Eigendom van August van der Holt

Ключ проворачивается в замочной скважине ровно три раза, и Август улыбается самыми кончиками губ – Дима, неизменно соблюдающий свои маленькие ритуалы, его собственный оплот спокойствия и стабильности. Брелок со смешным щенком подрагивает в пальцах – хочется уже оказаться рядом с Димой, обнять его, уткнуться носом в светлую макушку, неизменно пахнущую сигаретами ("Да, да, опять на меня Цветков надымил") и почему-то ромашкой и жаловаться на то, какой ужасный у него день – ужасный он в любом случае, потому что проведён без него, без Димы. — Sunshine? — зовёт мягко Август, когда в коридоре не обнаруживает Диму – тот обычно приходит его встречать, смешно шлёпает по линолеуму, поджимает босые ноги (как будто у него носков нет, и "В самом-то деле, Dima, ну простудишься же!"). Но сейчас Димы не видно. Август щёлкает выключателем на стене, запирает за собой дверь – возможно, чуть громче, чем следовало, и тут слышит звонкий Димин смех из кухни. — Ой, погоди, я сейчас! — говорит он кому-то и через пару секунд выглядывает из кухни с широкой улыбкой на лице. — Август, ты рано! Ван дер Хольт приподнимает брови в говорящем жесте. — Освободился раньше, — чуть прохладно отвечает он, разматывая шарф. — Но если помешал... — Не говори глупостей! — Дима хмурится на секунду, тут же подходит к Августу и притягивает его к себе за шарф для быстрого поцелуя. Тот оттаивает моментально. Ладонь, обтянутая перчаткой, ложится на чужую поясницу, поглаживает легко. — Я давал тебе ключ именно для того, чтобы ты мог приходить, когда тебе хочется. Потому что я всегда, всегда хочу тебя видеть, — убедительно произносит Дима и, ещё раз быстро чмокнув Августа в губы, отстраняется. Ван дер Хольт отпускает его с явным нежеланием. — И всё же... У тебя гости? — спрашивает Август небрежно, замечая поставленные у порога тёмные ботинки – определённо не Диминого размера. — Да, — кивает Дима с улыбкой и подпихивает ближе к Августу тапочки в виде акул. — Это мой... старый друг, — Август замечает лёгкую заминку, но ничего не говорит, отмечая это для себя каким-то уголком сознания. — Идём, я вас познакомлю! — и, едва Август вешает на плечики пальто, Дима перехватывает его ладонь, сплетая пальцы, и ведёт на кухню. По "познакомлю", небрежно обронённому Димой, Август понимает, что это будет не кто-то из знакомых (журналистка эта любопытная или Гром, с которыми Август худо-бедно, но смирился). И всё же брови его вздрагивают на секунду, сводясь на переносице, когда он видит устроившегося на табуретке гостя. Длинные тёмные волосы, такие же тёмные глаза, аккуратная бородка. "Красивый профиль" – отмечает он про себя как что-то само собой разумеющееся – как досадный факт наличия на столешнице пятна от кофе или необходимости отмахиваться от назойливых комаров жарким днём. Когда "гость" встаёт, протягивая ему ладонь для рукопожатия, Август вдруг с лёгкой неприязнью осознаёт, что они почти одного роста. Ван дер Хольт натягивает на губы профессиональную улыбку оружейного магната и пожимает протянутую ему ладонь, не отказав себе в удовольствии пустить по чужой руке разряд тока - скорость, с которой незнакомец отдёргивает ладонь, тешит самолюбие. Дима подталкивает аккуратно Августа к табуретке напротив гостя и отходит к плите – заварить третью чашку чая. — Валентин, — представляется первым незнакомец, не успевает Дима даже открыть рот. Улыбка на узких губах не смягчает нахмуренных бровей. — Можно просто Валик. — Август, — отзывается ван дер Хольт, улыбаясь отточено-профессионально – не придерешься. — Не сокращается. — Знаю, знаю, — смеётся новый знакомец, опускаясь обратно на скрипнувшую табуретку. — Дима много о вас рассказывал. Пожалуй, даже слишком много. — А вот я о вас не слышал ни разу, — парирует Август с улыбкой. — Вы, наверное, недавно