И ветер облака унёс

«И зачем я это сделал?» Скарамучча непринуждённо общался с подругой по поводу их общей подработки, но в голове слишком часто мелькал этот вопрос, отвлекая. Произошедшее в столовой представление для зевак совсем не вписывалось в его планы, заставляя задуматься о причинах. Хотел просто поиздеваться, задеть, стереть эту нахальную ухмылку с лица десятиклассника? Выглядит правдоподобно. Но тогда зачем приплёл к этому Каэдахару? В какой раз парень смотрит на кушающего свой салат ребёнка. Урок начался вот уже как 20 минут назад, а взглядов было брошено 10 точно. Тихий и незаметный — словно тень, только не ходит за тобой хвостиком, да и выглядящий слишком светло для этого. Его присутствие совсем не мешает, будто так и должно быть, но Скар думает, что это из-за природной неприметности. Не мог же он привыкнуть? Всего день прошёл, в общей сумме, как они знакомы. Это было бы, как минимум, глупо. — Ты что-то сказал? — вопросительная интонация Розалины выводит из раздумий и взгляд быстро переводят на Тарталью, чтобы остаться незамеченным за своим наблюдением. — Нет, ничего, — отвечают ей немного растерянно справа, будто не ожидали, что могут услышать. Блондинка пожимает плечами, возвращаясь к диалогу с рыжим, который искал что-то в телефоне. Судя по нахмурившемуся выражению лица, это «что-то» не находят, маты же только подтверждают эти мысли. Оба продолжали говорить за работу своих родителей, не обращая внимания, что третий участник выбыл из разговора. Может, всё-таки заметили его чрезмерное внимание к младшему, а может и вовсе решили, что дальнейшее участие темноволосого не понадобится. Парень этому только радуется. Излюбленный рис поедают неспешно, тщательно разжёвывая и обдумывая досуг. Хотелось бы пойти на какую-то вечеринку, но никто из знакомых устраивать её в ближайшее время не собирается. Самому же всё организовывать было чертовски лень. Может, просто позвать этих двоих в клуб в пятницу? Напиться, повеселиться, да и забыть на следующий день. Перспектива кажется ему вполне привлекающей, и Скарамучча уже готовится поделиться идеей с приятелями, как его перебивает загоревшийся взгляд Аякса. — Кадзуха, а слушай, что это был за паренёк? — видимо, диалог с Розалиной тому наскучил, и тот решил разговорить немногословного младшеклассника, — Скар, кажется, его назвал Сиканоином? Пивший чай и что-то быстро печатающий в телефоне пепельноволосый поднимает взгляд, немного изгибая брови в удивлении. Вот что уж точно он не ожидал, так это то, что его о чём-то спросят. Понимал, что такое может случиться, но не ожидал. — Вы о Хейдзо? Он мой хороший друг, мы с ним общаемся уже около двух с половиной лет. А что такое? Каэдахара внутренне напрягается, внешне оставаясь самим олицетворением непонимания. Чем обосновано такое переживание ему прекрасно понятно. Тарталья был на вид весёлым и жизнерадостным для окружающих, а младший видел за этой улыбку полную убитость. От него веяло какой-то скрытой угрозой, как и жаром битвы. Не понаслышке известна его страсть к разному роду вызовам. На бой. За гаражами. Мальчик даже смог когда-то стать случайным свидетелем, и картина избитого бедняги ему очень не нравилась. То был класс седьмой, конец зимы. По слухам, пострадавший сам вызвал рыжеволосого, думая, что вся его слава была только результатом большого состояния. И поплатился за своеволие. — Он просто кажется интересным, — с лисьей улыбкой тянет Аякс, ставя локти на стол и устраивая голову на подставленных ладонях, — Скажи, а Хейдзо увлекается боями? Тело пробирает дрожь, телефон приходится отложить в сторону, обращая уже полное внимание на голубоглазого. Это именно то, чего он боялся. Кадзухе плохо удаётся скрыть нахмуренные брови, как минимум, от изучающего взгляда Скарамуччи. Второй не влезает, — не обязан, — и лишь наблюдает за разворачивающимся разговором, мысленно прикидывая, сколько по времени красноволосый пролежит в больнице. — Увлекается, но от вызова откажется, — его голос звучит поразительно спокойно, — Он отдаёт предпочтение умственной дуэли, применение насилия для него — уже проигрыш. — Вот как? Судя по опустившимся плечам, подобная новость опечалила Чайльда. И они же позволяют Каэдахаре внутренне выдохнуть спокойно, ведь теперь не придётся бояться, что по дороге домой через гаражи он найдёт покрытое синяками тело друга, лежащего без сознания. Постепенно напрягшееся тело расслабляется. — Ой блять, не строй из себя ребёнка, у которого конфету забрали, — закатывает глаза Скарамучча, видя, что рыжий совсем уж заигрался, — Чувство, будто баба отказала. — А может так и есть? Бой — это ведь как… как свидание! — веснушчатый драматично вздыхает, прикладывая руку к сердцу, — Это как услышать отказ, ещё даже не спросив! Моя душа плачет! — Боже, в кого ты таким идиотом родился? — раздражённо цыкает темноволосый, залпом выпивающий свой уже холодный чай, — Теперь я понимаю, что ты забыл в далёкой от своей родины Инадзуме. — Ты так жесток, Скарик. А мы ведь друзья! — Да хуя с два ты мне другом приходишься. — Вы и правда очень дружны. Кадзуха дёргается, когда на него резко переводят взгляды: первый — возмущённый, а другой недоумённо-радостный. — Вот видишь, малыш Кадзу согласен со мной! — от печали не остаётся следа, Тарталья заразно смеётся, а следом за ним — и сам Каэдахара с Розалиной. — Не меняет твоего положения, столб поржавевший, — Райден фыркает, воздерживаясь от смеха.

