150000₩

Странный поцелуй. То ли от того, что первый для них осознанный, сдержанный, не в наплыве суматошных эмоций, то ли от ситуации в целом. В этот раз Ин Хо не пытается придавить его к поверхности, словно ограждая от любой попытки сбежать, только нависает слегка, всё ещё сидя рядом. Странно. Но приятно. По обонянию бьёт запах мужского одеколона, крепкие пальцы поглаживают ладонь и придерживают за подбородок. Ги-Хун отвечает с той же медлительностью, будто изучая всё заново. Сигарета тлеет, зажатая между пальцев, и он отводит руку в сторону, замирая в этой неловкой позе, пока Ин Хо не отстраняется первым, напоследок касаясь губ ещё одним коротким и лёгким поцелуем. — Давай это сюда, — тихо произносит он, забирая сигарету из рук, затягивается слегка сам и тут же тушит в стакане с водой. — Пожар тут от страсти должен гореть, а не из-за подожженного одеяла. Ги-Хун проглатывает эту шутку, натягивая улыбку. С юмором у Ин Хо совсем плохо; влюбиться в это очень легко. — Ты неправильно делаешь, — отвечает Ги-Хун, понижая тоже зачем-то голос. — Целуюсь? — Куришь. Взатяг надо, а ты во рту дым гоняешь. По горлу должно бить, иначе эффекта нет. — Научишь потом. — Подумаю. Ин Хо очень легко влезает в личное пространство, с беглыми прикосновениями к незащищённым одеждой участкам тела, с привычкой прижиматься так, чтобы его присутствие хорошо чувствовалось рядом. Ему, кажется, дай волю — под кожу бы весь залез. Что-то в этом есть глубоко нездоровое, одержимое почти, в таком стремлении трогать всё, будто с целью присвоить сразу себе. И может это плохо, но ощущается-то всё равно хорошо. Если отключать периодически мысли о том, что происходит всё это за деньги, то дышится свободнее. Ги-Хун знает, что самообманом запихнёт себя в такую глубокую яму, из которой сам потом никогда в жизни не вылезет, но пока Ин Хо лежит рядом, касаясь мимолётно губами лица и шеи, думать о негативной стороне этих взаимоотношений сложно. — Как всё это происходит обычно? — тихо спрашивает Ги-Хун, не в силах выдержать молчание, прерываемое только слабыми шорохами от одежды и постельного белья. — Правда молча? — От ситуации зависит, — охотно отвечает Ин Хо, укладываясь рядом на бок и подпирая голову ладонью. — Хочешь поговорить сначала? — В смысле сначала? Потом нельзя уже поговорить? Рот, что ли, занят будет? — и, додумывая в голове картинку, тут же добавляет. — Сосать я ничего не буду. Ин Хо роняет короткий смешок, тут же неудачно маскируя его под кашель. Ги-Хун пялится на него, прищурившись. Смешно ему, посмотрите. — Это мало чем отличается от секса с женщинами, если закрыть глаза на технический аспект. Некоторые партнёрши захотят поболтать в процессе, некоторые предпочтут делать всё молча. — Мои все разговаривали. — Я думаю, дело в тебе, — заверяет Ин Хо. — Не могу представить, чтобы у тебя рот закрылся хоть на минуту. — Ну уж преувеличивать не надо, — ворчит, морщась, Ги-Хун. — И на минуту могу, и на пять. — Но десять уже будет неприподъёмно? — Я с тобой, может, после этой встречи больше не поговорю никогда. Пользуюсь возможностью. Ин Хо замирает, сменяя мягкое веселье на напряжённость. Он не двигается, не дёргается даже, но что-то ощутимо меняется во взгляде, в выражении лица, которое секунду назад выражало удовольствие, а теперь — разбавленное негодованием раздражение. Выждав с мгновение, Ин Хо передвигается ближе, нависает сверху, упираясь ладонью в кровать. — В этом нет никакой нужды, — цедит он. — Заканчивать всё. Ты ведь прекрасно это понимаешь. Говорить об этом двадцатый раз к ряду надоело так сильно, что словами не описать. Ги-Хун чудом удерживается от того, чтобы закатить глаза — нет никакой нужды, конечно, давай просто по-моему сделаем и всё будет в ажуре. Даже если бы он был согласен раньше, то сейчас отказался из вредности. В голову не приходит решения лучше, чем зарыться пальцами в волосы Ин Хо и потянуть его на себя. Целоваться всё же на порядок приятнее, чем словесно решать, чьи шизофренические идеи в данной ситуации будут работать эффективнее. Ин Хо не противится, но шепчет бегло прямо в губы: — Сексом мы эту проблему не решим. — Не пробовал ещё, а уже негативишь. От поцелуев мысли уходят, позволяя утопать с головой в тактильности. Ещё не кожа к коже, но прелюдия правда успокаивает, давая возможность привыкнуть к ощущениям — мужское тело под ладонями всё ещё запредельно новое и неизведанное. И снова ни секунды, чтобы хоть немного подумать о том, насколько всё это вообще правильно, чувствовать влечение эмоциональное и физическое к другому мужчине. На этом этапе Ги-Хун разрешает себе этим не заморачиваться вообще. Сокрушительно, конечно, в сорок-то пять поворот на сто восемьдесят делать, но случались потрясения и посильнее. Незашедшая ставка в двести тысяч вон и та как-то более существенно на голову давила — и это многое, наверное, говорит о нём как о человеке. — Я сниму с тебя футболку сейчас, — вкрадчиво предупреждает Ин Хо, залезая под неё же рукой. — Хочу посмотреть. Ги-Хун медленно кивает. Ему тоже теперь надо каждый свой шаг комментировать или это персональные заскоки, а не общепринятая вежливость? — О таком можно не предупреждать. — В машине ты на этом моменте отстранился, — напоминает Ин Хо, выдавая себя с