Все виды моего оружия

Я снова была в ночном Нельине, только на этот раз я лежала на песке и смотрела в небо, полное стольких звезд, словно надо мной и правда развернулся небесный город. Было тихо, так тихо, будто я оглохла, тихо и темно. Ни выстрелов, ни криков, ничего. Море тоже не шумело, и я медленно села, чтобы увидеть, почему. Все просто: моря не было. Только серый песок, целая пустыня до горизонта, переливающаяся перламутром под звездами, а вдалеке — ослепительно сияющее огромное дерево, ветвями уходящее в небо. Рядом со мной сидел, скрестив ноги и опустив голову, босой мальчик лет десяти в серой тунике и подвернутых штанах. Светлые льняные волосы закрывали лицо, тонкие пальцы рисовали на песке. Я ничуть не удивилась нашей новой встрече. — Ричард? Я все же не оглохла и свой голос услышала отчетливо. На мне не было повреждений, во всяком случае, я их не видела, и ни боли, ни усталости. Те же свитер и брюки, УПМ, которое я надела сегодня, даже та же дырка от пули на штанине, но никакой пыли, грязи или крови, будто я не обтирала собой крыши и чердак, не была в пасти Перевозчика, не сжимала окровавленного Эрена, летя с ним с десятиметровой высоты, и не разбилась насмерть о землю. Я снова была одна, снова потеряла всех, кто был мне дорог, и единственное, что позволяло мне остаться на тонкой кромке спокойствия, было осознание, что я все-таки умерла. Наконец-то. Мальчик поднял голову и внимательно посмотрел на меня светлыми глазами. Кивнул и легко поднялся на ноги, стирая рисунок. — Пойдем, — сказал он, протягивая руку. Я посмотрела на его ладонь, снова оглянулась, не понимая, куда здесь идти. Кроме нас не было ни души, разве что у дерева виднелась маленькая неподвижная фигурка. — Пойдем, — повторил он. — Мы ждали тебя. Раз ждали, надо идти. Когда проводишь с мертвыми треть жизни, невольно научишься следовать их воле. Силуэт возле дерева становился все больше по мере нашего приближения, оказавшись светловолосой девочкой, и я наконец увидела у ее ног четыре распластанных в песке тела. У меня пересохло в горле. — Эрен, — пробормотала я помертвевшими губами и бросилась к ним. — Пик! Армин! Эрен, Пик, Галлиард, Армин — все четверо лежали рядом и выглядели так мирно, словно спали. Только я никогда не видела у спящих такой восковой бледности. Девочка с пустыми глазами рядом с ними казалась средоточием жизни. Она точно была знакома мне, но я никак не могла вспомнить имя и просто смотрела, как она лепит из песка, в ее руках превращающегося в кожу, кости и мускулы, становящегося жизнью и надеждой. Я обернулась к Ричарду. — Я могу что-то сделать для них? — безнадежно спросила я. — Ей нужно время, — последовал ответ. — А здесь его много. Поэтому пойдем. Тебя ждет кое-кто другой. Предок равнодушно отвернулся и пошел дальше. Я не могла отвести взгляд от Эрена, такого целого и здорового, каким он был до сражения. До того, как я не сумела его защитить. Удивительно, что Ричард вообще вышел после такого ко мне, но, может, он не хотел оставаться здесь наедине с титанами? — Ричард… — я неловко окликнула его, не рассчитывая, что он захочет ответить на мои вопросы. Но мальчик обернулся, внимательно глядя на меня. — Ты, наверно… — это глупо, но мне нужно было знать. — Ты ненавидишь их? Элдийцев? Он улыбнулся и сделал странный жест рукой. — Смотри. — Куда? Но он только указал вперед, и я увидела нас с Эреном, лежащих на спине, закованных в один кристалл. Здесь мы были такими, какими я ожидала увидеть нас после падения: мальчишка был весь изломан, кровь вытекала из его ушей и рта, у меня были неестественно подогнуты ноги, носовое кровотечение смешалось со слезами, кровь пропитала нашу одежду, мы оба были нашпигованы осколками. Но все же мы не разбились о землю, нас не расплющило упавшим сверху телом моего титана. Лежа в кристалле, мы держались за руку так крепко, что и после смерти не отпустили друг друга. — Победить врага — это не рассмеяться на его могиле, — тихо сказал Ричард, — а сделать так, что он зарыдает на твоей. Вокруг кристалла все замерло: при падении он угодил в остатки каких-то слабо тлеющих под дождем развалин, и даже огонь вокруг казался неподвижным. Тела наших титанов лежали неопрятной грудой отвердения, создавая дополнительный заслон, из-за которого выглядывали остолбеневшие разведчики. Но главное — от горящего здания администрации порта к нам бежали две фигуры. Я едва не расплакалась от облегчения при виде двух закопченных, почерневших, грязных, в тлеющей одежде Аккерманов с моим братом на плече Леви. Но они явно испытывали противоположные эмоции, глядя на нас. Такого отчаянного ужаса на их всегда невозмутимых лицах я не видела никогда. — Посмотри на них: они надеются, что вы выживете, намного сильнее, чем когда-либо хотели чьей-либо смерти, — сказал за моей спиной детский голос, и я проглотила слезы. — А ты… Кто плакал на твоей могиле, Ричард? Мальчик укоризненно посмотрел на меня, и я вспомнила далекое милое лицо женщины, утирающей слезы с заплаканного детского лица. Ну конечно, мать Теодорика Фрица, Равена Фриц. — Это я создала отвердение? — неверяще спросила я, отворачиваясь от искаженного лица Леви, будто подглядела что-то очень личное. — Я не могла его создать. Я вычерпана до дна. Ричард посмотрел на меня с жалостью и сказал только: — Вот именно. Это оказалось больно. Я никогда не любила смотреть на свое тело со стороны, но впервые не могла от него оторваться. С тоской и осознанием упущенного времени смотрела на свои руки — как же сильно я вцепилась в Эрена при падении, на ноги — сколько километров они пробегали на полигоне, сколько прошли в госпитале, на волосы, выбившиеся из пучка и завившиеся, как у моего прадеда, на посеревшее лицо с заострившимися скулами. И стоило прятаться, отказывать себе во всякой малости, обижаться на брата и весь мир? Значит, мое тело стало таким же овощем, как Энни. Как теперь из моего кристалла выберется Эрен? Я создала вокруг него тюрьму, из которой его не достать, не помочь, не… Я отвернулась, не в силах смотреть на сотворенное мной. — Ты сказал, что меня ждали. Кто? Ричард указал рукой на дальнюю от нас сторону дерева, и я готова была поклясться, что еще минуту назад там не было этих людей. Впрочем, они тоже не заметили нас. Двое мужчин спорили под ветвями древа, не обращая никакого внимания на нас. Хало Даккор сидел на песке, с прищуром глядя вверх, на Карла, одетого в неожиданно торжественный костюм. — Это худшая из твоих идей, Хало, — сердито выговаривал один другому. — Смысл не в убийстве Девятки. Я могу хоть сейчас поменять тела всех элдийцев так, что ни один больше не превратиться в титана. Но что тогда станет с нашим народом, Хало? Его сметут, буквально разорвут, как… — Как это сделали элдийцы с другими народами когда-то? По-твоему, заточить свою армию в стены и угрожать Гулом земли всему миру — это то, что заставит другие народы проникнуться доверием к нам? Я смотрела на них во все глаза. Хало был одет в форму Управления королевской безопасности, Карл же выглядел незнакомо, должно быть, пришел сюда после отплытия на Парадиз. — Я его никогда не применю, как и мои наследники. — А как насчет наследников Арнульфа? — я помнила, что они никогда не называли отца Карла отцом. — Той девочки? — немного растерянно ответил Карл. — Он не представил ее Имир, слишком был гордым, чтобы признавать бастардов. Хало неожиданно оторвал взгляд от друга и посмотрел мимо него прямо мне в глаза, его губы искривились в тонкой улыбке. — Представил. И ее потомок даже станет титаном и дойдет до той же мысли, что и ты. Только он решит не лишать элдийцев способности превращаться в титанов, а сделать их бесплодными. Карл отшатнулся от него в ужасе, оглянулся за спину, но будто не заметил меня и вернулся к разговору. — Без Координаты у него ничего не выйдет. Парадиз будет закрыт для посторонних. — Лет сто максимум. А потом твои подданные все же захотят свободы и