знакомы, да, Dimochka? Дима ставит перед Августом кружку с чаем – почти демонстративным жестом Август перехватывает кончики его пальцев, легко целуя. Дима лишь слегка розовеет, садясь за стол, но ладонь не вырывает, оставляет в чужой руке. — Нет, мы со школы дружим, — мотнул головой Дима, подвигая к себе свою чашку чая. — Познакомились – смешно сказать – когда я искал Веркин потерянный мешок со сменкой. Допрашивал подозреваемых и возможных свидетелей... — Я был в числе вторых, — добавляет Валик, глядя на Диму с улыбкой – острый взгляд Августа замечает, что в улыбке этой куда больше искренности, чем в той, что была предназначена ему. — Ищейка с самого детства, да? — Ну да, хаха... Блин, помнишь мою первую смену в полиции? Холодильники эти несчастные... Завязывается обычный разговор двух хороших друзей, где темы перескакивают одна на другую, где непонятные чужому человеку каламбуры и локальные шутки сыпятся со скоростью света. Август не пытается вмешиваться в разговор, лишь потягивает свой чай, изредка вставляя реплику или шутку. И не сводит взгляда с гостя. А потому замечает каждый жест, который не выглядит просто дружеским. Видит, как Валя тянется к Диме, кладёт ладонь на его плечо, что-то рассказывая. Как хватается за его бедро, смеясь над шуткой. И как смотрит. По кончикам пальцев бегут голубоватые искры, когда Август видит этот взгляд. Никто не смеет так смотреть на Диму – так, словно имеет право бесстыдно его рассматривать, любоваться его солнечной улыбкой и ямочкой на подбородке. Август ван дер Хольт убивал и за меньшее. Но это "друг". Остаётся только с вежливой улыбкой на губах наблюдать – словно пантера, выслеживающая жертву. На языке горчит, а грудь раздирает от ревности. Ничего, он подождёт. Он всегда дожидается. — Ох, чуть не забыл! — кинув мимолётный взгляд на телефон, Валик вдруг подскакивает на месте, виновато глядя на Диму. — Я ненадолго забежал, в общем-то, у меня клиентка на тату записана к девяти. — Да, ты говорил, — кивает Дима, поднимаясь из-за стола, чтобы проводить гостя – Август поднимается вслед за ним. Притягивает Диму к себе в коридоре, приобнимая, пока Валентин обувается в крошечной прихожей. — Напиши потом, когда ты свободен – ну, насчёт той выставки. Разбираясь со шнуровкой, Валик бросает быстрый взгляд на стоящую в дверном проёме пару. Этот ван дер Хольт его настораживает. Пусть Валя и не видит его взгляда за тёмным стеклом очков, но чувствует на себе физически – ван дер Хольт словно удав, гипнотизирующий жертву. Ждёт, что он оступится, чтобы свить вокруг душные кольца, перекрыть кислород. Валя смотрит, как по-собственнически чужая ладонь обвивает Димку за талию, как острый подбородок опускается на чужую светлую макушку. Всем своим видом ван дер Хольт кричит "Не влезай – убьёт", как грёбаная трансформаторная будка. Да только Валя не из пугливых. — Напишу, — кивает он и с улыбкой тянет к Диме руки. На секунду Валику кажется, что ван дер Хольт его просто не отпустит – сожмёт в своих удушающих объятиях, скуёт по рукам и ногам. Но отпускает – Дима делает шаг вперёд и приобнимает Валика на прощание. И тот обнимает его в ответ. А на чужой тёмный взгляд из-под очков – да наплевать. Дверь за гостем закрывается, ключ клацает звонко – три поворота – и Дима оборачивается, чтобы понять, что Август куда ближе, чем был раньше. Это заставляет сделать невольно шаг назад, упираясь спиной в покоцанный дерматин двери. В полумраке крошечной прихожей, освещаемой лишь светом из кухни, лицо Августа скрыто в тенях, угловатое, незнакомое. Хищное. — И давно ты перестал с ним трахаться? — с акульей улыбкой, словно приклеившейся к лицу, спрашивает Август. Склоняет голову к плечу в лёгком жесте любопытства. Ждёт ответа. Брови вскидываются вверх сами собой – Дима выдыхает коротко, чуть краснея скулами, и сразу хмурится, отводит в досаде