головой, что всё он прекрасно с того вечера помнит, хоть и убеждал в обратном. — А ты в машине после поцелуя со мной выкатился лужайку под мостом портить. Ин Хо сокрушённо вздыхает, утыкаясь лицом ему в плечо. — Мы договорились не вспоминать. — Кто «мы»? — хмыкает удивлённо Ги-Хун, и тянется подцепить свою футболку сам. — Я тебе сразу сказал, что всю жизнь припоминать это буду. Он обнажается без стыда и задней мысли, бросая футболку куда-то рядом на постель. Скелетно-тощим Ги-Хун был всегда, сколько себя помнит, несмотря на привычку забивать щёки едой при любой удобной возможности, но стесняться этого никогда даже в голову не приходило. Ни одну из бывших женщин это не смущало, что же до Ин Хо… — У тебя красивое тело, — роняет он, облапывая взглядом. — Нормальное вроде, — соглашается Ги-Хун. — И проблемы с принятием комплиментов? — усмехается Ин Хо, щекотно пробегаясь пальцами по рёбрам, отчего по коже проходит короткая дрожь. — Не понимаю их просто, — Ги-Хун дёргает плечами от того, как медленно прикосновение переходит в сторону, на грудную клетку. — Это женщинам можно говорить, у них тела правда красивые, фигуристые. С мужчинами оценивать тяжелее. — В машине ты называл меня красивым. — А ты потом… Ин Хо предусмотрительно прерывает его поцелуем, срывая довольный смех с губ, прерываемый агрессивными почти попытками впихнуть язык в рот явно с целью оборвать любые попытки продолжить предложение. Смех не гаснет всё равно. Ги-Хун путает снова пальцы в чужих волосах и обнимает свободной рукой за плечи, сминая рубашку. Он чувствуя себя легко и расслабленно — до противного сильно напоминает головокружительную влюблённость, когда всё веселит и радует. Он тебе за это платит деньги, въедливо напоминает внутренний голос. Да и хрен бы с ним, решает Ги-Хун, переживу. — Раздевайся давай тоже, — требует он. — В тот раз я на тебя не посмотрел даже толком. Ин Хо справляется с рубашкой быстро и умеючи, бросая её рядом с поразительной небрежностью. Ги-Хун следит взглядом сначала за ней, после — фокусируется на открывающемся зрелище. Красивый он, это правда. И там, на балконе, уставший, со стаканом виски и сигаретой, был красивым, и в машине, пьяным и довольным, будто отдохнул впервые за тысячелетие, и дома тогда, пока они неловко трогали друг друга на старом матрасе, и сейчас особенно — с беглой улыбкой, уже сбившимся дыханием и пронизывающим взглядом. Тут не надо быть ценителем мужской привлекательности, чтобы прошибало сразу — в таких влюбляются с первого взгляда, безнадёжно и безвыходно, ещё до такого, как в первый раз откроют рот. После первой фразы, конечно, сразу развилка, но Ги-Хун осознанно выбрал тернистую дорожку, подогревая в себе и интерес, и влечение. — Пялишься, — довольно замечает Ин Хо, ловя его снова пальцами за подбородок, чтобы поднять голову и посмотреть в глаза. — Нравится то, что ты видишь? — Да тебя живьём сожрать можно. — В рот, ты сказал, ничего сегодня брать не будешь. Ги-Хун громко цокает, проскальзывая языком по губам, и крутит эту мысль в голове. Всё же слишком много экстремального опыта для первого раза. — Я на будущее варианты разглядываю, — наконец находится он со словами. — И обнадёживаешь ты специально? — хмыкает Ин Хо. Нет, на самом деле, не специально, но вслух Ги-Хун ничего не говорит, только выжимает из себя улыбку. Это всё неосознанно, потому что сердце с разумом, как всегда, не в ладах — не объяснить даже самому себе, что всё это на один раз, что потом надо развернуться и уйти. Тошно будет ужасно, и не спасёт даже безмерное количество выпивки, но здесь надо сразу срывать пластырь с больной мозоли, чтобы потом не гноилось. Он по уши уже и так во всей этой херне. Дальше будет только хуже, пока один из них не сорвётся. Разные миры, разные взгляды на жизнь. Может, Ин Хо был прав, когда говорил про то, что это просто не сработает. — Член у тебя, кстати, большой? — бросает Ги-Хун, выбивая откровенной придурью всю постороннюю черноту из мыслей. — А то я всё думаю, как оно вообще будет происходить. Ин Хо на его удочку не клюёт, тяжёлый взгляд не смягчается от нелепой шутки, даже не проясняется хоть немного. Он только головой качает, но поддаётся, принимая эту безобразную попытку сменить тему, и отвечает со вздохом: — Никто не жаловался. С непривычки сначала может быть некомфортно, но это вопрос тщательной подготовки. — Так ты, может, раньше только с профессионалами спал? — Анатомически ты от них мало чем отличаешься, — успокаивает Ин Хо. — Опыт у меня большой, я знаю, как сделать приятно. — Касательно опыта понял, а насчёт члена всё-таки что? Вместо ответа Ин Хо хватает его за руку, устраивая ладонь прямо на своих брюках. Намёк кристаллически очевидный, и Ги-Хун не отказывает себе в любопытстве, торопливо возясь с застёжкой на брюках, дёргая вниз язычок молнии и сразу, не колеблясь, проникая ладонью под ткань белья. Это должен быть ошеломляющий опыт, но вместо ожидаемой неловкости всё тело прошибает жаром от того, насколько Ин Хо горячий и твёрдый в его руке. Смешливые слова тают на языке, и они на мгновение замирают, пялясь друг на друга, пока Ги-Хун медленно двигает рукой, обхватывая плотнее напряжённый член. Делать это раньше с кем-то, кроме себя, не приходилось, но и этого