Дети Долгого Лета (продолжение фанфика "Дорнийская жена")

8. Под утро ее стала мучить жажда, и Бриенна, наклонившись над кружкой с остывшим чаем, осторожно принюхалась. Легкий запах корицы и молока, вот и все. Она сделала глоток, а потом, забыв обо всем, несколько других – долгих, мучительных, и кружка опустела. Жажда ее была утолена, а голода вовсе не было, слишком уж эта ночь была суетна, наполнена чередой событий, каждое из которых заслоняло собою другие – и так, в конце концов, глядя на мутный рассвет за окном, она поняла, что прошло много лет, может быть, сотни лет, с того мига, как она сошла с корабля, и что ей никогда не вернуться – ни к мореходам Тормунда, ни к себе самой, той, прежней. Она села на кровать и поглядела на след, оставленный тяжелым мечом, в сырых и пыльных тряпках. Потом опустилась боком, чувствуя во всем своем теле усталость и боль. То начинало колоть в боку, то под сердцем, то где-то в висках давило. Бриенна обняла свой живот и в который раз сказала ребенку, стараясь в мыслях звучать строго и сухо: спи. Теперь спи, с нами ничего не случилось, и ты жив, хотя бы из благодарности – спи. Упрямое дитя все возилось внутри нее, словно металось в поисках спасения. Откуда тебе знать, как спастись, грустно подумала она. Ты ничто, ты самое малое на свете существо, ты бесполезен, ты… И она почувствовала, как по ее щеке покатилась слеза и упала на твердую, словно каменную, подушку. Ты – моя тяжесть. Ты – мое бремя. Ненужное. Незваное. Но я ни за что не дам им обидеть тебя, подумала она, подумала тайком, словно бы шепотом, ведь неизреченная мысль – лишь шепот, шелест в череде других. И все же этот шепот был изнанкою для всего ее существования, единственный хранил правду. Она уснула: должно быть, в чае Тайлера все-таки было некое сонное зелье. Сон ее был сначала дремой, она просыпалась от малейшего скрипа и порыва ветра за окном, и в этой дреме она все спорила и спорила с Тайлером и Безликим. А потом внезапно, за какой-то миг, провалилась в глубокое сновидение. Она увидела, что поднялась с постели, и кто-то у двери позвал ее: Бриенна. Бриенна с Тарта, поди сюда. Она пошла, различая голос Джейме. Но самого Джейме не было, не было его в пустом коридоре, по которому она шла к двери, чтобы выйти из логова убийц, однако она знала, что он где-то рядом, идет за нею по пятам, словно призрак. Во сне она рассердилась на него: - Если тебя убили, и ты вправду… - Не болтай ерунды, - проворчал Джейме позади нее. – Обернись. Она обернулась. Коридор стал так длинен, и где-то в полумиле от нее едва светлел прямоугольник распахнутой в комнату двери. Там она увидела этот стол, заваленный всяким хламом, кружку с отравленным чаем и даже край постели. - Обернись, - повторил Джейме с усталым вздохом. Она так и сделала, и увидела, что входной двери больше нет, а вместо нее перед ней стелется все тот же темный и длинный проход. Во сне она не чувствовала страха, только какую-то обреченную печаль. Она пошла вперед, не зная сама, зачем идет, и вскоре стук шагов Джейме Ланнистера позади нее стал привычен и спокоен. Когда она оглядывалась, кругом была лишь тьма. Поскольку во сне часто верится в самое страшное – и самое лучшее – она повернула, когда проход повернул, и на какой-то развилке вновь повернула, почти наугад, попутно размышляя, что же будет делать, если заблудится – и попутно же отмахиваясь от этой мысли. Джейме, хоть пока и не желал себя явить, шел с нею рядом, и это ужасно утешало. Наконец она очутилась перед дверью, поняв, что все-таки преодолела странно долгую дорогу, ведущую вовне, толкнула дверь. Вместо свежего смрада браавосской улочки, в лицо ей пахнуло чем-то затхлым, нутряным