Пробил час

      — Следующих этап будет проводится в Башне уловок. Мы сейчас находимся на ее вершине. Задача — добраться до ее основания за отведенные вам семьдесят два часа. Желаю удачи, — Зеленый человечек, словно из мультика вылезший и одетый в умиляюще крохотный смокинг, деловито сообщил правила третьего этапа.        Мелисса широко зевнула, рефлекторно прикрыв рот рукой. Сказать что она не выспалась — это ничего не сказать. Через крепкий сон регулярно прорывались громкие свистящие храпы участников, спавших с ней в одном помещении. Заняв неудобную позу для сна, девочка обрекла себя на дальнейшие страдания, ибо теперь мышцы шеи адски саднили, при повороте головы в разные стороны. Она попыталась размять затекшую шею: вышло не идеально. Нахмурившись от подступившей боли от тянущихся мышц, она проводила зеленого человечка взглядом, что скрылся в закрывающихся дверях дирижабля, последний раз пожелав удачи. Дирижабль взмыл вверх, оставляя за собой могучий ветряной столб, вынуждая девочку зажмуриться и выставить руки впереди лица. Пыль, вызванная им, нещадно въелась в глаза.         Вершина башни выглядела откровенно девственно. Ни малейших зацепок что же делать дальше. Участники, призадумавшись, исследовали каменную плитку под ногами. Их примеру последовала Мелисса, пытаясь нащупать коричневым носком ботинка секретный проход (единственное, что приходило на ум).       — Ого… — завороженно изрек Гон. Девочка подошла ближе к компании, выяснить, на что они так пленено уставились.       Мелисса заинтересовано поддалась вперед. Умник, нарекший себя профессиональным скалолазом, бодро лез по башне вниз, цепляясь за уступы и щели в камне, из которого она была сделана. Самодовольно бросая фразы, восхвалявшие его умения, он продолжал спускаться. Послышались размеренные взмахи крыльев, постепенно приближавшиеся все ближе и ближе к ребятам. Отважный скалолаз тоже навострил слух, замерев. Показалось нечто. Нечто безглазое, с заточенными, цвета откровенной желчи, зубами. Шершавая, будто наждачка, твердая кожа с рубцами была как пыльный пион. Грязно-грязно розовая. Размах его крыльев был огромен, оно было похоже на сташнейшее чудовище, вылезшее из средневековой сказки. Нечто прилетело стаей, кровожадно схватив участника, повисшего на стене. Скалолаз пронзительно завопил, матерясь и чертыхаясь. Угрожающе пролетев настолько низко над участниками, насколько это было возможно, создания скрылись за облаками, держа в пасти рокочущего скалолаза.       — Мда, — Задумчиво произнес Леорио, — карабкаться вниз по стене точно не вариант.        — Вы, кстати, заметили, что людей стало меньше? — пристально спросил Курапика, заглядывая своими мутными глазами в чужие.       Мелисса предпочла оглядеться. Число участников и правда сократилось, однако куда они могли деться, находясь в настолько пустынном месте, где пыль поднималась ветром, размеренно несясь дальше? Полная картина требовала перекати-поля, что так естественно бы сюда вписался.       — Может, тут есть тайные проходы? — Предположила Мелисса свою догадку, о которой задумалась еще давно. Самое глупое порой оказалось самым очевидным.       — Похоже на то, — парировал блондин, взглядом сканирую местность.        Вскоре их догадки подтвердились, ибо Гон энергично подозвал ребят к себе:       — Ребята, смотрите, что мы с Киллуа нашли! — Гон нажал на неприглядный кусок плитки, под силой мальчика чуть опустившийся вниз. Со всевозможной внимательность уставившись на тут же захлопнувшийся проход, Мелисса одобрительно кивнула.          — Гон, ты молодчина! — Леорио похлопал того по плечу.        — Тут также есть и другие проходы, — спокойно произнес Киллуа. Скейт в одной руке, вальяжная поза, неряшливо уложенные волосы.        Мелиссу нисколько не удивил тот факт, она внимательно осмотрелась, цепким взглядом ухватываясь за подозрительные квадратики плитки. Участников становилось все меньше — многие давно нашли верный путь для прохождения этого этапа, из начального сорока продолжали бродить лишь жалкие десять людей, щупая под собой плитку и беспамятно оглядываясь.        Решили сыграть в «камень ножницы бумагу», ибо только так можно было разобраться нависшей над ними грозной тучей задачей состоящей из простого распределения по потайным проходам. Не было исключено, что кому-нибудь из команды попалась бы изощренная и подлая ловушка и дабы предотвратить подобные непредвиденные казусы решили выдать каждому по собственному участку плитки, выбор которой зависел исключительно от удачливости ее будущего обладателя. Выкинув незамысловатый жест, в данной игре обозначающий бумагу, Мелисса тут же выбыла, первой добыв секретный проход. Разделение длилось отнюдь не долго — последним на каменный пласт встал Леорио, азартно ухмыльнувшись.        — Прыгаем насчет три, — сказал он. Взгляд Мелиссы был устремлен в пол. Она всматривалась в легкие трещины и в отсутствие некоторых частей плитки, что желто пылилась под ногами. Раз.        Любимицей фортуны никогда не являясь, Мелисса лишь страстно жаждала возможности продолжать жить в этом мире, пыталась не накручивать себя лишними переживаниями. Она уверена, что попадет в ловушку. Уверена.       Два        Осталось слишком много незаконченных дел на этом свете.  Спасти старейшину спасти старейшину спасти старейшину спасти старейшину       Она бы постаралась простить все самые безрассудные и аморальные поступки на свете, но не собственную смерть. Не справится она —  придет конец ее собственному «я» , сломается стержень, поддерживающий желание жить. Смерть, желчно улыбаясь, заберет бабулю с собой за ручку в новое приключение, но уже без веселья и задорного хохота. В новом приключении будет царить лишь пустошь. Без эмоций и невзгод.        На место бабули явится другой человек и станет новой старейшиной. Беспомощные старики сменяются на сильных и харизматичных вождей, влекущих только одним обаянием за собой целые поселения, — название этому естественный обмен. Но Мелисса никогда не простит свое бездействие, если не сможет. Как же не хотелось умирать.         Она сделала жадный глоток воздуха, прежде чем слезно распрощаться с ярким солнечным светом. С богом.       — Три!       Едва коснулись плитки носки грубых походных ботинок после резкого прыжка над землей, проход под Мелиссой мгновенно отворился, показав хранившийся в нем мрак. Покрепче сжав кулаки и отчаянно прикусив обветренные губы, Мелисса исчезла под закрывающимся люком. Стук бешено колотившегося сердца чувствовался в глотке, словно нечто движущееся и живое. Адреналин мигом подскочил в крови, оттого ей почудилось, что прежде чем она нелепо повалилась на пол прошла минимум вечность. Кряхтя от неудачного падения, Мелисса попыталась подняться, отряхиваясь от витавшей в спертом воздухе пыли, но сразу насторожилась, заметив еле различимое движение по правое плечо от себя.         — Черт, — старчески простонал Леорио       На сердце тотчас отлегло и Мелисса вздохнула полной грудью, выпуская из ноздрей воздух. В темноте не было видно практически ничего, однако слабо видневшиеся шевеления в дали комнаты не были пропущены острым взглядом девочки. Черт возьми, это было более чем простое совпадение. Чей-то феноменально продуманный ход, вызывавший достаточно вопросов и подозрений.        — Леорио? — голос раздался под боком Мелиссы. Солнечную ауру в помещении, покрытым кромешной тьмой, было сложно не заметить. Тем более не узнать.        Девочка беззвучно рассмеялась, ибо все происходящее было жутко клишировано, как в самых простых и не замысловатых сюжетах фильмов, что часто крутились на телевидении. Они из раза в раз оказывались вместе, черт возьми.        В комнате, помещенной в кромешную темноту, прорезался легко уловимый холодный свет от сенсорного экрана, болью отдающийся в привыкшим ко мраку изумрудных глазах.         «Чтобы достигнуть цели, все собравшиеся должны следовать выбору большинства» гласила надпись. Под ней находился белесый стол, отдававший схожем свечением. Покоившиеся на нем браслеты слабо блестели серебром в подрагивающем свете сенсорного экрана. Обхватив пальцами ювелирно выполненный ремешок, Мелисса пристально вгляделась в таймер, поблескивающий зеленой на браслете.  71:19       Заметив собранность, проскочившую на лице девочки в слабом освещении и мрачных тенях, перекрывающих юные черты лица на ее лице, Киллуа деловито встал рядом с ней и принялся рассматривать остальные браслеты. Он немного наклонился к ним вперед, дабы четче разглядеть крохотные электронные цифры с зеленоватым оттенком, словно у давно выцветшей краски для стен. Мальчик, повернув к парням беловолосую макушку, скучающе протянул:       — Тут браслеты лежат.        Сверху глухо раздался голос человека, переодически блокируемый шипением динамиков. Нарочито задорно он тот представился экзаменатором третьего этапа Лимпо, надзирателем этой тюрьмы.        Вдруг захотелось порывисто и через чур громко хмыкнуть. Экзамен не переставал ее удивлять, начиная от восьмидесяти километров бега по туннелю, который еще можно было объяснить простым испытанием на выносливость, заканчивая кулинарией и тюрьмой. Тюрьмой, мать вашу!        — Мы приготовили вам множество путей, ведущих вниз, — продолжал возбужденно вещать экзаменатор, — как вы уже правильно поняли, вы не пройдете этот этап, если не будете слаженной командой. Желаю вам удачи! — и связь оборвалась, оставляя после себя звонкие гудки на другом конце провода.        