Звери, вышедшие из Голгофа

«Диссоциальное расстройство личности» Вот что диагностировали Натаниэлю в возрасте шестнадцати лет. Рецепт на нейролептики, антидепрессанты, стабилизаторы, отказ от всего, что может вызывать зависимость, регулярно ходить на психотерапию. Он был в пассивном состоянии своего расстройства, но психиатр сказал, что есть шанс перейти в активную фазу. У Натаниэля была благополучная семья с хорошим достатком, сверстники его боялись и не задирали, в роду ни у кого не было проблем с психикой. Для родителей диагноз стал серьёзным ударом. Психиатр вежливо объяснял, что причина может быть в биохимических факторах: нарушения обмена биогенных аминов и снижение уровня серотонина. Пока мать громко изводилась на истерику, Натаниэль сидел со скучающим видом и щёлкал ручкой, которую взял с чужого стола. Ему было всё равно на опечаленных родителей, сочувствующего психиатра, документ, лежавший перед ним, будущее. Происходящее он считал очень скучным. Трое людей с многогранным количеством эмоций и он, не способный разделить с ними боль, и попытаться изобразить волнение. Всё началось с того, что Натаниэль в двенадцать заметил за собой клептоманию. Он воровал всякий хлам, который ему на самом деле не нужен. На действия его толкало неописуемое чувство нарушения закона и клеймо малолетнего правонарушителя. В его комнате валялись украденные канцелярские принадлежности, детские игрушки, садовые инструменты и немного посуды. Натаниэль не был осторожен, он нагло брал с полок вещи, прятал в карманы или под куртку, и просто выходил, полностью довольным собой. В одном из любимых магазинов на информационную доску повесили его фотографию, а под ней красным маркером и крупными буквами вывели «вор». Натаниэль громко фыркнул, увидев это, и демонстративно порвал листок, разбрасывая клочки по полу. Он перешёл на заправки и ларьки, где сидели сонные кассиры, абсолютно не следившие за маленьким помещением. Натаниэль вынес из них безделушки на крупную сумму, но однажды его выставили за дверь и пригрозили полицией. Всё-таки мальчик с апатичным выражением лица и набитыми карманами без единой покупки выглядел подозрительно. Стало скучно обчищать по мелочи, и Натаниэль пришёл в торговый центр. Всё закончилось тем, что бдительные охранники заставили раздеться и обнаружили под его одеждой дорогой классический костюм. Родители заплатили штраф и притащили его домой. — Зачем? , — коротко спросил обеспокоенный отец. Натаниэль повёл плечом. — Весело. — Если бы ты только попросил, мы бы всё купили. Тебе не надо воровать! , — нервно воскликнула мать. — Мне ничего не надо, — бесстрастно ответил Натаниэль. Мать заваливала повторяющимися вопросами: зачем и почему. Он игнорировал её, а когда надоело слушать, он встал и ушёл. В тринадцать Натаниэль попросил записать его на бокс. — Хорошее решение! , — похвалил отец и похлопал по спине. Натаниэль скривился. — Наконец-то ты нашёл, куда можно направить энергию, — нежно улыбнулась мать. Натаниэля практически тошнило от того, какие они идеальные и понимающие. Они просто не знали, что будет дальше. Он проходил на бокс месяц, отработал удар и выучил пару приёмов. Натаниэль пришёл в школу и разбил нос однокласснику, который бесил его за одно существование и разделение воздуха. Он запугал беднягу бо́льшими травмами, если тот кому-то расскажет. Натаниэль стал калечить одноклассников каждый день, и те предлагали что угодно, лишь бы он отстал от них. Когда классный руководитель заметила, что у многих подбитые лица и хромота, то сразу же грозно посмотрела на Натаниэля. Он смотрел в стену и выглядел абстрагирующимся. После урока женщина позвала его на беседу. — Ты причиняешь вред своим одноклассникам? , — она сурово поправила очки. — Да. — Зачем? Этот вопрос ему задавали постоянно, и каждый раз он хотел ответить «просто так». Не было никаких веских причин, чтобы Натаниэль творил зло. Он всех ненавидел, а все ненавидели его, но он хотел и мог демонстрировать свою властность. — Они этого заслуживают. Классную руководительницу поразило его хладнокровие и отсутствие эмпатии к другим людям. Вечером того же дня она позвонила родителям Натаниэля и прямо сказала, что их сына стоит поместить в больницу для психически нездоровых. Мать и отец сокрушались над ним, вновь и вновь требуя ответов. Они были искренне напуганы и в глубине души знали, что Натаниэль вырастет уголовником и его ждёт прямой путь в исправительную колонию для несовершеннолетних. Потом будет тюрьма, если он вовремя не остановится. В четырнадцать его одолела глубокая меланхолия, и он существовал на автопилоте. Через какое-то время сил не было даже на посещение школы и поддержания организма едой и физической активностью. Это время своей юности он помнил смутно, но оно было временем боли и вселенского отчаяния. Депрессивный эпизод длился полгода, остальные месяцы он потратил на реабилитацию. С помощью чутких родителей, визитов психотерапевта и таблеток, Натаниэль выкарабкался в привычное состояние. Он хотел наверстать упущенное и продолжить свои аморальные поступки. В пятнадцать Натаниэль саботировал школьные занятия, грубо обращался с учителями и каждый день проворачивал шалости. Он словно пытался понять, сколько у работников есть терпения. Кабинет директора стал вторым домом. Его остерегались не только одноклассники, но и всё учебное заведение. Натаниэль прославился безумной и хаотичной личностью. О нём слагались целые легенды среди детей, и он наслаждался их страхом, когда проходил мимо. У Натаниэля произошёл сдвиг по фазе, и он стал активным в процветание своего расстройства. Он не остановился на одной остановке, он шёл дальше и докучал соседям: разбивал их окна камнями, подбрасывал черепа животных, устанавливал капканы на ступеньках. Натаниэль являлся отпетым садистом, безбашенным хулиганом в своём районе. Родители понятия не имели, что с ним делать, и лелеяли надежду — с возрастом всё пройдёт. С возрастом всё только ухудшалось. Безнаказанность рождает вседозволенность. В шестнадцать Натаниэль загремел в колонию за ночное домогательство к одной девочке, и за рукоприкладство после её отказа. Недавно поставленный диагноз не смягчил приговора суда. В колонии он не сломался, как все этого ожидали. Натаниэль подмял под себя заключённых, благодаря манипуляциям и вертел ими, как ему вздумается. Надзиратели называли его дьяволом во плоти. Там же он первый раз прочитал Библию и насмехался