и тяжелым. Над нею нависал каменный потолок, а вниз вели скользкие от плесени ступени. Бриенна начала спускаться, и лестница была бесконечна. Ну и глубок же тут подвал, подумала она. Теперь пальцы ее скользили по стенам, цепляясь за малейшие выступы и щербинки, потому что она боялась упасть. Новая дверь отворилась, и она увидела огромную комнату, едва освещенную тусклыми пучками факелов, воткнутых в обитые медью ведра. Пол был посыпан опилками и покрыт темными пятнами, о происхождении которых Бриенне было противно думать. Пахло сыростью, душным запахом зверя. Она стояла, не решаясь сделать шаг вглубь этого подземелья, и вдруг голос – голос Ланнистера у самого ее уха – заставил ее вздрогнуть. - Если сейчас проснешься, то не узнаешь, что ждет тебя. Проснешься? И она поняла, что он говорит с бесконечным состраданием к ней. Рука его легла на ее плечо, она задрожала, поняв, что это золотая ладонь. Никогда в своей жизни она не была так счастлива ее ощутить на своей коже. Бриенна схватилась за эти неживые пальцы и посмотрела вниз. Живот ее исчез. Вместо прежних одежд на ней было тонкое дорнийское платье, более открывавшее, чем скрывавшее. Ноги ее были босы. Золотая рука покинула ее плечо, а затем на ее глаза надели шелковую повязку. Все исчезло. - Зачем?.. Джейме ей не ответил. Он вложил в ее пальцы, подталкивая мягко и терпеливо, рукоять ее меча. Тяжесть стали была ей приятна. Затем между лопаток ее что-то коснулось. - Вперед. Тогда – вперед, Бриенна из Тарта. Шаги ее босых ног по опилкам глуховато хрустели, словно она шла по снегу. Она несла меч, слегка отведя руку, будто бы для замаха. Бриенна вдруг догадалась, что Джейме хочет ее испытать – или она сама хочет этого испытания, чтобы доказать ему, как сильно она его любит и как хочет, чтобы он вернулся, чтобы… Во сне ею овладела уверенность в том, что, если она выиграет поединок, на который ее привели, то все станет в порядке, Джейме предстанет перед нею – живой, невредимый, и они снова станут счастливы, и все это попросту исчезнет, испарится, как дурной сон. Все – лишь сон, подумала Бриенна. Все это, и все другое. Где-то в стороне от нее заплакал ребенок, и тогда, вопреки всему, что думала и чувствовала прежде, она ощутила, как на нее накатила первая волна холодного страха. Сорвав с глаз повязку, она огляделась вокруг: стояла в круге тусклого света, а за краем его пряталась тьма, и в этой тьме разрывался жалобным писком тот, кого она уже привыкла носить под сердцем. Где ты? Где?! Словно в ответ ей, выступила из темноты маленькая, в белое закутанная фигурка. Рассмотреть лица Бриенна не смогла, но узнала голос покойной королевы Таргариен: - Дети твои под моею защитой, отныне – со мной. В руках у призрачной Дейнерис был какой-то сверток, и он плакал, о, как же он ужасно рыдал… Может, королевские слова и призваны были успокоить Бриенну, но лишь вызвали в ней новый приступ паники, липкого ужаса. Ты ведь мертва. Отдай! Не забирай! Но слов не было. Язык у нее не шевелился. И Дейнерис ничего больше не произнесла, отвернулась и побрела прочь, унося в темноту плачущее дитя. Бриенна хотела побежать за нею следом, чтобы забрать ребенка, и тогда над ухом у нее раздался рык. Шею и лицо обдало мокрым жаром, вонью от шерсти, мускуса, крови. Она обернулась, выставив согнутый локоть, и огромные клыки зверя застыли в дюйме от ее плоти. Она глядела в сверкавшие веселым безумием, золотые, изумрудные львиные глаза. Он стоял, слегка пригнув к ней лохматую голову, неправдоподобно огромный, дрожащий от ярости. Сморщенный бархатный нос подергивался, вылавливая из воздуха каждый оттенок ее запаха, ее присутствия: ее страх, ее решимость, сталь в ее