достаточно, чтобы иметь все необходимые представления о процессе. Брюки мешают, мешает прилегающее слишком тесно к телу бельё, но нет никакого желания останавливаться, чтобы разобраться с этим. Ги-Хун трогает изучающе, чувствуя, как собственное ранее ленивое возбуждение пробирается по всему телу спонтанной дрожью и скопившейся во рту слюной, которую он тяжело сглатывает. Пальцы касаются головки, пачкаясь в липкой смазке и растирая её по всей длине. Грязно, стучит навязчиво в голове, пока Ги-Хун, слишком взбудораженный ощущениями, терзает зубами свои губы. Он пачкает и ладонь, и, кажется, одежду изнутри своими неаккуратными движениями, но всё ещё не может заставить себя остановиться. Ин Хо делает это за него, сжимая кисть и тормозя. Ги-Хун вскидывает тут же недовольный взгляд, примечая мгновенно и затуманенный взгляд, и участившееся дыхание. — Подожди, — всё ещё поразительно сдержанно, хоть и с заметным придыханием произносит Ин Хо, уводя медленно его руку от себя. — Дай мне секунду. Ги-Хун ничего не отвечает, только сосредоточенно кивает и наблюдает, как он смещается на кровати, наваливаясь снова всем телом сверху. И чуть не шипит, когда Ин Хо проталкивает колено между ног, надавливая так, что приходится зажмурится. Собственное возбуждение, бурно реагирующее даже на незначительное трение, становится почти откровением. — Вот так, — шепчет Ин Хо, обжигая висок горячим дыханием, — лучше? Нет-нет, — он цокает со смешком на неосознанную попытку свести ноги и хлопает ладонью по бедру. — Расслабься. Ты слишком бодро начал, чтобы теперь стыдливо зажиматься. Ги-Хун чертыхается, впиваясь свободной и чистой рукой ему в плечо. — Завались. — Можешь теперь продолжить, — произносит Ин Хо, снова направляя его ладонь к своим брюкам. — Только медленно, не торопись. Я никуда от тебя не денусь, наслаждайся процессом. С поразительной для себя молчаливостью Ги-Хун возвращается к тому моменту, на котором его прервали. Думать теперь, пока Ин Хо продолжает жаться к нему всем телом, двигая с издевательской медлительностью прижимающимся к паху коленом, тяжело, и пальцы дрожат, пытаясь соответствовать невольно заданному темпу, не сбиваясь на жадные попытки получить всё и сразу. — Открой рот, — просит Ин Хо. Не задаваясь вопросом зачем, Ги-Хун делает именно то, что от него просят. Два пальца легко проникают во влажный от снова скопившейся слюны рот, надавливая на язык, проскальзывая вперёд и назад с намёком на очевидные манипуляции. Противореча собственным же словам о том, что не возьмёт ничего в рот, Ги-Хун сжимает губы и понятливо проходится по пальцам языком, облизывая их. Это увлекает сильнее, чем должно было бы. Даже если смысл не до конца ясен, взгляд, которым Ин Хо впивается в него, гипнотизирует, заставляя продолжать. — Хорошо, — роняет он с мягким, хриплым смехом, — получается у тебя хорошо. Природный талант? Обе руки слишком заняты, чтобы показать средний палец, поэтому Ги-Хун, не отлипая, двигает ладонь с плеча, чтобы вцепиться Ин Хо в волосы и дёрнуть за них. — Ну-ну, — тянет Ин Хо, всё ещё посмеиваясь. — Я сказал что-то не то? Хочешь возразить? Он замирает, прекращая двигать пальцами, предоставляя возможность откинуть голову назад и слезть с них. Но Ги-Хуну, впервые, возможно, в жизни, абсолютно нечего сказать. — Так и думал. Для человека, который в жизни больше склонен к чётким фразам по делу, в постели Ин Хо неожиданно оказывается болтливым, и своим периодическим вкрадчивым шёпотом пробирается прямо в мозг, в кровь, которая и так тянется вся вниз, делая возбуждение почти невыносимым. Чужие пальцы снова неожиданно тормозят ладонь, сдавливая кисть ощутимой хваткой. — Притормози. Только руку не убирай, хочу тебя чувствовать на себе. Всего этого чрезмерно много; самого Ин Хо, заполняющего собой каждое из ощущений, много, но хочется больше. Хоть бы и вправду под кожу залез — взаимная одержимость ощущается сейчас как никогда правильной. От пальцев Ги-Хун отрывается сам, понимая, что так увлёкся, что начал забывать дышать. Запрокинув голову, он пялится осоловело в потолок, сквозь лёгкую дымку ощущая, как эти же самые пальцы, влажные от слюны, Ин Хо вытирает прямо о его губы. — Почему-то я знал, что всё будет так, — произносит он, снова настолько мягко и довольно, что приходится жмуриться от переизбытка чувств. — Гадал, как много придётся приложить усилий, чтобы заставить тебя замолкнуть, но знал, что это точно случится. — Я всё ещё могу, — не слишком убедительно возражает Ги-Хун — сбивающийся голос не играет ему на руку. — Хоть не затыкаясь могу болтать. Это ложь, ещё и до смешного очевидная. Для болтовни нужно хоть немного фокусировать мозг, но тот потихоньку отказывает. — Потом, — снисходительно бросает Ин Хо. — Я тебя с удовольствием послушаю. Мне, на самом деле, это правда нравится, твоя разговорчивость и эмоциональность. Есть в этом что-то. — Контрасты, — выдыхает Ги-Хун — и как только в голову вообще пришло. — Может быть. Ин Хо отстраняется, отодвигаясь, с налётом недовольства убирая от себя его ладонь, чтобы лечь полностью рядом. Он выглядит жутко взъерошенным, и Ги-Хун наслаждается результатами своих деяний, проскальзывая взглядом от растрёпанных волос до расстёгнутых брюк. Затем он пялится на свою ладонь, испытывая