Кирпичная стена, управляемая неким механизмом, поднялась наверх, предоставляя ребятам деревянную дверь. Новая сенсорная панель вновь ослепила Мелиссу, отчего та зажмурилась. Появились детские морщинки в уголках глаз.       — Нажмите на круг, если хотите, чтобы дверь открылась. Нажмите на крест, если не хотите, чтобы дверь открылась, — бегло прочитал Гон.       Мелисса флегматично фыркнула.        Они вошли в более светлое помещение, дизайном напоминавшее средневековый карцер. Кирпичи были цвета пляжного песка (который всегда изображали на рекламных постерах «Незабываемого круиза») или же пшеничных колосьев, что под ясным солнцем походили на только что отлитые слитки золота. Под ногами неровно выложенное покрытие, пыльное и запущенное самим временем. Идя по щербатому коридору с выпирающими кирпичами по обе стороны, компания вышла к развилке, где новообразованные дорожки поворачивали под углом девяносто градусов в обе стороны. Одна налево, другая направо. На экране засветилась надпись, сообщавшая новые условия выбора.        Слабо представляемая возможность разругаться всей компанией из-за абсолютно тупых выборов, — право или же лево? — заиграла новыми и до жути реалистичными красками как только появились первые разногласия. Мелисса немо, не афишируя свой выбор в пользу правого коридора, нажала крестик на своем браслете.        Металлические прутья, где-то покрытые рыжей ржавчиной, с неистовым скрежетом, будто из самой Преисподни, что-то потянуло наверх, убирая лишнее препятствие и освобождая дорогу. Напряженный, как под током, Леоорио, начал разгорячено пытаться дискутировать на тему недостаточности голосов в пользу его решения. Он же хотел налево, поэтому и продолжал рьяно доказывать верность его затеи.         — Леорио, выбор уже в любом случае сделан, — порядком вымотанный несвязным бредом товарища Курапика устало потел переносицу.        — Да в смысле?! — очкарик раздосадовано зашипел.        По плитке размеренно стучали ботинки, в то время как ребята продолжали идти по коридору, увязая в бесконечном потоке бежевых кирпичей по обе стороны. Тревожность Мелиссы слегка притупилась шоком, вызванным раскрытием реального назначения этой башни. Они ведь были в тюрьме. Сей факт заставлял лишний раз вздрогнуть всем телом.       Гон удивленно ахнул — они выбрались из целостного лабиринта. Плутая по нему чуть больше, чем вечность, компания набрела на очередное испытание. Солидных размеров помещение (да такое, что не было видно его потолка и пола) нагнетающе представилось ребятам во всей своей величественной красе, словно упиваясь своим могуществом. Глубинная пропасть была вместо привычного пола, скрывая мраком то, что лежало на ее дне. Посередине нее стояла арена широченным столбом, низ которой прожорливо заглатывала бездна.       По другую сторону от компании стояла группа людей, облаченных в дряблые лохмотья и наручники. Под каждым бесформенным и облезлым балахоном скрывался человек, все они были разных комплекций и цвета кожи. На любой вкус.         — Ну наконец-то! — злостно прогромыхал человек, нетерпеливо снимая свою накидку и выходя вперед. Шрамы, словно шелковая косынка, покрывали весь его череп, касаясь даже шеи и висков. Сам он был крепкой комплекции и бурно работающим тестостероном в крови. Под накидкой скрывался беспощадно алочный преступник, с тысячами судимостями за спиной.        Из стен вновь послышался привычный голос экзаменатора, озорно вещавшего правила.         — В этом году проверяющими экзамена будут узники данной тюрьмы. Вам предстоит сразиться со всеми ими, при этом победив минимум три раза, чтобы пройти дальше. Они будут пытаться вас задержать, потому что тогда их срок будет сокращаться на год. Чем больше часов вы тут просидите, тем меньше лет останется у преступников. Все просто.        — Би-ип! — Заверещал очередной звонкий гудок, обрывая провод.       — Кто пойдет? — будто риторически и до жути не уверенно спросил Леорио, зная ответ наперед — точно не он.        Мелисса шатко перевела взгляд с брюнета, на остальных. Кто же является смельчаком?        — Ну, давайте я, — Киллуа бесстрастно поднял свой глубокий взор, словно сам бескрайний океан отражался в нем синевой. Он вальяжно двинулся вперед, расслабленно передвигая ногами. Встал, будто делая одолжение, и с вызовом посмотрел на противника. Руки его были в карманах, свободно болтались в тканевом пространстве.        — Будем драться на смерть, — грозно заявил узник.       — Ага, — глухо протянул Киллуа.       Не нуждаясь в гонге, что объявил бы начало кровавой бойни, Киллуа вдруг свернул азартом и перешел в нападение. Ногти сильнее высунулись из плоти, вытянутыми заточенными концами напоминая когти хищного зверья, что статно обитало вблизи деревни Мелиссы. Их длина которых походила на несколько соединенных фаланг пальцев.         