руке, согретая и покрытая потом с ее ладоней. Попятился, угрожающе клацнув зубами. Когти, каждый – с ее палец длиной, оставляли в песке и соломе глубокие борозды, продирая слой трухи до каменной кладки. Бриенна подняла меч повыше и махнула перед алой, с острыми треугольниками клыков, пастью: прочь! Лев, потряхивая хвостом от обиды, пошел по дуге вокруг нее. Под золотой шкурой играли, перекатываясь, литые мускулы. Грива его, казалось, горела алым золотом, и кое-где в ней Бриенна видела полосы - белые, словно снег. Он стареет, подумала она с неожиданной для себя печалью и нежностью. Глаза его сверкали азартом охотника, лапы тяжело опускались на пол, поднимая облачка вековой пыли, но эти всполохи седины выдавали его, как и изрытая шрамами золотистая шкура. Да, Бриенна видела тут и там струпья засохшей крови, натеки плоти в местах, где по телу бедняги прошли удары чужих мечей: на его исполинских ребрах и в подбрюшье, и на спине. И даже через широкую, с этим переломанным носом, морду, протянулся черный от времени шрам. Она держала меч вытянутым перед собой, понимая, что животное готовится прыгнуть на нее, повалить, растерзать, извозить в ее собственной крови, как игрушку. Ее охватывали то гнев, то страх, но над всем этим царил детский плач и ее собственная жалость к стареющему льву. Он был выше ее на голову или две, даже когда стоял на четырех лапах. Он мог бы, схватив ее шею, встряхнуть легонько раз или два: и она попрощается с этим светом. Потому она осторожно поворачивалась вокруг своей оси, не сводила взора с огромной твари, чувствуя свою хрупкость, тоскливую беззащитность. Лев открыл пасть и рявкнул на нее, от неожиданности она сделала шаг или два назад. Нога ее за что-то зацепилась, некий выступ в камне или неверно положенный кирпич в кладке – и Бриенна, неловко взмахнув рукою с зажатым в ней мечом, шлепнулась на задницу. Чудовище тотчас преодолело расстояние между ними, пролетело в грациозном прыжке эти несколько шагов, ударило лапой наотмашь, удивительно человечьим жестом – и пальцы Бриенны утонули в крови, разжались, меч со звоном покатился прочь. Она перевернулась набок, ожидая, что в любой момент исполинские клыки вонзятся в ее затылок, висок, в шею, хрустнут кости и засверкает перед глазами багряная метель. Но ничего из этого не происходило. Зверь так и стоял над нею, рыча и ворча, и тогда она поползла к мечу, вытянув руку, оставляя пятна крови, стараясь не стонать и не дышать. Ее ладонь была разорвана случайным ударом когтя, прошедшего по касательной, и теперь плоть пылала. Бриенна вытянула раненую руку, пальцы ее мазнули красным по рукояти меча, и тут лев, словно поняв ее задумку, толкнул лапой острие, и меч, вертясь, словно игла на воде, откатился дальше. Раздался звук, похожий на мокрое шуршание, оглушительный треск. Бриенна увидела, что над спиной чудовища раскрылись кожистые крылья, алые с золотым, огромные: и затрепетали. Лев, показалось ей, улыбнулся, ощерив ряды огромных зубов. - Бриенна, да чтоб тебя! Просыпайся! Она разлепила залитые потом и слезами глаза, вскрикнула. Над нею закачался грязный потолок комнаты в Браавосе, а голос над ухом проворчал: - Что с тобою? Зачем кричишь? Вытерев губы рукавом, Бриенна перевела дыхание: - Кричала?.. - Да. - Должно быть, привиделся кошмар. Тайлер глядел на нее, наклонившись, с пристальным и насмешливым вниманием. Ей стало стыдно. Она посмотрела на свой живот, на разведенные ноги, прикрытые сырым покрывалом. Было холодно, ее начало знобить. - Кошмар, вот как? - Да, - упрямо и тихо проговорила она. – Мне снился плохой сон. Тайлер отошел от нее и сел за стол. Постукивая пальцами по столешнице, он со скучающим видом обвел