над верующими, оскорбляя их, но концепция добра и зла зацепила его. — И тогда будете детьми Отца Небесного. Он повелевает солнцу сиять над злыми и добрыми людьми. Он посылает дождь на праведных и неправедных, — Натаниэль декламировал цитаты из Нового Завета с широкой ухмылкой. Для себя он изрёк, что все злодеяния, которые он бы ни совершил, Бог ему простит после отмоления. Так просто сделать гадость, а потом попросить прощение, и об этом забудут, потому что ты якобы искупился. Натаниэль собирался применить схему и в реальной жизни. Он забрался ногами на стол, величественно развёл руками и стал громко вещать собственные толкования. — Что должно творить в субботу — добро или зло? Сохранить жизнь или погубить её? Но заключённые молчали. В семнадцать Натаниэль вышел из колонии с перевёрнутым сознанием. Необязательно делать зло громко, можно сидеть ровно и плести свои козни, не вызывая подозрений. Родители поверили, что он исправился, и стали его баловать деньгами и вниманием. Внутри Натаниэль смеялся над их наивностью. У него была размеренная непримечательная жизнь, но только на первый взгляд. Если копнуть глубже, то он сталкивал лбами неугодных ему людей, врал каждому собеседнику и наигранной добротой вызывал доверие. Натаниэль поднялся выше в своём злорадстве над другими. В восемнадцать Натаниэль попытался познать чувство любви. За всё время он ни разу не любил, даже родителей. Человеческий род не вызывал у него никаких положительных эмоций, только отвращение и непонимание. Несмотря на это, Натаниэль заводил отношения. Он внушал девушкам, что любит их, и они верили, ни о чём не подозревая. Натаниэль не остановился на одной, он влюблял в себя многих и учился подстраивать свою личность под каждую партнёршу. Гарем держался недолго, в конечном счёте девушки узнали об обмане и изменах, и Натаниэль решил для себя, что любовь слишком сложная и ненужная вещь для него. Одна хотела познакомить его с семьёй, вторая предлагала съездить на совместный отдых, третья намекала на будущую свадьбу. Он не видел смысла. В девятнадцать Натаниэль запустил собственный бизнес и держался на плаву успеха некоторое время, но потом он обанкротился и остался ни с чем. От родителей он отрёкся, переехал в другой район и жил в скромной квартире, не желая роскоши. Родственников он не знал, и не мог с ними связаться. Натаниэль остался один в жестоком мире, и если он хотел прожить в нём, ему самому надо быть жестоким. Он перестал принимать все группы таблеток, которые раньше периодически пил, чтобы держать свой рассудок до состояния полноценного члена общества. В тесном пространстве, без материальных средств и целей, без стабилизаторов, Натаниэль медленно, но верно сходил с ума. В то время в йокогамских трущобах ходили слухи про одного наркобарона. Очи Фукучи. Никто точно не знал, чем он занимается, но говорили разное, и одна сплетня страшнее другой. Натаниэль усмехался про себя, как сильно влияет на репутацию всеобщая огласка. Кто-то скажет, что Фукучи заказной убийца, и все в это поверят, кто-то скажет, что Натаниэль его заказчик, и все в это поверят. Чёрный пиар — ресурс на рынке, который сильно действует на развитие. Люди трепещали перед Фукучи и остерегались встречи с ним, а Натаниэль хватался за любую новость о нём, похожую на правду. Беспризорники давали ему наводки, и он шёл лабиринтами заброшенных зданий и подвалов, чтобы найти актуальное расположение Фукучи. Поиск стал своеобразной игрой для больного разума Натаниэля. Он чувствовал, что не просто так это затеял, находка что-то принесёт ему. Возможно, нечто ценное. Спустя десятки обойдённых мест, разговоров с местным криминалом и тщательным изучением информации, которая была в доступе Натаниэля, — он стоял посередине кабинета Фукучи. — У меня есть обширный бизнес, разрастающий с каждым днём. Управлять им сложно, но быть участником довольно просто. Мои работники приходят и добывают ценный материал, а я им руковожу, получая свою прибыль. Что работники, что материалы, размещены в разных точках, хоть они и продолжают быть взаимосвязаны. Понимаешь? Это целая система, налаженная мною до идеального состояния. Не будет работника — не будет материала и денег. На улицах разное болтают, но я не так ужасен, как всем кажется. Я знаю своё дело. Фукучи был солидным мужчиной средних лет. Он говорил громко, и его слова проникали в мозг. Он хитрый и изворотливый, он скрытный и опасный, он интересный и пугающий одновременно. Это то, что нужно Натаниэлю. В объяснении Фукучи таился бо́льший смысл, и, может быть, незаконный бизнес — давняя мечта для сумасшедшего Натаниэля. — Вы говорите не про торговлю наркотиками, верно? Он присел напротив с непроницаемым лицом, идущий напролом и избавленный от кучи ненужных слов. Если Фукучи откажет, то Натаниэль выйдет из здания и забудет про него, но если Фукучи согласится, то он сделает всё, чтобы подняться выше. Фукучи хищно улыбнулся. — Ты смышлёный. Я король наркобизнеса, но я решил не останавливаться на управлении криминальных продаж. Я пошёл в другое направление бизнеса: детские интернаты. Натаниэль в замешательстве кивнул, и Фукучи продолжил. — Мои работники взращивают детей в церковных интернатах, а потом после выпускного класса или раньше при обстоятельствах, дети попадают в мои руки, и я отсылаю их на поля и фермы. У них есть работа без документов и прочих бумажек, а у меня сила. Натаниэль обдумывал сказанное, но ему помешал стук. Из открытой щели в двери появилась мужская голова с каштановыми волосами в беспорядке и тёмной рубашке. — Ода, — Фукучи тяжко вздохнул. — Осаму плачет, — коротко сказал Ода, словно это всё объясняло. Фукучи поспешно вытащил из сейфа толстый свёрток денег и протянул парню. — Купи мелкому засранцу машинку или что ему там нравится. Я занят, — он звучал раздражённо и твёрдо. Ода помрачнел и принял деньги. — Ему нравятся плюшевые собаки, — тихо ответил он и скрылся за дверью. Фукучи пригладил идеально выглаженную одежду и посмотрел на Натаниэля. — Дети, что с них взять, — он криво улыбнулся, и уголки губ потерялись в длинных усах. — Вы предлагаете мне работу? , — спросил Натаниэль. — Не спеши, чемпион. Мне нужно знать, что ты будешь готов к особым нюансам. Натаниэль притворно удивился. — Читать детям молитвы и отправлять их в рабство — это сложно? Фукучи сложил руки на груди, и его широкие плечи заметно напряглись под проницательным взглядом. — Какое же это