Засвистел воздух, во мгновение ока Киллуа оказался позади сурового взора противника, кровожадно оскалившись. Узник в корне изменился в лице — в проделанной когтями дыре в груди было пусто, кровь начинала обильно скапливаться по стенкам плоти. В руке, будто рьяно пытаясь выбраться, непрекращаемо билось сердце, налившееся отчаянным бордовым. Мягкое и шевелящееся, будто выстукивающее собственную мелодию, темп которой тихо сходил на нет. Ритм замедлился, комочек почти перестал шевелиться. Киллуа держал в руке сердце противника, что словно жалобно хныкало и молило вернуться на свое привычное место, рядом с которым ныне красовалась лишь кровоточащая дыра, проделанная острыми когтями насквозь.        Тело слабо дернулось, грохот ломающихся костей и неестественно вывернутых конечностей. Лысая макушка смачно стукнулась о камень, расплываясь красным месевом. Заключенный жалко заскулил, налитые кровью бесцветные глаза, словно радужка сливалась со зрачком, покрылись слезной пеленой.       — Мое сердце..отдай…        Противник в последний раз рвано вдохнув кровоточащей грудью, даже не сумев выпустить воздух. Он умер, не успев понять отчего на сердце так холодно, почему мальчишка так хищно держит то, что принадлежит ему. По праву.        Небрежно откинув налившееся, казалось, до предела сердце, Киллуа победоносно посмотрел на оставшихся заключенных, стоявших неподалеку. Капюшоны скрывали редкие и невидимые намёки на эмоции тенью, падающей на их лица. Они стояли не шевелящимися мумиями, немо взирая на побежденного товарища.       Ногти обрели привычную длину, от бесчеловеческого взгляда остались лишь морозные воспоминания. Киллуа непринужденно перешел через железный мостик. Надменно обвел всех взглядом, с наглым превосходством в синей радужке. Самодовольно усмехнулся.        — Киллуа, это было так круто! — Гон подорвался, восторженно запричитав об умениях товарища.        Остальные потрясено расступились, пропуская Золдика вперед. Леорио издал непонятный звук, слабо напоминавший желанный глоток воздуха, после продолжительной задержки дыхания. Неаккуратный и оборванный. Приподнятые удивлением брови и проскакивающие сквозь линзы очков сверкающие ошарашенные блики говорили без слов.        Медные брови грозно нахмурились, появилась небольшая складка меж ними, словно аккуратная трещина на гладком лице. Мелисса столкнулась с этим снова. Снова был безжалостно, со всевозможной жестокостью и всеми прелестями садизма убит человек от его рук. Она видела всю жестокость происходящего собственными очами, однако таковой паники не испытывала, ибо она давно, отнюдь не бесследно, скрылась из виду, притаилась за углом для лучших времен.        Киллуа своевольно прошел рядом с ней, едва касаясь своим плечом ее. Мелисса проводила парня тяжелым, грузным взглядом, настойчиво прожигая в пушистом затылке дыру.        — Я пойду следующим, — рьяно вызвался Гон.        Останавливать его никто не собирался — тоже самое, что настырно бодаться с упертым быком, — слишком упрямый, чтобы сдать назад. Со стороны заключенных пискляво прорезался юношеский голос. Худощавый, с болезненно большими кругами под глазами парень скинул с себя лохмотья. Его дряблый вид напоминал огородное пугало, такое, которому скошенная соломенная шляпа велика, а редкие ошметки волос стыдливо торчат из-под нее. Штаны еле доходят до лодыжки, неровно ободраны, а сам человек босой.        Эхом раздававшийся по каменным с естественным желтым оттенком стенам голос экзаменатора представил участника:       — Следующим будет Седакан. Подрывник-маньяк, если вам так угодно.        Седакан коварно сощурился, благодаря узкому разрезу глаз два чернильных ока превратились в сплошные линии. Гон бескорыстно уставился на него янтарем, ожидая дальнейших слов. — Как можно заметить, я не спортивен, — ворот балахона слегка съехал, сильно выпирающие ключицы специально оголились для подтверждения его слов, — И терпеть не могу различные активности. Поэтому я подготовил игру, — заметив едва дернувшувшийся нерв на лице мальчика, Подрывник постарался заверить его дальнейшей фразой, — Но игра легкая, ты не волнуйся.       Из своего бездонного кармана тот достал две толстых медово-желтых свечей. Как будто церковных, от которых тянуло терпкой сладостью воска.        — Мы одновременно зажигаем обе свечи, и у кого раньше потухнет — тот и проиграл.          — Хорошо! — пылко проговорил Гон.       Охваченные тонкими пальцами-прутиками в шершавых мозолях и безобразными увечьями свечи игриво сияли под искусственным освещением. Подрывник протянул одну из них Гону.       