комнату своими зелеными глазами. Бриенна села, натянув покрывало к груди. - Где ты был? - Там и сям, - рассеяно отозвался убийца. – Хорошо, что ты немного поспала. - Твой чай был отравлен. - Может, только слегка. - «Слегка»! - Ну, ты жива и невредима, просто крепко уснула… Так что да, слегка. Послушай-ка. Мне удалось кое-что узнать. - О чем? - Не о чем, а о ком, глупая ты, сонная корова. - Не называй меня так. - Ладно, - он хохотнул. – Не буду. Впрочем, ты перестанешь грубить мне, коли скажу тебе нечто хорошее. Правда? Перестанешь? - Я тебе не грубила. - Ну, ладно, - он склонил голову, счищая с деревянной доски какие-то невидимые пятна. – Перестанешь мне перечить. - И не перечила! – повысила она голос, теряя терпение. - Лорд Джейме Ланнистер жив, - сказал Тайлер без предисловий, быстро повернув к ней лицо, но не изменив позы. – Жив, жив и невредим. Это мне сообщили точнехонько. Бриенна уставилась ему в глаза, боясь даже шевельнуться или сделать вдох. - Теперь попроси прощения за свою грубость. Она сжала губы, понимая, что Тайлер попросту с ней играет, играет, как тот лев с нею во сне. Но слова Златолюбивого слишком ее обрадовали, чтобы она не отмахнулась от всего остального. - Прости меня, - выдавила она. - За что? - За… мою грубость… Откуда это известно? Где он? Что с ним теперь? - Так-то лучше. Глупая корова. И он вновь хихикнул. Голова у Бриенны кружилась: - Кто это сообщил? - Неважно. Что касается его местоположения, то скажу так. Он нигде, ибо движется из одного места в другое, и так все время, пока мы тут болтаем, теряя время. - Что?! О чем ты? - Его продали и везут в караване таких же как он, для большой весенней игры в бойцовой яме Дазнака. Час спустя Бриенна стояла в конюшне, слушая, как в широком проеме льет и льет серый дождь. Ветер стих, и теперь вода просто катилась с неба ровными, гудящими струями. Земля во дворе размокла, потекла рыжими потеками, смешалась с нечистотами и конскими навозом. Тайлер отдал Бриенне сухой плащ, который нес в заплечном мешке. Мокрые плащи – свой и Бриенны – он бросил в кучу тряпья в углу, а сам остался в кожаном дублете, надетом поверх чистой белой рубахи. Доспехи свои он спрятал в другой сумке. Меч закутал в несколько слоев лоратийского бархата и обращался с ним, словно мать с новорожденным дитем. Затем принялся возиться с упряжью, вполголоса разговаривая с лошадьми, на Бриенну внимания не обращал. Зато она следила за ним с неотрывным любопытством. Ее все еще пугало сходство с Джейме, но и странным образом успокаивало. Ей казалось, она сможет предсказать каждое его новое слово, каждый жест. ЧуднО было, когда так и случалось. Вот он приторачивает мешок к седлу, затягивает ремень… Бриенна лишь только подумала: а Джейме всегда затягивал мелкие застежки зубами – как Тайлер наклонился и вцепился зубами в кончик ремня. - Скажи еще раз, как его имя, - потребовала она, наконец. Тайлер обернулся, сдув прядь со щеки: - Мазздо Лозалатар, - раздраженно сказал он. – Боги, да кто вообще не знает Лозалатара?! - Я не знаю. - Потому что глупая корова. Это Бриенна, в который уже раз за утро, пропустила мимо ушей. - Говоришь, известный работорговец? Как случилось, что торговля рабами вновь повсюду разрешена? - Не знаю, - Тайлер пожал плечами. – Воины всегда хотели себя продавать, для битв, для игр. Зачем с ними спорить? Даарио Нахарис на этом деле зарабатывает. Казна Миэрина и других городов полнится. Нас никогда не спрашивали, однако, если спросили бы… Кто, скажи на милость, стал бы тому перечить? - Дейнерис Таргариен, - тихо сказала Бриенна. - Она пришла и ушла, погибла, даже тени не осталось, - проворчал Тайлер, но без горечи, словно рассказывал