рабство? Взаимная выгода! — Бросьте, не надо отрицать очевидное, — напирал Натаниэль. — Ты так хочешь получить место? Натаниэль пожал плечом. — Не исключено. Фукучи с хлопком положил ладони на стол и подался вперёд к собеседнику. — Допустим, ты догадливый малый. Как я могу быть уверен, что ты не предашь меня? , — он невзначай одёрнул полы пиджака и продемонстрировал пистолет в кармане. — Не надо мне угрожать, я не враг. И могу быть достаточно полезным в этом деле, не сомневайтесь, — Натаниэль осклабился. Фукучи задумчиво возвёл глаза в потолок. — Ты пройдёшь подготовку. Это был не вопрос, а утверждение, но Натаниэль всё равно ответил. — Да. — Ты изучишь материалы для точной исцинировки верующего плебея. — Да. — И ты будешь достаточно строг? — О, вы поразитесь моим навыкам. Фукучи положил на стол договор и подвинул к стороне Натаниэля. — Подписав его, ты официально станешь отцом Натаном и карателем Натаниэлем. Ты проводишь церковные уроки и мессы в начале и конце дня, у тебя будет форма и инструкция воспитания, наказания на твоё усмотрение, но запомни — не надо нежничать. Дети всего лишь запертые существа для будущей миссии их бессмысленной жизни. Алчность и чёрствость Фукучи восхитили Натаниэля, и он понял, что предложение идеально подходит под его извращённые потребности и утешение кровожадного эго. Он взял ручку с подставки и поставил свою подпись. Фукучи пожал ему руку и просиял. — Я на тебя рассчитываю, новичок. Натаниэль в ответ благодарно сжал его кисть. Когда примерка рясы, прочтение длинной инструкции и самостоятельного подбора модели поведения были пройдены, Фукучи послал ему ребёнка, на котором Натаниэль должен пройти практику. Задача ясна: внушить маленькому мальчику, что Натаниэль — его отец, и втереться в полное доверие. В пустом классе интерната перед ним дрожал Ацуши Накаджима. Грязная одежда, босые ноги и криво подстриженные волосы кричали о том, что Фукучи принёс его из помойки. Ацуши молчал и сверлил Натаниэля мутными желтоватыми глазами. — Здравствуй, мальчик мой. Как ты сюда попал? , — он изобразил подобие добродушной улыбки. Ацуши поджал бледные губы и испуганно обернулся. — Меня забрали из детдома плохие люди, надели на голову мешок и оставили здесь. Он выглядел крайне нервно и тянул на лет шесть или семь. — Меня зовут отец Натан, и я уберегу тебя от всех плохих людей. Боженька всегда на нашей стороне, — Натаниэль присел на корточки, и это напоминало ему приручение дикого зверька. В классе находились скрытые камеры, а на внутренней стороне его шейного шва спрятался микрофон, через который Фукучи слышал все его слова. За камерами наблюдали шестёрки. Фукучи одобрительно хмыкал в наушник Натаниэля за серебряными волосами. — Вы тоже плохой! , — обиженно воскликнул Ацуши. Натаниэль запустил руку в карман и выудил оттуда маленькую игрушку в виде белого тигра. Ацуши неосознанно потянулся к нему. — Разве плохие люди дарили тебе игрушки? , — спокойно поинтересовался Натаниэль. Ацуши замотал головой и забрал тигра себе. Он принялся гладить искусственный мех пальцами. — Почему вы называетесь отец Натан? Натаниэль замешкался, и Фукучи пришёл на помощь своим искажённым через динамик голосом. — Ты его потерянный папа. Плохие люди, как он нас называет, не могли поступить иначе, кроме похищения. Импровизируй, мать твою! Натаниэль отвернулся на мгновение и закатил глаза, а потом снова обратил внимание на Ацуши и вздохнул. — Те, кто забрал тебя из детдома, мои…помощники. Мы не могли рисковать, и поэтому, пришлось забрать тебя таким грубым способом. Прости нас, это всё ради твоего блага. На самом деле, я твой родной папа. Фукучи засмеялся Натаниэлю в ухо. — Ну как стелишь! Даже я бы поверил. После более близкого общения с Фукучи он понял, что тот был падок на язвительность и ребячливость. Ацуши не поразился наглой лжи и прищурился. — В детдоме сказали, что меня бросили родители. Вы не мой папа. Натаниэль опрометчиво потянулся к волосам Ацуши, чтобы потрепать, но тот отшатнулся. Фукучи снова прокомментировал его действия. — Рано для тактильного контакта. Натаниэль убрал руку и спрятал её в широких рукавах неудобной рясы. С детьми так сложно, оказывается. — Понимаешь, я был за границей и не мог тебя воспитать, но сейчас я полностью твой и могу быть примерным отцом. Ацуши прижал игрушку к груди и нахмурился. — Что Вы делали за границей? — Когда ты немного подрастёшь, я всё тебе расскажу. Верь мне, и я тебя не обижу. Фукучи коротко хохотнул, оглушив Натаниэля. — Я своим также всегда говорю! И соответственно, ничего им не рассказываю. Натаниэль махнул рукой в сторону расположения камеры, намекая, чтобы Фукучи не отвлекал его. Ацуши сделал шаг вперёд и захлопал ресницами. — Точно? Натаниэль решительно кивнул. — Точно, сын. Ацуши стал первым официальным воспитанником интерната «Фемида», но его всегда пытались ненавязчиво скрыть от других детей и держать подальше. Он был тренировочным объектом для Натаниэля, и Фукучи подозревал, что Ацуши мог разболтать про свой первый день с мешком на голове и побеге из детдома. Натаниэль продолжал окутывать Ацуши заботой и любовью и через месяц он услышал первое обращение «папа». Бизнес интерната шёл в гору, а Ацуши продолжал расти, ни о чём не подозревая. Он считал себя особенным, потому что верил Натаниэлю и его словам: после выпуска они поедут отдыхать и будут весело проводить время, как родитель и ребёнок. — Пап, а почему ты бьёшь меня в подвале? , — спросил одиннадцатилетний Ацуши, сидя на высоком стуле и поедая шоколадку. Ещё один факт, который заставлял его трепетать перед Натаниэлем — пока другие дети боялись мечтать о сладостях, он давал Ацуши десерт после обеда. — Всевышний добр к тебе, но он не прощает грехов и велит мне водить тебя на покаяние. Натаниэль знал, что все его религиозные высказывания — полный бред, но он настолько отточил свою роль отца Натана, что дети всякий раз поражались его мудрости. Камеры давно убрали, от микрофона и наушника Фукучи отказался после недели наблюдения за работой Натаниэля. Фукучи был в восторге от его адаптации к новой личности и доверял самостоятельным решениям. Он изредка проводил допрос Натаниэлю о успехах, полностью возложив руководить интернатом ему. Единственное, что требовал Фукучи, это регулярные отчёты о воспитанниках — кто самый непослушный, кто больше всех сомневается в вере, кто что-то разнюхивает. Если такие попадались, то Натаниэль обрабатывал их в подвале, а