Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

Всё вокруг казалось чужим, странным, не укладывалось в голове, а самое поганое — это ощущение со временем лишь усиливалось. Мерзкое чувство раздражения нарастало внутри, и Нолдо никак не мог понять, в чём дело. Однако на очередном привале осознал — свобода не оправдала его ожиданий. Нет, он не был настолько наивен, чтобы надеяться на почести или мгновенную встречу с супругой на пиру в роскошном зале среди музыки и цветочных лепестков, но разум отказывался принимать новую реальность, требуя возвращения из плена в тот мир, который был до заключения. В прежний мир, собой прежним. На миг стало страшно: а вдруг обожаемая супруга, ради любви которой совершались безумства, тоже теперь другая? Если да, то какая? Нужен ли новой ей новый прежний муж? Или... Вдруг она осталась такой же, как была, и не сможет принять изменившегося любимого, как он сейчас не в состоянии согласиться, что окружающий смрадный кошмар — его родной Белерианд. Продираясь сквозь грязь, буреломы, пожарища и сугробы, избегая лавовых дорог, чтобы не встретить орков, Карнифинвэ всё чётче осознавал, насколько существенно выбил его из седла плен во дворце узурпатора Нолофинвэ. Нолофинвэ... «Кто убьёт верховного нолдорана?» Кто же в конце концов это сделал? Сын Питьяфинвэ Феанариона мысленно вернулся ко встрече с новым верховным нолдораном. Неужели это тот самый Финдекано, герой Астальдо, который много лет назад показался юному Нолдо недостаточно внушительным? Неужели этот честный командир, самых храбрый из живущих просто взял и перебил, не разбираясь, всех, кто встал на пути к короне? Нет, этого не может быть! Герой Астальдо не стремился к власти, и отца он не убивал. Это было лишь подавление мятежа. Жёсткое, стремительное, и оттого жестокое. Где-то в глубине души Карнифинвэ также понимал — он бы не осудил родича даже за отцеубийство, поскольку слишком сильно ненавидел верховного узурпатора, однако образ изменившегося до неузнаваемости Финдекано Нолофинвиона по-прежнему не укладывался в голове. Невольно подумав о собственном родителе, принц Эстолада отрицательно покачал головой, не представляя себя на месте героя Астальдо. С другой стороны, глава Второго Дома Нолдор никогда не был единомышленником для наследников, чего Карнифинвэ не мог сказать о себе и венценосном родителе. Нет, что бы ни случилось, правители Эстолада смогут понять друг друга и договориться. Любой конфликт будет разрешён. Уж точно ни у кого не возникнет мысль об убийстве, да и рука не поднимется. Карнифинвэ зачем-то попытался представить, что должен был совершить, чтобы родитель лишил его жизни, как отец размышлял бы, приходя к окончательному выводу, будто иного пути нет, кроме казни сына... Нет, это просто невозможно! Тьма, гарь и грязь окружали со всех сторон, сжимали кольцо, сдавливали грудь, причиняли боль, от которой мутнело в глазах. Наверное, так чувствует себя умирающий от стрелы в сердце. — Худшее, о чём даже боишься подумать, всегда сбывается, — прозвучал знакомый голос, — видимо, поэтому я тебя нашёл. Карнифинвэ ужаснулся. Те, кто отправились в Химринг вместе с ним, точно давно заметили ещё один отряд и, разумеется, сообщали о нём принцу... А он даже не услышал! Надо прийти в себя! Немедленно! Но как?.. Наверное, стоит представить, как из-за такой вот беспечности его и воинов Хитлума выследили орки, напали и перебили всех. Нет, не перебили. Взяли в плен. Это определённо хуже смерти. Хотя, если после гибели хроа феа эльфа оказывается в заточении во владениях Вала Намо, то разницы нет. Наигравшись с бессильным духом, тюремщик вышвырнет Эльда обратно в материальный мир — изменившийся мир! И беспомощный потерянный возродившийся эльф, против воли отправленный в Валинор, где он никому не нужен таким, каким был до смерти, окажется вынужден жить вечно среди враждебной дивной красоты и фальшивого совершенства. Попытавшись убрать волосы под капюшон и оценив, как уродливо выглядит