глаза. "Не хотел говорить" — понимает Август тут же. Ядовитая змея в груди свивается кольцами, жалит под рёбра колюче. — Это не... Боже, эта твоя ревность, — бормочет Дима, поджимая губы. — Мы давно расстались. Да и не встречались толком – маленькие были, глупые после выпуска из школы. Мы друзья и не больше, ясно тебе? — А вот твоему... как его там, Вениамину, явно так не кажется, — память у ван дер Хольта превосходная, и Дима это знает, а потому даже не поправляет очевидно намеренно допущенную “ошибку” – всего лишь колкость, чтобы показать, насколько незначительно для него чужое имя. Август поднимает Димино лицо за подбородок, сжимает пальцами – не отвернуться. — То, как он на тебя смотрел... На "просто друзей" так не смотрят, mi amor. Держу пари, он тебя до сих пор хочет. Только и ждёт, когда я... — Август, ты несёшь бред, — обрывает его Дима раздражённо, дёргает головой, пытаясь сбросить жёсткую ладонь. — Ты просто... Властные губы ван дер Хольта накрывают Димины в жёстком поцелуе, прерывая невнятные оправдания. Дима то ли пытаясь оттолкнуть, то ли демонстрируя собственную злость упирается ладонями в грудь Хольта – тот перехватывает его запястья в свою ладонь, сжимая их вместе. Они оба знают – Диме хватило бы сил вырваться, если бы он захотел. Но Дима не хочет – лишь кусает ощутимо Августа за нижнюю губу, не разрывая поцелуй. И Август получает полный карт-бланш. Есть свои плюсы в крошечной квартире – от коридора до спальни два шага, от двери до постели – ещё три, не разрывая поцелуя, жадного, кусачего. Сильный толчок – и Дима летит на кровать. Небрежно сбросив на тумбочку очки, Август нависает над ним, упираясь руками в постель по обе стороны от его головы. "Словно в ловушке" — ловит себя на невольной мысли Дима. Он и правда попался давно. Клетка открыта, да выходить из неё не хочется. — Если ты думаешь, что это сработает вместо разговора… — начинает Дима, задыхаясь, когда чувствует губы Августа на своей шее – жёсткие, уверенные поцелуи пятнают кожу знаками принадлежности – с этой частью собственнической натуры ван дер Хольта Дима уже давно перестал бороться, не обращая внимания на насмешливые взгляды коллег. — О нет, mon amour, — обещает Август мягко, нависая над ним. — Мы обязательно это обсудим. Диму почему-то пробирает мурашками – что-то в этом обещании тёмное, такое же мрачное, как выражение чужих глаз. Гладкая лента шёлкового галстука скользит между пальцами, когда Август оттягивает его, снимая с себя. Распутывает узел, превращая офисную удавку в ровную ленту. Ведет ладонями по рукам Димы, заводит их за голову, умело отвлекая поцелуями. Дима осознаёт происходящее лишь тогда, когда шёлковая лента, обернувшись хитрым узлом вокруг его запястий, вдруг дёргает Диму вверх, привязывая его к спинке кровати. Август отстраняется с лёгкой улыбкой на губах, явно довольный проделкой. — Вот так, значит? — фыркает Дима, вызывающе вскидывая подбородок. — Свяжешь меня, к батарее прикуешь и запретишь общаться со всеми, кроме тебя? О, Август бы приковал с удовольствием. Заклеймил бы, присвоил себе, увёз, запер в самой дальней комнате поместья – чтобы только он имел право наслаждаться светом своего солнечного мальчика. Дима пока не позволяет – но это дело времени. И Август только улыбается обманчиво-мягко, пропуская мимо ушей Димины слова. Аккуратно снимает с чужой переносицы очки - Дима щурится подслеповато, пытаясь вглядеться в чужое лицо. Медленно снимает с рук перчатки - тёмный латекс с лёгким щелчком отлипает от пальцев. Дима ощутимо вздрагивает от этого звука. Ладонь ложится на шею, ведёт плавно ниже, обводя ключицы. Под светлой кожей часто-часто бьётся пульс. Щёлк – и пуговица голубой рубашки расстегивается. Ещё одна, и ещё. Август ведёт ладонью по чужой груди, заворожённо любуясь контрастом Диминой бледной кожи и его, Августа, загорелой