***

Как и планировалось, Кадзуха уходит из гимназии за несколько минут до звонка с урока. Перед этим он, следуя правилам, пишет короткое сообщение классному руководителю о плохом самочувствии и тот его быстро отпускает, желая скорой поправки. В мыслях мальчик искренне смеётся, понимая, что его «скорая поправка» вряд ли будет действительно скорой, особенно учитывая сегодняшнее происшествие. Зная Син Цю и его страсть к разного рода фанфикам, перспектива оказаться быть втянутым в его очередной сюжет заставляет вздрогнуть. Вот только от чего: от омерзения или неловкости? Будучи взращённым в нетрадиционной семье, его мозг сам отринул разделение человека на пол, если дело касается отношений. Да и сами родители ему с детства твердили, что любить человека своего пола — это нормально, главное чтоб эти чувства были взаимными и совместная жизнь не казалась адом. Следовательно, дело не в омерзении. Тогда роль играет осознание, что в сюжете будет он сам? На самом деле, оказаться главным героем в какой-то истории очень смущает. Тем более, если история имеет романтическую линию. Особенно если вторым героем является Скарамучча. Красноглазый смотрит вверх на затянутое тучами серое небо, чтобы попробовать привести мысли в порядок. По неосторожности он вступает в лужу, пачкая чёрные с белым кеды, но не обращает на это внимание. Сколько ещё пасмурная погода будет держаться? Только ведь первые числа сентября, от лета прошло не так много времени и теплота августа должна была задержаться. Холодный порыв, словно издеваясь над пустыми ожиданиями, толкает в спину и забирается под ткань лёгкого пальто. — Да понял я уже, что тепла этой осенью не будет, — шепчет недовольно Кадзуха на ветер, ускоряя шаг, — Даже посетовать не даёт. Квартира встречает его тишиной: конечно, середина дня и родители на работе. Наверняка и Нин Гуан, и Бей Доу вернутся поздним вечером. Это и радует, и одновременно печалит ученика, хотелось бы обсудить произошедшее сегодня. Ему точно понадобится совет. В собственной комнате прохладно, даже слишком. Каэдахара, ёжась, закрывает открытое ещё утром окно и случайно натыкается на блокнот, в котором аккуратным почерком выведен стих. Юный поэт перечитывает строки, горделиво понимает, что они всё ещё ему нравятся, а после берёт ручку и дописывает последнюю, заключающую. И муза снова заполняет голову. Скарамучча кажется слишком противоречивым. Слухи о нём никак не вяжутся с тем, каким этот парень предстал перед ним. Конечно, он бывает груб к друзьям, отвечает резко всем, да и культурностью его речи не блещут. Он сам выглядит слишком устало, будто бы на его плечах каждый день какой-то неведомый груз. Кадзуха хмурит белоснежные брови. Подпирая щёку, он ручкой настукивает простой ритм, сосредоточившись на своих мыслях и пытаясь припомнить все странные моменты в поведении старшеклассника. Идея о том, что вся эта грубость — маска, никак не покидает голову. Да и вспоминая строки собственного стиха, это становится лишь правдоподобней. За всё время общения с Хейдзо пепельноволосый научился доверять своей интуиции, и потому всё это кажется чем-то ещё более запутанным, чем все окружающие, включая самого Каэдахару, привыкли видеть. Он, конечно, рассматривал психологию как направление для дальнейшей учёбы, но точно не был готов разбираться в психологии уже в восьмом классе. Скарамучча с ним общается только второй день, нужно быть благодарным уже за это. И если он посчитает