потом вывозил на рабство. — Хм, я думаю, нам стоит поставить Кью под вопросом, — произнёс Фукучи после изучения отчёта. — Он умный и может нам всё испортить. Устраним его как можно быстрее. Фукучи согласился и вновь предоставил решение Натаниэлю, как поступить с Кью. Он ждал момента, какой-то оплошности, распространения слухов и клеветы на работников. — Ещё хочу добавить, что рядом с Кью вечно трутся Наоми и Танидзаки. Он также может плохо на них повлиять, но не волнуйся, я буду за ними следить и в случае чего, сразу на ферму. — Нравится твой энтузиазм, Натан! Ацуши был любознательным ребёнком, и иногда Натаниэлю никак не шла эта черта на руку. Он исполнял приказ Фукучи оберегать Ацуши, потому что тот с амбициями и запасом энергии. Судьба Ацуши раздвоилась: на злополучные поля либо новый работник, идущий по стопам Натаниэля, который начал работать с нуля и добился многого. — Пап, а почему я не могу играть с ними? , — Ацуши украдкой наблюдал за играющими во дворе мальчиками из окна. — Они тебе не нужны, у тебя есть я и Бог. Ацуши насупился и отвернулся от окна. — Я тоже хочу играть! Натаниэль похлопал ладонью по макушке Ацуши. — Когда будет тихий час, я поиграю с тобой. Ацуши широко улыбнулся и вприпрыжку добрался до своей комнаты. Она находилась на третьем этаже, куда редко заходили воспитанники, но Ацуши всё равно находился под прочным замком и без окон. У него был телевизор и кассеты с мультиками, много игрушек и раскрасок. Ацуши рос немного избалованным такими плюшками, хоть Фукучи и утверждал, что это полезно, если он станет одним из них. — А вдруг он не подойдёт для твоего работника? , — поинтересовался Натаниэль, когда они с Фукучи обсуждали бизнес в его кабинете. — Значит, всё, — Фукучи многозначительно провёл большим пальцем по горлу. — Мне придётся его убить? — Да, Натан, ты его убьёшь. Шкету нельзя оставаться в живых с его знаниями. — Хорошо. — Надеюсь, ты не привязался? Никогда не привязывайся к товару. — Нет, он мне безразличен. Это была полуправда-полуложь. Когда Натаниэль исправно принимал таблетки, обследовался каждый месяц у психиатра, он по-своему любил Ацуши, но когда он пренебрегал лечением, то Натаниэль действительно плевать хотел на Ацуши и его судьбу. Его отношение к нему варьировалось от нейтрального до тёплого. Под таблетками Натаниэль с радостью играл с Ацуши в семью и был доволен этим, но если таблетки не блокировали его расстройство, то Натаниэль в порыве ярости тащил Ацуши в подвал и избивал его кожаным кнутом. Ацуши в силу своего возраста ничего не понимал в эмоциональных качелях и тонкой психологии, поэтому стойко терпел наказания и тихонько плакал на кушетке. Следующие громкие события заключались в акте бунта того самого Кью. Натаниэль запретил Ацуши издавать каких-либо звуков в своей комнате и звать его, и пошёл исполнять долг директора. Сестра Маргарет привела Кью в кабинет Натаниэля с перекошенным от злобы лицом. — Этот мальчишка посмел ставить под сомнения священные заповеди. Он возвёл культ над Люцифером и опозорил этим наше честное имя, — она грубо потрясла Кью, — Знаешь, почему интернат называется «Фемида»? — Потому что это древнегреческая богиня правосудия, — бойко ответил Кью. — Какой умный, — проворчала Маргарет, — Сейчас будет правосудие над тобой! Директор, вы знаете, что делать. Бесстрастный Натаниэль сложил руки замком и устрашающе покосился на Кью. Сейчас происходила любимая часть его работы — вселять ужас и приносить страдания провинившимся детям. — Сестра Маргарет, оставьте нас. Натаниэль честно не знал, откуда взялась Маргарет, и не потому, что ему не рассказывали, он просто сам не спрашивал. Она либо была в курсе, либо попала сюда как личное развлечение Фукучи, но в любом случае, Маргарет блестяще выполняла свои обязанности. Она вышла из кабинета, и Кью остался один на один с коварным Натаниэлем, и его планами на подвал смерти. — Ты знаешь, в чём твой грех? С этого вопроса он всегда начинал процедуру наказания. Моральное давление и манипуляции, а после телесное наказание. — У меня нет греха. В этой помойке я олицетворение семи добродетелей, — Кью насмешливо фыркнул. — И кто ты из них? — Справедливость, отец Натан. Натаниэль разочарованно качнул головой. — Ты уверен, что действительно за справедливость? Твои слова оскверняют веру сотен людей, которые находятся под опекой Бога и верят в его силу. Ты подрываешь мой авторитет и сестры Маргарет, демонстрируя детям, что настолько дерзко обращаться с воспитателем дозволено для них. Но ты ошибаешься. Мы вас кормим, одеваем и предоставляем благие условия для проживания, а ты смеешь отплачивать неуважением? Ты олицетворение гордыни, Кьюсаку. Кью зло сжал зубы на этот монолог. — Сколько тебя помню, ты был скверным человеком, с развивающейся манией величия и пороком грехов. Кью молчал и слушал всю грязь, которую Натаниэль выливал на него. — И теперь тебе нечего сказать? Кью плюнул ему в лицо. Натаниэль вытерся рукой и дал ему болезненную затрещину. Кью пошатнулся на своём месте и поднял холодные глаза на него. — Ты идёшь в подвал. — Вы жалкие, ничтожные рабы системы! Читаете свою лживую библию и считаете себя святыми, но вы никто по сути своего существования. Бога нет! Вы верите в непонятно кого и поклоняетесь ему. Это верх идиотизма, Натаниэль, — процедил Кью. — Тут ты ошибаешься, — Натаниэль плотоядно ухмыльнулся, — В итоге, Рабом Божьим станешь именно ты. Дальше всё закрутилось в вереницу боли и паники. Натаниэль с усердием издевался над Кью, избивая его и оставляя раскалённую метку, а потом он удалился смыть кровь с рук и проведать Ацуши. Когда он поднялся на третий этаж, то услышал сигнал о чрезвычайной ситуации в городе и выглянул в окно. Красный клён шатался под натиском неизвестных тварей, и они столпились у забора, истошно вопя и царапая длинными когтями железные прутья. Забор ходил ходуном и грозил сломаться под толпой мёртвых существ. Натаниэль был шокирован так сильно, что он подумал, в этот момент его эмоциальный диапазон выжат на максимум. Он бросился назад, замешкался от незнания, что ему делать, и остановился на месте. Внизу поднялся топот ног, более младшие дети плакали, постарше смеялись, священник Джон громко раздавал указания, и это всё смешалось в такую отвратительную какофонию, что Натаниэль зажмурил глаза и пытался совладать с собой. Рядом послышались мощные удары кулаками в дверь, и Натаниэль открыл её, сразу увидев испуганного