ответов. Пересекут море. И встретятся с твоими потомками на материке, — в голосе Хало появилась легкая издевка, и Карл мрачно ответил ему: — У меня не осталось потомков на материке. — Правда? — невинно спросил Хало, глядя на меня, и все исчезло. Снова пустыня, звезды и древо, безмолвный Ричард рядом и девочка с пустыми глазами вдалеке. Я смотрела, как размеренно она носит песок, переходя от одного титана к другому, и у меня появилось подозрение. — Ричард, это сама Имир? Не может же прародительница выглядеть, как бедная служанка! Она сделала Фрицев повелителями всего мира, и вот так провела две тысячи лет? Ричард посмотрел в ее сторону с робкой нежностью, слишком взрослой для этого детского тела. — Да. Прародительница Имир. Я помогаю ей, когда могу, но сейчас у меня другое дело… Наверное, можно порадоваться, что и после смерти есть какое-то подобие жизни со своими привязанностями. В отличие от живых, мертвые уже никуда не денутся. — Так что ты хочешь сделать? Мальчик отвернулся от Имир, посмотрел на меня и со значением сказал: — Тебя нужно представить. Не ожидала, что и после смерти действуют старые правила этикета, запрещающие общаться с людьми, которым не представлен. — Хорошо. — За сто лет ни одна из вас не попадала сюда живой, поэтому нужно сделать это сейчас. Если сюда попадают только раненые титаны, то да, начиная с Рейвен Молотобоец не принимал участие в боях. Я кивнула, и Ричард нервно улыбнулся, а потом повернулся к древу и громко отчетливо провозгласил: — Я, Ричард Тайбер, первый этого имени, требую признать дитя моего рода наследницей династии Фрицев. Я замерла, не веря, что услышала правильно. Одно дело узнать, что твоя бабушка была дочерью последнего короля Элдии, и совсем другое — претендовать из-за этого на статус наследной принцессы. — Так нужно, — заметив мое удивление, счел нужным объяснить Ричард. — Одного права рождения мало: Фрицы всегда обзаводились большим числом детей — законных и нет. А такая власть не может принадлежать всем разом, это грозит междоусобными войнами, не считая династические браки с другими странами… Нет, слишком большой риск потерять власть, каждый бастард как новая угроза. На слове «бастард» меня пронзило неуместное воспоминание о разговоре с Леви: теперь я могла бы ему ответить, что мы оба оказались бастардами великих домов. — Одной крови недостаточно? — заторможенно спросила я, понимая, о чем говорили Хало и Карл под деревом. Если Зик принадлежал семье, избранной наследниками, то в соприкосновении с Эреном он и правда мог воспользоваться Координатой. До того, как я его убила. Ричард покачал головой. — Кровь без представления даст неуязвимость перед Координатой, например, нам нельзя стереть память, но в остальном… — Зачем же так официально? — голос Хало за моей спиной искрился весельем. — Ричард, где Рейвен? Ричард нахмурился и упрямо посмотрел на Карла, стоявшего рядом с Хало. Последний король Элдии сейчас выглядел старше, чем в их прошлый разговор под деревом, а взгляд был строже. — Подойди, дитя, — обратился он ко мне, и я подошла к нему. Это было очень странно: видеть человека впервые в жизни и при этом узнавать его. Знать о нем так много, как может знать друг и любимая, но не являться ни тем, ни другим. Карл Фриц долго смотрел на меня такими же, как у меня, серыми глазами и наконец кивнул. — Имир! Девочка послушно пошла в нашу сторону, не поднимая глаз, и столько рабской покорности было в ее движениях, что мне стало неловко. Как можно так жить… так существовать две тысячи лет? Даже я, послушно прожив во власти семьи всю жизнь, однажды взбрыкнула, а она по-прежнему послушна воле потомков когда-то поработившего ее короля. За ее спиной поднялся кто-то еще, темный силуэт на ярком стволе дерева, и, на ходу отряхиваясь от песка, побежал к нам. Имир кротко остановилась напротив короля, не обращая ни малейшего внимания на окружающих ее людей. — Имир, — повелительным тоном обратился к ней Карл, и я невольно вытянулась от его голоса. — Сила Великой Элдии в крови ее народа, кровь элдийского народа следует воле его королей. Признаю свою кровь, и плоть, и власть в этой женщине. Отныне и впредь она будет тебе полноправной госпожой. Я почти не слышала его, глядя на бегущего в нашу сторону Эрена, но последние слова ритуальной фразы покоробили. Фрицы действительно продолжают относиться к ней как к рабыне несмотря на то, что она вознесла их на вершину власти и сохраняла там столетиями, дала самую сильную защиту и самую страшную гвардию, лепила их тела, встречала и провожала здесь. Эрен замер на секунду, прижав к груди руку, будто прислушивался к чему-то внутри, и пошел к нам уже медленнее. Я знала, что он почувствовал — необъяснимое осознание, что находишься дома, что песок под ногами, звезды над головой и даже пугающе огромное дерево принадлежат тебе ровно в той степени, в которой ты принадлежишь им. Я не чувствовала подобного сродства ни с одним местом в жизни, а сейчас меня забрал к себе целый мир и сказал, что ждал меня. Дышать стало легко, как в детстве прохладным летним утром, когда выходишь из дома и знаешь, что впереди целая жизнь. Имир вскинула стылые глаза, будто впервые меня увидела. Ни интереса, ни приветливости не мелькнуло на ее лице — я всего лишь очередная хозяйка в тысячелетней череде Фрицев. Я отвела взгляд от Эрена, на теле которого не осталось ни единого шрама, и порывисто взяла за руки девочку, с которой мы были почти одного роста. — Спасибо вам! Спасибо! Ни вздоха, ни слова в ответ не вырвалось из нее. По-прежнему безжизненная, Имир развернулась и пошла обратно, к оставшимся на песке трем титанам. Эрен озадаченно остановился, когда она прошла мимо него, но снова повернулся к нам, недоверчиво переводя взгляд с меня на Хало и Карла. — Ну наконец-то! — поприветствовал его Даккор. — Ты все проспал. — Я, кажется, почувствовал это, — тихо ответил Эрен и встал плечом к плечу со мной. Наши руки не соприкасались, но я так ясно чувствовала его пальцы в своей ладони, что могла сосчитать удары его сердца, и, готова была поклясться, число бы совпало с пульсом стоящего рядом Эрена. Мы разделили власть над этим местом, наследники короля и Координаты, и теперь должны были решить, что делать с этой властью. — Ну что, ты готов? — взволнованно спросил Хало у своего дальнего преемника. — Помнишь, что нужно сделать? Эрен долго молчал, опустив голову, а когда поднял взгляд, на его лице уже было то упрямое усталое выражение, которое я видела у него во сне, но не наяву. — Ты правда думаешь, что я последую твоему примеру? Пожертвую всеми, кто мне дорог, ради какой-то абстрактной цели спасения человечества? И чтобы в итоге получилось вот это? Это ведь из-за вас все так сложилось! Из-за вас Парадиз стал тюрьмой. — Но ты был согласен на это, — нахмурился Хало. — Когда мы говорили об этом в Нельине, и ты следил за мной. — Я был согласен с твоим планом, если бы и правда пожертвовать собой пришлось восьмерым. Но не всем моим друзьям, стране и… Не договорив, он махнул рукой и отвернулся от них, пошел обратно к дереву. Карл с Хало смотрели ему вслед с непониманием и ужасом. Даккор порывисто шагнул следом за Эреном, но Карл отмер и, преградив другу путь рукой, резко сказал мне: — Беги за ним. Нужно остановить его, пока он не активировал Гул земли. Я оглянулась на Эрена, медленно бредущего по песку. Активировать Гул земли, вытоптать, выжечь человечество? Кто на такое пойдет? Эрен, который так любит свой остров и своих друзей? Друзей, которых сейчас убивают, пока мы запаяны в кристалл и в безопасности. О боги, он же и вправду может… Очередное «Беги!» донеслось мне уже в спину, когда я бежала по перламутровому песку, бежала со всех ног в попытке остановить трагедию. Потому что, если он применит Гул, значит, все было напрасно. Напрасна поездка на Парадиз, напрасно брат привез их в Марлию, подставляя себя под удар, напрасно я и Леви… Песок послушно стелился под ноги, но