измазанный гарью медный цвет, сын нолдорана Питьяфинвэ попытался отшутиться. — Ты не морготов раб, — произнёс он с улыбкой, но посмотрел на неожиданного визитёра безумными пустыми глазами. — Значит, случилось не худшее. — Как знать, — уклончиво ответил Алмарил. — Вещи порой не такие, какими кажутся поначалу. — Ты не вещь. Не став продолжать спор, таргелионский принц осмотрел лагерь кузена. Карнифинвэ показалось, что Алмарил, словно надоедливый родитель, вот-вот начнёт осуждать его за не должным образом приготовленную еду и неровно поставленные палатки. — Моего сына убили орки, — сказал вдруг таргелионский принц. — Он умер у меня на руках. Карнифинвэ ощутил полнейшее смятение. Во-первых, он не знал, что кузен женат, и у него есть дети, во-вторых, новость потрясла сама по себе, и что делать теперь, эльф не представлял. В его воображении морготовы рабы ворвались в дом таргелионского принца и зарезали ребёнка, возможно, младенца. А что с матерью? — Я мечтал, что мой потомок, убьёт того червя, если не смогу сам, — Алмарил поднял голову в затянутое дымом зимнее небо. — И что Сильмарили поможет отвоевать. Что отомстит всем этим трусам и предателям, которые спрятались, пока гибнут достойные... — Он замолчал, замер, потом посмотрел в глаза Карнифинвэ и почему-то усмехнулся: — Я сбежал, когда Варнондо поднял мятеж. Погиб смертный герой Хадор Лаурэфиндэ, и люди растерялись. К кузенам подошёл высокий худой воин с рябым лицом. — Хадор был героем, — сказал он, — и своих сыновей по себе мерил, но не вышли они подобными ему ни умом, ни сердцем. — Да, Гилнор, — кивнул Алмарил. — Ты доложил верным принца Питьяфинвиона наши разведданные? Воин кивнул. — Всё плохо, да? — равнодушно спросил Карнифинвэ, снова потеряв ощущение реальности происходящего. Резко обрушилось осознание, что он бросился в самое пекло, совершенно не подготовившись «ни умом, ни сердцем», а принц... Герой... Верховный нолдоран Финдекано судил по себе. — Плохо, — Алмарил прошёлся между кострами, оценивающе рассматривая лежащее наготове оружие, ехидно хмыкнул. — Нет, здесь другое слово. Хорошо хоть еду найти получается, порой уже сразу готовую. А отец сидит в своём дворце, в роскоши и сытости, и ему наплевать. Но разве это важно сейчас? Мы поняли тактику орочья: они разделились и нападают по их мнению внезапно. Потом убегают. У Моргота не хватило мощи уничтожить лес полностью, понимаете? — таргелионский принц посмотрел по очереди на всех, кто его слушал. — Он хотел проложить тропы для армии прямо до крепостей, но не осилил. Слава и хвала Валиэ Йаванне Кементари, братья! Если вы идёте в Химринг, мы к вам присоединимся и поможем, поскольку снова проложить путь от Химринга в Барад Эйтель и Хитлум — важнейшая задача сейчас. Орки рассеяны по лесам, значит, дорога опасна, и таковой останется, но существовать должна. Карнифинвэ попытался прогнать ненужные сейчас мысли сразу по их появлении, но не смог. Забыть, как Алмарил кинулся в атаку на огнедышащего червя, что едва не стоило жизни ему самому и погубило воинов, не получалось. Да, сын Питьяфинвэ тогда тоже не сделал всего, что мог и должен был, но хотя бы не покалечился. Правда, такую заслугу вряд ли оценил бы кто-то, кроме мамы. — Мы отрезаны ото всех, — пожал плечами Гилнор, уже нашедший, что поесть. — И не знаем, какие земли захвачены, а какие нет. Верховный нолдоран пропал... — Верховный нолдоран Финдекано Нолофинвион, — поправил его Карнифинвэ, — в полном порядке и сейчас, полагаю, уже в Барад Эйтель. — Ах, вот оно что, — улыбнулся Гилнор. — Что ж, значит, живём вопреки ветру северному. Издалека донёсся волчий вой, тьма сгустилась, предрекая наступление ледяной смрадной ночи. *** «Поплачь о нём, пока он живой...» Во сне голос Глоссара прозвучал будто из-под воды, сопровождаясь шумом прибоя. Это море бьётся о скалы, среди которых виднелся образ медноволосого Нолдо. Нет, это не про него пел менестрель. Возлюбленный супруг улыбался, протягивая руку, однако, чем