ладони. Как там… opposites attract? Вот и они… притянулись. — Разве ты сам не видел, как он на тебя смотрел? — спрашивает Август ласково, поглаживая подтянутый живот. — Держу пари, тебе это даже нравилось, а? То, что он раздевает тебя взглядом. Губы Димы приоткрываются – он явно хочет возразить, судя по сердитым искрам в глазах, но Август не даёт ему сказать ни слова – мягкие тёмные пряди мажут по коже, когда Август склоняется к Диминой груди, прижимаясь сухими губами к одному из сосков. И с Диминых губ вместо слов возмущения срывается только негромкий стон. Август прекрасно знает, какая у его Dimochki чувствительная грудь. Знает, что если вот так прикусить несильно, скользнуть языком, потянуть – Диму размажет по кровати. Знает, что если сжать другой сосок в пальцах, прокатить его между пальцами, Дима заскулит высоко, выгибаясь в спине. Знает, что Dimochka сходит с ума от контрастов - и, если вот так пустить по коже лёгкий разряд… Кованая спинка кровати звенит, когда Дима дёргает руками и стонет высоко, запрокинув голову. Горячие губы скользят по груди вверх – Август вновь прижимается к шее в жалящем поцелуе, терзая зубами кожу до тёмных отметин. Дима откидывает голову, стонет громко – о, Август знает прекрасно, что ему всё нравится. — Ты также стонал под ним, ммм? — выдыхает ван дер Хольт, опаляя горячим дыханием кожу. Дима бы зажал рот ладонью, чтобы ни одного звука с губ не срывалось – да только руки связаны умело. Он лишь кусает губы, отворачиваясь. Чужие слова должны злить до дрожи, но Дима лишь чувствует, что с каждым словом возбуждается всё сильнее. Может, голову ведёт от чужой страсти на грани с грубостью – ведь раньше Дима такого Хольта никогда не видел – а, может, он, Дима, просто наглухо отбитый, если ему нравится такое проявление чужой ревности. Ван дер Хольт слитным змеиным движением поднимается выше. Твёрдые пальцы цепко хватают Диму за подбородок, поворачивая к себе, и, склоняясь к Диминым губам, Август властно целует его, вталкивая язык в рот. — Не отворачивайся, Dimochka, — шепчет он, разрывая поцелуй – Дима невольно тянется к чужим губам, отчаянно желая продолжения. — Смотри на меня. И думай только обо мне. Горячие руки вновь скользят по телу. Август спускается ниже, не отрывая взгляда от Диминых глаз – и тот, словно заворожённый, послушно смотрит на него в ответ. Ширинка на джинсах поддаётся уверенным пальцам с тихим вжиканьем, и Август спускает чужие джинсы, откидывая их куда-то в сторону, на пол. Дима разводит ноги, словно приглашая, и Август улыбается кончиками губ. “Не так быстро, mi tesoro” — звучит в воздухе невысказанное. Жаркий рот прижимается к члену прямо поверх белья – Август втягивает в рот головку, скользит по ней языком, и отпускает тут же, слыша громкий Димин стон. — Тебе нравится, mi corazon? — опаляет кожу горячий шёпот – проникает под кожу, извивается вспышками электричества. — Нравится больше, чем с ним? — и Август вновь вжимается открытым ртом в Димин член поверх стремительно мокнущего белья. Мотнув рвано головой, Дима жмурится, ничего не отвечая, только стонет громче, когда чувствует чужой жадный рот, прикасающийся так правильно и хорошо… но недостаточно. Улыбка на губах Августа по-настоящему садистская, когда он отстраняется. Поцелуи электрическими бабочками опускаются на чужие бедра, оставляя алые следы, твёрдые пальцы поглаживают кожу, сжимают её – наверняка завтра появятся синяки. Август лижет взмокшую кожу, обдувает её горячим дыханием, обходя вниманием то, что в нём действительно нуждается, не обращая, казалось, никакого внимания на то, как Дима вскидывает бёдра жалобно, на то, как он всхлипывает приглушённо, кусая губы. — Август, я… пожалуйста… — скулит Дима негромко и срывается на стон, жмурясь, когда чувствует очередной поцелуй на внутренней стороне бедра – и лёгкие