Свечи, похожие на те, что сейчас трепетно держит мальчик, усердно стараясь не потушить пламя собственной неуклюжестью, и кислотно, почти расслабленно, держит Седакан, горят не менее пяти часов, что было известно Мелиссе практикой. Основная задача заключенных, безусловно, являлась в задержке участников на как можно продолжительный период времени. Не сложно было догадаться, чем сейчас занимался тот долговязый парень. А единственное занятие, что предназначалось для Мелиссы — смирение, томительное ожидание, изнурительный процесс.         Из мест, где напрочь отсутствовал пол, исходили чудовищные ветреные потоки, прямо как на втором, заведомо гиблом этапе, где неудачи следовали словно по приказу, друг-другом систематично выстраиваясь в ряд. Ветер вновь поднялся из глубин, заставив пламя свечи Гона растерянно встрепенуться. Пробормотав нечто нечленораздельное, мальчик продолжил аккуратно, с заботой, прикрывать ладонью робкий огонек.        Неведомым образом пламя свечи Гона увеличилось в размерах, ныне походя на настоящий пожар, способный опалить кончики зеленых волос. Он превосходил в размерах вытянутую в призывном жесте руку или небольшое полено. Ядовито ухмыляющийся заключенный неприлично широко скалился, обнажая ряд желчных зубов. Все шло по плану.       Ахнувшие товарищи рядом принялись быстро соображать, озвучивая мысли в слух. Мелисса старалась не паниковать, ибо будет еще шанс вернуть заветные очки, однако смотря на беспокоящего Гона, хотелось посильнее, до страшного хруста зубов, сомкнуть челюсти. Она сглотнула вязкий ком слюны, незаметно подступивший к горлу. Знакомое чувство липко схватило за шею, увенчанную короткими рыжими кольцами волос. Беспомощность и тут была рядом.       Вдруг Гон находчиво предпринял одну из своих затей. Без всякой (ненужной, вестимо) вдумчивости мальчик шустро ринулся к свече противника. Остановился в паре сантиметров от рыжего пламени, выпустив весь копившийся воздух в легких. Яркий огонь в смятении колыхнулся, играясь с тенями. Потух.       Лицо противника неестественно вытянулось, и он с ужасом неудачи взглянул на Гона. Мальчик радостно сиял золотом. Электронное табло со слабо рябящими цифрами изменилось в пользу ребят. Еще одно очко.        Мелисса солнечно улыбнулась, будто копившийся внутри свет охотно прорезался сквозь розовые десна и коренные зубы. Она превратилась в сплошное золотистое сияние, что обратила к подошедшему Гону. Радостно показались ямочки на обоих щеках, губы растянулись в счастливую улыбку.        — А ты крут! — опередив Мелиссу в дружественном комплименте, гордо, словно собственному сыну, сказал Леорио, похвально хлопая мальчика по плечу.        Мелисса сказочно улыбнулась еще раз, кивая головой Гону, будто бы соглашаясь со словами брюнета, нагло влезшего в ее неначавшийся поток лести. Однако он был прав. Небольшая заминка послужила отличной возможностью Курапике, до недавнего времени зачарованным прильнувшей радостью и дивным удовлетворением, обозначить собственную позицию в состязании:       — Теперь моя очередь. — Курапика решительно вызвался вперед.        Перед ним предстало синее нечто, фигурой и комплекцией напоминавшее человека. Он самовлюбленно скалился, нахальная лыба не хотела сходить с его по-настоящему уродливого лица. Большие выпученные глаза, как у дохлой рыбы, прожорливо грызли дыру в лице блондина. Заключенный был словно неудачным экспериментом безумца, яро мнившего себя ученым. Швы, две трубки, исходящие из шеи и входившие в некий аппарат, прикрепленный левому уху (также до безобразия страшному), отсутствие век, лишь черная проплешина на предполагаемом месте носа.       — Ну и урод, — тихо проговорил Киллуа. Леорио немо поддержал того взглядом.  Напущено восхваляя собственные заслуги, узник важно тыкал пальцем в вытатуированные сердца на груди, обозначавшие количество его жертв. От его руки пало девятнадцать человек, как он сам и заявил. Курапика собранно выдерживал все его недалекие ехидства, пытавшиеся вывести из себя стойко державшегося парня. Противник показушно за спешную секунду нарастил целую груду мышц, дополнительно к уже имеющейся.        — Трепещи от ужаса, — зловеще произнес он. Курапика спокойно пожал плечами, резонно очерчивая взглядом его фигуру.        Накидка была скинута рядом с Меллисой. Заколдованно уставившись на поединок, она вовсе не приглядывалась к мягко выведенным знакам и атласному крою, однако позже заметила те символы, словно сусаль сверкая при солнечном свете. Парень остался в свободном хлопковом кремовом костюме, зелеными полосами очерчивающим его силуэт по бокам.        Шелестели складки одежд Курапики, слышались глухие удары кулаков. Неповоротливыми движениями заключенный пытался ухватить плавно двигающегося парня. Он резко, напыщенно и величаво проговорил:       — А я еще в банде «Пауков» состою, — сообщил, явно гордясь своими заслугами в мире разбоя.        