странную смесь противоречивых чувств. С одной стороны, это должно быть отвратительно. С другой… — Ты хочешь сейчас про… Ги-Хун, что ты делаешь? Он замирает, как олень, пойманный в свете фар, с рукой, находящейся опасно близко ко рту, и высунутым языком. Прокашливается. — Ничего. — Вкус не самый приятный, — предупреждает всё равно Ин Хо. — Некоторые люди не просто член отсасывают, но потом ещё и глотают, — пожимает плечами Ги-Хун. — Это ведь не может быть прямо настолько мерзко. — Ну, если ты уве… Господи. Ги-Хун уверен, поэтому проходится языком по подушечкам пальцев, на которых уже подсыхает естественная смазка. Не карамель, конечно, солоновато, но и в самом деле не настолько отвратительно, чтобы начать отплёвываться. Можно понять, почему некоторые могут глотать. Да и удивлённый взгляд Ин Хо того стоит. — Нормальный ты на вкус, — резюмирует Ги-Хун, вытирая пальцы об одеяло. — Гипотетически, глотать можно, но делать я этого не собираюсь. Что ты там спросить хотел? — Ты хочешь сейчас продолжить? — никак не комментируя его порыв любопытства, спрашивает Ин Хо. — Нет, я очень люблю сначала подрочить так, чтобы можно было забивать членом гвозди, а потом резко прекращать, — бормочет Ги-Хун на одном дыхании, потирая чистой ладонью лицо, немного приходя в себя. — Хочу, конечно, что за вопросы? — Вежливость, — коротко роняет Ин Хо, не скрывая улыбки. — Тебе больше по душе было бы, если я тебя лицом в подушку уткнул и молча трахнул? С его голосом это звучит почти эротично, словно ненавязчивые грязные разговоры, но Ги-Хун не контролирует свой длинный язык, роняя вымученное: — Это ведь то, что обычно делают с проститутками? Перемена в Ин Хо мгновенная, едва уловимая взглядом, но ощутимая сразу же — он дёргается резко вперёд, наваливаясь сразу всем весом и придавливая к постели так, что не выбраться и не выползти. Слишком расслабленный атмосферой, Ги-Хун моргнуть толком не успевает, чувствуя только, как его руки заводят за голову, прижимая их к кровати одной ладонью, пока вторая впивается болезненно в бедро. — Ты не знаешь, как на самом деле обращаются с проститутками, Ги-Хун, — холодно цедит Ин Хо, заставляя напрячься всем телом. — Всё это нисколько не похоже на то, что с ними делают, но если тебе так нравится прикидываться вещью для использования, то стоило сказать мне об этом сразу. Тогда я бы просто поставил тебя на колени прямо в коридоре и посмотрел, как ты давишься с непривычки членом. Сейчас ты больше тянешь на разнеженную девицу, которую нужно обхаживать, чем на страдающую от несправедливости жизни шлюху. — Но деньги… — Это не о деньгах. Это с самого начала было не о деньгах, но ты, — произносит Ин Хо, пробираясь ладонью между их плотно прижатых друг к другу тел, чтобы надавить пальцами на пах, — ты тот, кто бесконечно напоминает об этом всякий раз, когда я просто пытаюсь делать что-то как порядочный человек. Нравится тебе это, что ли? Смесь ощущений бьёт по мозгу так, что Ги-Хун чудом не отключается от волнения прямо на кровати. Ин Хо выглядит пугающе напряжённым и решительным в том, как дёргает рукой ремень на джинсах и небрежно стаскивает их вниз, и всё это — не нарушая даже на мгновение зрительного контакта. И он достаточно силён, чтобы держать Ги-Хуна под собой; это было очевидно ещё после шутливой перебранки в машине и последующего таскания его тела до квартиры, но понимать и ощущать напрямую — разные вещи. И всё это… Взгляд Ги-Хуна слабеет, пронизанный стыдом, и ускользает вниз. Ин Хо над ним резко замирает. — Боги. Да тебе это правда нравится. Это нельзя объяснить словами и невозможно уложить даже в собственной голове, но тело реагирует яростно и отзывчиво — и на демонстративную грубость, и на резкие слова. В лёгкой прострации, Ги-Хун чувствует, как слабеет хватка на его запястьях и тут же пользуется этим, чтобы упереться ладонью в плечо Ин Хо, не отталкивая, но отстраняя от себя немного, чтобы проще дышалось. — Ты ведь понимаешь, что я не собирался этого делать, — произносит Ин Хо где-то рядом успокаивающим шёпотом. — Из себя просто вышел, мне жаль. Но если ты правда… Вслух об этом говорить невыносимо. Ги-Хун давит агрессивно на затылок Ин Хо, притягивая его к себе, чтобы заставить заткнуться поцелуем. Томной-ленивой нежности в этом поцелуе больше нет, он сам лезет кусаться первым, чувствуя, как бьёт в висках молоточками странное раздражение на то, что Ин Хо случайно копнул куда-то глубже и добрался прямо до нервов, играючи их потянув. Гордость может и была на грани (здесь она давно на грани, зависшая на одной ноге над обрывом), но все реакции тела, от задержанного дыхания и до невольной попытки двинуться бёдрами навстречу, были настолько очевидны даже самому Ги-Хуну, что об этом больно думать. Ин Хо отрывается от его губ, взмыленный и всё ещё напряжённый, но взгляд у него наконец смягчается, словно он дорвался до решения какой-то мудрённой загадки и теперь все ответы у него в руках. Болтать он больше не пытается, фокусируясь на том, чтобы стянуть окончательно остатки и своей, и чужой одежды. Торопиться некуда, но их обоих накрывает так, что любую попытку остановиться можно приравнять к смерти. Ги-Хун цепляется пальцами за волосы Ин Хо, пока тот прилипает к шее, оставляя россыпь блеклых