Искусство соблазнения

      Безумие чистой воды. Что за дурную игру затеял Ибрагим.Несмотря на изречения паши, Хюррем не верила в его невиновность. Она была абсолютно убеждена, что бывший великий визирь приложил руку к содеянному. И к ней. Госпожу тряхнуло от мерзких воспоминаний в покоях падишаха. « Какая дрянь» — думалось ей. Хотелось поскорее отмыться от них, пускай только телесно.       ***       Белесый пар опускался на плечи, приятно разливаясь теплом по коже. Хюррем не терпелось расслабиться и привести мысли в порядок. Только подумать — ее заклятый враг ныне ее муж. Ибрагим выразился максимально точно — это ее самый страшный кошмар.       Просидев добрую четверть часа, госпожа собралась уже окатить себя водой и завершить процедуру, как вдруг чужая ладонь опустилась на шею со спины:       — Госпожа-а-а — нараспев отозвался знакомый голос.       Хюррем попыталась отряхнуть с себя руки чужеземца, однако все тело ее будто окаменело, не давая возможности реагировать. Страх окатил с головой.       — Моя Госпожа… — эхом отразилось от мраморных стен. Пальцы наглеца уже во всю пересчитывали позвонки на хрупкой шеи.Ну вот, он прямо сейчас сомкнет их вокруг горла, и будет медленно, крайне мучительно душить, наслаждаясь отчаянными хрипами ее погибели. Но вместо подобного сценария, руки скользят к линии ключиц, расписывая неизвестные узоры, задерживают внимание на выемке, поднимаются по линии горла и останавливаются прямиком на губах.       Султанша не может и двинуться в подобном захвате.В помещении до того жарко, а нескончаемые прикосновения словно обжигают места на коже вместе с опаляющим дыханием в затылок.       — Вам помочь, госпожа? — голос сочится притворной сластью.       Во рту пересохло, язык не в силах произнести хоть что-нибудь.       Чужие пальцы приоткрывают губы легким нажатием, проникают внутрь и исследуют полость. Невзначай касаются кончика языка, а после немного отступают, и делают повторное движение.       Хюррем пытается противиться подобным манипуляциям, однако стальной голос выдает предупреждение:       — Госпожа, вместо руки может оказаться нож. Вы же этого не хотите?       Слова действуют мгновенно, вынуждая принимать пальцы мужчины внутрь.       — Молодец, умная девочка.       Непонятно от чего именно накатывает тошнота: от чужеродного вторжения или же от омерзительных речей.       Насильное поссасывание продолжается крайне долго, пока хозяин руки не решает резко вытащить ее, вытягивая от губ хрустальную ниточку слюны. А после, мокрые пальцы опускаются на грудь под полотенцем и медленно введут дорожку вниз.       Немой крик застыл маской ужаса на лице Хюррем. Нет, если это все же случится, она не переживет.       — Госпожа… — последнее, что услышала Хюррем прямо в ухо, опаляемым дьявольским дыханием.       ***       — Госпожа, прошу, очнитесь!       Султанша кое-как разлепляет веки на шум, отчего сразу же начинает кружиться голова. Взору предстает каменный потолок, мраморный пол на котором она расположилась в неестественной позе. Тут же резкий запах неумолимо бьет прямиком в ноздри. Две служанки смотрят с обеспокоенностью на лице, обмахивая ее тело полотенцами.       — Что случилось? — не придя в себя окончательно, Хюррем предпринимает неудачную попытку встать, о чем сразу же жалеет. Служанки тут же помогают султанше подняться.       — Госпожа, как же вы нас напугали. В вашем состоянии нельзя принимать баню так долго, вы же не оправились окончательно.       — Говори что стряслось! — теряя терпение, процедила сквозь зубы Хюррем. Голова раскалывалась и адски саднила, тошнота мучила неимоверно. Как ни кстати, память выдала последние фрагменты событий, от чего рвотные позывы увеличились втрое.       — Вы долго находились в бане, вероятно, вам стало плохо, потеряли сознание. При падении могли повредить голову.       Только сейчас Хюррем поняла, почему затылок так сильно саднило.Дотронувшись ладонью до очага возгорания, тело госпожи пробила болезненная дрожь. Переведя взгляд на кисть руки, Хюррем ужаснулась: то была кровь вперемешку с чем-то липким и противным.       — Да с чего мне могло стать плохо?!       — Может съели что-то не то, Госпожа… — отозвалась другая служанка, отводя взгляд в сторону. Почему-то остальным наложницам вдруг стало неудобно.       «Что еще за выходки!» — думала Хюррем. Однако переведя взгляд на место происшествия, госпожа сразу нашла ответ и ужаснулась. Резкий запах, что бил в нос по сей момент, исходил от субстанции винного цвета неподалеку. Кошмар! Слуги обнаружили ее в собственной рвоте, подобно грязному мужичью, что упиваются вусмерть в дешевых трактирах.Какой стыд! Невольно, Хюррем вспомнила, кто повинен в ее позоре. Чертов Ибрагим со своим пойлом! Выставил ее на посмешище!       — Омойте меня и позовите лекаря. И никто, слышите, никто не должен знать о произошедшем здесь. Если моих ушей коснется хоть одна грязная сплетня, я собственноручно отрежу вам языки. Все услышали?       — Все ясно, Госпожа.       — Ты, и вот ты, — указывая пальцем на близ стоящих девушек, проговорила Хюррем — останьтесь. Остальные — вон.       ***       Ибрагима не радовало утро. Он всецело ненавидел это время суток. Опять выживать и доказывать себе и остальным, что он не раб, а достойнейший воин, Великий Визирь, человек наделенный разрушительной властью. Каждая победа, неважно в чем, значилась как подтверждение его могущества, отгоняла ненавистные мысли о прошлом, где его статус был не выше евнуха гарема. Однако, стоило выиграть сражение, тут же находились благородные люди, что не упускали возможность указать его место — « Ты — всего лишь раб» — молвили злые языки. Тем обиднее было, что слова эти исходили от близких людей, таких как, например его супруга, ради которой он совершал подвиги будучи юнцом, пошел против самого повелителя и отважно сражался. Увы, Хатидже-султан имела собственные представления о любви, в которых, так или иначе, все равно сохранялась строгая иерархия.       Но больше всего Ибрагиму было противно, когда главная ведьма Османского государства напоминала о его положении, притом, обязательно красиво завуалировав изречение пафосным слогом. Стояла и воззревала на него своим адским взглядом, не забывая добавить, что она-то — Свободная Госпожа, а он, будь хоть трижды Великим Визирем останется рабом. Ибрагим до сих пор не мог простить и понять Сулеймана. Паргали был его спутником жизни, начиная от семнадцати лет, не раз спасал от неминуемой гибели, жертвуя собой, поддерживал во всех начинаниях. И что же в ответ? Повелитель так и не решился одарить его главной ценностью — свободой. В то же время, эта проклятая девица, коих во дворце тысячи, не сделав для падишаха ничего толком важного, сумела заполучить не только волю, так еще и статус законной жены.От подобной несправедливости жизни хотелось удавиться.       И вот, в очередное утро, когда пришла пора вставать и устранять врагов насущных, Ибрагим нехотя потянулся и открыл глаза. Очевидно, они его обманывали, поскольку окружающая обстановка не принадлежала его покоям.Он возлежал прямиком на постели падишаха…        « Какой интересный сон,» — думалось Ибрагиму — « стоит посмотреть его подольше…»       Раздался стук в дверь, а после отчеканенный голос выдал:       — Повелитель Ибрагим Хазретлери, можно ли побеспокоить Вас?       Бывший визирь опешил от подобного заявления, подумав, что его разыгрывают или же пытаются подставить.Однако Ибрагиму до того хотелось поддаться сласти искушения, до того хотелось ощутить себя хоть раз в жизни человеком, а не рабом, что плюнув на все опасения, он решительно выдал легкомысленное «да».       Вошедший слуга спросил мужчину, не желает ли он чего. Ибрагим не стал отказывать себе в новооткрывшихся почестях, и приказал немедля организовать предметы умывания, накрыть стол изобилием любимых блюд, и подать лучшие одеяния.       «Если и сон, пускай он никогда не закончится»       ***       После великолепия утренней трапезы, паша отправился прямиком на заседание совета. Какое же это было несравненное удовольствие, что перед каждым его шагом, голос одного из слуг изрекал заветное: «Дорогу, Султан Ибрагим Хазретлери». Ибрагим вальяжно вступал на мраморные плиты, бросая мимолетные взгляды на приспешников, что сейчас покорно склоняли головы. Особенно одна фигура привлекла внимание, поскольку принадлежала его бывшей супруге:       — Повелитель — лишь скромно отозвалась Хатидже-султан.       