Заключенный ехидно повернулся зататуированной спиной к Курапике, заморожено остановившемуся, словно в трансе. На ней величественно красовался чернильный паук, аки символ принадлежности к группировке. Курапика рвано вздохнул. Два серых марева вспыхнули алой ненавистью. Он тяжело дышал, шумно втягивая ноздрями воздух, сжимал кулаки до бордового оттенка кожи. Бурлящее презрение, слепая ненависть, бесполезное сопротивление обоим.        — А что это за знак? — недоумевая происходящем представлением, растерянно вымолвила Мелисса.       — Знак банды преступников, печально известной как «Пауки». Курапика ни раз упоминал их, — Леорио понизил тон до еле слышимого шепота, — Они убили всю его семью.       Молча вытаращив глаза, Мелисса пораженно посмотрела на Леорио, — тот беспрекословно говорил правду. Озадаченно вернувшись к бою, Мелисса с шумом выдохнула смятение. Парнем двигала живая месть, что и являлась главным фактором в его действиях. Сейчас она полностью им завладела, слепо заверив, что все идет по некому плану, что так будет лучше для них (надо выделить обоих) обоих. Это послужило отличным поводом нервно прикусить щеку, накал страстей поистине оказывал небывалое давление на всех  присутствующих. Девочка тревожно всматривалась в происходящее. Невыносимо жутко было наблюдать за напряженной спиной Курапики. Вдруг парень вздрогнул.       Что же было быстрее? Оторвавший Мелиссу от раздумий молниеносный удар, каковой заставил дрогнуть, словно при судороге, арену или же визгливый рокот осознания происходящего со стороны заключенного? Кажись, крик узника был первее. Ровно тогда, когда он увидел глаза, в которых словно застыла кровь, приказавшие ему заткнуться посередине горделивой речи. Не успев закончить признание о собственном поражении, преступник с рокочущем грохотом повалился на пол. Лицо направлено вниз. Не видно ни уродства его лица, ни мерзко щерившейся рожи.        — Во-первых, в середине настоящей татуировки «Пауков» имеется цифра, которая показывает твое место в труппе, — Мелисса уставилась, близоруко прищурившись, на синюю спину. Брюшко вытатуированного паука не имело цифр и прочих знаков. Истинный показушник. — Во-вторых, их жертв не пересчитать, они даже не тратят время на подобные глупости, — холодно продолжил Курапика, готовясь к третьему, важнейшему пункту, что грозно виднелся на горизонте, — В-третьих, не вздумай вновь их упоминать, иначе, — он прервался на драматичную паузу, — Я убью тебя.        Выдвинулась железная дорожка, Курапика твердой походкой пересек бездну, оказавшись на другой стороне.        — Ты как? Нормально? — заботливо спросил Леорио.         — Когда паука увидел, не смог сдержать свою ярость. — Курапика жалостно поднял глаза. Радужка глаз окрасилась безжизненно-серым. Не наигранная тоска ярко отобразилась на его лице. Он, уныло склонив голову, оперся о тусклый кирпич, из которого наспех была выполнена стена, и присел на каменный пол. — Но, оказывается, мой гнев по-прежнему силен, а это, наверное, хорошо.       Леорио неуместно пустил шутку, стараясь сгладить напряженную обстановку, Мелисса благополучно пропустила мимо ушей. Сердце тоскливо сжималось лишь от одного понурого вида Курапики. Тени, что падали со светлой челки, скрывали опущенные вниз глаза, а руки были обыкновенно скрещены. Она аккуратно присела рядом, робко пододвинулась к блондину, боясь спугнуть то малое доверие, что пока что имела их взаимосвязь.        — Мне очень жаль твою семью, —  трепетно проговорила Мелисса, — Правда, — будто пытаясь доказывать правдивость собственных слов.       Курапика, не отрывая томный взгляд от пола, завороженно ответил:       — Все в порядке.

***

      Аиша схватила белоснежного горностая, протягивая тушку зверька сестре, мол, вот, гордись младшенькой. Та благостно погладила Аишу по голове. Хорошо постаралась.  Девочки выбрались в горы, вершины которых были щедро присыпаны снегом, словно сахарной пудрой сквозь сито, волшебно сверкая на морозном солнце. Отпрашиваться, дабы сходить в лес нынче не надо — взрослые они уже. Аише скоро одиннадцать, Дане звучные пятнадцать. Звонко предупредив матушку о своих намерениях, они вышли из небольшой деревянной постройки, представ перед ослепительной яростью январского снега. Открыв глаза после нежданной пронзительности, Дана на мгновение захотела разлиться ожиданиями о чудесном времяпрепровождение, но, не успев прочувствовать должное воодушевление, сетующе вздохнула. К ним живо приближалось бедствие. Посреди сего снежного великолепия к сестрам резво мчалась девчонка, броско сверкая огненной шевелюрой. Сначала пылко убеждала, что ей бесспорно надо пойти с ними на охоту, затем, после вымотанного «Хорошо», радостно подпрыгнула в шерстяных валенках на голом снегу. Они едва не слетели с крошечных стоп, на вырост ведь были.       