Эрен никуда от меня и не убегал. Мальчишка сидел на песке рядом с Армином, глядя на светлые волосы, окрашенные кровью. — Эрен! — я остановилась рядом, не зная, что ему сказать. Мальчишка не обернулся ко мне, только тихо сказал: — У меня нет никого важнее их, понимаешь? Я понимала, что ничто не переубедит его сейчас, но Эрен ничего не делал, а потому я просто села рядом. Имир, не обращая на нас никакого внимания, собирала неподалеку Галлиарда, Ричард молча подносил ей песок, и в их немом взаимодействии сквозила многолетняя привычка, они будто угадывали следующие действия друг друга. Во мне было и что-то от профессионального интереса. Там, на земле, даже в лучшей больнице, даже в Марли, где научились лучами просвечивать тело насквозь, потребовался бы хирург, медсестра, медикаменты, перевязочный материал, долгое ожидание, когда (и если) пациент придет в себя. Здесь же мы сидели тихо, как дети, и наблюдали за тем, как Имир лепит наших друзей из песка, подобно тому, как на морском побережье собирают замки, такие же недолговечные по земным меркам, как люди — по меркам Координаты. Я с облегчением следила за равномерно поднимающейся грудной клеткой Пик, лежащей неподалеку, и собиралась с мыслями, чтобы заговорить с Эреном. — Я уже и не надеялась увидеть тебя здесь, моя королева. Рядом сидела Рейвен, какой она была перед обрядом. Серебряные нити в черных волосах ничуть не портили ее. Эрен даже не шевельнулся от звука ее голоса, и я вопросительно посмотрела на нее. — Он сейчас не здесь. Беспокойный, как все Атакующие, — усмехнулась прабабка. — Постоянно надо куда-то нестись. Я оглянулась туда, где стояли раньше Хало и Карл, но на песке уже никого не было. Это место стремительно менялось, не заботясь о том, чтобы мы уследили за его переменами. — Не переживай, мы наговорились за столько лет. Куда интереснее посмотреть на живых. — А я жива? — тихо спросила я. — Как пожелаешь, — хмыкнула Рейвен, разглядывая тела на песке. — Тело-то она тебе собрала, но сила… Сила идет не от нее. Та сила, что наполняет тебя желанием жить, исходит отнюдь не от титанической природы, а от человеческой. Я бы расспросила ее поподробнее, но сейчас на это не было времени. Я любила прошлое за то, что оно было неизменно и не требовало больше принимать решения. Настоящее же — другое дело. Оно каждую секунду ставит тебя перед выбором, не давая никаких подсказок, был ли он правильным. Но сейчас не было времени на прошлое, только время для принятия решений о настоящем, и не только за себя. А если не знаешь, какое решение принять — рядом те, кто готов подсказать. Сидя рядом с Рейвен, я остро осознала, как скучала по ней. По ее резкости, свободолюбивой легкости и одновременно горькой, тщательно скрываемой стеснительности. Я была рада увидеть сейчас рядом с собой человека, так стойко перенесшего все свои потери. Как никто она умела наслаждаться тем, что у нее было, и жить настоящим. Возможно, потому что будущее всегда оказывалось много хуже. — Я не знаю, что ему сказать, чтобы он передумал, — призналась я. — Скажи ему, что ли, что оставить друзей в живых мало. Нужно оставить их счастливыми, а то получается… Ну почему, почему даже здесь моя родня не оставляет попытки поучить меня жизни? Я же никогда никого из них не винила, не осуждала ни за один поступок. Ни за странные гастрономические пристрастия, ни за вредные привычки, ни за выборочную любовь к родственникам… Хотя, если подумать, Рейвен их всех перещеголяла. Но даже здесь я не чувствовала себя вправе осуждать ее. — Получается, как у тебя? Всю жизнь и посмертие казнить себя за самое счастливое время в жизни? Рейвен сухо и невесело рассмеялась, и в смехе ее слышалось облегчение. — Я думала, ты скажешь другое. — Я бы не хотела встретиться с той собой, которая живет в твоем представлении. Рейвен, я ни за что тебя не виню. У тебя была не самая простая жизнь, и точно не мне тебя судить. Из-за моих действий сейчас умирает столько людей. — «Сейчас» — очень растяжимое понятие здесь. Тут не существует времени, могут пройти годы, а на земле ни секунды не сдвинется. А насчет Карла… спасибо. Это не лучший мой поступок, и я не горжусь им. Но мне правда легче, что даже такая старушка, как ты, не осуждает меня. — С чего это я старушка? — возмутилась я. Да, мне точно не понравилась бы та я, которая живет в сознании моих родственников. То у меня сердце каменное, то я старушка… Рейвен прищурилась, рассматривая меня с головы до ног. — Сердце у тебя какое-то старое. Всего боишься, всех опасаешься. Такого пугливого Тайбера еще поискать. — Может, стоило начать знакомство со мной не с показа моей смерти? Рейвен только закатила глаза. — В общем, пока твой друг не устроил мировую бойню, скажи, что, если он собрался устраивать счастье своих друзей, пусть сначала спросит у них, что они понимают под счастьем. Было бы славно суметь перекинуть на кого-то необходимость поговорить с Эреном, но пока что здесь из советчиков только я и бессознательный Армин. Впрочем, сознание к нему понемногу возвращалось. Широко раскрытыми глазами Армин смотрел на звездное небо, пальцы растерянно перебирали песок. Взгляд обежал дерево, Эрена, меня, Рейвен и снова вернулся к Эрену. — Лара? — неуверенно позвал он. — Что это за место? Где мы? Казалось, что с момента нашего расставания у поместья прошли годы, а не несколько часов. Я не знала, как сказать ему, что за время, что он был в отключке, положение парадизцев в Марлии кардинально поменялось. — Ты очнулся! — встрепенувшийся от своего странного транса Эрен избавил меня от необходимости что-то рассказывать его другу. Я снова отступила к Рейвен, давая друзьям выговориться. Кто, как не человек, захваченный мечтой о мирном сосуществовании народов, сможет отговорить Эрена от использования самого страшного оружия. Я не слушала их намеренно, только отголоски разговора долетали до меня, пока мы с Рейвен сидели спиной к ним на песке плечом к плечу и смотрели на ослепительно сияющее древо. Рейвен невпопад сказала, словно наверстывая дни молчания: — Прозвучит ужасно, но мне было стыдно признаться тебе не столько потому, что это было предательство по отношению к Томасу. Я страдала от этого предательства достаточно, не проходило ни дня, чтобы я не сказала себе: «Я обманщица. Томас доверял мне, он честно выполнил свою часть сделки, а я так отплатила ему». Но, что самое постыдное, я все эти годы не могу понять, Карл… сделал это по любви или по необходимости? То есть… чувствовал ли он то же, что и я, или воспользовался мной? Рейвен мучительно свела брови. Она больше не смотрела ни на дерево, ни на меня, только на свои болезненно сцепленные ладони. Вряд ли она ждала мой ответ, но я пробормотала: — Я плохой советчик в таких делах, но мне показалось, что он был искренен с тобой. Всегда искренен. В конце концов, вы были друзьями… О дружбе я тоже знаю ничтожно мало, только то, что с друзьями так не поступают. Позади донесся взволнованный голос Армина: — И что ты собираешься делать, Эрен? Эрен, наоборот, был совершенно спокоен. — Остается только одно. Чтобы отвлечь марлийскую армию от нас, нужен веский повод. — Ты хочешь..? — в ужасе прошептал Армин. — Ты не можешь принимать такое решение, не посоветовавшись ни с кем. Это же разрушит… — Вообще-то могу. Я замерла в ужасе и, не решаясь обернуться, посмотрела на Рейвен. Она уже стряхнула ностальгическое настроение и, прищурившись, тоже вслушивалась в диалог за спиной. — Мы не удержим его, Рейвен. Ни Армин, ни тем более я не переломим упрямство Эрена. — А кто удержит? — деловито спросила она. — Никто, наверное. Он не может думать адекватно, когда его друзья в опасности. — Так позови их. Пусть у него хоть ненадолго мозг включится. — Куда позвать? — Сюда, дурочка, — Рейвен указала на дерево, будто парадизцы должны были спуститься с его ветвей. — Тебе принадлежит самая удобная переговорная в мире. — И я могу пригласить сюда живых? — Ты титан и ты