Ацуши. Он держал в руке игрушку тигра, тот самый подарок в их первую встречу, и его нижняя губа дрожала. — Пап, что происходит? Натаниэль глубоко выдохнул и вымученно поднял уголок губ. — Нам нужно покинуть интернат. Ацуши медленно кивнул, хоть и не получил развёрнутого ответа. Он протянул Натаниэлю свободную ладонь, позволив себя вести. Во дворе царился кошмар: теперь все дети визжали, словно раненные — Натаниэль предположил, что так оно и было, — забор скрипел на последнем издыхании, сигнал тревоги застилал разум и оставлял только одно. Страх. Ему было плевать на судьбу всего интерната, он поставил цель сохранить себя и Ацуши, а для этого надо перелезть через забор с другой стороны; там, где сгущался лес. Натаниэль тянул за собой Ацуши, постоянно восклицая с просьбой быть быстрее, и вскоре они оказались у чёрного выхода. — Мы не спасём других? , — с грустными нотками спросил Ацуши. — У нас нет возможности. — Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих, — упрямо ответил Ацуши, цитируя слова Натаниэля с утренней мессы. — Цель должна оправдывать средства, сынок. Ацуши задумчиво замолчал. Натаниэль открыл дверь, пролив на них свет нового мира — опасного, таинственного и свирепого. В одиннадцать непросто осознать всю глобальность проблемы, пусть Ацуши и старался. В сорок уже хочется лечь под эпицентр и принять достойную гибель, потому что доживать часть жизни вот так Натаниэлю не прельщало. Но они, у которых не осталось ничего, кроме друг друга, не имели выбора. «-----------► Дверь открылась, и оттуда выглянул высокий мужчина с длинными серебряными волосами и очень потрёпанным видом. Он поднял брови и уставился на группу детей. — Здравствуйте! Я увидел огонь и решил проверить Ваш дом. Мы ищем выживших, — Чуя рассматривал незнакомца и подмечал маленькие детали. У него золотой крестик, родимое пятно на шее и прямоугольные очки. — Ребята, проходите в дом. У меня есть еда и камин, — мужчина дружелюбно улыбнулся и отошёл от двери. — Спасибо большое. Вы очень добры, — Чуя перешагнул порог. Остальные потянулись следом. Зайдя внутрь, все представились, но незнакомец скрыл своё имя. Они осматривали скромный домик: вместо кровати на полу валялся матрас, на который накиданы тряпки и полотенца, на деревянные балки привязаны странные белые камушки, на стенах висели фотокарточки в большом количестве, в углу гостиной плотно закрытая дверь, из которой просачивался блёклый свет. Всё помещение утопало во мраке, и его слабо освещал камин с тлеющими дровами, из-за которых появлялись алые вспышки и оранжевые искорки света. Чуя поёжился, потому что вся атмосфера дома нагоняла на него жуть, но вот Хидео ходил по всей гостиной и вертел в руках безделушки, издавая звуки восхищения, Хигучи и Акутагава сидели на шатких стульях и не выглядели испуганными. — Рассказывайте, как вы вместе оказались, — подал голос незнакомец и кочергой разворошил дрова. Из-за чёрной тени лицо мужчины исказилось, и со стороны Чуи казалось, что у него не было глаз и носа. Он опустил взгляд на свои грязные гриндерсы. «Всё в порядке, я просто себя накручиваю. Нет поводов для беспокойства», — сказал сам себе Чуя. — Я искал выживших повсюду и… — Скучно, Широ, скучно-о-о! , — воскликнул Хидео и встал рядом с Чуей, положив на его макушку локоть, — Он спас меня от верной гибели, потом приютил Хигучи и Акутагаву. Настоящий герой! Чуя нервно усмехнулся и спихнул с себя руку Хидео. — Он преувеличивает. — Куда делась твоя тяга всем помочь? , — голос Хидео исказился саркастичными нотками. — Вам нужна помощь? , — обратился Чуя к незнакомцу. Тот с дружелюбной улыбкой покачал головой. Чуе могло показаться, но улыбка была вовсе не доброй, а натянутой и фальшивой. Он почувствовал пронзительный взгляд в свою спину, обернулся и увидел Хигучи. Она поджала губу и одним видом задала вопрос: «Что с тобой?». — Ничего, — прошептал Чуя и отвернулся, не успев увидеть, как опечалилась Хигучи. — Сейчас принесу вам вина и кашу. Никто не против? , — мужчина развёл руками, указывая на гостей. Чуя напрягся. Их будет кормить человек, который до сих пор не назвал своего имени, у которого жуткий дом и наигранное милосердие. Это могло плохо кончиться, но Чуя бессилен перед общим мнением, что незнакомец очень хороший и ему можно доверять. Он тяжко вздохнул и прикрыл глаза. Допустим, пока мужчина ушёл на кухню, Чуя сможет донести свои опасения. Допустим, ему со скрипом поверят — что дальше? Бежать некуда: повсюду растилается труднопроходимая местность, идёт снегопад, и они дезориентированы ночью. Ещё больше ужаса на него навела мысль, что они буквально в ловушке. Кричать некому, поблизости больше нет выживших, за окнами бродят заражённые. На улице протяжно позвякивали цепи. Чуя прислушался, и звук повторился. — Что-то нашего спасителя долго нет. Пойду проверю. Друзья выразили безразличие к его действиям, и Чуя направился на кухню. Маленькое помещение, расчитанное для одного повара, затхлый запах, потемневшие пятна на столе и убогость обстановки. Одна комната заставляла пробуждать страх больше, чем другая. Мужчина одарил Чую невинной улыбкой и продолжил греть кашу на походной горелки. — Раз уж ты пришёл, то поможешь мне. Чуя коротко кивнул. — Вы не назвали своё имя. Незнакомец криво ухмыльнулся. — Разве? Меня зовут Натан. — Натан, — эхом отозвался Чуя. — Именно так. Натан вручил Чуе бутылку и бокалы. — Вы дали один лишний. Нас пятеро. — Всё правильно, мой мальчик, здесь шесть человек. Чуя дрогнул и удалился обратно в гостиную. На пути он зацепился глазом за фотографии. Они чёрно-белые и сильно деформированные. На самой первой изображён молодой Натан с выражением лица, словно его держали под прицелом. Позади него высокое здание с большим количеством окон на каждом этаже, и Чуя догадался, что это школа. Натан одет в чёрную рубашку и потёртые джинсы, на воротнике болтается ослабленный узел галстука. Карточка потёрлась в углах, цвета стали ещё чернее со временем, и снова Чуя наблюдает за зловещими тенями. На второй фотографии взрослый Натан стоит с другим мужчиной. Таким же седым, но отличающимся широкой улыбкой и закрученными усами. У обоих фуражки на голове. Изображение выглядит ностальгическим и обычным запечатлением встречи двух старых друзей, но зубы второго мужчины покрыты чёрным, глаза приобрели дыры. Фигура Натана вся в измятых линиях, его одежда превратилась в одно пятно, и лицо выглядело донельзя угрюмым. Чуя