искорки тока, бегущие по мокрой коже. — Ты знаешь, что я хочу услышать, mi vida, — мягко отвечает Август, опуская ладонь на чужой член, касаясь едва уловимо – то ли поддразнивая, то ли поощряя. И Дима, ломаясь, стонет негромко: — Нравится, мне нравится больше... с тобой… Улыбка на губах Августа триумфальная, широкая. Он небрежно тянет с Диминых бёдер бельё – тот скулит тихо, когда ткань скользит по чувствительной головке – и опускает голову, пропуская Димин член прямо в горло. Дима захлёбывается стоном, выгибаясь на кровати – бёдра дергаются вверх конвульсивно, Август придерживает их властно, прижимая к кровати. Член скользит в горло издевательски-медленно, и, взяв его до основания, Август сглатывает, срывая с Диминых губ невнятный скулёж. А затем, задержавшись на долю секунды, движется обратно, с негромким хлюпаньем выпуская член изо рта. — Скажи, my little kitten, он делал также? — мурчит Август, сам словно большой хищный кот, прижимается губами к головке, ведёт по всей длине языком. — Он отсасывал так, что у тебя звезды сыпались из глаз? Может быть, здесь, на этой самой кровати? Дима мотает головой отчаянно, словно пытаясь вытряхнуть грязные слова из ушей, кусает губы, жмурится – бёдра его дрожат от возбуждения. Август милостиво позволяет ему молчать. Пока что. Ведь он знает, что с ним не сравнится никто. Смазка хлюпает, течёт из уголков губ, когда Август насаживается ртом на чужой член - то двигаясь быстро, срывая с Диминых губ громкие стоны, то замедляясь, заставляя его бормотать невнятно что-то умоляющее. И, когда Дима уже не стонет – скулит сбивчиво на одной ноте, вскидывая рвано бёдра, Август отстраняется – перехватывает ловко член кольцом из пальцев, не давая кончить. С губ Димы срывается разочарованный стон. Август только поднимается выше, глядя на своего cute little lieutenant. У Димы лицо красное от перевозбуждения, на глазах слезы – Август сцеловывает их, чувствуя, как внутри разгорается огонь. Красивый, какой же он красивый. — Какой ты… ongelooflijk knappe... stunningly beautiful, — шепчет Август в восхищении, поднимая самыми кончиками пальцев Димино лицо за подбородок. — Никто кроме меня не должен видеть тебя таким... — зачарованный, он мажет большим пальцем по чужим припухшим губам, и вталкивает палец в горячий рот, потирая подушечкой язык. Дима смотрит на него, тяжело дыша — и только приоткрывает рот шире. От этой картинки Августу кажется, что он кончит, даже не притронувшись к себе. — Хочешь кончить, mi tesoro? — спрашивает Август ласково, нажимая на Димин язык, заставляя его открыть рот шире. — Тогда скажи, кому ты принадлежишь. И, предупреждая Димину реакцию, Август отдергивает палец, хрипло смеясь, когда острые зубы щелкают в миллиметре от ладони. — Котёнок кусается, — огрызается Дима, каким-то чудом находя в себе силы притормаживать чужие собственнические замашки. Впрочем, по виду ван дер Хольта и не скажешь, что тот расстроен. — Whatever you want… — улыбается Август мягко и отстраняется – Дима на секунду чувствует острый всплеск паники – он что, так просто уйдёт? Улыбка на губах Августа становится только шире, когда он видит эти отблески тревоги в Диминых глазах – но уходить он не собирается, просто начинает раздеваться, медленно, явно красуясь. Дима слегка успокаивается – впрочем, конечно, зря. Когда вообще Август ван дер Хольт не добивался того, что ему нужно?... Раздевшись полностью, Август стаскивает с Димы бельё, сползшее до колен – тот остаётся в одной клетчатой рубашке, и выглядит, по мнению самого Августа, невероятно горячо. Ещё пара секунд уходит на то, чтобы найти под подушкой смазку – негромкий щелчок крышкой и в воздухе расплывается сладковатый запах зелёного чая. Оставив лёгкий поцелуй на Диминых губах, Август сползает вниз, привычно закидывая Димины ноги себе на плечи. — Начнём с одного