Ибрагим подумал, что умер и попал в пристанище Аллаха. Жена, что при каждом случае называла его рабом Османской империи, ныне стоит в низком поклоне и обращается с данью уважения.Неужели он наконец-то выше ее по статусу? Неужели, наконец-то он господин для нее, а не она госпожа?..       Не решившись на ответ, новоиспеченный падишах лишь чинно прошено мимо, оставляя позади себя ничего не понимающую Хатидже-султан.       ***       Это было одно из лучших заседаний совета в жизни Ибрагима. Никто не смел ему перечить. Не нужно было доказывать, почему он хочет избрать конкретную тактику сражения, а не иную. Все беспрекословно подчинялись и уважали. Вопрос местонахождения Сулеймана пускай и тяготил его разум, однако новая реальность до того была сладка, что паша решил пока не углубляться. К тому же, никто из присутствующих не возражал. И тут Ибрагима вдруг осенило: был человек, которого он больше всего мечтал лицезреть у своих ног:       — Хюррем, — с ноткой сумасшествия в голосе проронил бывший паша — время поквитаться.       ***       Ибрагим сгорал с нетерпения увидеть заклятого врага, который ныне в его подчинении. Заглянуть в глаза и увидеть беспрекословную покорность. Дотронуться до хрупкой шеи, обвить пальцами, осознавая, что может свернуть ее прямо сейчас.Приказать целовать полы его одежды, поставить на колени и… Мысли ушли в совершенно ином направлении, отчего Ибрагиму стало дурно. Вот еще что! Она — его враг, ни больше ни меньше.       Когда Хюррем вошла в покои, Ибрагим, развернувшись, уже собирался приказать падать в ноги, однако, уловив взгляд горящий преисподней, тут же осознал: «Она не верит происходящему безумию. Она знает.» Потому было принято решение сменить тактику, чтобы свести ее с ума окончательно. Хюррем не оценила игры визиря в любящего мужа и предприняла ряд провокационных действий, что не особо обрадовало Ибрагима. Если все вернется на круги своя, Сулейман лишит его головы за то, что он довел его любимую дьяволицу до смерти. К тому же, хотелось сполна упиться ее страданиями в нынешних обстоятельствах, а не дать ей так легко умереть.Султанша противилась и рассыпалась в проклятиях. Ох уж этот взгляд: Ибрагим спал и видел, что когда-нибудь сможет лицезреть эти глаза обращенные на него, налитые горьким отчаянием и беспомощностью. Как она дрожит, как задыхается от ненависти — то было неземное удовольствие для бывшего визиря. Однако стоило усмирить ее пылкий нрав, переходящий границы дозволенного. Все же он теперь — повелитель мира, не следует позволять обходится с его персоной подобным образом, пускай и Хюррем, которая точно знала об обмане. Он никогда не забудет, как по его приказу госпожу насильно выводят из султанских покоев, а она взбеленившись от ярости, на последнем издыхании, клянется убить его собственноручно.       ***       — Хюррем-султан, повелитель зовет Вас отобедать в саду.       — Передай, что я не ем мышей как этот Змей, потому не буду присутствовать на трапезе.       — Госпожа…       Такие изречения Хюррем позволяла себе лишь в собственных покоях. К сожалению, произнеси она подобное на людях — Ибрагим тут же отправил бы в ссылку. Или чего хуже…       — Госпожа, повелитель попросил уведомить Вас, что на обеде будут также присутствовать дети.       Эта новость была заманчивой. Наконец-то увидеть Михримах и Селима, обнять, расцеловать. Гнусный дьявол, знает за какие ниточки дергать! Выругавшись про себя, Хюррем приказала подать ей платье поизысканнее, на что служанка мимолетно улыбнулась. Данный жест не остался не замеченным для султанши:       — Чего ты там удумала? Это для детей, а не для него.       После длительной разлуки, хотелось предстать перед детьми красивой и достойной матерью. Облачившись в изумительно лиловый шелк, госпожа отправилась на встречу с самим дьяволом.       ***       Расположившись под бархатным шатром, восседал Ибрагим с величием в глазах. Заметив появление Хюррем, он намеренно слишком громко ахнул, тем самым дразня и вызывая гнев госпожи:       — Хюррем, ты само очарование. Какой прелестный наряд!       — Благодарю…повелитель, — сквозь зубы процедила султанша. Не спрашивая дозволения, женщина по-хозяйски уселась рядом, отводя взгляд в сторону — когда прибудут мои дети?       — Тебе прямо-таки не терпится их увидеть.Однако не стоит торопиться, давай для начала насладимся временем наедине.       — Ибрагим!       Да он просто издевается над ней! Поймал как мотылька в банку и измывается!       — Не злись понапрасну. А вот и наши ненаглядные подоспели.       По дороге ведущей к шатру показались Шехзаде Мехмед и Селим в компании юной Михримах, которая вела за руку младшего брата.       Сердце пропустило удар. Живы. Наяву перед ней. Такие же милые и здоровые.       В один момент расстояние разделявшее их стало крайне ничтожным, и Хюррем уже было собралась заключить своих детей в крепкие объятия. Однако, когда Михримах подбежала к Ибрагиму и поцеловала руку, султанша в ужасе содрогнулась:       — Папа, мама выздоровела? Ты ее вылечил? — с очарованием и невинностью изрекла дочь госпожи. У Хюррем внутри все заледенело. Папа. Она называет Ибрагима отцом. Это было концом.Бездной.Примеру Михримах последовали Мехмед и Селим, целуя руку повелителя.       — Ну конечно, вылечил, мое сокровище. Мама теперь здорова и не произносит всякие глупости — устремив мимолетный взор на Хюррем, ответил Ибрагим. Султанша сразу считала скрытый намек. — можешь подойти и обнять ее.       Край наглости. Он будет указывать ее детям подходить к ней или нет. Да что он вообще возомнил о себе?!       Но разразившейся гнев мимолетно потух, стоило Хюррем заключить в объятия своих детей. Тепло исходившее от них согревало поникшее сердце султанши, заставляя позабыть все невзгоды.       После излитых сантиментов все приступили к трапезе. Все кроме госпожи. Ей от увиденного кусок в горло не лез. Если с правлением Ибрагима она еще могла кое-как смириться, то наблюдать, как ее дети зачарованно смотрят на заклятого врага, называя «папа» было чересчур.       Заметив неладное, падишах решил пощекотать и без того натянутые нервы госпожи:       — Хюррем, Мехмед без конца упрашивает взять его на охоту. Что думаешь?       Слова озарили лицо госпожи маской ужаса.       «Только в том случае, если охота будет на тебя, паршивец» — подумала про себя Хюррем, но ответила иначе:       — Мне кажется, повелитель, Мехмеду пока не стоит выбираться на подобного рода занятия.       — Но мам! Я же уже ходил на охоту с повелителем! — Шехзаде был возмущен до глубины душу.       — И впрямь, Хюррем, наш сын крайне выносливый парень, не стоит лишать его возможности проявить свою мужественность.       Султанша была готова прямо сейчас воткнуть вилку в руку мужчины, наплевав на последующую казнь. Он забавляется с ней. Знает, как она переживает за жизнь своих детей, и во всю манипулирует этим.       — Я остаюсь непреклонна в данном вопросе, но если вы уже все решили, зачем вам знать мое мнение. — холодно отцедила Хюррем, закрыв рот бокалом щербета.       С блюдами было покончено, и дети собирались покинуть родителей, которым явно нужно было многое обсудить. На прощание, Мехмед поцеловал руку матери, а Михримах и Селим крепко обняли.       — Мама, ты же не будешь больше ругаться с папой? Мне очень грустно, когда вы ссоритесь. — с большими круглыми глазами произнесла юная госпожа. Хюррем тут же передернуло. Что этот черт наплел ее детям? Устремив взгляд на Ибрагима, тот ей лишь ответил легкой улыбкой, вовсю забавляясь ситуацией.       — Ну конечно нет, мое солнышко.       — И ты любишь папу как и раньше?       Вопрос застал Хюррем врасплох. Любит ли она Ибрагима? Она любит вставлять ему палки в колеса и только! Любит изводить до бешенства и надсмехаться! Но глядя в растроганное личико Михримах, султанше пришлось удушить остатки гордости, и с самым вымученным видом произнести:       — Конечно, дорогая. Очень люблю.       Когда дети скрылись из виду, Хюррем полная гнева обернулась на тихий смех за спиной. Ибрагим едва сдерживался, чтобы не разразиться хохотом.       — Госпожа, а Вы меня впрямь сильно любите? — оголяя белоснежные зубы в улыбке, падишах чинно разглядывал султаншу.       — Гори в аду, Змей — лишь тихо процедила Хюррем ему прямо в лицо.