моё сердце стремиться к нему, толкает вперёд и тянет за желанным и недостижимым, но мой холодный разум пытается заковать его в ледяные цепи, чтобы погасить разгорающийся огонь привязанности. Я никогда не смогу быть с ним на самом деле. И это моя жестокая реальность, которую я не могу перестать видеть. Зверям был дарован разум, дабы они могли принимать наилучшие решения, но почему же то самое наилучшее решение так противно моему сердцу?.. Я делаю глубокий вдох, поднимаю глаза к бесконечно далеким огням ночного города, и решаюсь высказать все то, что накопилось внутри меня за последнее время:       — Где ты был? Почему ты мне не отвечал? — мой голос наполняется холодом и решительной яростью.       Услышав меня, Дэвид изменился во взгляде, опустил руки и медленно стал подходить ко мне, будто пытаясь не спугнуть, все его тело сжалось и уши виновато поникли.       — Алан, пожалуйста, я хочу поговорить с тобой, — он пытается изменить свой обычный голос и сделать его как можно более мягким и не таким громким как обычно. Я смотрел на него с минуту, и мне было печально и тяжело. Сухие листья проносились между нами вместе с потоком ветра, Луна вышла из тёмных облаков на одно мгновение и сверкнула в его глазах ярким бликом. В его большие, серо-голубые глаза я ранее мог смотреть часами, пытаясь отыскать в них что-то мне самому неизвестное. Сейчас же при взгляде на них я тут же увожу взор, будто тот, кто стоит предо мной, — совсем незнакомый мне зверь.       Почти незаметно издалека начал доноситься странный звук, который я вскоре опознал как перестук капель, что падали на металлические навесы и крыши машин. Медленно начинали появляться пятна на тротуаре и пара капель упала мне на нос. Ветер становился все сильнее и дробь капель усиливалась с каждой секундой. Я опустил уши и уже собирался развернуться, как вдруг Дэвид заговорил:       — Послушай, кажется дождь собирается, может ты бы хочешь сесть ко мне в машину, чтобы не мокнуть, и мы поговорим? — Дэвид склонил голову и посмотрел на меня с надеждой, мило опустив уши.       Ветер набирал силу и асфальт на улице действительно все более стремительно покрывался мокрыми пятнами, поднимая в воздух запах пыли и сырости. На улице становилось все меньше животных, так как все стремились найти себе укрытие, капли начинали барабанить по стеклу, металлическим вывескам, и бетону, а ветер уже свистел в ушах.       Передо мной стоял волк, который подарил чувства, о существовании которых я и не мог подумать. И не все они были приятными. Он появился в моей жизни почти случайно, и за немыслимо малое время смог встревожить мою душу так, что я до сих пытаюсь разобраться в том, что, черт возьми, произошло и как мне жить дальше. Почти что древняя романтическая история, полная лирики и душевных терзаний, чувств, что невозможно описать, и боли, что невозможно передать. Но я знаю, что он даже не догадывается о существовании этой печальной жестокой трагедии. Он живёт в настоящем, и этот мир для него абсолютно понятен, он не знает ни великого и чувственного, ни невероятного и возвышенного. Прекрасное для него лишь приятно, а трагичное — печально. Дэвид — это волк из простого мира обыденной жизни, и я смотрю на него сквозь призму моих чувств, что так ярко окрашивают действительность, и понимаю и осознаю своим разумом, что он просто не видит мир так же. Все то, что я чувствую существует лишь в рамках моей головы.       Я закрываю глаза и не хочу их открывать, пусть вода наполнит атмосферу и смоет меня с собой, унесёт все печали и тревоги и наполнит меня лишь мутной пустотой. Мои чувства позволяют мне видеть красоту, и жить ради ничтожных на первых взгляд вещей, но та же сила забирает у меня тишину и спокойствие. Чувства подобно музыке играют без остановки, а звуки, порождаемые ими, могут быть как бесконечно прекрасными, так и до ужаса болезненными, но они никогда не стихают. Эти лиричные песни играют без остановки и сводят меня с ума. Как сладостно мечтать о тишине без чувств. Может мне и не стоит так много думать, а просто делать то, что представляется мне правильным. И прямо сейчас я точно знал, что будет верно.       — Ладно, пошли, я не против, — я искренне улыбнулся ему впервые с тех пор, как он подошёл, и зашагал к нему, — показывай, где ты оставил свою тачку. Дэвид тут же переменился, его уши встали торчком, а огромный пушистый хвост завилял. Морда расплылась в улыбке, и он повёл меня за собой.       Мы прошли к паковке неподалёку, приближаясь к его машине я тут же подметил, что на ней появились новые царапины и вмятины, а сама она была до ужаса грязной. Он все такой же, не умеет водить по-нормальному и ни за чем не следит. Дурак. Я вспоминаю, как он приехал ко мне пьяным, только чудом не протаранил две машины, пытаясь припарковаться, и чуть врезался в фонарный столб. Пришлось весь вечер его отчитывать, и кажется он клялся мне, что больше никогда не сядет за руль пьяным. Приятные воспоминания, наполненные теплом и верой в будущее, которого так внезапно не стало, но видимо судьба подкидывает мне второй шанс. Я стал невольно улыбаться и мне было уже не так печально.       Когда я сел на переднее сидение его машины, воспоминания с новой силой захлестнули меня, и моя душа начала наполняться теплом. Здесь все такое же небрежное, как и раньше, и мне это нравится. Перед глазами сразу возникли сцены наших ночных поездок, и наш громкий смех, и музыка, и радость жизни. Мы сели внутрь, и тот же момент с неба посыпался град из капель, что стал хлестать по окнам машины, и мне даже показалось, что её затрясло. Ручьи полились по стеклу и за шторами дождя уже невозможно было разглядеть ничего вокруг. Стало слегка темно, но света хватало как раз для того, чтобы можно было разглядеть черты его морды. В холодном голубоватом свете, в полумраке его автомобиля, эта серая морда казалась мне очень красивой. В голове у меня промелькнула мысль, что она до сих кажется мне самой красивой в мире, вопреки всему.       Мы сидели и чего-то ждали. Где-то на улице не утихала ночная городская суматоха, скрытая за звуками барабанящих по крыше машины капель. Было спокойно, мне нравились эти звуки, но никто из нас не мог вымолвить ни слова. Я знал, что Дэвид пытался сформулировать свои мысли, прокручивая множество вариантов и все никак не мог решиться. Я чувствовал легкую неловкость, что нависла в воздухе, но я просто тихо сидел и ждал чего-то вместе с ним. Мне не хотелось ничего ему говорить, так как мне было интересно, что скажет он. Когда я решился на этот разговор, что-то глубоко внутри меня уже понимало, что я попался в ловушку. Я уже знал, что не смогу удержаться от того, чтобы броситься в его цепкие лапы. Мы оба знали к чему все идёт. Он лишь искал предлог для того, чтобы поговорить со мной. Он знал, что я не могу злиться на него по-настоящему, ведь я сам позволил ему так думать своим глупым поведением.       Я бросаю в сторону Дэвида быстрый взгляд, и вижу, что его грудь поднимается и опускается от быстрого дыхания, а лапы лежат на коленях и он перебирает пальцами в нерешительности. Его поведение в данный момент показалась мне очень милым, и мне стало интересно наблюдать за ним, так как в подобном состоянии я его ещё кажется не видел и не мог подумать, что он способен на подобное. Я опускаю глаза, печально уставившись вниз.       Наконец, его низкий голос нарушает тихий перестук капель:       — Прости, что я исчез и ничего не сказал.       На миг мне показалось будто сам дождь замер за окнами. Почему-то это было последнее, что я ожидал от него услышать, и моё сердце содрогнулось от внезапной теплоты, перемешанной с болью. Абсолютно неосознанно моя голова поникла, и я отвёл взгляд. В моей голове зашевелились шестеренки, и я ненадолго ушёл в себя, расфокусировав взгляд. Я всегда предполагал, что Дэвид относится к тому типу зверей, что никогда и ни за что не станут извиняться, даже если сами чувствуют себя виноватыми, но мои представления оказались неверными, что заставило меня задуматься. А знаю ли я его на самом деле?       — Ты мог хотя бы сказать мне причину, почему я оказался тебе не нужен, — слова звучали тихо и спокойно, и голос мой не выражал ничего, кроме лёгкой уже почти забытой тоски.       Лапы Дэвида были сжаты и напряжены, а морда, на которой отразилась вымученная улыбка, была опущена. Секунды тянулись, небо чернело, и в серебряном свете Луны я видел едва заметную дрожь его губ. Он обернулся ко мне, пытаясь улыбнуться, но его глаза, наполненные печалью, дали мне представление о том, какие чувства таились в нем на самом деле.       — Тогда все было сложно, я не знал, что мне нужно, и я просто… — глаза волка забегали, будто он пытался найти ответ где-то у меня за спиной. — Я поступил неправильно, но сейчас я все понял. Алан, я никогда не хотел тебе навредить. Полуживой город за холодным стеклом, туманный свет, рассеянный во влаге атмосферы, и в этот обычный вечер я нахожусь там, где мне, наверное, и не стоит находится. Но тем не менее я здесь. И рядом со мной волк, которого я любил, но никогда не говорил ему об этом до самого последнего момента, потому что каким бы наивным я ни был, я знал, что этими словами нельзя бросаться, даже если твоё сердце так близко к чужому, что ты чувствуешь каждый его удар и тепло сквозь шерсть. Даже если тебе кажется, что счастье будет длиться вечно. «Почему ты ушёл от меня?» — проноситься в моей голове снова и снова.       Я смотрю на его морду пару секунд и медленно поворачиваюсь к стеклу, слегка прижавшись к нему головой. Интересно какое у меня выражение морды? Полузакрытые отекшие глаза, лёгкая улыбка и взгляд в никуда. Наверное глупое.       — Ты хочешь снова со мной общаться? — рассеяно спрашиваю я.       — Я был бы очень рад, — с надеждой говорит он.       Дэвид продолжает смотреть на меня, что я замечаю боковым зрением. Внезапно он кладёт свою большую лапу мне на колено. Я замираю как статуя, почти не дыша, и бросаю свой взгляд налево. Его лапа большая и мягкая, шерсть слегка блестит в ночном свете, и лишь очень внимательный взгляд сможет увидеть многочисленные шрамы, скрытые за подшерстком. Она почти невесома, нет никакого давления, но несмотря на это я могу чувствовать его тепло. Я и не думал, что даже спустя столько времени и множество тщетных попыток забыть все, что произошло, я все равно буду испытывать какое-то совершенно непонятное мне чувство от его прикосновений. Я поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза, от чего он на миг теряется, но тут же смотрит на меня в ответ. Я вижу немой вопрос в выражении его морды:       «Все в порядке?»       Спустя секунду я слегка склоняю голову и улыбаюсь так, чтобы только он мог это заметить. Он присматривается ко мне очень внимательно. Наш немой диалог длиться около десяти секунд, по прошествии которых Дэвид говорит:       — Алан, у тебя красивые глаза в темноте.       — Я… спасибо, — от неожиданных слов я на миг теряюсь и отвечаю неловко.       — Может заскочим ко мне? Выпьем что-нибудь и поговорим, как раньше. Под дождем сидеть не круто, — Дэвид говорил это широко улыбаясь, слегка прикрыв глаза. — Или у тебя дома дела?..       И тут же в моей голове возникли картины пустой квартиры, где меня могут встретить лишь горы немытой посуды и пакеты мусора, и одинокая, широкая кровать, что слишком велика для одного лиса.       Я смотрел на этого волка и понимал, что именно сейчас я должен принять очень важное решение, что потребует от меня тяжёлых размышлений. В то же время я знал, что ответ на его предложение уже был предопределен. Произошло ли это в тот момент, когда я согласился сесть в его машину, или же вовсе в тот миг, когда я впервые увидел его сегодня вечером? Этого мне не известно. Но я знаю одно: если я сейчас развернусь и уйду, из моей жизни пропадет что-то очень важное, что-то невосполнимое и совершенно прекрасное, и потеря эта будет моей ошибкой. Я смотрю в глаза Дэвида и не вижу в них лжи. Может у нас получится все починить…       — Мне нечего делать дома, поэтому давай поедем, — я говорю это с лёгкой улыбкой, мои слова кажутся мне самому чужими, немного странными и неловкими.       Кап-кап-кап. Холодный ветер за окном, он все сильней, кроны качающихся деревьев шумят под его натиском, а остатки мокрых листьев летят вниз. Я все равно люблю тебя. Дэвид оборачивается на меня, и в глазах его я вижу то же, что и множество раз до этого. Задор и игривая ухмылка. Мы поняли друг друга, или по крайней мере мне так показалось. Все снова будет, как и раньше, пусть даже только на короткий миг.       — Давай просто уедем, и сделаем вид, что ничего не было? — Дэвид улыбается. Он снова смотрит на меня так нежно, что мне становится неловко.       — О, это было бы отлично, — грустно отвечаю я и отвожу взгляд, погружаясь в свои мысли.       