пальца, правда, querido? — спрашивает Август мягко, легко целуя Димино колено. И Дима задыхается стоном, когда длинный палец, толкнувшись внутрь, сразу давит на простату. Август не торопится – растягивает его медленно, проворачивает пальцы внутри, отвлекает поглаживаниями по бёдрам, невесомыми поцелуями. Диме кажется, что он горит изнутри, член стоит так, что ему почти больно, а любая попытка насадиться на чужие пальцы прерывается жёсткой ладонью на бёдре и мягким цоканьем где-то у уха. Там, где кожи касается чужая ладонь, Дима чувствует острые искорки тока - ван дер Хольт не так хорошо себя контролирует, как хочет показать, но всё ещё куда лучше самого Димы. Он мечется по кровати, стонет, дёргая связанными руками - вязкая каша в голове не позволяет думать рационально – иначе давно бы развязал хитрый узел. Да только хочет ли?.. — Август, пожалуйста, Август, — шепчет Дима пересохшими губами – неповоротливый язык во рту кажется огромным. — Ты знаешь, что я не это хочу услышать, schatje, — отвечает Август так ласково, что Диме хочется плакать. Внутрь медленно проталкивается третий палец, и, сгибая их плавно, Август мажет точно по простате. И Дима ломается снова, чувствуя, как по щекам бегут горячие дорожки. — Твой, я твой, только твой, Август, пожалуйста, просто возьми уже меня, просто я… — заполошно шепчет он, глядя на Августа умоляюще, и тут же стонет громко, когда ван дер Хольт, услышав то, чего ему так хотелось, подхватывает Диму под бёдра, плавным толчком входя в него сам. Дима всё ещё восхитительно узкий, и Август замирает, ловя это ощущение. То, как он жадно сжимает его, как скрещивает ноги за его спиной… Его. Полностью его. Август медленно отстраняется, только чтобы вновь плавно толкнуться бёдрами, входя до самого основания. С Диминых губ срывается хриплый стон. — Может, мне стоит надеть на тебя ошейник, чтобы ты не забывал, чей ты на самом деле? Плавно покачивая бёдрами, Август нависает над Димой, любуясь тем, как тот бессильно раскинулся на кровати. Ведёт ладонью от живота вверх, по груди – и, добравшись до чужой шеи, слегка сжимает пальцы. А Дима… Дима только откидывает голову, глядя на него помутневшими глазами. И вскидывает бёдра навстречу движениям. Пальцы сжимаются чуть сильнее – Дима хватает ртом воздух, чувствуя, как его прошибает возбуждением от этого жеста. Они, кажется, давно перешагнули предел “нормальности” – ещё тогда, когда Дима позволил себя связать – но чувствуя, как воздух с трудом проходит в горящие лёгкие, Дима чувствует только то, что ему это нравится. Август разжимает ладонь, скользнув ей на взмокший Димин затылок, и целует его, нависнув сверху. Дима на поцелуй отвечает, задыхаясь, Дима тянется вверх, прижимается ближе. — Рarfaiteа, — шепчет Август заворожённо, отрываясь от чужих губ. — Само совершенство… Кончики пальцев дрожат, пуская колючие искры по чужой коже – Дима только выгибается, стонет глухо, жмурясь до звёзд перед глазами. Августа ведёт, как мальчишку, и сдерживаться невозможно совершенно. Толчки становятся всё беспорядочнее, резче, Дима под ним стонет всё громче, подмахивает бедрами, сжимает его так, словно в себя хочет впечатать и никогда не отпускать. Взгляд Августа мечется по постели, выхватывая отдельные обрывки, кусочки мозаики - тёмные пятна засосов на бледной коже, неудобно сбившуюся рубашку, взмокшие светлые пряди, прилипшие ко лбу. И натыкается на выпавший из кармана джинс Димин телефон. В голове зажигается идея, развеивает алый туман, и Август замедляется, срывая с Диминых губ тихий скулёж. Разбитый сенсорный экран не хочет подчиняться касаниям влажных пальцев, но Август всё же открывает камеру, улыбаясь широко. Дима мурашками покрывается от этой улыбки. — Что ты… — начинает он, и задыхается стоном, когда Август, держа его за бёдра одной рукой, почти полностью выходит, чтобы