королевской крови — все элдийцы, живые и мертвые, в твоей власти. Кроме, конечно, этого придурка с Координатой. Говорила, что это кошмар — Атакующий с Координатой. В этом был смысл. А в нашем положении нельзя было отвергать никакую возможность. — Как это сделать? Рейвен приподняла бровь. — А я-то откуда знаю? Наверное, так же, как ты вызвала меня. Но я никак ее не вызывала. Рейвен, как и прочие наследницы титана-Молотобойца, была такой неотъемлемой частью меня, что я не удивлялась ее появлению, но намеренно звала редко. Может, секрет как раз в том, что они всегда были со мной, в моих мыслях и сознании? Я выдохнула, пытаясь успокоиться и собраться. Представить парадизцев оказалось так легко, будто они все время жили внутри меня. Медь волос, изгиб губ, голос, смех, улыбка, льдистый холод взгляда. Теплое прикосновение руки, пружинистый шаг, тень от ресниц, ремни УПМ… Я открыла глаза, но вокруг ничего не изменилось: по-прежнему спорили Эрен с Армином, песок катился мягкими волнами при полном безветрии, на небе зеленым воздушным змеем извивалось северное сияние. Только Рейвен исчезла. «Лара?» — прошелестел песок, и я, вздрогнув, обернулась. Они стояли, все восемь, так далеко, что почти терялись в дюнах. Я помахала им рукой, не решаясь нарушать тишину этого места, но мои гости не были так стеснительны. Они сорвались с места, выкрикивая мое имя, но куда чаще — имена Эрена и Армина. Целые, здоровые, легконогие. Где-то, откуда я выдернула их, скоро их не станет, их убьют на месте, или арестуют и увезут на допросы, или взорвут — но, в отличие от Эрена, я не пыталась изменить это, только отсрочить, успеть наглядеться, успеть сказать до того, как всех нас не станет. Даже слыша их голоса, я с трудом верила в их присутствие, потому что здесь, у Координаты, они звучали слишком чуждо. Они были слишком живыми для этого места. Как и Эрен, я тоже хотела сохранить их такими и тоже не знала, как. Но не только их. Я смотрела, как они бегут, и поняла, что там, внизу, остался один человек, которого я сегодня успела похоронить. Представить Уильяма было намного проще: и ребенком, пусть казавшимся мне тогда взрослым и серьезным, и действительно взрослым, с сигаретой в тонких пальцах и светлыми волосами, перечеркнувшими лицо. Болезненно жмурящиеся глаза, безразличная улыбка, блеснувшая в холодном электрическом свете драгоценная запонка. Все так, все со мной — не потерять, не забыть. Брат сидел на песке рядом со мной, странно разглядывая наполовину погруженные в песок ноги, подпаленные волосы едва доходили до плеч. Я присела рядом с ним, с жадностью глядя в родное лицо. Копоть полосами легла на бледные щеки, а взгляд был совсем безумным, устремленным внутрь. — Вилли… Что же с ним произошло такого, что настолько дезориентировало его? Руки в какой-то угольно-черной пыли были холодные, влажные и не могли отогреться даже в моих ладонях. — Ты жив. Он все еще не глядел на меня, но бледные губы разомкнулись, и брат прошептал: — Да что со мной будет. Налетевшие парадизцы едва не смели нас, чьи-то руки похлопали меня по спине, сжали плечо, и они все разом загалдели. — Что случилось, Лара? Между вами с Эреном была какая-то вспышка, и мы оказались здесь. — Где мы? Мы выбрались оттуда? Дирижабли уже начали снижаться, когда… Взгляд Уильяма обрел некоторую осмысленность, вскинувшиеся глаза цепко осмотрели меня, Ханджи, ребят и остановились на Леви. Аккерман стоял, скрестив на груди руки, и с настороженностью человека, готового к худшему, пристально смотрел на меня. Нежность, сильная, как боль, прошила все мое тело, отдаваясь в голове гулкой пульсацией. Мучительно сильно хотелось стереть с его лица грязь, копоть, пригладить растрепанные заметно укоротившиеся волосы, прижаться и больше не отпускать. Лучше остаться здесь, в этой пустыне, навсегда, собирать из песка, похожего на прах, свои города и любить друг друга под светом миллионов звезд, но не спускаться в кровавый ад на земле, не расставаться снова так несвоевременно рано. Но все, что у меня было, это голос и избитые слова, не вмещающие в себя и половину всего, что я должна была сказать. — Спасибо. Вы спасли его. Леви угрюмо мотнул головой, переводя взгляд на Уильяма. — Но… но как вы выжили? Я переводила взгляд с Леви на Микасу, выглядевшую немногим лучше, и обратно, пока девушка не заговорила. — Его, твоего брата, заканчивали допрашивать, когда мы прибыли. Я настороженно посмотрела на Вилли, снова уставившегося на ноги. — Очевидно, хотели поджечь здание и скрыть все следы. Это капитан его вытащил из… Особенно громкий возглас Армина прервал наш разговор: — Ты же хотел уничтожить всех титанов, всех до единого, ты помнишь?! То, что ты собираешься сделать… Парадизцы обернулись к своим товарищам и снова посмотрели на меня. — О чем они, Лара? — подозрительно спросила Ханджи, и я вздохнула. — Для этого я вас и вызвала. Эрен собирается отвлечь внимание марлийской армии Гулом земли. Чего нельзя было отнять у разведчиков, так это способности быстро ориентироваться в ситуации и принимать решение. Они рванули к Эрену с такой скоростью, что только песок брызнул из-под ног. Уильям прищурился им вдогонку со злым твердым лицом, поднялся и тоже ушел быстрым шагом. Я смотрела им вслед, не зная, есть ли хоть какой-то смысл в моем присутствии рядом с ними. Я для Эрена не товарищ и не командир, я марлийка, не имеющая право голоса, когда решается вопрос мести его страны. Я всегда хотела только покоя, а не… — Мужчины так непостоянны, — раздался рядом равнодушный голос, и я уже без удивления увидела рядом бабушку Марджери с тонким мундштуком в пальцах. — Мы, девочки, совсем другое дело. Дым от тонкой папиросы в ее руке улетал нежной вуалью к древу, будто здесь был ветер. — Бабушка? Марджери только закатила глаза. — Пойдем, ты давно хотела к нам. Хоть посмотришь, как мы живем. — Но там… Марджери только отмахнулась мундштуком. — Да-да, это мужское непостоянство. То хочет спасти мир, то погубить, то жить долго и счастливо, то героически умереть. Ничего тут не поделаешь. Идем, наше женское дело маленькое — жди и надейся. Я бросила еще один взгляд на парадизцев и приняла руку бабушки. Пара шагов по песку — и вот уже под ногами раскидывается паркет, жарко пышет огонь в камине, а на столике стоят пять чашек крепкого чая с молоком. Все они сидят вокруг, на диванчике и креслах: Оливия, Марджери, Аделаида, мама, и тихонько переговариваются. За окном Старой гостиной поместья против всех правил сияет нельинский закат, окрасивший море в красное, и уютные оранжевые блики танцуют на стенах, соревнуясь с отблесками каминного огня. — Дорогая, — мама с улыбкой указывает мне на свободное место рядом с ней и чашку на столике. Чай точно такой, как всегда получался только у нее — настоящей леди дома, Ирен Тайбер — горький и земной, как жизнь, с мимолетной живительной сладостью молока и бесконечной теплотой любимого сердца. Что-то из этого мне так и не удалось, раз Леви не понравилось. «Отвратительно», — вспомнила я его слова. — «Хуже что молока, что чая по отдельности». Нет же, именно в этом балансе и заключена его противоречивая прелесть. Может, в моем чае как раз не хватило моей собственной теплоты? — Мама, — это было как ожившая мечта — сидеть рядом с ней, пить чай и разговаривать, как раньше, — как мне объяснить Эрену… Аделаида со стуком поставила свою фарфоровую чашечку на столик, хмурясь. — Так не пойдет, дорогая. Мы не говорим за чаем о политике. Ты хотела покоя, так наслаждайся им! Все верно, еще недавно я представляла, как буду сидеть с ними в этой гостиной и с легкостью вспоминать прошлое, зная, что больше ничего от меня не зависит: и никаких решений, никаких выборов. Я мечтала, как буду поучать свою преемницу и потешаться над ее жизнью, прихлебывая чай, а теперь… Негромко тикали стрелки часов, умудряясь оставаться на месте, пыль танцевала в солнечном луче, никогда не падая на поверхности, море шумело, но