Я знаю, что нельзя стереть историю. Вычеркнуть события, которые приносят тебе боль, и уничтожить то, за что тебе стыдно. Перед моими глазами возникает моя пустая квартира, темнота ночи и кровать, на которой совсем пусто. Я просыпался без тебя день за днем и каждый раз это было невыносимо. Холодный дом, невкусная еда и свет Луны — все это было мне противно без тебя, без голоса, что шепчет мне на ухо, и без твоих прекрасных тёплых слов. Я хотел уснуть, чтобы на следующий день проснуться от кошмара и увидеть у своего плеча твою мирно сопящую морду. Ты пропал, когда я нуждался в тебе больше всего, и я жил чью-то чужую жизнь, где не было места для тебя.       — Ты правда хочешь зайти ко мне? — Дэвид смотрит на дорогу перед собой, ожидая моего ответа.       — Да, мне нечего делать сегодня вечером.       — Тогда вперёд. И, Алан… я правда рад, что ты снова рядом, — он вставил эти слова будто пытаясь вновь извинится.       Я все ещё чувствовал в его голосе неловкость, но он уже был намного более уверенным, вернувшись в свое привычное состояние. Мы ехали около десяти минут и за это время лёгкий дождь превратился в самый сильный ливень, который мне приходилось видеть в этом году. Вода заливала лобовое стекло, и жёлтые огни фар автомобилей расплывались в струях дождя. Дэвид проронил пару комментариев, но я все ещё ощущал странное напряжение, повисшее между нами. Может мне и следовало сказать что-нибудь, но я не мог найти ничего подходящего, и лишь односложно отвечал на его редкие вопросы о том, как складывалась моя жизнь в тот период, пока мы не общались. Я стал чувствовать холод, дрожь пробежала по моему телу, я прижал лапы поближе к себе и уткнулся в воротник своей куртки. Дэвид заметил это.       — Тебе холодно? Я могу включить обогреватель, — сказал Дэвид, и его лапа уже потянулась к переключателям.       — Было бы неплохо.       За окнами проносились огни, звери, здания и мокрые листья, что летели по воздуху, кружась и влетая в прохожих. Подъехав к дому, Дэвид припарковался и, как только шум двигателя заглох, салон наполняла лишь барабанная дробь капель, что с неистовой силой ударялись о крышу машины и разбивались о стекла. В полутьме, освещенные лишь слабым светом улиц, мы просидели некоторое время, смотря друг на друга, и в этот миг я явственно ощущал невероятность происходящего, будто я очутился в странном, но приятном и уютном сне.       — Ну что, готов пробежаться? — радостно сказал Дэвид, открыв дверь машины. Мы выбежали из автомобиля, и пока я перепрыгивал лужи, двигаясь к знакомому подъезду, я не заметил, как он снял свою куртку, и, накрыв нас от дождя, бежал рядом со мной. И ветер бил мне в морду, а лапы промокли насквозь, но в этот миг я был счастлив. Потому что все, что творилось вокруг меня сейчас воскрешало в памяти мои самые радостные дни, и я снова возвращался в мир беззаботного веселья и тепла, когда этот волк был рядом со мной. И это тепло я мог чувствовать сердцем, и оно защищало меня от холодного ветра, и неприятной воды.       Мы быстро заскочили в подъезд и направились к лифту, оставляя за собой мокрые следы. Ужасно медленно поднимаясь на восьмой этаж, мы стояли рядом, с меня капала вода, я прижал лапы к телу и не знал, что сказать. Дэвид не смотрел на меня, и я не смотрел на него, мы молча ждали. Доехав, мы вышли, и серый волк начал выворачивать все свои карманы в поисках ключа, и пока он это делал, он взглянул на меня, на его морде появилась улыбка, а глаза засверкали.       — Чего ты ухмыляешься? — озадаченно спросил я, приподняв бровь.       — Просто так. А ты помнишь, когда мы напились, и я не мог попасть в замок ключом? — Дэвид начал хихикать, глядя на меня.       Я смутился, так как сам уже забыл об этом, и от прилива стыда шерсть встала на моей голове.       — Лучше бы я этого не помнил, — буркнул я себе под нос.       — А как я тебя с пола пытался поднять, а ты все ржал без остановки, я думал, что все соседи проснутся, вылезут из квартир и надают нам! — Дэвид начал смеяться, все так же продолжая смотреть на меня своими радостными глазами.       — Лучше забудь об этом, — сказал я и прижал руки к телу.       — Я уже точно не забуду!       В тот день я уснул на его плече, пока мы смотрели фильм. Было… Весело. И было тепло.       