толкнуться с оттяжкой до самого основания. — Улыбнись, mi amor, — мурчит Август, наводя на Диму камеру телефона. — Потом посмотришь, какой ты красивый, увидишь, как тебе было хорошо со мной… Толчок, ещё один, и ещё. Пошлые шлепки бёдер о бёдра. Дима отворачивается от камеры, мотая головой, но сказать ничего не может, с губ срываются только стоны, один за другим. — Давай, bebé, повтори то, что сказал до этого, — голос Августа тягучий, словно патока, и Диму от его интонаций мажет откровенно - куда сильнее, чем от медленных толчков и дразнящих касаний. Он держится недолго - стоит Августу замедлить движения, и Дима тут же посылает к чертям все остатки моральных принципов. — Я твой, Август, твой-твой-твой, — стонет Дима, — Может, отправить это Валентину, что скажешь, darling? — Август щурится в улыбке почти безумной, склоняется над Димой, толкаясь всё жёстче. — Пусть видит, что ему никогда… — рука скользит по Диминому бедру, насаживая на член при очередном толчке. — Ничего… — пальцы впиваются в кожу так, что должно быть почти больно, но Диме только одурительно хорошо, и он вскидывает бёдра навстречу чужим движениям. — Не светит!... Чистая паника плещется в Диминых глазах – Август впивается в его губы поцелуем, кусает их, заявляя свои права, и откидывает телефон в сторону, кажется, даже не выключив съёмку, перехватывает Диму за бёдра и толкаясь всё быстрее. Конечно, никому он видео не отправит – никто не имеет право видеть его Dimochku таким – открытым, стонущим, до безумия красивым. Никто кроме него самого не имеет права слышать эти чудесные звуки, слетающие с покрасневших губ, никто не увидит, как мутнеют от удовольствия Димины глаза. И Дима, в общем-то, тоже это знает – да только эта небольшая игра заводит обоих, доводя до пика. Оргазм перекручивает, доводит до грани и швыряет прямо за неё. Дима стонет так, что, кажется, завтра проснётся с сорванным горлом, и, кончая, обмякает на кровати без сил, повиснув на вытянутых руках. Чувствуя, как Дима сжимается вокруг его члена, Август кончает вслед за ним, внутрь, удерживая крепко Диму за бёдра. Выходит медленно, не спешит отстраняться – и Дима тихо стонет, чувствуя, как тонкие пальцы собирают вытекающую из задницы сперму и заталкивают внутрь. Голова Димы словно полна сахарной ваты – забита приторным, вязким, и лёгкая, как воздушный шарик. Осознавать себя пока не получается и только тянущее ощущение в запястьях помогает немного прийти в себя. — Руки… затекли, — выдыхает Дима, с трудом разлепив глаза – и Август, небрежно вытерев руки о простыни, приподнимается и тут же отвязывает его, помогая улечься на кровать. Берёт аккуратно чужие запястья в ладони, разминает мягко, пока Дима шипит от леденящего ощущения ползущих под кожей иголочек. Тёмный взгляд Августа невольно останавливается на алых полосах – эти следы точно останутся и сойдут ещё нескоро – и он чувствует, как кружит голову. Это он оставляет на Диме такие отметки – те, что увидят все, кто захочет покуситься на его schatje. — Август, мы обязательно поговорим о твоих собственнических замашках позже, — обещает Дима устало – правда, как угроза это не звучит совершенно. — Я на тебя заяву накатать могу – и сам же у себя её принять! 137 статья УК РФ, чёртов ты собственник… — всё так же ворча под нос, Дима сворачивается в клубочек у Августа на груди, прикрывает глаза. Себе он обещает только одну вещь - он удалит грёбаное видео до того, как ван дер Хольт вообще вспомнит о его существовании. Август, мягко улыбаясь, только молча целует его в макушку. А об ошейнике все же стоит подумать... Ван дер Хольт проводит легко кончиками пальцев по багровым пятнам на шее Димы, едва прикасаясь к коже. Да, вот здесь ошейник будет смотреться чудесно, подчеркивая картинку. И выгравировать на нем что-нибудь броское. Вроде "Eigendom van August van der Holt".