шумно сглатывает, всматриваясь в фотографии; они сквозят отчаянием, былыми временами и кровожадными людьми. На третьей фотографии на полу сидит ребёнок в возрасте около шести лет, он прижимает к своей груди игрушку животного, его мимика кричит о том, какой он напуганный, а пальцы скривились, хватаясь за мех. Такое ощущение, что этого ребёнка держали насильно и издевались. Кто это и как он связан с Натаном? Со стены на Чую смотрели десятки деформированных незнакомцев и подозрительный Натан. Он быстрым шагом доходит до стола в центре комнаты и ставит всё, что сжимал до боли. Бокалы стукаются друг об друга и издают звук колокольчиков. — Хигучи, можешь даже не смотреть на вино, — строго говорит Акутагава. Она закатывает глаза. — Миру конец, а мне нельзя немного выпить? — Ты ещё у Хидео дозу попроси с таким мнением, — раздражённо отвечает Акутагава. Хигучи замолкает, а Хидео начинает смотреть в окно. — Ты жестокий, — Чуя поднимает уголки губ. — Я заботливый. — Может, нам всем не стоит пить вино? , — робко спрашивает Чуя. Хидео прыскает. — Дают — бери, бьют — беги. Не знал? — Не всё, что дают, стоит брать. Половица скрипнула, и в гостиную вошёл Натан, хрипло посмеиваясь. — Зря ты так. Это Шато Петрюс восемьдесят девятого года. — Обосраться можно! Оно же позолоченное, — с восторгом вскрикнул Хидео. Натан подмигнул ему. Чуя опасливо косился на тарелки с едой и бутылку. Его не покидала тревожная мысль, что незнакомцам не стоит доверять так просто. Натан зажёг три свечи и поставил в центре стола. — Сейчас позову своего сына. Он прошёл к той комнате и открыл её с помощью маленького ключа. Оттуда вышел относительно чистый мальчик в мятой одежде и растерянным видом. Он помахал ладошкой и уселся на низкий стул рядом с Натаном. Рот Хигучи приоткрылся от удивления, Акутагава никак не отреагировал, Хидео по другую сторону стола улыбался мальчику, Чую мучал вопрос «зачем запирать собственного сына?» — Это Ацуши, — Натан сжал его плечо. Ацуши необычайно молчаливый ребёнок с умными глазами. Чуе казалось, что он дикий, а не стеснительный. — У Вас очень милый сын! , — пропищала Хигучи. — Да, он такой, — Натан щёлкнул его по носу, — Что надо сказать гостье? — Это гости? , — Ацуши оживился и с надеждой посмотрел на отца. Натан коротко кивнул и Ацуши лучезарно улыбнулся. — Спасибо большое! Хигучи продолжала умиляться, а Чую насторожило общение между отцом и сыном. Почему такой акцент, что они гости? Может, это кодовое слово. Может, он просто параноик. — Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения, — Ацуши и Натан говорили в унисон. — Аминь, — вежливо отозвался Хидео. Акутагава и Хигучи принялись есть кашу, Хидео скучающе копался ложкой в тарелке, Натан медленно ел свою порцию. — Пап, когда будет десерт? Я не хочу кашу! — Десерт после ужина. Ацуши нехотя съел одну ложку и скривился. Натан наливает ему воды в бокал, и тот её жадно пьёт. Чуя не решался начать есть. Он заметил, что они сидят на одной стороне стола, а Ацуши и Натан на другой. Он заметил, что Хидео тоже не торопится начать трапезу. Он заметил, какой Ацуши странный. — Очень вкусно, — похвалила Хигучи, — Чуя, почему не ешь? Натан повернулся к нему, ожидая ответа. — Я не голоден. — Вот как? Не думал, что в нынешних условиях люди могут быть не голодны, — сухо отвечает Натан. Чуя пожал дрожащие плечи. — Пап, а тот со шрамами тоже не ест. Хидео застывает и выдавливает из себя нервную улыбку. — Сейчас буду. Натан хмурится. — Ацуши, невежливо так говорить. Его зовут Хидео. — Какая разница, как его зовут? Он же просто… — Натан не даёт Ацуши договорить, грубо закрывая рот рукой. — Извините, он редко общается с людьми, — Натан убирает руку и пихает Ацуши в бок. — Ничего, всё в порядке, — быстро проговорил Хидео и зачерпал кашу. Хигучи периодически зевает. Глаза Акутагавы полуоткрыты, словно он хочет спать и борется с этим желанием. Чуе становится холодно, несмотря на камин, и он толкает ногой стул Хидео. Он невербально пытается умолять его не есть. Губы Хидео складываются в словосочетание «я знаю». Ацуши роняет тарелку, и Натан нагибается, чтобы поднять её. Хидео быстро опускает ложку обратно, и Чуя осознаёт, что тот тоже подыгрывает. — Мы пойдём курить, — громко объявляет Чуя и встаёт. — Вы разве…м-м-м…курите? , — мямлит Акутагава. — Да, — уверено говорит Хидео, направляясь к выходу. — Далеко не уходите, мальчики! , — велит им Натан, и в его голосе появляются нотки раздражения. Чуя и Хидео облегчённо вдыхают морозный воздух, упираясь руками в колени так, словно они бежали дистанцию, а не сидели всё время. — Ты знал, что его зовут Натан? — Ага. Чуя искренне удивляется. — Он только мне сказал своё имя. Хидео агрессивно кусает нижнюю губу. — Я знал Натана в детстве. — Ты, блять, с самого начала был в курсе, что это ловушка. Как только мы переступили порог этой ёбанной халупы, и ничего не сказал? Ты серьёзно? А если бы я не догадался?! Мы бы, сука, все подохли из-за тебя! , — Чуя активно жестикулирует и отчаянно желает ударить Хидео в его глупую рожу, — Ты ещё скажи, что и Ацуши знал. — Только слышал имя, но никогда не видел, — Хидео отстранённо топчется на снегу. — Пиздец! — А ты не подумал, какой шок я испытал, когда всё понял?! Мне было страшно, и я не знал, что делать и как себя вести, чтобы не спалиться! Я не такой дохуя умный и не имею синдрома спасителя, знаешь ли, — Хидео сверлит его потемневшим от злости взглядом. — Какой к чёрту синдром? Извините, что я просто хочу, чтобы вы все, засранцы, остались живыми! , — Чуя шипит и делает опасный шаг к Хидео. — Давай, вмажь мне, но только делу это никак, блять, не поможет! Мы сейчас тратим драгоценное время на ссору, а не на обсуждение плана! — У меня есть план. — Хорошо, — Хидео заметно расслабляется, — Кстати, камни на входе — это отполированные человеческие зубы. — А противный запах на кухне, скорее всего, человеческое мясо. Фу, — Чуя съёживается. — Теперь понимаю, почему ты печёшься о нас, как мамочка. Хигучи и Акутагава поверили каннибалу. — Вот именно. Ты видел те стрёмные фотки? — Какие фотки? — В гостиной. — Не-а. Шестое чувство подсказывало, что Хидео врёт, но сейчас не время и не место углубляться. Они слышат стук в окно и видят там плотоядно улыбающегося Натана. Чуя решительно кивает Хидео, и они заходят обратно в дом, в логово смерти и боли. — От вас не пахнет табаком, — обвиняюще говорит Натан. Хидео изображает максимальное замешательство. Чуя