Сердце дракона

Король ходит по диагонали,

королева — как ей вздумается.

      Ночь выдалась красивая: полная луна светила в небе, а рядом тихо плескались волны Черноводной. На укротителя огня из Лиса пришли посмотреть многие горожане, пожертвовав сном, а когда представление закончилось, пела его черноволосая подруга. Но вот стихли и её песни, разгорелся большой костёр, который был виден со всего города, и Драган из Лиса повёл разговор. Он говорил так же красиво и опасно, как владел огнём — тот, казалось, действительно покорялся и не оставлял ожогов — и речи его были как мёд для людей, уставших от блокады, от перемены власти, им нужна была хотя бы видимость свободы. Драган из Лиса им нравился — высокий, крепкий мужчина средних лет, с длинными белыми волосами — он выглядел весьма необычным, а его притчи и истории о мире, где все равны меж собой, нет сытых и голодных, нет бедных и богатых, мало кого могли оставить равнодушным. Разве что саму королеву.       В одежде простолюдинки мало кто узнал бы Её величество, Рейна не боялась, что её инкогнито будет раскрыто. Она приходила на выступления Драгана вовсе не потому, что его речи влекли её — ей хотелось получше узнать того, что раздувает в городе волнения, своеобразное любопытство влекло королеву. Но интерес был не только у неё. Не редко среди толпы Рейна замечала ещё один силуэт: маска и чёрный плащ скрывали его почти полностью, но она узнала — глаза Таргариенов невозможно было не узнать. Принц, которого все в замке считали больным, отлично держался на ногах.        — Вы красиво говорите о людском равенстве, — Рейна слушала долго, терпеливо, но вышла вперёд, протягивая к огню заледеневшие руки. — Но беда равенства в том, что мы хотим его только с теми, кто нас превосходит. Мы хотим походить на того богача, что едет мимо в красивой повозке, носить дорогие одежды и украшения, вкушать изысканную пищу. Но кто хочет быть похожем на беспризорного старика, что ночует у твоего костра уже много ночей. Кто готов хотя бы протянуть ему руку? — Драган смотрел на неё с интересом, и в какой-то момент Рейне показалось, будто узнал, или же решил, что её сословие выше, чем у большинства присутствующих. Едва уловимо склонив голову, он подал знак своей певице и та поднесла Рейне деревянную кружку.        — Это согреет вас лучше, — мелодичный голос так красиво зазвучал, но быстро стих. Только сейчас Рейна заметила, что у многих в руках похожие. У вина был приятный сладковатый аромат, и вдруг захотелось узнать его на вкус. Она не собиралась пить, но желание возникло неожиданно.        — Не стоит, — раздался совсем рядом тихий мужской голос — принц Эйгон держал в руках такую же кружку, но не притрагивался к ней, а атмосфера вокруг стала меняться. Черноволосая девушка снова запела, но в отличие от предыдущих — красивых лиричных песен — сейчас её голос манил и влек броситься в пляс, а сатиричные куплеты толпа встречала взрывами смеха.        — Что они делают? — кто-то из горожан оставался в стороне, но многие уже танцевали у костров,, и их движения становились всё раскованнее и откровеннее. Ответ на её риторический вопрос был очевиден: практически под стенами Красного Замка зарождался неизвестный культ. Но вдруг кто-то прокричал «Стража!» и началась суматоха. Толпа бросилась врассыпную, появились «Золотые плащи», и начали отлавливать беглецов. Оставаться здесь было нельзя, и принц Эйгон решил так же. Он не оставил Рейну, как ни странно, поймал за руку и увлёк за собой в тёмный просвет между домами, слишком тесный для двоих людей — дождаться, пока облава будет окончена, а улица свободна. Слишком мало места было между ними, запоздало осознала Рейна — она оказалась в положении, совсем не подобающем замужней леди и весьма уязвимом для королевы, которой кто-то вознамерится причинить вред. Эйгон тоже понял это. Рейна большую часть их знакомства видела лишь больного, который не покидал своих покоев, но старший сын Алисенты был опасным противником и холод в его светлых глазах отчётливо говорил об этом. Но Эйгон кажется не собирался её убивать.       — Такая красавица, — его пальцы сжали её подбородок властным жестом, словно он всё ещё был королём, а она девчонкой без дракона, — а такому чудовищу досталась, — в этот момент маска упала с обожженного лица принца и Рейне захотелось отпрянуть, но вовсе не из-за ужасных отметин, оставленных огнём Вхагар — пламя в глазах «Короля на сто дней» пугало куда больше. — Ты думаешь, это я чудовище? Монстр из нас двоих — он. Я прекрасно знаю, что он со мной сделал. Эймонд забрал моё, так может и мне взять то, что принадлежит ему? — намек был столь прозрачным, захотелось слиться с каменной стеной, куда вжималась её спина, а страшное лицо бывшего короля теперь было совсем близко. Казалось, ещё немного, и он её поцелует, но лёд в его глазах контрастировал с этим жестом и Рейна поняла, он намеренно её пугает.        — Ждёшь, что я побегу жаловаться своему мужу? Так этого не будет. Я скорее скормлю тебя его дракону, —Эйгон ничего не ответил ей. Молчаливая борьба взглядов продолжалась недолго, а потом он отстранился, поправил маску и исчез в темноте. Рейна вернулась на опустевшую улицу и поспешила в замок — ночная Гавань больше не казалась ей безопасным местом.