пятен и следов на коже. Они жмутся оба друг к другу, наконец-то действительно кожа к коже, и от ощущений разум снова дуреет, мешая думать. Ладони Ин Хо гуляют по-хозяйски по всему телу, трогая, сжимая и изучая, пока сам он с жадным интересом выглядывает реакции: на то, как Ги-Хун сдавленно шипит от пальцев, потирающих соски, или жмурится от крепкой хватки на бёдрах. — Тебе стоило сказать об этом сразу, — тянет Ин Хо, пока роется вслепую в ящике тумбы около кровати. — Напрямую. Ги-Хун давит желание начать биться затылком об стену. Откуда бы он мог это вообще знать? Но вместо того, чтобы справедливо возмутиться, только бормочет: — Замолкнешь ты сегодня уже или нет? Секундой позже Ин Хо шлёпает его ладонью по щеке. — Это не то, как ты разговариваешь с человеком, который тебе платит. Ги-Хун таращится на него, прижав ладонь к горящей щеке, и тяжело дышит, тратя секунды на то, чтобы осмыслить произошедшее. Зависшая на грани гордость всё же валится вниз, пока он с внутренним содроганием обнаруживает, что и разум, и тело плавятся только сильнее. — Перегнул? — спрашивает Ин Хо с тонким намёком на извинение. Ги-Хун медленно качает головой. Улыбка, расцветающая на лице Ин Хо, сквозит откровенной нежностью. Он склоняется ниже и касается губами раскрасневшейся щеки. — Мы обсудим всё потом, — обещает Ин Хо. — Тебе не нужно никуда уходить после всего этого. Столько всего можно ещё попробовать. Ги-Хун жмурится, качая головой. Они не будут говорить об этом сейчас, нет. Ин Хо не возражает, вместо этого смещаясь вниз, чтобы надавить ладонями на бёдра, заставляя развести ноги и устроиться между них. Это отвлекает от переосознания собственных сексуальных предпочтений — спать с мужчиной было сомнительно, тем более за деньги, но возбуждение от пощёчин тянет куда-то совсем за грань. — Это смазка, — переводя тему, произносит Ин Хо, демонстрируя тюбик, который, судя по всему, и искал в ящике. — Нужно, чтобы… — Я знаю, зачем это нужно. Не совсем уж тёмный. — Лучше сразу перестраховаться. Хочешь попробовать? Ги-Хун с любопытство смотрит на тюбик. Настолько глубоких познаний у него нет. — Её ещё и съесть можно? — Консистенцию проверить, — поясняет Ин Хо с лёгкой улыбкой. — Есть не надо, эта не из съедобных. — А съедобные тоже бывают? — спрашивает Ги-Хун, протягивая ладонь. — Всякие бывают. — Охренеть можно. Он трёт между пальцев немного липкую, водянистую жидкость, поднося ладонь ко рту, чтобы оценить запах — нейтральный какой-то. Не сдержавшись, Ги-Хун всё-таки касается подушечек пальцев кончиком языка. Ин Хо смотрит на него со смесью веселья и нежности. — Ну что, что? — ворчит Ги-Хун, встряхивая рукой. — Не крысиный яд же ты в меня собрался пихать. — Ты всё всегда сразу в рот тащишь? — Да, но только если это не чужой член. Себе на пальцы Ин Хо выдавливает смазки побольше, невольно вызывая вопрос о том, сколько её вообще потребуется. Ощущения от прикосновений странные, но не неприятные — непривычные скорее, но Ин Хо не торопится, давая привыкнуть к своим пальцам, проскальзывающим между ягодиц, распределяя смазку. — Готов? — спрашивает он, бросая взгляд вверх. — Это разве то, о чём спрашивают тех, кому за секс платят? Ин Хо прищуривается. — Шлюхам, ты имеешь в виду. Называй тогда уж вещи своими именами. Въедливо ответить, провоцируя на новый виток разговоров, Ги-Хун не успевает, замолкнув от ощущения проникновения. Это… не слишком больно, хоть и в самом деле непривычно. Ин Хо, верный своим словам, не торопится, давая привыкнуть сначала к одному пальцу. Смазки достаточно много, чтобы бёдра сводило возбуждением от того, каким мокрым всё ощущается внутри. — Ещё один? Ги-Хун тут же кивает. От растяжения мышцы слегка ноют, и тяжело пока понять, в чём конкретно все преимущества и почему этим вообще занимаются, но ситуацию сильно скрашивает то, что это Ин Хо и его пальцы — даже если преимуществ, на самом деле, никаких и нет, можно было бы согласиться только из-за этого. С двумя пальцами внутри поддерживать уверенную мину тяжелее. Ги-Хун прикрывает верхнюю часть лица локтем, поджимая губы, и пытается дышать размереннее, чтобы лишний раз не напрягаться. — Вот так, — тянет Ин Хо, укладывая свободную ладонь ему на живот и расслабляюще поглаживая. — Хорошо. Не напрягаешься, славно. Замедлиться? Ги-Хун качает головой. — Словами? — Я тебе сейчас таких слов скажу, рот потом мне придётся заклеивать, — бормочет Ги-Хун, недовольно цыкая. — Не надо замедляться. Потрогай меня просто. В остальном нормально. Ин Хо опускает ладонь пониже, обхватывая пальцами член и медленно двигается по всей длине, не давая возбуждению утихнуть. Ги-Хун шумно выдыхает, сглатывая слюну, и поворачивает голову, утыкаясь щекой в подушку. Привыкнув к двум пальцам, двигающимся внутри, к ощущению растяжения мышц от них, тело, заинтересованное в процессе, невольно требует большего, но вслух он об этом не говорит, только двигает слегка бёдрами навстречу, пытаясь насадиться глубже. От того всё изнутри чуть ли не простреливает, когда методичное и размеренное движение пальцев вдруг вызывает такой всплеск удовольствия, что его чуть не подбрасывает на месте. — Ещё раз, вот так вот, — хрипло просит Ги-Хун, сжимая пальцами простынь. Ин Хо понятливо кивает, целенаправленно