встаёт у стола и толкает Хигучи, которая успела задремать. Акутагава ещё держался в сознании. — Давайте я налью вина? , — предлагает Чуя. — Конечно. Ваша подруга уснула, и я не стал её будить. Видимо, она сильно устала. Больной ублюдок. Чуя отвечает, что всё в порядке, и берёт бутылку. В пробке неестественное отверстие, а значит, и туда Натан успел подмешать снотворное. Чуя делает вид, что ничего не заметил, и подходит к Натану, намереваясь налить ему вина. — У меня сердечная недостаточность. Мне нельзя пить, — Натан ставит в сторону свой бокал. Чуя скалится. Спектаклю пришёл конец. — Скорее, губкообразный энцефалопатий, — он замахивается и рывком разбивает бутылку об голову Натана. Осколки рассыпались по всей гостиной, и они хрустят, когда Натан падает на пол. У него рассечена голова, и бордовая кровь заливает его безумные глаза, но он всё ещё не в отключке. Хидео подбегает и бьёт ногой Натана в челюсть. Слышится победный хруст, и Натан теряет сознание, ударившись головой об половицы. Чуя и Хидео радостно стукаются кулаками, чувствуя себя маленькими гениями. — Как думаешь, мы его замочили? , — спрашивает возбуждённый адреналином Хидео. — Не думаю, но у вас определённо есть время сбежать, — Ацуши пинает ногой Натана и хихикает. — Ты разве не заодно с ним? , — недоверчиво спрашивает Чуя. — Я люблю папу, но он сумасшедший. Чтобы выжить с ним, надо делать так, как он говорит. — Шкет, он не твой папа. Ацуши настороженно щурится на Хидео. — Откуда тебе знать? Хидео мнётся. — Я могу рассказать, когда мы уйдём отсюда. Ацуши соглашается, и Чуя в заключении хлопает в ладоши. — Нам ещё спящих красавиц тащить. Акутагава стонет и шатается во все стороны на стуле. Пшёл нах, — он невнятно бормочет и пытается подняться. Чуя подхватывает его за туловище и перекидывает руку Акутагавы себе на шею. — Даже сонный тебя посылает, — Хидео посмеивается. — Бери Хигучи, Балабол. — Так я же растлитель малолетних!, — Хидео язвит, но усаживает крепко спящую Хигучи себе на спину. Впятером они выходят (только трое) из дома, и их встречает снежная степь с голубоватым серпом луны. — Ацуши, ты сможешь нас вывести отсюда? , — с надеждой спрашивает Чуя. Победить зло это одно, а вот сбежать от него — совершенно другой разговор. Чуя паникует, когда ресницы облепили белые хлопья и он плохо видит, ещё и хромает из-за тяжёлого веса Акутагавы на шеи. — Я не знаю, как прийти в город, но знаю, куда идти, чтобы выйти на отшиб, — заторможенно поясняет Ацуши. — Мы сможем навестить Танидзаки!, — Чуя просиял. — Не забывай про его доминантную сестрёнку, — фыркает Хидео. Чуя наигранно вздыхает в ответ. — Веди нас в сторону отшиба, шкет. Они обходят дом, и Чуя слышит тот звон цепей. Ацуши останавливается и предупреждающе выставляет руку. Сердце Чуи подскакивает от того, как хрупкая фигура Ацуши храбро стоит на фоне иссиня-чёрного небосвода и белых частичек нещадной вьюги. — Сзади дома зомби на цепи. — Не велика проблема, — говорит не впечатлённый Хидео. — Цепь длинная. Он для тех, кто хочет сбежать от папы. — Мы, вроде, забыли оружие, — подмечает приунывший Чуя. Хидео мычит в знак согласия. — Есть план? — Не-а. На пару минут воцарилось неуютное молчание, потому что видимость из-за пурги нулевая — они могут быстро заблудиться, путь к хоть какому-то спасению перекрыт заражённым, а в доме лежит каннибал, который рано или поздно проснётся. Чуя опускает Акутагаву на землю, облокачивая на бок дома, и Хидео делает то же самое с Хигучи. Когда они уже проснутся? Чуя запрокидывает голову наверх, где воссоединяются звёздные светилища. — Я придумал план, — шепчет Ацуши, — Я отвлеку зомби, а вы побежите. Бесстрастный до этого момента Хидео становится взволнованным. — Не надо никакого самопожертвования нам. — Но, — Ацуши шмыгает красным носом, — Я ел людей последний месяц. Чуя садится рядом на корточки и берёт его за ледяную руку. — Хэй, малыш, ты ещё ребёнок. Натан манипулировал тобой, и ты просто был напуган всё это время, верно? Ты ни в чём не виноват. — Я хочу сделать что-то хорошее, — Ацуши на грани слёз, и Чуя нежно гладит его. — Умереть за кучку подростков не лучшая идея. Ацуши коротко всхлипывает и роняет первые слёзы. Чуя притягивает его к себе и крепко обнимает, позволяя ему спрятать искажённое печалью лицо в воротнике своей куртки. Ацуши шепчет неразборчивые обрывки фраз, и Чуя в утешающем жесте водит пальцами по его тонкой спине. Хидео с грустной улыбкой наблюдает за трогательной сценой: ребёнок, живший в неведении и отвратительном месте, подвержённый моральному насилию и подавлении его личности, и Чуя, который хочет спасти каждого человека на этой планете, который ставит других выше себя и имеет множество потаённых проблем. Ацуши прекращает плакать и отстраняется от Чуи. Он долго смотрит в голубые глаза напротив и часто делает вдохи. — Ты очень хороший человек, Широ. Прости меня, пожалуйста. Чуя не понимает, к чему последняя часть, пока Ацуши не подрывается. Всё происходит, словно мир поставили на неспешный режим для того, чтобы Чуя и Хидео ухватились за каждый момент. Ацуши бежит с усилием мученика навстречу заражённому; сначала он дразнит его, бегая туда-сюда так, чтобы заражённый не смог до него дотянуться. Потом он подходит всё ближе и каждый раз успевает отпрянуть на расстояние, где кончается длина цепи. Ацуши играет с заражённым в кошки-мышки, практически отдаёт свою невероятно короткую жизнь ради них, а Чуя и Хидео замерли в оторопи. — Бегите! , — вопит Ацуши, — Вперёд! Чуя нагибается, чтобы водрузить Акутагаву себе на спину. — Ты серьёзно побежишь? , — Хидео подаёт голос, и он холоднее, чем минусовая температура на улице. — Я…не знаю, — глаза Чуи остекленели в скорби, — Что нам ещё остаётся? Хидео молчит и знает ответ. Им ничего больше не остаётся, потому что никогда не будет спасён мир — Ацуши начал с четырёх человек — без материальных и физических жертв. Хидео обречённо принимает ношу в виде спящей Хигучи и не может заставить себя сделать шаг. Ацуши запыхается от своих телодвижений и с мольбой машет им, чтобы они, наконец, удрали, и не оборачивались. Чуя делает несколько шагов, которые перерастают в бег. Хидео тянется следом. Они сбегают. Они уже практически это сделали, ведь по бокам всё размыто скоростью, а в лицо бьют жгучие порывы ветра. Вдалеке Ацуши ликующе гикает. Чуя надеется, что он сможет справиться со своей нелёгкой судьбой, и Чуя не последняя мразь, которая бросила