некое древнее предание. – Не понимаю, для чего чтить ее выдумки. - Даарио был ее наместником. - Ну да. - Так он… - Может, решил править по-своему. Может, ему не нравилось быть тем, кто ее постель согревал в ожидании возвращения, ведь он мужчина, а следовательно, должен быть во главе. - Это уже ТВОИ выдумки. Тайлер обернулся и поглядел на нее, прищурившись. - Бабы вроде тебя считают себя равными мужчинам, а? Она дернула подбородком. Это тоже не ускользнуло от внимания убийцы: - Когда ты злишься, твое лицо тебя выдает. - Я ничего и не пытаюсь скрыть, - отрезала Бриенна. – Мне противны многие из твоих рассуждений, это правда, однако, раз уж мы вместе… - Вот именно. Ты должна молчать, а, когда раскрываешь рот, то лишь благодарить меня и боготворить! Она хмыкнула. - Ведь я единственный твой шанс найти караван Лозалатара прежде, чем твой возлюбленный угодит в бойцовую яму. Спорить с этим Бриенна не стала и отошла, разглядывая повозку, приготовленную для одного из коней. Это была тирошийская карета, на которых разъезжали дамы из великих родов, частенько и с детьми: два высоких, в человеческий рост, колеса, помост из бамбуковых стеблей и легкий шатер от солнца, натянутый на позолоченные жерди. Внутри места особенно не было. - Зачем? – спросила она, наконец, когда молчание затянулось, а Тайлер все сопел обиженно и сосредоточенно, возясь со сложной упряжью. – Я могу покамест ехать в седле. Она сомневалась в сказанном, и в то же время боялась, что Тайлер сочтет ее в какой-то момент слишком тяжелой, неуклюжей для дороги на юг, для дороги к Джейме. Если не буду слишком напрягать ноги, подумала Бриенна, то вполне смогу… Как-нибудь… - Это покамест, - сердито отозвался Тайлер. – Дорога по Равнинам долгая. Я не знаю, в какой момент тебе станет невозможно держаться верхом. К тому же, не хочу привлекать к нам внимания. Такая огромная, да еще на сносях, бабища, как ты… Он умолк и принялся за работу. Бриенна вновь решила не перечить. - А где Эшлин?.. Ответа она не ждала и удивилась, когда Тайлер сказал, вполне миролюбиво и спокойно: - Думаю, мы, из всей нашей маленькой компании, двигаемся медленнее всего. Он будет в караване Лозалатара куда быстрее нас с тобою. - Что станет делать? - Будет нашими ушами, глазами и… вестником, конечно. А еще отыщет способ их задержать. В противном случае, боюсь, мы их нескоро нагоним. Если вообще нагоним. - Умно. - О, еще как. Садись. Давай посмотрим, не сломает ли твой огромный зад эту хлипкую тележку. Он протянул ей руку, но Бриенна не дотронулась, забралась в карету сама и уселась на узкую скамью, взяв в руки тонкие вожжи. Лошадь беспокойно переступила с ноги на ногу, а затем, когда Бриенна едва шевельнула ладонью, пошла вперед. Это Бриенну обрадовало и восхитило: - Какая же умница!.. Тайлер позади нее радостно засмеялся: - Уж что-что, а коней выбирать умею. Ну-ка, вы, быстроногие! Стойте, стойте, стойте, подождите Златолюбивого! Когда они выбрались из города, дождь прекратился. Бриенна и Тайлер вымокли и дрожали, но были довольны тем, как споро шла повозка, и как на них никто не обращал и малейшего внимания. Теперь замысел хитроумного Тайлера казался особенно ловким. Лицо и фигура Бриенны и впрямь были скрыты от любопытных глаз синим шелком высокого тента. Даже если Тормунд до сих пор мечется по Браавосу, выискивая беглянку, он ее ни за что не найдет. Они уплатили пошлину на южном выезде и покинули стены Вольного Города. Дорога пошла вниз, по холмам, все дальше от мрачного, шумного лабиринта каналов, и все вокруг задышало свежим воздухом, покоем, ночной тишиной. Тайлер подвел коня к повозке и ехал рядом, довольный собою и всем на свете, но особенно – как