Войдя в его квартиру, я ощутил яркий запах сигарет, который сейчас был намного сильнее, чем раньше. Или же я просто долго здесь не находился? Одежда, что лежит на полу, пакеты с бутылками из-под алкоголя у двери, тяжёлый душный воздух — все определённо более запущено, чем обычно. Как проходила его жизнь, пока мы не общались?       — Как давно я тут не был, — сказал я тихим голосом.       — Ведь совсем немного прошло, разве нет?       — Да, но кажется будто это была прошлая жизнь.       — Пойдём на кухню, у меня есть пиво в холодильнике.       — Знаешь, я думаю, что я не хочу пить сегодня.       — А, тогда я достану твой любимый чай, ты не против?       Я согласился, и мы вошли в небольшого размера кухню, Дэвид зажег газовую плиту, чайник с водой начал медленно нагреваться, мы сели за небольшой квадратный стол, на котором лежала знакомая мне скатерть персикового оттенка. Я сел напротив Дэвида, положил лапы на стол и стал перебирать пальцы, пытаясь расслабиться, взгляд мой был направлен вперёд, но я не смотрел в глаза волку, а опустил взгляд ниже, к груди, которая с учётом различий в росте как раз была на уровне моих глаз. За окном стучал дождь, Дэвид сидел напротив меня и пристально смотрел, улыбаясь, и кажется я мог заметить его виляющий хвост, а я же пытался расслабиться и думал, всегда ли у него дома стулья были такими неудобными.       — Алан, как дела на работе? — разрушил тишину Дэвид.       — Все так же, куча образцов, а сил в лаборатории не хватает, в последнее время задерживаюсь до позднего вечера, — буднично сказал я, перебирая в лапе перечницу на столе.       — Алан, напомнишь ещё раз, а что именно ты делаешь? Хах, извини, я просто не помню точно, — Дэвид глупо улыбнулся и развёл лапами.       — Серьёзно? Я же сто раз объяснял, — сказал я и нахмурил брови, вздохнув, — у нас генетический центр, мы находим мутации и отправляем анализы врачам, к нам приходят беременные самки на скрининг, и ещё привозят пробы на ПЦР, чтобы посмотреть инфекции и вирусы.       — Алан, это очень круто, — глаза Дэвида расширились, — Я до сих пор не могу поверить, что познакомился с тобой, — морда волка сверкала от счастья. — Хотелось бы мне быть таким же умным, как и ты, — на последних словах Дэвид отвёл глаза вниз и уши его слегка поникли.       От его слов я призадумался на несколько секунд, опустив уши, после чего сказал:       — Ты… ты и так не глупый… — мягко заметил я.       Чайник начал свистеть и спустя минуту на столе уже стояла кружка с чаем. На пластиковой обертке чайного пакетика было написано: «Молочный улун». Тот самый чай, который мы пили, когда он впервые пригласил меня к себе.       — Алан, скажи мне, звери могут измениться? — серьёзно спросил Дэвид, медленно помешивая свой чай без сахара.       — Почему… ты задаёшь такой вопрос? — неуверенно спросил я.       — Потому что мне интересно, что ты думаешь об этом.       — Звери меняются, если в их жизни происходят значительные события, или если они понимают, что крупно ошиблись в чем-то.       — И в чем они могут ошибаться?       Я задумался на мгновение и сказал то, что первое пришло в голову на этот вопрос:       — Они могут верить в то, во что им приятнее верить, не замечая, что они живут в иллюзии, — я опустил взгляд и уставился на кружку с теплым напитком.       — Алан… Когда я перестал с тобой общаться, я думал, что все будет нормально, но потом понял, что мне… Что я не могу так… Прости, я не могу описать это…       Дэвид опустил голову, и я уставился на него. Едва я успел осознать, как моя лапа легла на его. И глядя прямо в его глаза я тихо спросил:       — Расскажи мне об этом.       Он тут же встрепенулся, посмотрел на меня с лёгким удивлением, после чего на нем отразилась печаль, и он обхватил мою лапу своими, очень внимательно посмотрел на меня и сказал:       — Алан, когда я ушёл, это было глупо, и я не знаю, что делать сейчас.       — Почему… ты ушёл? — тихо сказал я, уставившись в пустоту.       — Я не знаю…       Мы молчали, тишину нарушал лишь звук капель, что со временем начинал утихать. Я чувствовал тепло от его больших лап, и мягкую шерсть на них, и мне было приятно. Прямо как раньше.       — Дэвид, что ты хочешь сейчас?       — Сейчас? — Дэвид призадумался, — чтобы ты был рядом и пил свой любимый чай.       И я выпил чай, и вкус его был таким же приятным, как и раньше, я чувствовал приятную ностальгию и тепло, и либо это был горячий чай, либо тёплые лапы, которые все ещё сжимали мою, будто пытаясь удержать меня на месте, чтобы я не сбежал. И я чувствовал себя в безопасности рядом с ним, и даже лёгкая печаль, что медленно росла внутри меня, не могла очернить это приятное ощущение. И кажется именно в этот момент я перестал думать и беспокоиться, и в полуосознанном автоматическом состоянии, я вел себя так, как мне казалось правильным.       Вновь возникшее молчание затянулось, и вдруг Дэвид оживился, видимо решив переключить моё внимание на что-то другое.       — Точно! Пошли покажу тебе мои новые альбомы! — радостно воскликнув, он встал и, схватив меня за лапу, потащил в гостиную.        Едва я успел опомниться, как мы уже стояли напротив его стеллажа с многочисленными виниловыми пластинками. Меня всегда слегка удивляло его увлечение подобным, ведь я сам, будучи совершенно далеким от музыкальной индустрии и зная от силы 2-3 музыкальные группы, не мог в полной мере понять смысл его хобби. Если бы Дэвид сам не показал мне свое увлечение, я бы никогда не подумал, что он может заниматься чем-то подобным, ведь по какой-то причине это просто не вписывалось в его образ в моем понимании.       Дэвид увлеченно рассказывал мне о своих новых «находках», что ему удалось ухватить за удивительно низкую цену. Он говорил про маленькие магазинчики, затерянные в глубинах нашего большого города, в которых, по его словам, скрывались самые редкие и уникальные пластинки. Он в красках описывал мне всю ценность альбомов, их культурный вес и так далее, его глаза горели, а по рукам прыгали пластинки, каждую из которых он представлял мне как что-то сокровенное. Слушая его безудержный поток слов, половину из которых я не понимал, я улыбался и пытался задавать уместные вопросы, на каждый из которых он с чистейшим детским задором мне отвечал. И стоя в его гостиной, в полумраке, напротив стеллажа с ничего не значащими для меня предметами, я мог почувствовать счастье, что передавалось мне от этого волка, и сами пластинки уже не являлись для меня чем-то обычным, а наполнялись каким-то особым смыслом. Потому что теперь они всегда будут напоминать мне о Дэвиде, и о связи, что когда-то была между нами и вновь возникает сейчас.       Закончив тур в мир музыки, мы присели на его огромный мягкий диван, и диалог завязался сам собой, и вся неловкость, которая могла остаться между нами, окончательно исчезла. Он говорил на отвлеченные темы, стараясь не затрагивать период нашей разлуки и спустя каждое предложение вставлял свои шутки, то коверкая слова, то переворачивая смысл, чем отчасти выводил меня из себя, но почему-то именно сейчас я был рад слышать каждую из них, ведь за небольшой промежуток времени я уже успел позабыть наше странное, глупое, но приятное общение.       — Я покурю, скоро вернусь, — сказал Дэвид, схватил пачку сигарет и зажигалку со стеклянного журнального столика, а также куртку и направился в сторону балкона.       — Погоди, я с тобой, — выпалил я и быстро пошел за ним.       — Хочешь составить компанию?       — Да, хочу, — с ухмылкой на морде сказал я.       Мы вышли, Дэвид открыл окно, и на нас набросился холодный ветер, с крыш еще падали редкие капли, и с каждым порывом ветра с далеких деревьев сдувало остатки дождя. Открывался неплохой вид на ночной город, приятные родные огни наполняли улицы, а дороги блестели от воды. Небо было покрыто небольшими легкими облаками, сквозь которые пробивались редкие, но невероятно яркие лучи Луны, что была особенно прекрасна в этот миг. Запах сырости приятно щекотал нос, а едва заметные капли, что попадали на него, придавали приятное ощущение свежести. В темноте зажегся огонек и спустя секунду все пространство тут же заполнил характерный яркий запах жженого табака. Дэвид направил свой взгляд на ночные огни и взгляд его ушел куда-то очень далеко, дальше, чем я мог себе представить.       — Неужели не поделишься со своим лисом сигареткой? — слегка шутливо заявил я, подражая ему и ожидая его реакции. Дэвид обернулся ко мне с озадаченным видом и сигаретой в зубах, слегка склонив голову, что показалось мне смешным, и я начал улыбаться ещё шире, чем до этого.       — Нечего себе, да я всего один раз видел, как ты куришь, и то после двух литров пива.       — Теперь все по-другому, — серьезно ответил я.       Он протянул мне пачку и теперь по ветру летели уже две струи дыма, а я ощущал запах, что за последний месяц стал для меня в какой-то степени родным. Я подошел к окну, чтобы вся моя шерсть не пропиталась сигаретным дымом и не воняла ближайшие несколько часов. Холодный ветер бил мне в морду и проникал под одежду, и даже мой мех не мог спасти меня от практически зимнего холода. Заметив мое дрожащее тело и мои прижавшиеся к голове уши, Дэвид обхватил меня сзади, укрыв нас обоих своей курткой и крепко обняв.       — Тебе надо было одеться, — тихо прошептал Дэвид над моим ухом. Моя лапа держала сигарету и слегка дрожала, Дэвид прижал меня к себе, обернув свои руки вокруг моих предплечий. На миг я застыл без движения, скопившийся пепел сыпался с моей сигареты вниз, мои глаза расширились, и я смотрел вперед, в пустоту, в холодную осень и пустой город, а легкий ветер развивал мою шерсть.       Тепло.       Я прикрыл глаза и мне было тепло. В тишине мы стояли с минуту, я пытался понять, о чем думает Дэвид, а он, вероятно, пытался понять, что в голове у меня. И нам не нужны были слова, ведь они бы были лишними в этой спокойной ночной тишине. Сбоку у своей головы я чувствовал его морду, прижавшуюся к моей щеке, и до меня доносилось его спокойное дыхание, размеренное и теплое. И в этот момент в голове опустело, и я просто был здесь с волком, который был мне дорог. Но в самой глубине моей души все еще таился страх, спрятанный, но всегда дающий о себе знать, и как бы я старался о нем не думать, я никогда не мог забыть о его существовании, и сейчас вновь его слабые отголоски не позволяли мне насладиться моментом тепла и счастья. Счастье не может длиться вечно. Но никто никогда не думает об этом, это слишком больно, и хотя, возможно, всем это понятно, как же старательно каждый старается забыть о том, что счастье смертно. И точно так же я. Ничто не может жить вечно, я думаю об этом всегда, каждый день, никогда не забывая. Но как же я мог посметь утратить это знание? Когда Дэвид появился, все стало меняться стремительно, и я просто жил, позабыв о собственных наставлениях себе, и именно от этого, неизбежное так сильно меня сломало. Я думал, что все возможно и счастье будет длиться вечно, я позабыл саму концепцию его конечности. Приятно забывать о плохом, когда ты счастлив, но цена, которую придется заплатить за это может оказаться большой.       — Дэвид, я стал курить, — сам не зная почему, я решил рассказать об этом, это просто была правда, которой я захотел поделиться в этот момент.       — Да?.. — Дэвид говорил тихо, — ты же всегда был примерным лисом, никогда не брал у меня сигаретку, сколько бы я не предлагал… — голос Дэвида приобрел печальные нотки.       — Ну, просто все изменилось, — я улыбался своей глупости и смотрел вперёд, на темный горизонт.       Ставшая намного меньше сигарета в моих руках медленно погасла, мы простояли неподвижно еще пару минут, после чего Дэвид выбросил свою дотлевшую сигарету, и она полетела на землю, я же нашел его пепельницу в углу и отправил свою туда. Мы вернулись в теплое помещение, присели на мягкий диван, в который буквально провалились, я прижал замерзшие лапы к телу и бросил взгляд на Дэвида.       — Подвинься поближе, я же не кусаюсь, — Дэвид смотрел на меня ухмыляясь и раскинув руки.       И я примкнул к нему, прижавшись всем телом, зарывшись носом в его тёплую шерсть на груди и схватившись за плечи. Я чувствовал запах дорогого парфюма на длинной слегка жёсткой шерсти. И крепкие волчьи руки обхватили меня прижав так крепко, что стало трудно дышать, но это совсем не беспокоило меня, потому что здесь, в ночной тишине чужой квартиры, в полумраке и лёгком холоде, я снова ощутил тепло, уют и безопасность. Мы сидели долго и все это время в моей голове царил блаженный покой, и я просто был рад быть снова рядом с ним. Прикрыв глаза, я вспоминал события давно минувших дней, и все те моменты прошлого, что мы разделяли вместе, пусть даже мы и не были знакомы долго, но каждая наша встреча была для меня так дорога, что я до сих пор помнил все мельчайшие детали. В конце концов, никто не любил меня раньше.       — Прости, что я бросил тебя, — едва слышимо произнёс Дэвид мне на ухо.       — Я думал, что никогда больше тебя не увижу, — тихо сказал я.       — Ты стал грустным, — печально заметил Дэвид.       — Возможно, — ничего не выражающим голосом ответил я.       Редкие капли стучат по стеклу, ветер завывает, я слышу биение его сердца и чувствую теплоту от густого меха, его большая лапа на моей голове, и мне радостно быть на свете. Но все равно я чувствую, как что-то неправильное медленно растёт в моей душе, расползаясь по уголкам сознания. Я улыбаюсь, но в глазах моих нет того, что было ранее.       — Хочешь как раньше? — мягко прошептал Дэвид, — ложись на меня. — Волк откинулся назад, забравшись на диван.       Я смотрел на его глубокие голубые глаза, наполненные нежностью, которую он никогда и никому больше не покажет, что мне известно наверняка. Я лег на его тёплую грудь, закрывая глаза и пытаясь восстановить дыхание. На меня накатывает усталость после долгого, странного, но очень счастливого дня, мои задние лапы болят, но лёжа сейчас рядом с тёплым волком, я не беспокоюсь ни о чем. И мои мысли становятся подобны облакам, они оборачиваются воздушными и лёгкими, окутанными безмятежностью, приятным теплом, без намёка на страх или боли, тревоги или печали. Дэвид крепко обнимает меня своими большими руками, и мы лежим несколько минут, не говоря ни слова.       — Неужели ты даже не будешь ко мне приставать? — с усмешкой тихо говорю я Дэвиду.       — Хех, я думаю, что сейчас не время, — спустя некоторое время произносит Дэвид, после чего прижимает меня сильнее. — Просто побудь здесь. Я глубоко дышу, медленно перебирая его шерсть на груди правой лапой и думая о том, как я вновь оказался на этом диване.       — Тебе удобно? — тихим нежным голосом спрашивает он.       — Всё хорошо.       Сможет ли кто-нибудь, когда-нибудь услышать этот мягкий, едва слышимый голос? Этот голос имеет особое значение для меня, ведь в именно в нем я слышу искреннюю любовь. Никак и ни за что моё сердце не сможет поверить, что в этой нежности на самом деле не сокрыты истинные мотивы его души. Ведь разве это может быть? Звери никогда не показывают свои уязвимые части тем, кому не доверяют полностью и абсолютно. Как может врать его сердце? Я верю в его искренность, даже если он сам не верит в неё, ведь его лёгкий едва слышимый голос открывает мне самые глубокие и уязвимые недры его души. Ведь как он мог бы открыть это кому-то другому?.. Я верю в это не разумом, но сердцем, вопреки рациональному, потому что я просто не смогу поверить и понять, если окажется, что все это было ложью. Если окажется, что его по-детски дрожащий тихий голос в ночи, это лишь игра или нечто такое, что он готов показать любому. Всякий зверь желает быть для кого-то единственным. Ведь разве я не был для тебя особенным?       Моё дыхание остаётся ровным и ни единый мускул моей морды не движется, пока из закрытых глаз медленно стекает пара слез. Дэвид не узнает, не почувствует, все останется как прежде, потому что я знаю, что правильно для меня. Размеренное дыхание моего любимого волка щекочет мои уши, и в приятном умиротворении и тепле моё сознание медленно растворяется во сне, позабыв обо всем.

***

      Волк в полусне тихо бормочет что-то несвязное, переворачивается, чтобы сменить позу, тянется лапой, чтобы прижать к себе Алана, но натыкается лишь на пустую холодную постель. Резко открыв глаза, Дэвид начинает оглядываться по сторонам, но не увидев лиса нигде, вскакивает и начинает бродить по квартире.       — Алан?!       Но проверив каждый уголок, и заглянув во все комнаты, он медленно опускается на диван, схватившись за уши, его глаза бешено мечутся из стороны в сторону, а сердце неистово бьётся, разгоняя горячую кровь и наполняя голову тяжестью. Дэвид поворачивается к пустому месту на диване, его нос чует все ещё оставшийся запах Алана, волк медленно проводит рукой по простыне, припадает к ней, уткнувшись носом и пытаясь лучше прочувствовать аромат.       — Алан…       За толстым стеклом окна, оседлав ветер и кружась в красивом танце, с неба медленно опускались хлопья первого снега.