никак не могло решиться ни на прилив, ни на отлив. Жизнь здесь замерла, потому что не была жизнью — всего лишь посмертием, уютным и затхлым, как старое заношенное платье. Марджери снова затянулась сигаретой, но я не чувствовала запаха табака и, снова отпив из чашки, поняла, что не ощущаю вкуса, будто пью теплую воду. Женщины моей семьи сидели вокруг, как часовые на посту, чьи сменщики запаздывали, но и им некуда было спешить. Времени здесь не существовало, оно замерло когда-то давно и так и не смогло снова пойти. — Что такое, дорогая? — нежно улыбнулась Оливия, и я нервно сглотнула. Сколько времени я уже сидела здесь? Что там происходит без меня? Что, если мира снаружи уже нет, а я так и буду сидеть здесь с безвкусным чаем? — Здесь немного… — Скучно? — прямолинейно продолжила Аделаида. — Конечно, скучно. Не знаю, зачем ты рвалась сюда. Особенно, если можешь сделать что-то большее. — Я не уверена, что это так. — А есть кто-то, кто уверен? Мама поставила чашку на столик и развернулась ко мне. — Милая, никто не может быть уверен, что справится. Ты бы видела, каким был Уильям, когда принял дела семьи. А сейчас? Ты только посмотри, каким он стал, — с любовью улыбнулась мама. — Смысл не в том, чтобы быть всегда уверенным в том, что получится, — Марджери стряхнула пепел в изящную хрустальную пепельницу. — А в том, чтобы делать все возможное, пока это возможно. Ну так что, пойдешь? Покой тебя всегда дождется. Я кивнула, поднимаясь в ожидании, что бабушка отведет меня обратно, но, стоило встать на ноги, как гостиная развеялась, оставив меня на песке. С моего отсутствия здесь мало что изменилось, разве что голоса спорящих приобрели какие-то безнадежные нотки. В остальном их совещание было похоже на пикник на пляже. Во всяком случае, я так думала, потому что никогда в моей жизни я не была приглашена на пляжный пикник. Самые упорные еще продолжали стоять: Эрен, Армин, Ханджи, Леви и Микаса, тогда как Саша, Жан, Руни, Конни и Оньянкопон сидели на песке, переводя взгляды с одной стороны спорщиков на другую, как зрители теннисного матча. — Это отвернет их от нас навсегда! — хмуро говорила Ханджи. — Отвернет весь мир! Мы станем париями… — Мы и не переставали ими быть! Или эти мирные месяцы в Марлии вскружили вам голову? — Ты принес присягу, Эрен. Ты клялся посвятить сердце человечеству! Мой брат сидел по другую сторону, как-то полубоком к парадизцам, будто не хотел их видеть, но и полностью убрать их из зоны видимости не мог. С Уильямом было что-то не в порядке. Он сидел поодаль от всех, не вмешиваясь в разговор, только напряженно смотрел то на свои ноги, то на песок вокруг, иногда рассеянно касался волос. Я рассматривала его почти в открытую, но он не замечал моего взгляда. Но вот брат несколько раз подряд зажмурился, и я узнала симптом. Я и забыла про эти его приступы за столько лет, что он с ними справлялся. Думала, что вылечился, повзрослел. В детстве это приключалось с братом в минуты эмоциональных потрясений: всегда улыбчивый, дисциплинированный Вилли внезапно становился зол, раздражителен, мог наговорить гадостей любому, кого встречал в этом состоянии. Начиналось все с головной боли: Вилли тер виски, нервно улыбался, на вопросы отвечал, что все в порядке, сильно жмурился несколько раз кряду, но вскоре вместе с контролем над телом терял и контроль над чувствами. Мама боялась этих приступов, ее пугала злобная искренность, болезненное правдолюбие Уильяма в эти минуты. В него будто вселялся кто-то намного честнее и неприятнее его самого, кто-то очень язвительный и внимательный к недостаткам других, гневный. А когда возвращался обычный Вилли, он иногда не мог вспомнить и половины сказанного. В эти часы я старалась увести брата в его комнату и оставалась с ним рядом, смачивала холодной водой виски и лоб, перебирала волосы, избавляя от боли. После смерти родителей я не видела ни одного такого приступа брата и думала, что Майна как-то повлияла на его стабильность. Оказалось, оно никуда не делось, и произошедшее за день так сильно поразило его, выбило из колеи, что он давно забытыми движениями начал сжимать голову и жмуриться. — Вилли… — тихонько позвала его я. Я не боялась его приступов в детстве, потому что была единственной, на ком у него заканчивался поток придирок на второй минуте. Но сейчас у брата было много поводов сорваться на мне, и не только. Я посмотрела на парадизцев и поняла, что менее подходящий момент сложно было бы придумать. — Ханджи, — чужим хриплым голосом начал брат, — уймите вашего подчиненного. Ребенок забыл, что не играет в солдатики, а решает судьбы двух стран. В воздухе повисла тишина, все обернулись к Уильяму в растерянности. — Простите? — недовольно спросила Ханджи, внимательно разглядывая брата. — Хватит с вас этой истерики, — Вилли не шутил, ни улыбки, ни задора не промелькнуло в усталых глазах. — Лара, подойди ко мне. Можно я хотя бы здесь не буду беспокоиться за твою жизнь? Я была права, это оно. Как же не вовремя. — Титаны, магия, координаты, воины, мифы, клятвы чести — когда же вы наиграетесь в свое средневековье? — тихим злым голосом продолжил он, жгучим требовательным взглядом оглядывая всех. — Когда наконец повзрослеете? Парадизцы опешили, не ожидая такого напора. Даже сидя, Уильям излучал власть и силу, а еще гнев. — Мы повзрослеем? — первым пришел в себя Леви. — Напомнить тебе, кто высаживал на наш остров сотни титанов? — А я и не говорю, что Марлия переросла детство. Это наша общая проблема. И каждый раз, как я пытаюсь все исправить, вам надо вмешаться и все испортить. Вы как дети, не понимающие устройство игрушек и бесконечно ломающие их в попытке разобраться. — Слушай, ты… — Подожди, что значит «каждый раз»? — подозрительно уточнила Ханджи, и я похолодела. Но Уильям только вскочил на ноги, вставая в импровизированный круг парадизцев, и продолжил говорить, ни к кому конкретно не обращаясь. — Знаете, как заканчивается каждое утверждение годового бюджета Марлии? Все предложения министерств финансов, науки, культуры, промышленности разбиваются об один-единственный вопрос военных: «Что вы будете делать, когда элдийцы выйдут из-за стен и решат отомстить?» А если захотят убрать стены навсегда и пустят в ход миллионную армию Фрицев? А если… Вы хотите направить инвестиции на что-то другое? О каких инвестициях может идти речь в стране, где в любой момент в разгар торгов на фондовой бирже может появиться титан?! Судя по обеспокоенным лицам разведчиков, они тоже поняли, что с братом что-то происходит. Это не было похоже на истерику, Уильям говорил, четко проговаривая слова и не повышая голос, отчего было еще страшнее. — Это не заканчивается, никогда. Мы пошли на такую низость, что укрылись, как за живым щитом, за нашими женщинами. Знаете, кто был первой? Рейвен Тайбер, подруга Карла Фрица, сказала, что, раз Герос оставил отряд воинов и снова поставил титанов Девятки на службу теперь уже Марлии, она желает быть со своим народом. А она была очень упрямой женщиной. Чтобы у нашей семьи не было титана, нужно, чтобы их не было больше ни у кого. Повисла тяжелая тишина, но я не смотрела ни на кого, кроме брата. На его бледном лице появились красные пятна, на переносице залегла глубокая страдальческая морщина. — Как ты там сказал? — он повернулся к Эрену, и мальчишка задрал подбородок выше. — Хочешь уничтожить всех титанов до единого? Представь, ты не одинок в этом желании. Мне, конечно, чужды все эти ваши вассальные клятвы и стремления самопожертвенно сдохнуть, но, верите ли, у меня тоже есть маленькие достижимые цели, к которым моя семья идет маленькими шажками сотни лет. Ждать два года? У нас НЕТ ЭТИХ ДВУХ ЛЕТ. — Тогда зачем вы подписали соглашение? — чем эмоциональней становился брат, тем холоднее и замкнутее — Ханджи. — Затем, что вы вцепились в своих титанов, как в главное сокровище. Своих первых титанов. Вам бесполезно объяснять, вы не поняли еще сами, каково это — бесконечно смотреть на смерть любимых людей каждые тринадцать лет, каждый раз проводить эту жеребьевку, в которой нет победителя! Кто из вас выбирал, кому отдать Колоссального? Брат требовательно обернулся кругом, вглядываясь в растерянные лица парадизцев. — Ну же, раз мы говорим сейчас честно. Он ведь здесь, среди вас. В Сигансине выжило девять разведчиков, и все, кроме одного, приехали сюда, но того рыжего парня вы бы не стали обращать, он не из вашего корпуса. Мне неинтересно, кто из вас титан, хотя ставлю на Армина или Жана. Мне интересно, кто делал выбор. Вы, Ханджи? Командующая нерешительно посмотрела на него, но ответил Леви. — Это был я. Уильям коротко рассмеялся. — А тебе, смотрю, везет на выборы в жизни. И как это ощущается? Когда решаешь, кому жить, а кому умереть, но не чувствуешь себя богом, потому что бог мог бы оставить в живых всех. Чувствуешь себя заключенным, которому позволено выбирать между двумя соседними камерами. А разницы между ними нет никакой. Он замолчал, тяжело дыша, будто пробежал несколько километров. Волосы на висках слиплись от пота, брат слегка пошатнулся, но сразу выпрямился. — Так почему у нас нет двух лет? — спокойно спросил Армин. — Почему? — усмехнулся Уильям, глядя вдаль на дерево. — Потому что такой случай представился впервые. Сейчас на материке восемь титанов, а девятый, пусть и на острове, все еще состоит на службе в марлийской армии. Но главное, пока мне принадлежит восемьдесят процентов околовоенной промышленности, у меня есть доступ в военные круги, и я знаю, что установившееся положение вещей многих там не устраивает. Вы даже не представляете, сколько сторонников у идеи содружества Марлии и Парадиза. — Если это такие друзья, как ты, то нам и врагов не нужно, — процедил Леви. — И напрасно. Избавьтесь от титанов, и все симпатии будут на вашей стороне. А мы в качестве ответной любезности откажемся от своих. Голова резко закружилась, меня качнуло, и стоявшая рядом Микаса подхватила меня под плечо, заглядывая в глаза. Вот, значит, что имел в виду Уильям, говоря мне на свадьбе, что я останусь на его совести. «Лара, вороненок, запомни: все, что произойдет, нужно для семьи. Я хочу все это закончить. Закончить эту традицию, разрушающую семью. Мои дети не будут никого есть, но и не будут сделаны безмозглыми титанами». «А на мне, значит, ты поставил крест?» «Нет. Нет, не на тебе. Ты останешься на моей совести навсегда». Выставляя нас напоказ, как зверей в зоопарке, он уже планировал избавиться не только от разведчиков, но и от меня, и не через два года, а на следующий день. — Херовый из тебя стратег, — хриплый голос Леви едва пробился через шум в ушах. — Тебя поджарили, нас всех сейчас перестреляют. Пусть мы вынесли тебя из пожара, далеко ты уйдешь на раздробленных ногах? Такое сотрудничество ты хотел? Уильям, так и не посмотрев в мою сторону, повернулся к Леви. — Я более чем уверен, что ты подслушал допрос. Так скажи, что они спрашивали у меня? — Где гвардия, — вместо Леви ответила ему Микаса, крепко держащая меня за руку, хотя необходимость в этом уже отпала. Я уверенно стояла на ногах и старалась не пропустить ни слова. — Верно, — жестко улыбнулся Уильям. — И знаете, где она? — Ну все, мне надоела эта игра в загадки, — оборвал его Эрен, и все вокруг завертелось. Дерево, разведчики, песок, лицо Имир — все слилось в огромный круговорот, вытягивающий нас в чужие воспоминания. Мы стояли в темном кабинете с огромным столом, заваленным бумагами, парой кресел для посетителей и массивными книжными шкафами вдоль стен. Мерно раскачивался маятник часов, стрелки подбирались к ночи. В кресле сидел незнакомый полноватый мужчина средних лет и читал письмо. В соседнем кресле расположился нога на ногу Вилли, пристально вглядывающийся в стакан коньяка. — Ты уверен, что это писала она? Почерк какой-то мужской. И знакомый… — Еще бы не знакомый, ты столько раз с него списывал в гимназии. Мужчина недоверчиво посмотрел на Вилли, покрутил письмо и провел пальцем по строчкам. — Она что, за тебя..? Ну ты даешь, и тут делегировал. — Поручил лучшим. Давай уже по делу. Учителю по классической литературе поздно жаловаться на меня. — А это что за клякса внизу? — Это рисунок. Птица. Я правильно понимаю, что возражений более существенных, чем мужской почерк и рисунки, у тебя нет? Мужчины не обращали никакого внимания на нас, и разведчики разбрелись по кабинету, разглядывая говоривших. Только брат гневно и растерянно смотрел то на Эрена, то на меня, то на самого себя из прошлого. — Есть. Тебе хватит пить, и я против идеи с поездкой в целом. Это авантюра, Вилли, и ты это знаешь. Ты ненавидишь риск, так откуда это все? Как к тебе попало это письмо? Не помню, чтобы марлийская почта дошла до Парадиза. За окном смутно зеленели деревья, стояли теплые вечерние сумерки. — Прислали на самолете. — Ничего себе у них развитие! — Моем. С моим пилотом и гвардейцем. — И они сказали, что она еще жива? — Была, когда они видели ее в последний раз. Вилли поставил пустой бокал на стол и зарылся пальцами в волосы, будто от отчаяния хотел их вырвать. — Я постоянно представляю, что они могут с ней сделать. Каждую ночь вижу, как они… Как ее вообще угораздило туда попасть? — Что-что, передадут титана, и дело с концом. Ты не думаешь, что наследуемой памяти хватило бы на то, чтобы подделать почерк? — Откуда ты..? — пораженно поднял голову Вилли. — Забыл, как надрался у меня, когда умерла мать? Точнее, это трезвым ты сказал, что умерла, а вот пьяным… — Ничего не помню, — потряс головой Вилли. — Я бы удивился, будь иначе, — мужчина забрал со стола бутылку и, поднявшись, убрал в бар за столом. — Мне жаль это говорить, но ты зря рискнешь головой. Ее уже нет, а тебя ждет смерть. На одного титана у нас стало меньше. — Она есть, — упрямо возразил Вилли. — Я чувствую. — Знаменитая тайберовская чуйка? Как-то криво она у вас работает: сестру проморгал, титана упустил… — Значит, не отпустишь? — тихо и серьезно спросил брат. — Очень смешно, Вилли, — мужчина фыркнул и встал, потянулся всем телом. — Иди уже, тебе пора готовиться к отъезду. А мне нужно еще поработать. — Спасибо, господин президент, — на прощание улыбнулся Вилли и тихо вышел из кабинета. Разведчики переглянулись и рванули за ним, но за дверью был все тот же кабинет, только за окном стояла осень, а мужчины поменялись местами, и с коньяком сидел удивленный президент, а Вилли участливо улыбался ему из соседнего кресла. Я никогда не видела президента: когда еще выходила в свет, Уильям Арден еще не был избран, а потом не следила за новостями. Но, даже следи я за политикой, президент был фигурой малозначительной и в газетах редко появлялся на первой полосе. — Не могу поверить, что ты притащил их сюда. Просто не могу! — Давай уже, скажи это, — подначил его Вилли. — Да-да, ты был прав. Но как?! Как ты сделал это? Ладно, отдал им Бронированного — это твои дела с военными, и не хочу знать, что ты им за это пообещал. — Я им вернул Женскую особь, замена вполне равноценная. — Но как они могли согласиться поехать с тобой? А она? Лара цела? Уильям самодовольно улыбнулся, но глаза оставались тревожными. — Цела. Не делай вид, что помнишь, как она выглядит. Президент близоруко прищурился на брата и немного застенчиво ответил: — Еще бы не помнить. Ты весь университет проходил с ее карточкой. А в гимназии, помнишь, пригласил меня к себе как-то? Я, может, ради знакомства с ней с тобой подружился. — А не потому, что я Тайбер? — притворно удивился Уильям, смеясь. — Толку-то от твоего имени, если бы я вторую сессию парламента не накладывал вето на законопроект о национализации металлургической промышленности. Оба сразу посерьезнели, брат поднялся с кресла и подошел к окну. — Сколько тебе предлагают? — Время предложений давно прошло, Вилли. Два покушения уже было. Гадаю, что произойдет раньше: наймут исполнителя получше или заморочатся с импичментом. — Я выделю тебе человек