двигая пальцами так, чтобы от каждого движения внутри пробирало дрожью. Ги-Хун сдавленно бормочет что-то невнятно-одобрительное — да, очевидно, свои преимущества в этом процессе есть, и вот они только что себя проявили. Ощущения снова смазываются до удовольствия, волнами прокатывающегося по телу. На третий палец, поникающий внутрь, Ги-Хун снова одобрительно стонет, достаточно окружённый со всех сторон возбуждением от рук Ин Хо, чтобы игнорировать болезненные ощущения. Щелчок колпачка от смазки заставляет приоткрыть глаза, пялясь на то, как Ин Хо сосредоточенно льёт больше — почему-то по-прежнему на пальцы. — Что-то вроде… э-эм, — начинает было Ги-Хун, пытаясь поймать мысль за хвост. — Твоего члена сегодня планируется или мы так всё оставим? — Цитируя тебя, — произносит Ин Хо, продолжая двигать пальцами — с большим количеством смазки всё идёт так хорошо и гладко, что конечности сводит от удовольствия. — Я не имею привычки доводить до того состояния, когда можно забивать гвозди, а потом останавливаться. Но всё же предпочту, чтобы ты правда был полностью готов. — Я уже готов! Ин Хо кидает на него короткий цепкий взгляд. — Я плачу за твоё тело. Мне решать. Ги-Хун сжимает зубами уголок подушки, лишь бы промолчать. Это должно вызывать другую реакцию — это вызывало другую реакцию, — но именно в постели почему-то всё раздражение тут же перетекает в член и бьёт по нервам со снайперской точностью. Ин Хо усмехается, проходясь большим пальцем по головке члена. — Поверить не могу. Столько разговоров об этом было, и всё ради того, чтобы ты дёргался от любого упоминания денег не меньше, чем от моих пальцев внутри. А сколько разговоров ещё потом будет, когда они вылезут из постели, проносится мимолётно в голове. Ги-Хун стряхивает эту мысль подальше. Со всем этим удовольствием растяжка превращается в скрашенное сладостью возбуждения мучение. Ин Хо действительно не торопится, разводя внутри пальцы, двигая ими вперёд и назад, и постоянно пялится, почти не моргая. Ги-Хун и сам на него смотрит через полуприкрытые глаза, наблюдая за сосредоточенными попытками выжать из своего тела все соки. — Если я сейчас кончу, кстати, то на второй заход можно не рассчитывать, — поторапливая, предупреждает он. — Года уже не те. Ин Хо воспринимает слова по-своему и вместо того, чтобы продолжить, просто убирает ладонь с члена, возвращая её снова на живот. Ударить хочется нестерпимо. — Ну какой же ты ублюдок. — Следи за языком, — бросает Ин Хо, не поднимая головы. — Я морально готов пожертвовать собой в качестве твоего наказания. Ги-Хун прикусывает кончик языка, утыкаясь снова лицом в подушку. Хуже ощущения растягивающегося удовольствия только его резкое исчезновение. От пустоты внутри, когда пальцы покидают тело, хочется немедленно вскинуться со зреющим негодованием, но Ги-Хун успокаивается тут же, замечая, что на этот раз Ин Хо берётся за смазку уже с другими намерениями. Это подбадривает, заставляя заворочиться в нетерпеливом предвкушении. — Начнём медленно, — предупреждает Ин Хо, со вздохом проходясь влажной от смазки ладонью по своей длине. — Ещё медленнее?! — стонет Ги-Хун. Вторая ладонь тут же ложится ему на рот, закрывая его. — Помалкивай пока. Не сбивай. С их разницей в росте Ин Хо, наваливаясь снова сверху, утыкается лицом в шею. На этот раз Ги-Хун сам для удобства разводит колени пошире, давая устроиться между ними. — Позу поменять не хочешь? — спрашивает Ин Хо, убирая ладонь ото рта, чтобы упереться ею в кровать. — Для первого раза удобнее было бы в коленно-локтевой. Ги-Хун тут же качает головой. — В глаза твои наглые хочу смотреть. — Кто бы ещё что говорил, — смеётся Ин Хо. — Мистер «переспать со мной можно за сорок пять миллионов». Ги-Хун давит чуть не соскользнувшую с губ фразу о том, что он столько попросил-то даже не для себя. Вот бы чем точно не стоило сейчас разбавлять секс — и так уже наболтались здраво. — Говори, если что, — просит Ин Хо. — Не молчи, если неприятно будет. По первости ощущения могут быть странными, главное стараться не напрягаться. — Ты сказал вроде помалки-… — Ги-Хун, — прерывает Ин Хо, — ты меня прекрасно понял. Обмякнув на кровати, Ги-Хун со всей возможной серьёзностью кивает, пытаясь своей уверенностью подтолкнуть к действиям. Он не сможет лежать здесь ещё пару часов, ощущая тело Ин Хо на своём и то, как он притирается членом между бёдер, заставляя возиться на постели. Всё ожидание не готовит к тем ощущениям, которые накрывают от первого толчка внутрь. Может быть, не таким уж ублюдком со склонностью к мучениям Ин Хо был со всей этой долгой предварительной подготовкой — с пальцами не идёт ни в какое сравнение, и это даже не вся длина. Ги-Хун пристраивает руки на чужих плечах, вцепляясь в них, и запрокидывает голову, жмурясь. Бёдра сводит дрожью, пока Ин Хо медленно двигается вперёд, проникая глубже. — Тише, тише, — шепчет он сбивчиво куда-то в шею, касаясь её мелкими влажными поцелуями. — Постарайся расслабиться, не зажимайся. Легко ему, конечно, говорить, не в него же как будто палку пихают. Ги-Хун удерживает комментарии об этом при себе, только коротко кивает, правда пытаясь расслабиться. Растяжки и большого количества смазки достаточно, чтобы болезненные ощущения не были невыносимыми, но он