Искра, буря и безумие

Он до ужаса хорошо запомнил как они повстречались впервые. Пусть даже и обстоятельства были до умиления смешными, будто бы взятыми из какого то глупого фильма о ещё совсем зелёных подростках, которые столкнулись на улице а дальше вот эта вот ваша искра, буря и безумие. Ну не могло же с ним так произойти, верно?? С здоровым лбом, который к своим 25 годам уже успел потерять всё, заиметь ничего и сейчас быть этим в корне недовольным... *** Как только он остался в живых вообще...? Такой недостойный, такой не способный никого защитить и спасти смертник... Какого чёрта...? И как смог он повстречаться с кем то настолько прекрасным, настолько благородным, насколько сильным и внешне и душою своей, что смог увидеть ещё что то оставшееся человечное в нём! В жестянке, у которой уже не было права ни на скорбь по усобшим, ни на новый смысл, кроме как уничтожение чего и кого угодно в погоне за милостью эона и любой скромности или щедрости гонорара, чтобы просто иметь возможность где то перевести дух и платить за дорогущее техобслуживание после каждой вылазки в КММ, ни на настоящие чувства, кроме тупобого, до одури притарного оптимизма, не дающего ему самоуничтожиться каждое утро, ещё и с этим грёбаным голосовым модулем, после прогона через который мысли становились сладкими до сумасшествия... отвратительное некуда, что сказать... *** Так вот, кажется, он снова совсем потонул в своих мяслях. Как он, галактический рейнджер Бутхилл, по долгу службы теперь не имеющий права на какую либо компанию, однажды утром в безумной спешке врезался в него с грохотом, да так, что прямо сбил с ног и... Так и не смог забыть ни этих переливавшихся изумрудом глаз, ни начищенных до блеска лат, ни переливавшихся разноцветными алымы лепестками волос с лишь одной серебристой, будто совсем седой прядью чёлки?? Тем утром он даже не запомнил как собрался и вылетел из задрипанного номера какой то придорожной гостиницы и понёсся на вокзал, где уже буквально вот вот должен был отправиться его корабль. Чёрт его дёрнул тогда выключить будильник и уснуть ещё "минут на 10"... Чёрт его дёрнул потом попробывать сократить путь через дворы. В этих безмолвных и однообразных коридорах домов, с облупившейся краской на стенах он матнул пару кругов, прежде чем окончательно вырваться из их плена, а потом всё же увязаться за кучкой людей, которая, судя по подслужанному разговору тоже следовала на вокзал. И вот он, уже перегревший все сенсорные поверхности и аккумулятор, почти отключающийся от этого тусклого города Бутхилл с грохотом и лязгом влетает в кого то, сбивая с ног и рассыпая свои вещи вокруг. Шляпа, видимо не выдержав всей этой вакханалии с самого утра, вообще ретировалась куда то метров на семь и была бессердечнно затоптана толпой, быстро взберавшейся на корабль. Его корабль!! Но, тогда всё это уже исчезло, стёрлось, сжалось до кванта, умещаясь в блике, пробежавшем в чужих вечнозелёных глазах, а спустя секунду стераясь в порошок, прыгая по другим бликам на сверкающих латах. Он кажется, даже застыл на несколько неприлично долгих мгновений, ну, конечно, после того, как они поднялись с земли, а он, не сумевший отчего то отвести взгляда от чужих глаз, так и не разглядел в них такого же раздражения, что секунду назад плескалось и в его собственных, не таких до беспаметсва чудесных, конечно... — Простите!! — он почти отскочил на два шага, как вдруг его схватили за запястье. Латы звякнули о железное покрытие, это всё, что обработал его мозг, перед тем как осознать, что буквально за ничтожное мгновение в глазах на против растаяло и иссякло всё колючее раздражение, обратившись в заинтересованый и даже (наверное, всё таки показалось) восхищённый блеск. — Да что вы такое несёте, мой дорогой новый знакомый, это мне нужно было смотреть куда иду, могу ли я узнать имя столь невообразимо прекрасного юноши? — на лице, обрамлённом