Послышался шаркающий топот. Сугробы коварно расположились по бокам, словно поваленные туши животных. Мелисса, будучи одиннадцатью годами отроду, рыжеволосой бестией метнулась к Дане, застав сестер за обменом теплых улыбок.        — Я тоже принесла! — И радостно показала свою добычу.       Солнечный лучик игриво коснулся веснушчатого носика и сразу же пугливо исчез, скрываясь за облаками. На багряные локоны плавно садились снежинки, кружась в размеренном вальсе. Девочки шли неспешно, часто прерываясь на выразительные красоты здешней природы. Горный ручей дерзко спускался с вершины, не думая превращаться в лед, словно в мутное стекло. Он игриво плескался, серебряно журча. Добыча побеждено лежала в кожаной сумке, вольно болтающейся на плече Сестры. Один заяц и горностай. Глаза расширенны, будто наготове, налились алой кровь.       Одинаково-каштановые волосы в такт ветру и колышущимся соснам вокруг развевались темной фатой. Сестры, несмотря на хорошо уловимую разницу в возрасте внешне были умиляюще похожи. Идентично припухлые губы и широкие темные брови. Глаза — единственное, что их косвенно отличало. Небесно голубые, чуть-чуть и уже прозрачные, являлись личной гордостью Даны. Точно  ограненные алмазы, пропускающие через себя холодные блики света. Аише же достались более невзрачные — карие, что были гордым наследием покойного отца. Каждый раз, приходя во снах, он словно светился драгоценной яшмой, под цвет дорогих сердцуу глаз, глупо и совсем не мужественно, для мужчины за сорок, улыбался дочерям, охапкой сгребая в теплые объятия, безмятежно прищуривался до появления возрастных морщин, приподнимал косматые брови в наигранном жесте удивления. Долго отходили от потери, долго после этого боялись ходить в лес.        Дана бесшумно остановилась на мягком снегу. Короткие волосы, едва касающиеся плеч, — отголосок подросткового бунтарства, — вильнули в сторону. Посмотрела в глаза обоим:       — Пойдемте обратно, стемнеет скоро.        На их головы громоздко свалилась тень — солнце скрылось за облаками.        — Давай еще чуть-чуть, — увлеченная азартом спешно вымолвила Аиша.         Девственно голые кусты, едва достигшие полуметра, коварно зашелестели. Затрещали сухие прутья, опасно покачнулся лежавший на нагом растении снег, легкой пудрой осыпавшись на белую землю. Мелисса напряглась всем телом, будто бы и не внимая в беседу, навострила уши, скрытые ржавой копной. Она спиной чувствовала шевеление позади себя, мысленно, а главное физически готовясь.        Из заснеженного естества вынырнул белый заяц да такой, в чьей шерсти словно отражалось ясное небо, предавая меху благородную голубизну. Мельком глянул на всех троих, самую малость растерянно перевел взгляд на хрупкую крошку снега перед собой и ринулся прочь. Мелисса, не дослушав, что именно Сестра собиралась донести до двух упрямых всезнаек, ринулась следом.        Тяжелые валенки глубоко проваливались в сугробы, созидая отверстия в идеально ровном слое снега. Тот зверски засыпался внутрь, неприятно тая около стоп и лодыжек. Щеки пылали морозной румяной, а заяц продолжал отдаляться.         Аиша, не предаваясь раздумьям, помчалась следом. Две косички кокетливо подпрыгнули и понеслись за хозяйкой. Она лихо мчалась по заснеженной земле, преодолевая дремучие пни, перепрыгивая мертвые ветви деревьев. Еловые иглы, небрежно разбросанные под ногами, сминались девичьими стопами. Аиша догоняла Мелиссу.       Заяц, что вывел двух девочек на укромную поляну, спрятанную от посторонних, словно испарился —не видать его было нигде. Часть склона горы, на которую благополучно забрались все трое, проглядывала сквозь еловые острые макушки. Поляна была впритык к нему. Толстый слой снега лежал на горе пластом с глубокими  трещинами по самую землю. Небо, пока еще неомраченное уходом главного светила, ясно висело куполом над ними. Аиша согнулась, уперлась ладонями в колени, надежно прикрытые плотной тканью одежды, стараясь отдышаться. Мелисса стояла рядом, глядя по сторонам в попытках найти озорные следы зайца. Дорожка спешных следов вела в глубь леса. Немо призвав брюнетку двигаться дальше, Мелисса пошла за добычей.        Внезапно раздался негромкий скрипучий треск, как бы вскользь предупреждая девочек о своих намерениях. Затем еще раз, однако уже по протяжней и увереннее. Как гром среди ясного неба, треск был слышим все ближе и ближе. Ближе и ближе. Мелисса повернула голову в сторону гроздкого звука, прикрыв от подступающего ужаса аккуратной ладью рот. На них неслась лавина.  