двадцать моих гвардейцев. Президент только отмахнулся, отставляя бокал и удобнее умащиваясь в кресле. — Не нужно. Мои люди все еще мне верны. Расскажи лучше еще про элдийцев. Как там у них все на острове устроено? Как они хоть выглядят? — Насчет того, как выглядят… Сегодня они ужинают в «Рондо», можешь посмотреть на них. А вот на острове в целом интересно… Нашим антропологам бы туда. Эрен не стал дожидаться, когда брат опишет его родную страну, и снова открыл дверь. Они потекли бесконечной чередой — встречи с военными и гражданскими, министрами и простыми чиновниками, вечера над бумагами и утра в парламенте. Мы даже увидели несколько раз самих себя, как на балу, когда мы уходили по улице, а два Уильяма смотрели нам вслед с балкона. Президент хмурился, сильнее затягиваясь сигаретой. — В голове не укладывается: они отправили к нам детей. Тот маленький черненький мальчик хоть школу закончил? Вилли неумело скрыл смех кашлем. — Это Леви Аккерман, сильнейший боец Разведкорпуса Парадиза. Президент недоверчиво посмотрел на брата, а потом возмущенно фыркнул, глядя, как Леви набрасывает мне на плечи пиджак. — Твоей сестре нравятся коротышки? Разведчики честно попытались сохранить серьезные лица, но так живо заинтересовались танцующими парами в зале и садом внизу, что Конни едва не выпал с балкона, но был выловлен Жаном и Руни. Когда мы увидели в руках президента Марлии договор, составленный Вилли с Ханджи и Армином, смеяться резко расхотелось. Президент перечитал его несколько раз, прежде чем посмотрел на моего брата и устало снял очки. — Я подпишу эту бумажку, но ты знаешь, моя закорючка не сыграет никакой роли. Вон где, — он указал в окно на соседнее здание, — настоящая власть. Вчера только утверждали военный бюджет. Так невозможно продолжать, генеральный штаб продолжает затыкать титанами все дыры в дипломатии. Как и сказал генерал Соллен, они решают оперативные задачи, а не стратегические. — Значит, Соллен согласен? Президент кивнул и снова надел очки. — Да. Воздушные войска будут с нами. Когда уже уезжают твои парадизцы? Я уверен в лояльности контрразведки, сейчас самое безопасное время им отплыть. Вилли ловко выудил из его рук договор, расправляя его, и ответил: — Нет, для твоих закорючек еще рано. Я не говорил им о твоем участии во всей истории. — Почему? — этот вопрос мы и сами хотели задать брату. — Предпочитаю дозировать информацию. Президент бросил на Вилли такой же неласковый взгляд, что и мы. Карточку приглашения на свадьбу президент рассматривал еще более пасмурным взглядом, чем договор. Он, очевидно, простыл и дышал тяжело и сипло. — Я тоже приглашен? — Нет. — Как благородно с твоей стороны позаботиться о моем разбитом сердце, но не поможет. Ты отдаешь нашу марлийскую принцессу замуж за элдийского карлика. — Тайберы не заключают династические браки, я тебе уже говорил. И не драматизируй, я помню, как ты женился на Эмме только ради фракции в парламенте ее отца, — отозвался брат. Президент закашлялся и поднял на друга красные глаза. — Не боишься за нее? — Ты не представляешь, что такое титан-Молотобоец. У нее были лучше учителя, что мы могли позволить себе. — И ты все равно готов… Да-да, я помню условия: восемь титанов на материке и оставшийся как повод вторгнуться на Парадиз и включить его в состав Марлии. Но все же Лара… — Если мы не решим вопрос сейчас, не сделаем это никогда. Не думай, что мне не тяжело. Я заметила, что парадизцы стали избегать смотреть на меня, будто стыдились увиденного чужого предательства. — И все еще не верю, что ты можешь пойти на такое в своей семье. — Что ты знаешь о моей семье… — горько проговорил Вилли. — А ты толком никогда про семью и не рассказывал. Ни в гимназии, ни в университете, ни после. А слухи о вас и вовсе… — Если выживу, обещаю, что расскажу. Они помолчали, глядя на окно в стылых морозных узорах. — И ты настаиваешь, чтобы Соллен не вмешивался до последнего. — Да. Титаны должны быть уничтожены. Тогда ты сможешь перед парламентом квалифицировать действия генерального штаба как вооруженный мятеж против президента. — А если титаны Магота не захотят защищать парадизцев? — Пойдут против прямого приказа? Когда контрразведка арестует Магота, у них не будет другого варианта. Вот только Зик Йегер меня настораживает. Он давно перешагнул голову командира и напрямую получает приказы из генералитета. Уильям, чего ты боишься? Сто раз все обговорили, — недовольно спросил брат. Президент устало откинулся в кресле. — Я боюсь, что ты что-то упустил из виду. Их надо предупредить. Неужели ты не боишься, что, загнанные в угол, они применят Гул земли? — У них нет титана с королевской кровью, Хистория на Парадизе не приняла титана. — Твоя страсть к театральным эффектам сыграет против нас. — Раньше ты на нее не жаловался. Как тогда в университете, когда я отмазал тебя от экзамена по истории. Президент пристально посмотрел на Вилли. На лице его не были ни тени улыбки. — Помнишь, как ты злил Шиманского, говоря, что Карл был просто тряпкой? — Я и сейчас так думаю. — А вот я начинаю его понимать. Весь план висит на тоненькой веревочке и может оборваться в любой момент. Дирижабли с гвардейцами и воздушными войсками на борту только тебе с Солленом могли прийти в голову… Нас выкинуло из прошлого так резко, что многие не удержались на ногах и сели на песок. А Вилли с него так и не стал подниматься. Припадок прошел, брата знобило. Через силу он поднял на нас запавшие глаза и слабо сказал: — Решите хоть раз вопрос по-взрослому, без богов и титанов, только сами люди. Пусть наконец придет время людей. Леви презрительно посмотрел на него и бросил: — Ты столько врал нам, так с чего сейчас нам верить, что сказал правду? — Вы все видели. Клянусь своей… — Только не семьей, — гадливо сказала Саша. — Мы уже видели, как ты ее ценишь. Вилли мотнул головой и продолжил: — …своими предками, что больше ничего не скрываю. Эрен отвернулся к древу и вздрогнул, увидев совсем близко к нам стоящего Карла Фрица. Тот спокойно встретил взгляд и подошел к нам. — Такое развитие событий мы тоже предусмотрели. Как думаешь, почему в стенах острова заключена элдийская армия? Эрен медленно кивнул, показывая, что понял, но Карл продолжил: — Чтобы, если однажды король решится отказаться от титанов, у него была достаточная армия, чтобы оборонять страну. Брат поднялся с песка, глядя на Карла и куда-то за его спину, на горизонт. — Посмотри, Эрен, даже тот, кто оставил свой народ в тюрьме на съедение титанам, говорит о том, чтобы отказаться от них. Оставьте этот мир людям, потому что это все, что у нас остается. В конце концов, причина и следствие всего — люди. Он по-прежнему смотрел на горизонт, но теперь мы поняли, что он там видел. Из пустоты и мерцания звезд перед нами собирались люди, тысячи людей, и первыми из них — Тайберы и Фрицы. Кто их вызвал: я или Эрен? Или королевской крови моего брата хватило на то, чтобы позвать свидетелей своих слов? Может быть, само это место раньше нас поняло желание Эрена и, истончаясь на глазах, выпустило мертвых к живым? Как бы то ни было, они прибывали, затапливая пустыню до горизонта. Первыми шли родоначальники великих домов, и Ричард — один из них. — Он говорит правду, Эрен, — прошелестел он, останавливаясь перед своим домом. Я уже видела их сегодня, видела в старом нельинском дворце у моря. Рядом стояли Даккоры, которых я узнала по Хало в первом ряду. Дом Листов и следующие, уже марлийского времени титаны, включая Райнера. Женская особь и Энни, широкими глазами глядящая на нас. Рядом послышался вздох Армина, но я не смотрела на разведчиков, я разглядывала появившихся Звероподобных и последнего их титана, убитого мной. Зик стоял рядом с каким-то мужчиной в таких же, как у него, очках. Пик и Галлиард были впереди своих предшественников, и стоявшая рядом с Галлиардом темноволосая девушка усмехнулась и подняла руку, приветствуя парадизцев. Рядом раздалось еще несколько