всё равно ярко чувствует каждый проникающий внутрь сантиметр. Большой, зараза. Уж могла бы природа, задумывая Ин Хо под всю эту бисексуальность, как-то подшаманить с более подходящими размерами. — Всё в порядке? — спрашивает он. — Почти всё. Я не буду пока двигаться, дам тебе привыкнуть. Ин Хо с этой склонностью комментировать каждое своё действие вкрадчивым голосом порно бы идти озвучивать. Но, с другой стороны, среди влажных звуков смазки и скольжения тел друг о друга приглушённый голос заземляет, позволяя ориентироваться на него. Ги-Хун снова кивает, получая короткий поцелуй в щёку, и поворачивает голову, чтобы поймать губы Ин Хо своими. Поцелуй медлительный и хорошо отвлекает, позволяя выплеснуть эмоции, разрывающие голову. Ги-Хун хватается пальцами за встрёпанные волосы и жмёт ближе к себе, не давая отстраниться, пока Ин Хо не останавливается наконец, прижимаясь бёдрами к бёдрам. — Как ощущения? — снова уточняет он, разрывая поцелуй. — Как будто в меня пихнули палку, — честно отвечает Ги-Хун, пытаясь восстановить дыхание. — В целом… нормально пока. — Привыкни немного. Видишь теперь, в чём разница? — хмыкает Ин Хо, проходясь ласковым прикосновением по бедру. — Если бы я в тебе правда шлюху видел, то трахались бы мы по-другому. — Понял я, понял, — бормочет он. — Я не буду с тобой ругаться, пока ты в меня пихаешь свой член. — Но будешь ругаться потом? — Какой ты стал болтливый, — ворчит Ги-Хун, перебирая короткие пряди его волос. — Тебя сам процесс не трогает вообще? Собранный больно. — Я не хочу сорваться, — выдыхает Ин Хо. — Ты горячий и очень тесный внутри. Нужно отвлекаться. Подожди немного, смогу двигаться — покажу, насколько меня трогает процесс. Это занимает время, но мимолётные ласки и поцелуи скрашивают ожидание. Ги-Хун наконец-то умудряется выровнять дыхание, всё ещё чувствуя себя слишком полным внутри, но находя это ощущение скорее приятным, чем болезненным. Вот уж действительно пару десятилетий надо было ждать, чтобы такие открытия о себе сделать. Всё ещё опираясь на Ин Хо, он пытается на пробу двинуться вперёд-назад, выбивая сбивчивый стон с чужих губ. Ин Хо хватает его тут же за волосы, заставляя запрокинуть голову. — Что ты делаешь? Подходящих слов не находится, поэтому Ги-Хун просто смотрит на него с проблесками нетерпеливости во взгляде и снова двигается сам. Необходимое понимание ситуации приходит к Ин Хо достаточно быстро, чтобы он сообразил суть намёка. Может, и вправду пытался не сорваться всё это время, но сейчас ему крышу срывает точно. Ги-Хун чувствует всё ещё крайне отчётливо его внутри и срывается поэтому на громкий вздох, когда Ин Хо двигает бёдрами назад, покидая тело, чтобы мгновение спустя толкнуться снова. Он выругивается, прижмуриваясь снова и теряясь в ощущениях, пока Ин Хо неторопливо двигается, задавая темп. Голову кружит. Поутихшее было возбуждение возвращается вдвойне, бьёт прямо по затылку и заставляет впиваться пальцами в обнажённые плечи и волосы. Внутри слишком полно и много, но это хорошо — достаточно хорошо, чтобы желать большего. Просить в этот раз даже не приходится, Ин Хо начинает двигаться быстрее сам, проникая глубоко внутрь и каждым движением срывая с губ довольные звуки. Ги-Хун тащит его снова к себе, целует сбивчиво, позволяя толкнуть язык в свой рот, делая поцелуй мокрым и небрежным. Он думать едва может, не то что говорить, и это хорошо тоже — иначе точно ляпнул бы что-нибудь неуместное. Но Ин Хо вот это всё, несмотря на вскрывшуюся нетерпеливость, с которой он вбивается в заботливо предоставленное ему тело, говорить не мешает. — Не мог перестать думать об этом ещё в машине, — сбивчиво произносит он, прижимаясь снова к шее, несдержанно кусая уже и так помеченную кожу. — И всё это время. У меня был порыв прижать тебя прямо к двери квартиры — теперь думаю, что ты, наверное, тоже бы оценил. На тот момент — едва ли, но сейчас, в запале, Ги-Хун только кивает, соглашаясь. Пока Ин Хо двигается, заставляя его возиться на кровати и каждым толчком проезжаясь сильнее внутри по чувствительным местам, он готов соглашаться вообще со всем, лишь бы не останавливался. — Потом тоже. Пока мы целовались, пока трогал тебя, пока растягивал. У тебя правда красивое тело — и всё для меня. Слов Ин Хо недостаточно, он подкрепляет их бессистемными прикосновениями, касаясь то зацелованной шеи, то живота, испачканного смазкой, то напряжённых бёдер, сжимая ягодицы. Когда пальцы проходят дальше, проходясь по краю растянутых его же членом мышц, Ги-Хуну приходится кусать щёку изнутри, чтобы не взвыть. — Знал, что отсутствие опыта ничего не испортит, — шепчет Ин Хо, целуя его под подбородком. — Хорошо меня принимаешь. Это стоит всех денег. Хорошо ли это о нём говорит или нет, но с этих слов Ги-Хуна уводит куда-то в сторону, толкая ближе к краю, но ему мало — боги, если бы не физические ограничения тела, он согласился бы и всю ночь напролёт так трахаться. Но пока что только тянет снова Ин Хо к себе за волосы и роняет прямо в губы просяще: — Быстрее. Повторять дважды не нужно. Картинка перед глазами смазывается, как от нескольких шотов крепкого алкоголя. Сквозь пелену Ги-Хун видит лицо Ин Хо, такое же раскрасневшееся и пронизанное удовольствием, не удерживается от поцелуя в