нужным, то сам расскажет о своих проблемах или переживаниях. Не следует совать нос не в своё дело, за такое его по головке точно не погладят. Лежащий неподалёку листок в клеточку как-то сам оказывается под рукой, а рука, без ведома хозяина, начинает делать на нём быстрые штрихи. Изогнутая линия для века, более толстая под ней для обозначения ресниц. Аккуратный изгиб для немного вздёрнутого острого носа. Небольшой портрет старшеклассника вырисовывается в считанные минуты, и вот на него смотрят знакомые глаза. Которые, между тем, не кажутся правильными. Пару секунд Кадзуха вглядывается в этот взгляд, не понимая, что же тут может быть не так. Ответ будто бы вертится на языке, но формироваться в нечто понятное не хочет, и мальчик уже хочет бросить это дело, сославшись на мысленную усталость, как осознание приходит само. Они не живые. Нет, это конечно рисунок, живыми глаза могут быть разве что у маньяков каких-нибудь, но если смотреть со стороны творчества, то им явно не хватает искры. Каэдахара резко встаёт из-за стола, едва не роняя стул, и подходит к стоящему у стены мольберту. Он был подарен Нин Гуан, когда у мальчика начал зарождаться талант художника (а это, на памяти самого мальчика, было лет в 9), однако использовали его крайне редко и только для очень важных рисунков. Подставку ставят в пол оборота к окну, чтобы на холст падал настоящий холодный свет. Его, кстати, достают и устанавливают так же быстро. Кисти, акрил и деревянную палитру приходится немного поискать, но не проходит и 10 минут, как всё уже разложено на подоконнике. В руках, как влитой, лежит карандаш, а в душе разливается знакомое чувство возвышенности. Кадзуха позволяет вдохновению вновь захлестнуть его, вымывая из головы все лишние мысли, оставляя место только для изученного до мельчайших подробностей профиля музы. Единственной вещью, которая отделяет от начала работы, являются наушники и поиск подходящего плейлиста с музыкой. И вот он начинает творить. Размашистыми движениями мальчик делает разметку: где должно находиться лицо, каким будет ракурс, предполагаемая одежда и дополнительные крупные детали на фоне. На лице застыла приятная улыбка, и всё стало таким лёгким на восприятие. В какой-то момент карандаш сменяется кистью. Первый цвет ложится косой линией, прокладывая начало для фона. Розовеющее, безоблачное вечернее небо, переходящее в синий ближе к горизонту. Акрил ложится ровно, не оставляя прожилок, и на памяти всплывает день, когда он впервые гулял до самого заката вместе с Хейдзо, а после, на крыше какого-то дома, смотрел на заходящее солнце. Кадзуха сменяет краску на более тёмную, начиная вести ровные линии в нижней части холста. Так вырастали уже знакомые каждому жителю Тейвата многоэтажки. На них оставалось множество пропусков, на месте которых планировалось изобразить окна. Заключающей частью фона становится толстая линия, пересекающая половину холста, но не касающаяся оставленного чистого пространства для самого портрета. Добавляя светлые линии поверх нарисованного неба, Каэдахара делает акцент на небольшое искажение цвета, желая показать, что город находится по ту сторону стекла. Настало время самого главного. Красные глаза смотрят задумчиво, мысленно прикидывая нужные тона. Кисточку меняют на менее жёсткую и начинают смешивать цвета на палитре. С едва дрожащими руками делают первый штрих для волос, молясь, лишь бы хватило таланта передать всю красоту Скарамуччи.