***

      Ночью Рейна почти не сомкнула глаз: её мысли принадлежали случившемуся в городе — укротителю огня из Лиса и принцу Эйгону, скрывавшему своё истинное состояние. Слушая размеренное дыхание супруга, она гадала, что принесут в их жизнь эти два человека, и уснула лишь под утро, а когда проснулась, то Эймонда уже не было рядом. Вместо него Рейна увидела свою фрейлину — Лилиан принесла завтрак. Аромат оладьев и черники наполнил комнату, раздразнив желудок. Рейна предпочла бы иную компанию, но Лили тоже неплохо. Однако, леди Старк была чем-то озадачена, всё никак не выпускала чай из рук, нюхала травяной аромат.       — Что-то не так, Лили?       — Моя королева… — Лилиан замялась, не зная, как верно подобрать слова. Рейна подошла к ней и вся сонливость улетучилась. — Простите мою дерзость, но этот чай, в нём есть необходимость?       — Это же обычный травяной чай.        — Вовсе нет, моя госпожа, — Лили пустилась в объяснения и с каждым её словом Рейна хмурилась всё сильнее. Ложась спать, она догадывалась, что утро не принесет много радости, но такого даже представить себе не могла. Велев поскорее помочь с платьем, Рейна взяла чай в свои руки и устремилась по лабиринту коридоров в соседнее крыло. Горячий напиток плескался, обжигая руки, но она, казалось, не замечала, пока двери покоев вдовствующей королевы не отворились перед ней.       — Матушка, — Рейна застала Алисенту за завтраком, но услышав обращение, та насторожилась. — Я принесла вам чай, угощайтесь, — на лице королевы-матери промелькнуло недоумение, но Рейну совсем не убедили её эмоции. — Не бойтесь, не отравлено, угощайтесь, — Алисента медлила, но как только поднесла чашку к лицу, в её глазах отразилось узнавание.        — Ты думаешь, что я подослала тебе чай? Это нет так. Присядь, Рейна, — чашка снова оказалась на столе, Алисента про неё быстро забыла. Рейна не хотела выполнять её просьбу, возмущение так и рвалось наружу, но что-то во взгляде матери Эймонда заставило её повременить — что-то, так похожее на сочувствие. — Думаю, о чае позаботился твой супруг и мой младший сын, — слова Алисенты звучали как самое настоящее безумие. Хотелось обвинить её во лжи, но Рейна помнила слова, что Хелейна сказала ей давным давно. — Эймонд эгоистичен, но он пытается защитить тебя, по-своему.        — Но не все пророчества сбываются. Я знаю, что ещё не сбылось.       — Возможно, ещё не настало время, — тихий голос Алисенты заставил вздрогнуть. — Когда Хелейне было пять, я услышала от неё про смерть Визериса, и с тех пор оставалось только ждать, — казалось, что враждебность Алисенты улетучилась, сменилась на жалость, но вынести подобное Рейна не смогла бы. Оставалось только одно: задать вопрос собственному мужу, но Рейна медлила — было что-то, не дававшее покоя — витало, как призрачная тень, ускользая от её сознание. Пойти к Эймонду, бросить обвинительный вопрос ему в ноги — это было бы проще всего, но нужно было проявить осторожность — затаиться и наблюдать. Такое решение Рейне казалось более правильным.         Казалось, что утро уже не может стать хуже. Рейна вышла в город открыто, не скрывая под плащом своё лицо и титул, и отправилась на торговую площадь вместе с неизменными спутниками Лилиан Старк и Корвином Корбреем и ничего не предвещало беды, пока не раздались первые возмущенные возгласы — на прилавках снова оказалось испорченное мясо.       «Госпожа, нужно вернуться в замок», — рыцарь Долины конечно был прав, но Рейна и не подумала слушать его — вместо того, чтобы вернуться, она устремилась к прилавкам, чтобы убедиться лично в испорченных продуктах, а потом всё вышло из под контроля.       «Мясо снова испорчено! Нас хотят отравить! Почему наш король не заботится о народе! Эймонду братоубийце плевать на нас!»       Толпа внезапно сомкнулась плотным кольцом вокруг неё — Рейну узнали и десятки людей потянули к ней свои руки. В какой-то момент Лилиан и Корвин оказались отрезаны от неё негодующим народом. Её голос растворялся в гудящем улее, оставаясь неуслышанным. Десятки пар голодных глаз смотрели на неё, десятки пар отчаянных рук тянулись вперёд в желании прикоснуться к своей королеве. Напуганные, они искали надежду, но Рейна ничего не могла поделать.       — Мама, где моя мама?! — девчонка лет пяти на вид, ровесница принцессы Хейры, вырвалась из толпы и бросилась к королеве. Рейна обняла её, поддаваясь рефлексу. — Её мать умерла от голода, скажите ей об этом, Ваша Светлость!, — донеслось из толпы. Как ни странно, страха не было. Люди хотели ответов, но не стремились причинить вред королеве.        — Послушайте! Послушайте меня! Вечером же у вас будет еда, — голос охрип в попытках докричаться до толпы, но в конце концов её услышали, но площадь уже заполонили «Золотые плащи» и паника только усилилась. — Нет, остановитесь! Прекратите! — Рейна пыталась остановить их, но проще было заставить вулкан прекратить извергаться, этот механизм уже был запущен и остановить его не удалось бы никому. Корвин Корбрей уводил её обратно в замок, но, обернувшись, Рейна увидела среди толпы Драгана из Лиса — он смотрел на суматоху арестов и усмехался причине, понятной лишь ему.