беззащитного ребёнка. Одна его часть сигналит о том, чтобы он вернулся и не глупил, а другая приказывает перебирать ногами усерднее. Он инстинктивно следует указаниям второй части и лишь поглядывает, успевает ли за ним Хидео. «Так надо», — заевшей пластинкой повторяет Чуя. Он слышит крик. Возможно, ему просто показалось. Он резко тормозит и теряет равновесие из-за Акутагавы. Крик повторился и стал куда более адским и повышенным. Вороны на деревьях взмывают в небо, смешиваясь с тучей. Чуя падает на рыхлый снег, прорыв собой силуэт. — Ацуши мёртв, — меланхолично констатирует он. — Мы не можем быть уверены, вдруг это… — Не пытайся меня успокоить, Хидео, у него не было шансов. Хидео пинает горстку снега, и она приземляется прямиком на лик Чуи. Он сдувает с посиневших губ снежинки. — Хуёвый из тебя психолог. — Он умер нашим юным героем. Чуя кивает, и они молчат, как если бы были на похоронах Ацуши. «-----------► Дорога на склад была вялой и жалобной. Они шли медленно, спотыкаясь о сугробы и содрогаясь всем телом. Чуя не чувствовал половину конечностей, Хидео не мог сказать и слова без стуканья зубов друг об друга. Луну заволокло тучами, звёздам объявили занавес, а до рассвета ещё жить и жить. В моменты, когда они одновременно заваливались от усталости, Чуя думал, что есть шанс не добраться до конечной точки и замёрзнуть насмерть. Иногда Акутагава издавал нечленораздельные звуки, Хигучи продолжала мирно сопеть, но никто из них двоих не мог себе представить, что Чуя и Хидео тащили их на себе целый час. Веру в лучшую судьбу воскресил долгожданный склад на пути. Чуя постучал в ворота онемевшим кулаком, и ему открыла угрюмая Наоми. — Что ты здесь забыл? Чуя открыл рот и тут же закрыл; слов не было, ведь их вид говорил сам за себя. Наоми недовольно закатила глаза и пропустила их внутрь. За её спиной стоял Танидзаки. Его лицо усеяно маленькими царапинами, уходящие за воротник, и, видимо, всё его тело болело от порезов. — Ты где так? , — просипел Хидео. Танидзаки смутился и прочистил горло. — Я, вроде бы как, упал с окна. Наоми скептически посмотрела на брата в стиле «ну да, конечно». — Ого, — выдал Хидео и дёрнулся от резкой вспышки холода. — Сейчас разведу костёр и принесу одеяла. Танидзаки подошёл к железной бочке, высыпал туда угли, налил розжига и кинул спичку. Вспыхнуло пламя и озарило склад. Хидео потащил Чую к огню и выставил руки, согревая их. Он уложил рядом Хигучи и Акутагаву на одеяла. — Это, знаешь, как из тех сериалов про гетто-районы, — усмехнулся Хидео. — Кинематограф спасает жизнь, — сказал Танидзаки и кинул обеспокоенный взгляд на них, — Что с вами стряслось? — Нарвались на каннибала. Танидзаки остался недовольным краткостью Хидео, и роль рассказчика передалась Чуе. Он оглянулся через плечо, словно там должен был оказаться ещё один человек, который смог бы пересказать случившееся. — Всё началось с того, что мы пошли на разведку. Чуя в течение получаса красочно описывал их поход со всеми именами, несколькими цитатами и бушующими эмоциями. Танидзаки слушал, не перебивая, Наоми в середине подсела к ним, также внимательно навострив уши, Хидео иногда перебивал Чую, вставляя свои детали. — Я думаю, Натан подсыпал нам Дейвиго в количестве десяти миллиграмм. Ещё учитывая, что он настойчиво предлагал вино, то мы вообще должны были впасть в кому или типа того. — Как выглядел Натан? , — заикаясь, спросила Наоми. — Высокий, седовласый, в очках, глаза сине-зелёные, вроде. Он неприметный, — задумчиво ответил Чуя, а потом заметил побелевших Танидзаки и Наоми, — Вы его знаете? Хидео серьёзно посмотрел на брата и сестру. — Он верующий и у него родимое пятно на шее. Лицо Наоми вытянулось, и она пошатнулась на месте, Танидзаки подхватил её поперёк талии. — Дерьмо! Это Натаниэль Готорн, — досадливо прошипела Наоми. — Ладно, это наш бывший директор. Удивляет, конечно, но не заставляет падать с места, Наоми! , — строго воскликнул Танидзаки. Он намекал. В ту ночь, когда раненый Танидзаки пришёл обратно, сбивчиво говоря про двойную жизнь Натана, убийство заражённой Маргарет и прыжок, Наоми разочарованно покачала головой и назвала его идиотом, раз он в одиночку решил отправиться за ответами. Танидзаки парировал, упоминая её скрытность, а Наоми молчала на этот аргумент. Они находились на мёртвой точке, но сейчас она сдвинулась, потому что отец Натан жив и уподобился греху. — Танидзаки, сядь, — Наоми высвободилась из его рук и покосилась на обомлевших гостей, — Как выглядел ребёнок? — Пепельные волосы и кривая чёлка. Натан говорил, это его сын, но… — Хидео ткнул локтем Чую в рёбра, и тот учтиво замолк. Чуя отложит разговор про познания Хидео на потом. — Но что? , — требовательно подсказала Наоми. — Ацуши с радостью бросил Натана, поэтому мы думаем, что он был плохим отцом, — нашёлся Хидео. Наоми кивнула, вздохнув. — История будет долгой. — Ничего, у нас сегодня ночь долгих историй, — нетерпеливо вставил Танидзаки. Наоми действительно выдала правду: про обман с самого детства, рабство, издевательства Натана, заговор всех сотрудников, даже упомянула Кью, но не вдалась в подробности о их любви и горьком прощании в подвале — это только для ушей брата. Чуя и Хидео стали косвенно связаны с Натаном, поэтому жестокое разоблачение интерната и им удалось послушать. — Как-то так, — подытожила Наоми. Сказать, что все были в ужасе и шокированы, это только очень мягко. У Танидзаки назревала истерика, из-за чего Наоми засуетилась. — Ребята, мы все устали. Вам пора, — с нажимом сказала она. Понимающий Чуя быстро закивал и пнул Хидео в голень, чтобы тот тоже его поддержал. Они быстренько забрали спящих Акутагаву и Хигучи, попрощались с хозяевами склада и вышли в рассвет. На заснеженном горизонте расцветал розовый диск, отбрасывая оранжевые лучи, и небо заалело. — Иисус Христос, — прошептал до сих пор впечатлённый Хидео. — Только не говори, что ты тоже из этого интерната, — умоляющим тоном обратился к нему Чуя. — С чего ты так решил? — Откуда ты знаешь, что Ацуши неродной ребёнок Натана? Ты сказал, что их обоих знал раньше. — У всех свои секреты, коротышка, — Хидео бибикнул его в нос и хихикнул. Чуя улыбнулся. — Козёл. Они направились домой с новыми знаниями и эффектом от пережитой ночи. На половине пути Хидео резко встал в сугробе и посмотрел на Чую. — Я не из интерната. — Хорошо. Остальной путь они провели молча, периодически ворча под нос по поводу усталости и «когда уже дом».