быстрее Вирессэ к нему шла, тем дальше он оказывался. Побережье сменилось густым лесом, который одновременно зеленел, горел и тонул в смешанном с пеплом снегу. Между эльфами вдруг разверзлась огненная пропасть, ощетинившаяся ржавыми клинками. *** — Привал окончен, — твёрдо произнёс Карнифинвэ, судорожно соображая, как защищаться от зверей, если это не просто волки. Нолдор быстро похватали вещи и оружие, собрали палатки, перетянули верёвками. Алмарил исчез среди чёрных стволов, Гилнор прислушался, закрыв глаза. Стемнело быстро, ветер переменился, и дыма стало больше, однако зима всё-таки гасила пожары, и с каждым днём дышать становилось легче. Эльфы осторожно двинулись сквозь лес, разойдясь на достаточное расстояние, чтобы оценить обстановку и при этом не потерять друг друга. Вой снова послышался, но на этот раз дальше, недели ранее. Алмарил появился из-за обугленного дерева внезапно. Чёрная фигура просто возникла перед Карнифинвэ и молча выставила вперёд руку в кожаной перчатке. А потом указала назад и вниз, где находился небольшой овраг, который эльф смог бы, разбежавшись, перепрыгнуть. Внизу не было замёрзшей воды, зато валялись сброшенные друг на друга тела, припорошенные грязным снегом. — Есть мёртвые — найдутся и живые, — тихо произнёс Алмарил. — Готовимся к бою. Или резне, если повезёт. Нолдор сблизились, однако остались на достаточном расстоянии, чтобы враги не смогли оценить их численность. Вскоре обнаружились первые следы орков. Волки больше не выли, присутствие морготовых зверей тоже не замечалось, зато стало ясно — где-то рядом вражеский лагерь, раз среди снега попадаются клочья тряпья и выдранные волосы. — Трое караульных, — подошёл Нолдо из хитлумской стражи, — пьют и играют в кости. Остальные спят. Их примерно столько же, сколько нас. Разбудим, чтобы битва была честной? Разумеется, воин пошутил, но Карнифинвэ мгновенно страшно разозлился — память о том, как пропавший Верховный нолдоран создавал «правильные» летописи и требовал писать о себе и других «правильные» песни, заставила затряслись от ярости руки. Что, если этот подданный узурпатора не шутит?! Лучники быстро заняли позиции, Алмарил выхватил короткий клинок. Побагровев и ощутив желание завыть в такт волколакам, сын Питьяфинвэ сдавил в руке кинжал и ринулся в сторону вражеского лагеря. Высоко над головой просвистели три меткие стрелы. *** «Зачем тебе знать, когда он уйдёт? Зачем тебе знать, о чём он поет? Зачем тебе знать то, чего не знает он сам?» Сон снова повторился спустя две недели. На этот раз моря видно не было, лишь шумели далёкие волны и доносился крик чайки. Вирессэ обернулась в сторону чащи и увидела супруга. Он был ближе, чем раньше, однако рукой всё ещё дотянуться не получалось. «Зачем тебе знать, кого он любил? Зачем тебе знать, о чём он просил? Зачем тебе знать то, о чём он молчит?» Между Вирессэ и Карнифинвэ возникла цепочка волчьих следов, а потом в лицо ударило что-то чёрное, и эльфийка, вздрогнув, проснулась. *** С дерева что-то сорвалось вниз и с силой врезалось в голову шедшего впереди эльфа. — Мышь! — заорал кто-то, и тут же за первой крылатой тварью последовало ещё несколько. Вампиры, размером с кошек, с пронзительным писком кинулись на Нолдор. Одни атаковали, метя когтями в глаза, другие взмыли высоко в небо и устремились прочь. Карнифинвэ услышал, как Алмарил заорал, что нельзя отпускать чудовищ, ведь это шпионы врага, но смысла в таких воплях не было: лучники и так понимали опасность, стреляли ещё до приказа, но всё равно не смогли бы поразить столь далёкие цели. Под ноги упала раненая туша, захлопали крыльями, и вдруг сын нолдорана Питьяфинвэ увидел перед собой худую бледную девочку в слишком лёгком для зимы платьице. Малышка скорчилась в грязи и крови, захныкала. Ярость от попытки столь подлого обмана вспыхнула в груди, Нолдо с жутким криком несколько раз ударил существо клинком. В голове крутилась невыразимая словами аналогия между летописями Нолофинвэ и попыткой