Иллюзия свободы

На экране телевизора заиграла заставка научного канала, которая первые несколько минут была довольно интересной: сложные формулы и интригующие факты о черных дырах. Однако, постепенно, его внимание начало ослабевать, и интерес к объяснениям о теории относительности начал рассеиваться. Слова ведущего превращались в мелодичный шёпот, а графики и диаграммы сливались в один бесконечный поток информации. Лололошка, укрытый одеялом, почувствовал, как веки становятся тяжелыми, а разум затуманивается. Сложные научные термины, вдруг, показались абстрактными и далёкими, как звезды, о которых говорили в том глубоком научном разговоре. Тонкий голос диктора с откровенно монотонной интонацией безжалостно сосредоточился на темах, которые были далеко от интересов Лололошки: квантовая физика, популяционная экология и микробиология — все это сливалось в одно бесконечное, угнетающее поле. Не успев заметить, как это произошло, он тихо посапывал, заполнив тишину комнаты легким ритмом. Телевизор продолжал вещать о непонятных явлениях, а Лололошка, погрузившись в мир сладких снов, наконец то обретая временное спокойствие. Буквально через час Джон, открыв с ноги дверь, зашел в комнату. -Симпампусиииик! Как ты? Жив надеюсь? Но не успев начать смой монолог он заметил, что Ло спит. По лисьи улыбнувшись, тихим и рамереным шагом Харрис направился к своему любимому. Взгляд ученого пробежался по фигуре Лололошки, мирно спящего на кровати, несмотря на фоновый гул телевизора, который безмолвно транслировал очередной скучный сюжет. Он улыбнулся, видя, как его губы слегка приоткрыты, а длинные ресницы касаются щек. Сначала же он, конечно, проверил капельницу. Скоро придется менять её, ведь физраствор заканчивается... Затем, легкими движениями Джон опустил одеяло и поднял верхнюю одежду, что бы осмотреть ребра. Картина не из лучших, но в любом случае лучше чем было в самом начале. Синяк на груди немного уменьшился, этот факт уже радовал "врача". Джон был готов часами наблюдать за своим альтер эго, но перед этим он завторил панорамные окна. Все де в комнате было слишком светло для глубокого сна, ведь сейчас день. Подойдя к своему предмету обожания учёный наклонился к лицу голубоглазого, рассматривая каждый сантиметр лица альтернатива. На его каштановых волосах, которые на свету приобретали почти русый оттенок, играли мягкие блики света, пробивающегося сквозь занавески. Аккуратные черты лица, с правильным носом и губами, придавали ему скульптурный вид, даже когда он был погружён в сон. Его бледная кожа казалась ещё более контрастной на фоне тёмных подушек, а многочисленные шрамы, проходящие по его рукам, лицу и вообще на всем теое, рассказывали истории, глубоко скрытые в его прошлом.Каждый шрам на теле Лололошки вызывал у Джона любопытство; он знал, что за каждым из них стоит своя история, но сейчас важнее было дать альтернативу востановиться. Лололошка выглядел беззащитным, словно сам сон оберегал его от любых бед. Джон убрал пряди каштановый волос со лба мироходца и оставил легкий поцелуйчик, такое же поцелуй - которые делают мамы перед тем как уйти из комнаты спящего ребёнка. Но на этом останавливаться он не собирался. Присев на краешек кровати он положил свою ладонь на макушку Лололошки, после чего пустил свои длинные ухоженные пальцы в прядки все еще мягких волос. Когда Джон осторожно проводил ладонью по гладкой, пушистой голове спящего Лололошки, мир вокруг словно замирал. Каждое мягкое движение его руки уменьшало его бурю мыслей, которые обычно не покидали его. Его безумные идеи, как чайки, взмывали ввысь и пропадали где то далеко на горизонте, обещая через время вернуться, но сейчас они не могли завладеть его разумом. Вместо этого, в застывшей в тишине комнате, царила гармония. Но все хорошее не вечно. У Джона много дел в лаборатории, да и с Вививилкой надо серьёзно поговорить. Встав с кровати учёный в последний раз чмокнул Лололошку в щеку и вышел из комнаты, оставляя мироходца спать одного.