***

            За что ей подобные мученические страдания? Да старшая, да ответственная. Однако не повод это сваливать все на ее плечи. Аишу простить можно, та лишь поддалась бурности темперамента подруги. Мелиссу же…нет, сложно. Никто за ней не присматривает, оттого и выросла подобная персона. Старейшине будто и дела вовсе нет до своей внучки — все равно где она шляется, все равно с кем она находится. Огромная Мисс Все равно. Дана яростно замычала, продолжая строго шествовать по истоптанному рыхлому снегу. Мелисса не должна была идти с ними. Охота вдвоем на то и охота вдвоем — третьего человека они уже не принимают, ибо тот обязательно доставит проблемы. И когда Дана была неправа? Надо было сказать «нет». Раздраженное бесполезной болтовней, сердитое и озлобленное, однако честное.       Дана, несмотря на разницу в блеклые четыре года, отчетливо понимала, что бы она не говорила под действием раздосадованных гормонов, как бы сильно гнев не бушевал в ее теле, дети, что были надежно доверены ей, хоть немо и без огласки, находились под ее ответственностью. Она кровно за них поручилась, теперь же надо отвести их в деревню в целостности. Так. Прийти к девочкам, объясниться, пойти домой. Звучит хорошо. Хо-ро-шо. Перекатывая на языке слово, спотыкаясь о согласные и шелестя, словно бархатом, гласными, Дана шла дальше.        Но все-таки, за что?        Послышался страшный грохот, будто что-то громоздко свалилось с небес, эхом раздаваясь по округе. К тому времени успев дойти до небольшой полянки, мрачно окруженной дремучим лесом, Дана добралась до истока звука. Она стояла у входа, там, где заканчивается мохнатая хвоя, будто тихо спрашивая разрешение войти, оперевшись о ствол старой, а правдивее — древней сосны.         С горы стремительно спускалось разгоряченное нечто, клубами белого дыма окутывая местность. Мельком глянув на девочек, античными скульптурами замерев перед опасностью, Дана стала рвать глотку собственными словами, ужасаясь старческому хрипу голосовых связок:       — Бегите!        Не хватит должных наречий, отчаянных прилагательных, дабы описать момент, больше подходящий на бредовый сон, пришедший во время болезни. Скорость, с которой, подобно бешеному животному, неслась лавина, опережала звук. Посему долетевшая до Мелиссы фраза, затуманенная нарастающей тревогой, была услышима поздно. Девочку, словно на животном рефлексе, схватила костлявая рука, крепко охватив пальцами запястье и потащила в чащу. Аиша беспокойно оглядывалась на подругу, бездушной куклой болтающейся у нее за спиной, тверже сминая ее руку. Дана бежала позади, постепенно отставая. Оцепенение прошло, ноги больше не двигались по непостижимому зову. Вытянув ладонь из потной охапки Аиши, Мелисса буйно понеслась вперед. Зайцы трусливо попрятались в норы, заползли в свои жилища белки, испуганно исчезнув в темноте собственных дупел. Лавина бурей обрушилась на мирно существующий лес, остервенело наводя собственные устои и порядки. Окутала все в тревожную пелену забвения снежным паром.       Все затихло. Все кончилось.        Ноги продолжали гнаться за собственной жизнью, за возможностью не сгинуть в мерзлом снегу, задохнувшись из-за нехватки сакрального кислорода. Мелисса давно обогнала запыхавшуюся подругу, Сестру, слыша лишь мольбу о пощаде, повторяющуюся молитву в сознании. Выжить. Надо выжить.       Дана, удостоверившись в безопастности ее укрытия, схватилась за тонкий ствол долговязой березы. Аиша находилась в пределе видимости, отчего девушка забвенно выдохнула горячий пар из легких. Цела. Однако не виднелись раздражающе рыжие локоны, гордо вскинутая голова, своевольный взгляд.       Она моляще вскинула голову:       — Мелисса!  В тот момент словно тяжелый камень пробил толстую корку льда, что бросили озорные мальчишки забавы ради. Девочка, услышав знакомый сердцу голос остановилась, только сейчас поняв, как сильно устали ноги. Развернувшись на носках шерстяных валенок, та уверенно зашагала назад. Снег — рыхлый после отчаянного бега. Деревья по-прежнему статно возвышаются над головой. Только тихо нынче. Очень.        Подойдя к несчастной поляне, осыпанную снегом, что был лишь нелепым и неуместным дополнением, Мелисса широко распахнула зеленые очи, уставившись на ныне голую поверхность горы. Словно кем-то обглоданная.        К ней подбежала Дана, беспокойно спрашивая о ее самочувствии.        — Слава богу! — На стеклянных глазах, украшенных густыми ресницами, словно вуалью, появилась соленая влага, словно утренняя роса на свежей траве, — Слава богу все обошлось! — не выдержав накопившуюся груду эмоций внизу живота, девочка сильно впилась руками в подругу, обхватив ту привычным образом. Объятия были наполнены искренней заботой и эмпатией, открывшимися чувствами, вылезшими из глубин сознания, что ощущались ново.       Аиша подтянулась также не заметно, прижавшись к Дане со спины, словно дворовый и очень-очень зашуганый котенок. Ничего не говоря, девочка лишь беспомощно обняла сестру. Слава Богу, слава Богу.        Горы затрясло второй раз. Лавина, аки ужасающее бедствие, люто, со свистом, спустилась, оставив за собой неряшливо разбросанный снег. Ныне горы сотрясало нечто другое. Такое же беспощадно бесчеловечное. Это был ужасающе пронзительный вой, зверски рвавший голосовые связки и приказывая снегу с горных вершин величественно дрожать в страхе. Звериный рев врезался в сознание кувалдой, дико долбя уши неистовой вибрацией и высоким тембром. Словно зверь, потревоженный лавиной, злясь, алчно плеща слюной, готовился к атаке. Ярость та не была даже адресована конкретно лавине, а в целом всему живому и человечному, всему, что мешало ему. Зверя не было видно, видимо до недавнего времени прятался в заснеженной пещере, однако слышно было будто на соседнем материке.        Мелисса резко повернулась к Дане, встретилась со светлым взглядом, что нынче был необычайно хмур. Где-то под боком пискнула Аиша и все всем стало ясно. Они поняли друг-друга без слов.