Дуракам (не) везёт

      Зааукал на дубу филин, опустилась ночь на землю, заволокла туманами серыми лес густой.       От владений Нечистого пробирался сквозь поросли деревьев Иван. Долго ли, коротко ли он шёл, как вдруг среди деревьев мелькнуло пламя, шелохнулась тень.       Вгляделся Иван — люди! Живые люди, самые что ни есть настоящие! Обрадовался навь, зашагал было быстрее, да остановился, призадумался. Как, стало быть, ему подойти, коль он мертвяк? Уж не убьютъ ли его?       Да вспомнил Ванюша про снадобье, кое дал ему Трахххуяк.       — Как увидишь живых, — наказывал князь Нечисти, — то вытащи из горлышка затычку, да глотни зелья. Тогда изменишься и в лице, и в теле, да так, что от живого тебя человека не отличить будетъ.       Открыл Иван бутыль, глотнул напитка. Порозовели щёки, заблестели глаза.       — А не водка ль это часом? — почесал репу добрый молодец.       Огляделся Ваня, прислушался, подошёл к пруду. Глянул в воду — мать честная! Неужто он и при жизни таким красавцем был?        Аки снег белела кожа в водной глади, вокруг лица худого, как венец, кудри тёмно-русые, а в самой серёдке горит пара глаз зелёных.              Подивился тому Ваня, усмехнулся про себя: «А может зря я вокруг да около хожу? Дай боже, такой красавец и Ваське али Славе понравится! Мигом ноги раздвинут. Не подвёл, дурак ты старый, храни тебя Боже, Трахххуяк!»       — Wer ist hier? — раздалось позади.        Шелохнулся Иван, испугался, сердце в пятки ушло со страху.        А из тьмы ночной показался человек тем временем — в руках факел, на самом одежды заморские: кафтан расшитый, шаровары цветные, дорогие, а на голову волосня чужая нахлобучена.        — Wer bist du? — спросил незнакомец, на Ивашку с подозрением глядя.        — Иди в писду, — ругнулся тот. Лицо мужины вытянулось в изумленьи.       — Sind Sie Russe? Hans! — закричал заморыш, обернувшись назад. — Hans, Russe hier. Ich glaube, unser Ritter wird ihn mögen.        — Чего? — онемел Иван, испугавшись не на шутку, что не понял ни слова.        Зашумели кусты позади него, поступью звериною крадучись, приблизился кто-то со спины к Ване.       Дубиной! Бам!        Заиграли краски во взоре ивановом, перевернулися и небо и земля, местами поменялися. Подкосились ноги, покачнулся и упал о землю добрый молодец.       Тогда подымвли его под белы руки да под ноги крепкие и несли в чащу леса. А в чаще-то той раскинулись шатры заморские, трещали костры высокие, ржали кони да кобылы сивые.        Отнесли тогда Ивашку-то в шатёр поменьше, бросили там на солому, да стражников снаружи сторожить приставили, чтоб не сбежал ненароком рус.       День ли, два ли лежал в беспамятсве Иван, да проснулся вскоре. Чует Ваня — сидит рядом кто-то, по спине его гладит. Да так бесстыдно, не стесняясь — вот уж длань чужая на гузне у Вани!       Опустил чужак руку ниже, меж бёдер-то. Не выдержал Иван, дёрнул ногою.        — Ты не спать? — раздалось над ухом доброго молодца.        Сел Ваня в ложе:        — Нет, блять!        Поглядел Ванюша на чужака того, да диву дался: «Красен чёрт!» Ликъ юный, кожа аки камень какой заморскый, глаза словно прорубь ледяная ночью зимнею были у чужака того.       — Кем будешь? — спросил Иван у доброго молодца.        Выпрямился тогда молодец, грудь колесом выпятил и молвил:       — Я есть принц, к вам в Россия из Германия прибыть.        — Как зовутъ тебя, чёрт?        — Что ты говорить?        — Говорю, я Иван, а ты кто?        — Я есть Дон Штопанни-Ганди.        Рассмеялся Иван, усляшав имя чудное. Вместе сним стал хохотати и Дон.        Но вот успокоился Ваня, спросил у немца-то:        — Неужто и впрямь тебя так зовут?        — Ja, mein Lieber! Ich liebe Dich so sehr!        — Чаво?        — О, майн либэ! Твоей речи не хватать, чтобы я описать это чувство!        — Ты чего несёшь, окаянный?! — вспылил Иван.        — Майн либэ, не стоит зилиться! Или тебе не понравиться твой дом?        Лишь теперь поглядел Ваня вокруг себя. Шатёр то был небольшой, вместо постели — солома, какую скоты едятъ, да в стороне кувшин глиняный с водою стоит.       Подумал тогда Иван: «Коли рыцарь этот добрым окажется, можно будет выкрасть ту вещицу заветную и сбежать. Только нужно перебраться к нему поближе, чтоб в доверие к ему втереться».        Молвил тогда Ваня:        — Не нравится, Дон.        — Я так и знать, майн либэ! — воскликнул тут же Дон Штопанни Ганди. — Но не беспокойся! Хочешь, будешь жить со мной?        — Да!        Не успел Иван опомниться, как схватил его заморский принц да на руки взял!       — Отпусти, леший! — заорал Ванюша. — Отпусти, иль добра тебе не видать! Да за мной сам Князь Нечисти стоитъ, ты, тварь окаянная!        Услышал речи сии Дон Штопанни-Ганди, рассмеялси и вышел из шатра! Вышел и давай кружиться с Ваней на руках.        Вмиг умолкли все в лагере, рты пооткрывали. Остановился тогда принц, оглянулся да объявил громко что-то громко.        Тут же зашумели все, развеселились! Вот уж  столы длинные притащили, заставили всё блюдами да яствами заморскими, музыкантов откуда-то вытащили.        Поглядел на всё это Иван да спросил тогда у Штопанни-Ганди:        — Ты чего тут устроил?        — О, майн либэ, теперь ты будешь жить со мной! Скажи, какой подарок ты хотеть на свадьба?       — Свадь... Че-е-его-о-о?!       — Майн либэ Иван, сегодня мы праздновать свадьба, а завтра я победить великий демон, потом мы поехать ко мне в Германия жить долго и счастливо!        — А меня ты спросил?! — чуть ли не плача закричал Ваня: не хотелось ему уезжать — ему уж все мертвяки как родные стали!        Удивился тому Дон Штопанни-Ганди:        — Ты сам сказал «да»!        Понял тогда Иван, что сам себе яму вырыл, обхватил немца за шею и слезами горячими залился. А дурак этот рядом стоит да приговаривает:        — Майн либэ, не бойся, я быть с тобой добрый, не бойся.        А вечером закатили в лагере заморском пир, какого мир наш не видал! Рекой лились лучшие вина да меда, гремела музыка до самого утра.       Опьянел уж порядком Иван, когда нагнулся над ним Дон Штопанни-Ганди:        — Майн либэ, нам пора.        Подхватил Ваню муж новоиспечённый, под ликованье рыцарей и воинов взял под белы руки мертвяка да в шатёр свой повёл...