алыми прядями расцвела улыбка, да такая, что отпечаталась на воспалённой подкорке!! Да так, что в памяти с точностью отразился персиковый цвет чужих губ и нежно клюквенный налёт на щеках... И всё это в запахе роз... Роз, понимаете?? Он даже забыл куда в тот момент опаздывал, забыл, что нужно бы по хорошему развернуться и бежать на нужный мост для швартовки, Бутхилл просто застыл и не смел двигаться, боялся спугнуть эту невообразимо прекрасную, искреннюю улыбку. — Бутхилл... Межгаллактический рейнджер, а вы, господин...? — Аргенти! Очень рад быть знаком с таким очаровательным рейнджером как вы!! — прикосновение к запястю стремительно переросло в горячее рукопожатие, — ваши глаза... Ах, как они чудесны, поверьте, я тону в них до беспамятства... А волосы.. Ох, как они блистают на солнце... Вы очаровательны! Позвольте мне проводить вас к вашему кораблю, для меня будет честью сопроводить кого то настолько прекрасного. — и вот уже рукопожатие переткло в мягкое прикосновение железной конечности к чужим губам. Бутхилл прямо ощутил как от секунды к секунде расплавится, станет лужей жидкого раскалённого металла, но этого не случилось, лишь где то в сердце, на кончике языка задержалось дрожащее чувство... Напомнило о старых, теперь недостыпных для ощущения бабочек в животе. Это сказали кому? Ему, не имеющему во внешности ничего хоть на каплю машинного масла привлекательного или цепляющего, ни в этой бледной коже, иногда воспаляющейся на стыке с металлом, в этих безнадёжно седых и уже никогда не способных приобрести прежний цвет волосах, ни в безжизненных железяках - конечностях, теперь не способных даже не жалкий клочок нежности... И это сказал кто, самый прекрасный и живой человек, которого Бутхилл только встречал во всей галактике... — Вы по напрасну рассыпались в такой пламенной речи... Какая во мне может быть красота... А до корабля уж проводите, не знаете, где тут швартовался идущий до Пенаконии?? — наверное тогда это прозвучало даже со злым шипение, но этот чудесный человек не оробел, не изменился в лице, а лишь продолжил: — Во всём, даже в самом гадкой луже крови можно найти что то красивое, друг мой, а про себя вы понапрасну говорите такие отвратительные вещи, вы самый красивый в мире юноша, котого я только встречал. — он огляделся, в поиске ответа на заданный минутой позже вопрос и, внезапно выговорил, даже слегка расстроенно: — Так вот же он, прямо перед вами... Видимо, нам придётся оборвать нашу встречу здесь... Ступайте же, мой дорогой сребовласый друг, ступайте... — он отпустил его руку, а Бутхилл до этого даже и не замечал, что всё это время в ответ сжимал его руку в своей, наверное, просто не почувствовал, будто чужое прикосновение вещдоками воспринялось как что то само собой разумеющееся. — Стой... Ааа, стойте, а мы встретимся ещё?? Где я смогу найти тебя в будущем? — Если Идрида благоволит нам с вами, обязательно встретимся, а пока прощай!! — и алые всполохи растворились в постепающей к трапу толпе. *** Бутхилл вынырнул из своих воспоминаний, возможно, так плохо на него влиял отель на Пенаконии, то и дело тянуло погрузиться если не в глубокий сон, то в тягучую задумчивость. По подбородку щекотно и до щемления в железном сердце нежно провели пальцем. — Свет мой, тебя что то гложет? Ты нахмурился... — подала голос причина погружения, который сейчас вальяжно распологался на чужих роботизированых коленях, наслаждаясь поглаживаниями тяжёлой железной руки по алым всполомхам-волосам. И, может, рука тяжела, а колени жестки и холодны, для него сейчас ничего не свете не могло стать нежнее и мягче. Такова она, достаточно сильная искра, буря, а за ней истошное безумие: поиск встречи и навязчивое лечение душевных ран, и ничего не может стать его, этого безумия, слаще. Бутхилл лишь улыбнулся, сглаживая образовывшуюся меж бровей складку: — Да ничего, просто снова вспомнил как мы познакомились...