и всегда – собою. - Что скажем, ежели спросят… - начала Бриенна свой робкий вопрос, и прервалась. Тайлер скинул с головы капюшон, задрал голову, ловя ртом капли мелкого дождика, что зарядил над лежащими в темноте холмами. Подвешенный к поперечной жерди шатра масляный фонарь отбрасывал на дорогу желтые отблески, их света едва хватало, чтобы не сбиться с покрытого валирийскими камнями тракта. - Могу сказать им, что везу свою матушку рожать моего братца куда-нибудь, - Тайлер пощелкал пальцами, - в Квохор. М-м? - Никогда не бывала в Квохоре. - Очень зря. Город красив, хоть и полон любителей черного козла и огненного бога. Все они, ублюдки и фанатики, друг друга там, конечно, стоят… - Я о том, что могу ненароком выдать твою ложь. - Ну, тогда держи рот закрытым, глупая ко… - Ладно, - буркнула она, оборвав его. - Не обижайся. Ты огромная, словно корова. И глаза у тебя такие же грустные. Бриенна пошевелила вожжи, чтобы лошадь ее пошла чуть быстрее. Не хотелось ей слушать гадости, произнесенные голосом Джейме Ланнистера. Это отчего-то особенно ранило. Но Тайлер не отставал. Он затянул вполголоса какую-то песню на валирийском (или гискарском, она все равно языков не знала и не могла бы толком разобрать). Песня была длинна и монотонна. Оказалось, что есть вещи еще похуже его дурацких насмешек, и Бриенна сказала: - Разве я гожусь тебе в матери? Заунывное пение смолкло на полуслове. - Не знаю, - равнодушно сказал Тайлер. – А что? Хорошо, назову тебя сестрою. Главное, не забыть, о чем договоримся. Сестра или мать? - Сестра, - сказала она без особенной охоты. Лгать о своей принадлежности к семье этого проходимца казалось как-то по-особенному противным. - Я не слишком старше твоих лет. Сколько тебе исполнилось? - Достаточно стар, чтоб этот мир мне надоел. - Думала, только фрейлины уходят от ответа на столь простой вопрос. - А ты у нас остра на язык, а, Бриенна Мартелл, она же Тарт? - Выбери одно имя, будь так добр. - Мне нравится, как ты от этого двойного титула куксишься каждый раз… - Ловко управился, обо всем пошутил, но число своих весен так и не назвал. - Какая разница? Двадцать с четвертью двадцати, довольна? - Вполне. - Ты умеешь слагать числа? - Не хуже других. - А так по тебе не скажешь. - Как и по тебе. - Охо-хо! - завыл он от смеха. Казалось, что эта словесная дуэль его взбодрила. Всю дорогу до рассвета он был весел, мило шутил с Бриенной, впрочем, не возвращаясь к теме коров и прочих гадостей. Спать легли утром, в небольшой таверне, устроенной на краю сосновой вырубки. Тайлер ушел за едой и вернулся в комнату, как и всегда, вовремя: когда Бриенна, раздевшись донага, торопливо юркнула за натянутый поперек угла полог. Она неуклюже плюхнулась в лохань с теплой водой, подняв фонтанчики воды. - Мне это вовсе не интересно, - сказал Златолюбивый, и Бриенна услышала, как он расставляет по столу тарелки и кувшины. – На кухне мяса не готовят, праздник у пастухов какой-то, а с ним и пост… Эти люди постятся по десять раз за год, я клянусь тебе. Так глупо! Зато есть взбитые в козьем молоке яйца, горячие лепешки и овощи в ароматном соусе с мятой и чесноком… - Спасибо, - пробубнила она, закрыв глаза от блаженства. - Отдашь потом все, что я на тебя потратил, - сказал Тайлер. – Ведь я рассчитываю на большую благодарность от Тириона Ланнистера. Верно? Верен ли мой расчет? - Совершенно верен, клянусь тебе, - пробормотала Бриенна, вытирая мокрыми ладонями лицо. – За нас двоих очень щедро заплатят. - Ну, и отлично, - все таким же радостным тоном сказал ее спутник. – Оставишь мне немного воды для омовения? Она не ответила, проводя рукой по своему предплечью. Кожа казалась мягкой, странно нежной в