очередной раз, кусая на эмоциях губы и позволяя после вылизать их. Накрывает ощущениями так хорошо, что выдерживать это долго невыносимо. — Я близко, — предупреждает, едва формулируя слова, Ги-Хун, отпуская плечо, чтобы обхватить пальцами свой член. От трения приятно, но нужно больше. — Тоже, — коротко роняет Ин Хо, слишком увлечённый для чего-то более осмысленного. — Куда хочешь? Идеальный момент, чтобы заставить подумать. — Блять, — чертыхается Ги-Хун, бросая попытки включить голову сразу же, предпочитая направить эти усилия на то, чтобы сжать покрепче ладонь на своём члене, подстраиваясь под темп движений. — Да уж хоть куда-нибудь давай. Оргазмом бьёт так сильно, что белые пятна перед глазами мелькают. Ги-Хун напрягается всем телом, чувствуя сквозь пелену, как Ин Хо сбивается, двигаясь неритмично, пока догоняет его, каждым торопливым толчком выжимая больше чрезмерного удовольствия, от которого хочется не то что застонать, но взвыть. Судя по ощущению влажности внутри сразу после того, как Ин Хо с протяжным вздохом замирает, он сам решил поставленный им же вопрос. Какой молодец. Они валятся друг на друга сразу после, путаясь в конечностях и пытаясь восстановить дыхание. Ин Хо тяжёлый, давит своим телом прямо к постели, но сейчас это ощущается настолько приятно, что нет никакого желания его дёргать, чтобы слез. Прикрыв глаза, Ги-Хун расслабленно водит ладонью по чужой взмокшей от стараний спине. Мыслей в голове нет никаких, и это приятно тоже. Трахаться можно всю ночь напролёт, а лежать вот так можно было бы и вечность. Шевелиться Ин Хо начинает первый, медленно приподнимаясь, чтобы пройтись пальцами по лицу Ги-Хуна, останавливаясь на красных от всех поцелуев губах. — Как ты? — Слов нет, — выдыхает он, всё ещё ленясь даже двинуться. — Но очень хорошо. — И мне тоже, — отвечает Ин Хо, закрепляя свои слова коротким прикосновением губ. — Очень хорошо. Сползает он аккуратно, но от того, как выходит из тела, всё равно пробегает мелкая дрожь. Не желая размыкать тактильного контакта, Ги-Хун сразу же тянется следом, укладывая руку поперёк вздымающейся груди. Он чувствует, что мокрый весь и внутри, и снаружи, но до душа можно добраться и позже. — Охренеть вообще всё было, — тихо тянет Ги-Хун. — Хорошо, что мы тогда у меня до дела не дошли. У мамы бы сердце от всех этих звуков прихватило. Да и матрас потвёрже. Ин Хо тихо посмеивается, и после они оба замолкают на время. Удовольствие отпускает, оставляя после себя лёгкую усталость во всём теле. Первой в голову приходит мысль о том, что на завтра точно придётся обойтись без физических активностей, второй — потребность чуть более важная, чем дыхание. Ги-Хун, потянувшись, начинает медленно возить ладонью по постели, пытаясь отыскать где-то в одеяле свои штаны. — Что ищешь? — лениво спрашивает Ин Хо. — Да джинсы свои. Ты их куда бросил? — Ты уходить уже собрался? Ин Хо ощутимо напрягается и приходится расслабляюще похлопать его по плечу, чтобы не дёргался. — Да конечно. Прямо встал и побежал. Джинсы обнаруживаются где-то в ногах. Пару секунд Ги-Хун размышляет над тем, стоит ли оно того, но в висках зудит, и ответ находится сам собой, заставляя приподняться, чтобы выкопать одёжку и тут же залезть в карманы, выуживая оттуда пачку сигарет с зажигалкой. Падая назад на кровать с зажжённой сигаретой, он чуть ли не стонет от удовольствия. Не как оргазм, конечно, но где-то рядом. Ин Хо рядом вздыхает то ли с облегчением, то ли с недовольством, не разобрать. Но любые негативные эмоции явно скрашивает то, что возился Ги-Хун не для того, чтобы одеться и молча уйти. — Знаешь, что говорят про людей с такой тягой к курению? — Да-да-да, — фыркает Ги-Хун, цепляя с тумбы стакан с водой. — Подсознательная тяга к членам, слышал сто раз. Шутит так чаще всего мой друг, который сам не курит разве что когда спит. На-ка, тебе тоже тогда, получается, положено, гениальный ты наш. Он подносит сигарету к губам Ин Хо, не убирая до тех пор, пока он не затянется разок, после со смешком возвращая назад себе. — У меня не подсознательная, а явная. Это абсолютно разные вещи. — Не надо. Я ещё от консистенции не отошёл, а ты уже новую шарманку заводишь. Ин Хо толкает его в плечо, но Ги-Хун слишком увлечён сигаретой, чтобы начать пихать в ответку. Да и любое движение, как он уже проверил, неизбежно приводит к тому, что по бёдрам начинает течь, заставляя возиться и тереть ногами друг о друга. Да, вариант окончания надо было тогда выбрать поумнее. Но кто ж знал? — Тебе нужно в ванную сходить, — словно прочитав мысли, произносит Ин Хо. — Если всё засохнет, отмываться потом будет тяжело. — Схожу сейчас, — соглашается Ги-Хун. — Докурю сначала. — Мне тоже нужно. — Вместе сходим. Ин Хо кивает, двигаясь на кровати, чтобы снова устроиться рядом. Тактильный контакт — не никотин и не секс, но можно поставить на третье место в общей категории очень приятных вещей. — Ты останешься на ночь, — не то спрашивает, не то констатирует Ин Хо. — И мы поговорим. — Останусь. И мы поговорим. После сигареты, ванной и, желательно, какой-нибудь еды, чтобы восполнить затраченную энергию. Но пока что Ги-Хун оттягивает необходимость вставать с мягкой постели, наслаждаясь ощущением близости Ин Хо и, более второстепенно, сигаретой.