вздохов и даже всхлипов, когда в кругу, ширящемся вокруг нас, появились люди в форме разведчиков. Ханджи порывисто шагнула к ним, но Леви остановил ее, глядя на стоящих перед ним элдийцев, как на призраков. Мы невольно отступили к центру, почти касаясь плечами и спинами друг друга и глядя, как Координата вызывает из небытия все новых и новых людей, живых и мертвых, титанов, разведчиков, воинов, просто погибших элдийцев разных времен. Я оказалась рядом с Эреном и снова взяла его за руку, как там, внизу, где мы оказались заперты в общей хрустальной тюрьме. Пришедшие элдийцы неподвижно стояли и смотрели на нас, и только дети, нарушая невидимую границу, носились по песку, не оставляя следов. Пробежавшая мимо девочка звонко рассмеялась, оглядываясь на меня, и я вздрогнула, встретившись с такими же, как у меня, глазами на детском личике со вздернутым носиком. Ее схватил за руку, увлекая в толпу, зеленоглазый мальчик с черными волосами, и оба ребенка затерялись в толпе. Собравшиеся гомонили миллионами голосов, оглушая, доказывая, что все еще живы, что существуют, в действительности или в нашей памяти. — Тихо, — негромко властно сказал Карл, и все смолкло. — Сейчас время живых говорить. Наше давно прошло, мы сделали все, что могли, чтобы этот разговор состоялся. Тишина упала на нас, придавливая к земле, и в этом молчании медленно вышла вперед, к нам, Хистория и испуганно осмотрела собравшуюся толпу. — Ханджи? — тонким голоском спросила она. — Эрен? Вы живы или…? Ханджи сделала шаг к ней и с военной четкостью отчиталась: — Живы, Ваше Величество. Но Эрен и Лара закрылись в отвердении, Армин ранен, а Леви с Микасой… Хистория слушала, в то же время расширившимися глазами глядя на девушку с сиреневыми глазами среди Фрицев, переводя взгляд на носителей Челюстей. — Но где мы? Что здесь происходит? Ответил ей вместо нас Карл Фриц. — Элдия принадлежит королю, как король — Элдии. Твой народ, Хистория, пришел, чтобы стать свидетелем отказа от сил титанов. Я почувствовала, как вздрогнул Эрен, но не выпустила его руку, выходя к своему прадеду. — Но разве это можно сделать? Ответил мне Ричард, будничным тоном, и пошел куда-то вдаль по расступившемуся перед ним живому коридору. — Если власть можно дать, ее же можно и отнять. Или отказаться от нее. Просто отпустите ее, королевская кровь должна отпустить. Отпустить власть или… Ричард возвращался, ведя к нам Имир. Два светловолосых ребенка шли среди взрослых, и, оказавшись перед своим домом, Ричард отпустил ее руку. Имир встала перед нами, невидящим взглядом уставившись перед собой, и тут Хистория отмерла. — Подождите! Но что тогда произойдет? Ханджи, на вас напали? Вы еще в Марлии? Что случится, когда мы останемся без титанов? Ответил ей Армин, медленным голосом человека, который тщится собрать воедино кусочки головоломки. — Значит, вы вдвоем можете приказать Имир сделать для элдийцев, что угодно. Снять отвердение, вернуть титанов в людей, отказаться от сил титанов. — Но что тогда будет с Парадизом? — нахмурилась Хистория. — С Парадизом будет миллионная армия Элдии, — с улыбкой ответил ей Карл. — А в Марлии полным ходом идет подавление вооруженного мятежа против президента, — эхом отозвалась Рейвен, стоящая на этот раз не только с Оливией, но и Томасом Штольцем. — И вам стоит вернуться и поддержать воздушные войска. — Давай же, Эрен, — прищурился Хало. — В этом заключалась твоя мечта? Так исполни ее. Эрен посмотрел на меня, и я поняла, что он ощущает то же, что и я. Легкость и страх за решение, как у королей прошлого, когда, что бы ни сказали советники, решение оставалось за ними. Я вгляделась в ясные зеленые глаза и поняла, что не прозвучало еще кое-что. То, умолчать о чем будет нечестно перед мальчишкой. — Эрен, — прошептала я, — так или иначе, но тебе придется снять отвердение. Потому что я не смогу это сделать. Прости. Лицо напротив дрогнуло, Эрен крепко сжал мои пальцы. — Я думал, ты нарочно… — Я просто хотела защитить тебя. Но сил у меня больше нет. Что бы ты сейчас ни сделал, я вряд ли увижу результат. Карл прав, пришло время живых принимать решение. Для живых, не мертвых. Пожалуйста, поверь нам. Эрен зажмурился на мгновение, а, когда открыл глаза, кивнул и отпустил меня. Я села на колени в песок перед Имир, пытаясь поймать застывший взгляд, все еще не уверенная, что наши с Эреном желания сошлись. — Имир, — я не знала, что сказать, и потому сказала очень просто, как ребенку, которым она давно не была. Как сказала бы Лили, будь передо мной она. — Ты свободна. Мы отпускаем тебя, но напоследок просим освободить и нас. Пусть все, кто сейчас является титаном, вернутся в человека и никогда больше не превратятся в титана. Пусть спадет отвердение… — Кроме того, которое Лара создала как оружие, — присоединился Эрен, и я с облегчением кивнула. Возможно, и правильно оставить блокаду военного порта Ребелио. Главное, что Эрен согласен. — Будь счастлива. Мы благодарим тебя за все, что ты принесла в наш мир. Песок колол колени, губы пересохли от напряженного ожидания ответа. Вокруг так же неподвижно ждали миллионы элдийцев. Прародительница вскинула глаза, и они оказались ярко-голубыми, как полуденное небо. Губы Имир дрогнули, и я услышала от нее первое и последнее слово: — Спасибо. Тишина взорвалась ликующими воплями, криком, шепотом, плачем, но Имир больше не проронила ни слова. Отвернувшись от нас, она медленно подошла к Ричарду, и он обнял ее, а после взял за руку и повел сквозь толпу назад, снова по живому коридору. Я смотрела им вслед, не понимая, что теперь делать, смотрела, как они идут к древу, засветившемуся еще ярче, так ярко, что приходилось щуриться. В людском море обнимающихся, прощающихся, разговаривающих людей я почувствовала, как над пустыней прокатился ветер, и две детские фигурки вдали растаяли, будто растворились в сиянии древа. Вот теперь мне стало страшно. Меня обнимали родные, рядом парадизцы торопливо говорили что-то прошлым разведчикам, а ветер все крепчал, заглушая голоса, и задние ряды элдийцев тоже начали развеиваться, как песок на ветру. Я с тоской оглянулась в надежде увидеть Леви, но его нигде не было, он потерялся среди прочих курток разведчиков. Неужели даже там, где можно встретиться с давно усопшими, я не увижу его в последний раз? Время, раньше не существовавшее здесь, развернуло свой ход, сворачивая ряд за рядом элдийцев, снова стало трудно дышать, пропало ощущение власти над этим местом. Я смотрела, как исчезает мой народ, закаменев, пустив руки вдоль тела, и только вглядывалась напоследок в лица Вилли, родителей, Эрена, Микасы, Пик, Руни, Ханджи. Неподалеку смешавшиеся, перепутавшиеся великие дома Элдии смотрели на меня то насмешливыми глазами Хало, то студеными синими глазами рыжей женщины, то спокойным взглядом Исао Аккермана. Наконец впереди появился Леви, до этого закрытый более рослыми фигурами, и замер, глядя на меня. Вечная хмурость на его лице уступила место недоверчивому замешательству, пока вокруг его товарищам не терпелось вернуться, убедиться, что подошла подмога. Мы смотрели в глаза друг другу, пока над нами выцветали звезды, будто гас невидимый город, и вместе с ним вокруг умолкали голоса. Песок поднимался вертикально вверх, стирая силуэты людей, пока вокруг не стало никого, кроме нас. Ветер трепал короткие обожженные волосы мужчины, а в моей голове только билось: «Будьте счастливы, Леви, будьте счастливы несмотря ни на что». Песок утекал вверх. Как замок из песка, нас развеяло по безвременью, отпуская каждого идти своим путем. Я смотрела на свои медленно осыпающиеся руки и понимала, что мой бой наконец окончен. Впереди, отрываясь от земли, песок обнажал корни огромного древа, которые сплетались внизу в точно такой же ствол, как отражение нашего мира в стекле этой реальности. Там, внизу, начинался новый мир людей, начинался спустя две тысячи лет трагедии, но я не увижу его, оставшись в их несчастливом прошлом.