***

На улице уже начинало темнеть, выбранный трёхчасовой плейлист закончился уже как два часа назад, ноги противно ныли и требовали отдыха. Время перевалило за шесть вечера, но портер всё ещё рисовался. Ученик так увлёкся работой, что не мог оторваться от неё. Только Архонты знают, сколько бы ещё прошло времени, если бы не навязчивая вибрация телефона на столе. Состроив недовольную мордашку, Кадзуха всё же смотрит на экран, отвлекаясь. Хейдзо, звонит по видеозвонку. Чёрт, а ведь он так и не сообщил другу, что уйдёт из лицея раньше. Включая свет в комнате, Каэдахара ставит телефон на подоконник, настраивая так, чтобы в камеру помещался по большей части только он, но, к сожалению, и сам холст будет видно. Ничто не должно останавливать его от любимого дела, даже Сиканоин. — Ты, кусок недоразвитой литературной чайки! Ты падла, как ты мог так поступить?! — вместо приветствий в наушниках громко звучат обзывательства, на которые беловолосый лишь закатывает глаза, — Съебал посреди бела дня, сволочь, и мне ни слова?! И ты ещё называешь меня другом?! — О Архонты, прекрати орать, раздражаешь, — со спокойной улыбкой говорит младший, делая мазки, — Прости, что не сказал, я совсем забылся. — Да ты что, правда что-ли? Ну охуеть не встать, забыть про лучшего друга. А я о тебе весь день думал, скотина! — Кадзуха всё же кидает быстрый взгляд на экран, видя растрёпанные волосы и слегка заспанные глаза. — Я вижу, как ты думал. Хорошо спалось? — Потрясающе… Погоди, я и правда блять думал! — Да-да, верю, — с дружеским пренебрежением говорит красноглазый, снова уделяя внимание одежде. И наконец Хейдзо начинает рассматривать приятеля. Его причёска совсем не изменилась с последнего раза, как тот его видел, да и форма всё ещё на нём. И, кажется, на ней есть несколько цветных пятен. Но что больше всего притягивает взгляд, так это краска на лице и руках. Тёмная, розовая, синяя. Сейчас Кадзуха похож на тех самых художников из старых рассказов: в творческом беспорядке, забывающим о чистоте во время работы. И красноволосый делает быстрый скриншот, поражаясь, насколько милым он выглядит. До него только позже доходит мысль, что в данный момент Кадзуха рисует. — Погоди, ты рисуешь? Ещё и на… мольберте? Неужели вдохновение? Зеленоглазый был знаком с проблемным хобби младшего. Проблемное оно потому, что такое же непостоянное, как и ветер в поле: то оно есть, то его нет и точных рамок просто не существует. Следовательно, и его искреннее удивление понять можно. — Ага, вот накатило желание творить. Скарамучча и правда моя муза, — мальчик делает ещё один мазок, а после немного пошатывается, но вовремя успевает подставить ногу, — Ох ты ж, едва не упал. Неловко было бы. — И сколько ты уже рисуешь? — Часов шесть, вроде? — Каэдахара делает шаг назад, оценивая состояние портрета, и кусает кончик кисти. — Нихуя себе, весомое число. А ты ел? Ученик замирает на месте, потупив взгляд в пол. Нет, он не взял ни одного кусочка в рот, как пришёл домой. Отвлекаться от рисования ему тоже не хотелось, и, следовательно, перерывов тот не делал. Заминку замечают довольно быстро и об этом говорит раздражённый громкий вздох. — Блять, ну твою мать, как? — только и спрашивает Хейдзо, — Как ты можешь не хотеть есть? Я пожалуюсь Нин Гуан, честное слово, ты заебал уже голодать. — Да ты её как огня боишься, не хватит духу чтобы даже сообщение написать, — фыркает недовольно красноглазый, откладывая кисть в сторону вместе с палитрой, — В любом случае, я уже закончил. — Ну хоть какая-то радость на нашей улице, — приглушённо раздаётся из динамика, — Тогда не отвлекаю, иди есть. И чтоб точно поел, нормально, а не два кусочка хлеба. — Да-да, хорошо, — в какой раз закатывает глаза Кадзуха, подходя к телефону и сбрасывая звонок, — То же мне, третья мама нашлась. Мне и двух достаточно. Вспомнишь солнце — вот и лучик, как говорится. Замок входной двери щёлкает и поворачивается два раза, а после в прихожей раздаются шаги, говоря о том, что родительницы вернулись домой. Наскоро стерев краску с лица (правда, вряд-ли засохший акрил так легко убирается), альбинос выскакивает из своей комнаты чтобы поприветствовать. — Кадзуха, у тебя краска на щеке, — заботливо говорит Нин Гуан, мельком бросая взгляд на приёмного сына и вешая длинное кремовое пальто на крючок, — Давно ты не рисовал. — И правда. Просто недавно произошло кое-что, благодаря чему у меня проснулось вдохновение, — поясняет Каэдахара, забирая из рук Бей Доу пакеты с продуктами. — Наш мальчик нашёл свою музу? — весело тянет брюнетка, разминая затёкшие руки и проходя дальше по коридору к ванной, — Или, может, пассию? — Что? Нет! — желая скрыть лёгкий румянец, школьник уходит на кухню под тихие смешки блондинки, — Муза, просто муза. Ничего из разряда пассий. И вообще, вы сами говорили, что я ещё мал для такого. — Кто знает, может мы чего-то не знаем? — шутливо тянет Нин Гуан, заходя следом за Кадзухой и помогая раскладывать покупки на их законные места. В ответ парнишка только фыркает, показывая, что продолжать такого рода разговор он не будет. Не хватало ему ещё терпеть эти смущения. И не важно, что они, возможно, были бы правы, не будь он так глуп чтобы понять свои чувства до конца. Да и тем более, какая из Скарамуччи пассия? Разве это не про прекрасных девиц, нежных и робких? Старшеклассник уж точно не подходит ни под одно из этих описаний, хотя, если сильно попытаться, то это вполне возможно представить. Нет, лучше не думать о таком, иначе вместо приятного вечера он будет хихикать над выдуманной картиной Райден в платье стиля 19-го века, с пушистым перьевым веером и длинными тёмными волосами. Желая провести больше времени с семьёй, Кадзуха вызывается помочь с готовкой ужина: простая зажаренная рыба. Простая, но от того не менее вкусная. Шутки Бей Доу, тихий смех Нин Гуан, редкие маленькие игры с перекидыванием еды в тарелки друг друга — небольшое застолье проходит настолько же комфортно, насколько можно представить. Школьник рассказывал о прошедшем дне, в деталях описывая сцену в столовой. И даже на слова «Ты у нас, оказывается, мальчик на расхват?» тот смеётся, говоря, что вряд-ли история повторится. Вечер постепенно подходит к своему заключению. Кадзуха принимает душ, убирает мольберт с холстом, ставя его ближе к стене, и ложится спать без задней мыслей, вымотанный эмоционально.