этом грубом мире из доспехов и дорожной пыли. Бриенна погладила живот, чувствуя, как там, внутри, кто-то едва заметно шевельнулся, будто в ответ на ее ласку. Мимолетно вспомнился огромный крылатый лев, поваливший ее на грязный пол подземелья, но тотчас воспоминание ушло. - Тайлер? – позвала она, поняв, что в комнате стало подозрительно тихо. - Что тебе? – голос раздался над самым ее ухом, и она, вздрогнув, едва не вскочила на ноги. Она поняла, что он неслышно подошел и встал у самого полога. Неужели подглядывает?.. Нет, нет. Ее обожгло омерзением и гневом. Словно услышав ее мысли, Тайлер быстро проговорил: - Если боишься, что я тут тайком любуюсь на твои жирные телеса и дергаю свое полешко, так напрасно. Я только хотел убедиться, что ты не заснешь и не утонешь. - П… полешко?.. Он фыркнул, и Бриенна захихикала, прижав ко рту мокрые пальцы. Наконец, когда веселье начало стихать, а Тайлер не казался ни смущенным, ни обиженным, она решилась: - Кто был твоим отцом? Она выбралась из остывающей воды и, схватив приготовленное для купания полотнище, вытерла капли со своей кожи. Закуталась в жесткий лен, глядя в темноту за окном. От ткани пахло шалфеем и мятой. Тайлер отдал ей одну из своих чистых рубах, и Бриенна, поколебавшись, надела ее, думая: несомненно, убийца прибавит это к своему счету после. Однако искушение облачиться в чистое было слишком велико. Тут она поняла, что говорливый спутник ее уже давно молчит. Одевшись, но не надевая сапог, она отодвинула край полога. Тайлер стоял у стола, наклонив голову, казалось, в глубокой задумчивости. Как и Джейме, он в такие минуты казался потерянным и одиноким. - Тайлер?.. Я спросила про… Он вздрогнул и оглянулся, быстро сказал: - Я его не знал. Я родился в борделе Браавоса. Как и… Другие. Многие. - Кто именно? Тайлер ослепительно улыбнулся, встряхивая копной золотых волос: - Садись ужинать. Или завтракать? Скоро все остынет. Едва они покончили с едой, как серые утренние сумерки расступились, и в комнате разлился персиковый, кружевной рассвет. Они легли на двух кроватях, и Бриенна долго ворочалась, перебирая в уме события всех последних дней. Надежда скоро увидеть Джейме, казалось ей, проникла даже не в мысли, не в душу, а в самую плоть. Каждый мускул в ней, каждая кость, каждое чувство было полно предчувствием скорой встречи. Ей хотелось вскочить, растормошить Тайлера и сказать: ну же, скорее, скорее, скорее! Отправимся в путь! Но она слышала его ровное дыхание и понимала, что тревожить спящего жестоко, глупо, и что измученный спутник лишь замедлит продвижение. К ней самой сон все не шел: наверное, ее тайная радость и предвкушение встречи слишком ее возбудили. К тому же комнату вскоре залило ярчайшим солнечным светом. Покинув дождливый Браавос, они словно бы оставили непогоду позади. И то сказать: двигались к югу, в края, где скорее встретили бы засуху, чем унылые мокрые дни… Все эти мысли толпились у Бриенны в голове, пока она, наслушавшись пения ранних птиц и в сотый раз перекрутившись на постели, не вскочила и не подошла к столу, чтобы налить себе воды. Едва она поднесла кубок ко рту, в дверь поскреблись. Бриенна обернулась на Тайлера. Он спал на спине, слегка выпятив губы и посапывая. Меч лежал плашмя поверх его покрытого плащом живота, длинные пальцы сжимали черненую рукоять. Бриенна подкралась к двери, прижалась лицом к щели, хоть это и было неразумно. Прошептала: - Кто там? - Госпожа?.. – тонкий женский голос, такой же испуганный, как у нее. – Это я, Эсса, из кухни. - Чего тебе? - Ваш брат сказал мне, вы едете в Квохор? Она молчала. - Поверните, молю. Ведь вы в тяжести, госпожа. Из Квохора, говорят, идет сюда волна алой хвори!