монстрицы спастись, изображая жертву. — Наши все живы, — сообщил Гилнор где-то рядом. — Только радоваться рано. — Он осмотрелся, почесал подбородок с редкой щетиной. — Нам осталось меньше половины расстояния, братья. Но если меня не обманули наши разведчики, придётся удлиннить путь. Впереди армия, которая теперь о нас знает. *** «На детском рисунке домик с трубой, А рядом с ним лучник машет рукой. Мы никак не можем привыкнуть жить без войны. Птицы отправились в дальний полёт, Ночью разведка уходит в поход. И ты уже видишь себя в роли вдовы». Вирессэ остановилась на краю пропасти. Крик чайки удалился, сперва напугав. «Я поговорю с ним, — сказал ей всё ещё недосягаемый супруг. — Это безумие, понимаешь?» «Поплачь о нём, пока он живой. Люби его таким, какой он есть». Вокруг возник сгоревший лес, в котором остался лишь пепел и трупы. Однако почему-то эльфийка ощутила радость. Она чувствовала — то, чего столько времени ждала, скоро случится. *** Орк, похоже пьяный, подошёл к лагерю эльфов слишком близко, и тут же рухнул от стрелы. — Они нападут, — словно о чём-то обычном, как приближение дождя, сказал Алмарил, прожёвывая жареное на костре мясо. — Мы должны попытаться их обойти, понимаете? И у нас нет войска, которым мы могли бы прикрыть отступление. Нет, всем понятно? Мы либо все выживем, либо все падём. Нас слишком мало, чтобы геройствовать. Карнифинвэ хотел бы удивиться на перемены в кузене, однако непривычно разумные речи родственника снова напоминали об изменившемся мире и отставшем от него заложнике узурпатора, поэтому в душе зашевелились совсем иные чувства. — Нам нет смысла прятаться, — сказал сын Питьяфинвэ, — нам нужно просто быстро обойти врагов. Орки трусливые, поэтому, увидев, что нас мало, и мы первыми не нападаем, они могут пропустить нас. Они ведь понимают, что если начнётся бой, то кто-то из них неминуемо сдохнет. — С ними нет никого, кто бы проверял их верность хозяину, — осторожно согласился Гилнор. — Переждём день и пойдём. С неба упали первые снежники. Карнифинвэ заметил — грязи в них меньше, чем раньше. К вечеру метель усилилась, но эльфы решили, что это к лучшему и с первыми сумерками двинулись вперёд, обходя вражеский лагерь на безопасном расстоянии. Вдали то и дело слышались голоса, прерываемые порывами ветра, на пути попадались обломки телег и разбитые бочки, Карнифинвэ старался не думать, что стало с хозяевами этого добра. Вдруг во тьме обугленного леса, среди летящего серого снега на отряд посмотрели оранжевые глаза. Судя по высоте над землёй, принадлежали они зверю, размером с волколака. Скорее всего, именно ему. Почти сразу глаз стало в четыре раза больше, Нолдор приготовились стрелять, не замедляя шаг. — Мы не тронем вас, если вы не тронете нас, — тихо произнёс сын Питьяфинвэ, вспоминая, как успокаивал лошадей. — Мы вам не друзья, и вы нам тоже. Но сейчас ни мы, ни вы приказа бросаться в бой не получали. Глаза приблизились, сквозь метель стали видны очертания начинающих скалиться морд. — Стреляйте! — приказал Алмарил вскидывая лук, и соратники мгновенно подчинились. Чёрные звери бросились на эльфов, продолжая атаковать даже смертельно ранеными. Карнифинвэ едва успел увернуться от челюстей волка, из обоих глазниц которого торчало по древку с пёстрым оперением. Стрелял сын нолдорана Питьяфинвэ хорошо, но вид происходящего заставил растеряться и утратить прежнюю меткость. Истыканный стрелами волк снова бросился, кинжал вонзился в горло твари, и только тогда монстр осел в смешавшийся с землёй и пеплом снег. Ещё два чудовища замерли у ног Нолдор, остальные отступили в лес. Не говоря друг другу ни слова, эльфы побежали прочь от опасного места, постоянно оборачиваясь и прислушиваясь. Возможно, им показалось, но откуда-то издалека вроде бы донеслись звуки боя. *** Крик чайки растаял вдали вместе с песней и шумом волн. На руках осталась алая кровь, а ликующее сердце сдавил ледяными когтями страх счастливого обретения ради будущей горькой потери.