***

«Кто в такое позднее время может не спать и тем более имеет наглость писать?» Скарамучча открывает уведомления, смотря на контакт, видеть который ему бы точно не хотелось в три часа ночи. Хейдзо. Но, как бы сильно ему не хотелось выключить телефон и продолжить играть в приставку, наличие фотографий в пришедшем сообщении подначивает всё же открыть чат. best_detective: Хей, шпала, хочешь посмотреть на нашего Казу? Я знаю что хочешь Кто не хочет, он ведь такой милашка [одно фото] Ну что? Ну как тебе?)) Брюнет смотрит на скриншот, видимо, видеозвонка, на котором виден Кадзуха и, судя по деревянной палитре в руках, часть мольберта. На его щеке под глазом видна синяя краска, смешанная с розовым. Сам он выглядит настолько сосредоточившимся и расслабленным одновременно, что невольно вызывает умиление картине. Слабая ухмылка только добивает. best_detective: Если ты будешь иметь наглость меня игнорировать Я больше не буду отправлять тебе такие эксклюзивы Усёк? Настойчивость этого десятиклассника и правда раздражает. Но что-то в этом даже есть. Отвечать потоку сообщений не хочется, но что-то ему подсказывает, что, не ответь он сейчас, завтра на него обрушится шквал возмущений уже в школе.

scrmch_:

делать тебе нехуй в три часа ночи.

что мне нужно ответить, умник?

best_detective: Конечно же то, насколько Казу милашка! Всему тебя учить, и что в тебе нашло половина школы? Ты абсолютно не романтичный

scrmch_:

для начала, не половина, а вся.

для конца, да, он милый.

теперь я могу пойти играть?

best_detective: Так уж и быть, ладно, отпускаю Беги играть А во что играешь? Не повезло ему связаться с настолько странным дуэтом. Как бы до конца учебного года остаться с хотя бы небольшим запасом нервов.