457

После того как мы собрали всех для этого дерзкого и откровенно безрассудного "покушения" на куратора, я не мог не заметить, как Ги Хун светится решимостью. Смешно и даже немного трогательно видеть, как он так отчаянно хочет бороться с системой. И, конечно, приятно осознавать, что вся эта операция, по сути, направлена на меня. Они идут за "ведущим", даже не догадываясь, что он стоит прямо рядом с ними, держа автомат в руках. Я взял оружие, как и остальные, хотя прекрасно понимал, что мне оно не нужно. Но я хочу быть здесь. Хочу увидеть, как Ги Хун столкнется с неизбежностью. Как его принципы, его мораль, его вера в людей и в их способность меняться будут разрушены. Это будет мой личный спектакль, и я хочу быть зрителем на первом ряду. Ги Хун, ты даже не представляешь, какой подарочный момент ты мне преподносишь. Твое рвение, твоя вера, твоя наивность — всё это разобьется о реальность, которую я так тщательно создал. И, возможно, я не просто хочу быть свидетелем этого. Может быть, в глубине души, я надеюсь, что ты окажешься другим. Что ты выдержишь, не сломаешься... хотя и знаю, что это невозможно. Мы двигались по узким лестничным пролётам, вдавленные в тишину, которая казалась оглушающей после недавнего хаоса. Кровь ещё не высохла на руках, дыхание было сбивчивым, но Ги Хун продолжал двигаться вперёд с той же решимостью, что и раньше. Его глаза блестели в тусклом свете, словно он наконец нашёл смысл во всём этом кошмаре. Впереди него, под пристальным надзором дула пистолета шёл квадрат — последний из охранников, который не успел сбежать. Его заставили провести нас дальше, и страх, написанный на его лице, был слишком очевиден. Пистолет, направленный ему в спину, стал для него неким гарантом выживания, но не уверенности. Я наблюдал за этим со стороны, хотя двигался в составе группы. Не мог отделаться от мысли, что мои люди проиграли... этим. Людям в зелёных костюмах, без оружия, без подготовки. Их так легко заставили подчиниться, как будто вся их строгость была лишь маской. Разочарование жгло внутри — не из-за того, что эти пешки, эти мятежники смогли захватить преимущество, а из-за того, насколько бессмысленно мои солдаты растратили свою власть. Они должны были быть умнее, сильнее, подготовленнее. Но оказалось, что хватка теряется даже у тех, кто казался непреклонным. Квадрат тихо что-то бормотал себе под нос, видимо, молился. Ги Хун резко обернулся и заставил его замолчать, но я заметил, как он на секунду замер, словно не привык к тому, чтобы угрожать, чтобы быть настоящим лидером. И всё же он продолжал двигаться вперёд. Эта двойственность заставляла меня смотреть на него с новым интересом. Он был смесью бесстрашного бойца и человека, который боится себя самого. Каждая лестница, каждый поворот казались бесконечными. Свет ламп мерцал, и напряжение росло. Казалось, сама атмосфера впитывала в себя их страхи, гнев, отчаяние. Но где-то в этом хаосе я чувствовал... азарт. Что-то живое проснулось во мне. Я не мог поверить, что меня так захватил этот человек. Его борьба, его путь. И всё же я не мог позволить себе расслабиться — я знал, что, несмотря на всё это, он идёт к своему падению. А я стану тем, кто подтолкнёт его к краю. Они оказались в ловушке. Солдаты в розовых костюмах окружили нас со всех сторон, и путь к отступлению был отрезан. Квадрат, наш проводник, мгновенно пал под их выстрелами, не успев даже оправдаться или поднять руки. Всё произошло слишком быстро, но одного я успел заметить. В последний момент перед смертью он понял. Увидел меня. Его взгляд был наполнен смесью разочарования и злости, а может, и сожаления, будто он осознал, кто стоял за всем этим хаосом. Ги Хун, как всегда, не обратил на это внимания. Как и на мой номер. Как и на символы и знаки на стенах в главной комнате, которые прямо подсказывали, какие будут игры. Он был настолько ослеплён своей глупой местью, что не замечал реальных возможностей, которые могли бы действительно спасти остальных. Это было одновременно забавно и раздражающе. Каждый раз, когда я наблюдал за его решительностью, я задавался вопросом: осознаёт ли он, насколько он слеп? Или, может быть, он так глубоко убеждён в своей правоте, что не допускает даже мысли о том, что может ошибаться? Я хотел бы дать ему понять, как жалки его усилия. Хотел бы показать, что всё, что он делает, — это просто размахивание руками в темноте. Но вместо этого я молча наблюдал, позволял ему двигаться дальше по его ложному пути. Ведь в этом и заключается игра, не так ли?  Его единственной целью было выживание и выполнение своей «великой миссии». Когда началась перестрелка, он сразу взял на себя командование, пытаясь держать всех вместе. Он оглянулся на меня, кивнув, и сказал: – Вы оставайтесь здесь и прикрывайте остальных. Мы пойдем искать ведущего. С этими словами он потянул за собой своего друга. Я не мог поверить в происходящее. Друг ? Кто он вообще ? Я даже не помнил его номера, не говоря уже о том, что запомнить его имя.  Сердце билось быстрее, и я сжал автомат до белых костяшек. Я не мог понять, как так получилось. Разве я не доказал свою значимость? Разве я не был рядом в самые тяжёлые моменты? Я первый поддержал его, когда все отвернулись, я, мог убить тебя много раз Ги Хун. Почему этот человек вдруг оказался важнее меня? Я не мог подобрать слова, не мог найти объяснения. Мне было тяжело осознавать, что у Ги Хуна теперь есть кто-то, кто может быть важнее меня, кто занимает пространство в его жизни, которое я всегда считал своим. Эта мысль ударила меня с такой силой, что я чуть не выпустил автомат из рук. Ко мне никто никогда не относился так, как Ги Хун относился к этому человеку. Я видел в этом проявлении слабость, глупость, но это разрывало меня изнутри. Почему он выбрал его? Чем он лучше меня? Разве я недостаточно доказал свою значимость? Я сильнее, умнее, способен предвидеть его каждый шаг... Так почему он не выбрал меня? В этом бешенстве, не сдерживая эмоций, я начал стрелять в своих же солдат. Каждый упавший под мой огонь приносил мне мгновение странного удовлетворения, словно на секунду обида утихала. Это было так глупо, так... по-детски. В эти моменты я действительно чувствовал себя как пятнадцатилетний подросток, выплёскивающий злость на окружающих, не умея иначе справляться с собственными чувствами. А потом я услышал его голос в рации. — Нам нужно подкрепление. Кто-нибудь, срочно! Моя рука застыла. Его голос... Всё внутри меня словно напряглось. Я мог бы просто проигнорировать его, позволить хаосу сделать своё дело, но что-то не дало мне этого сделать. Нет. Это был мой шанс. Перед тем как покинуть помещение, я бросил взгляд на оставшихся солдат. Они стояли молча, их лица выражали смесь страха и решимости, но где-то в глубине глаз мерцала неуверенность. — Отстреливайтесь, я сам найду их. Они далеко не ушли. Мои слова прозвучали уверенно, резко, как команда, которая не требует возражений. Никто не ответил. Я шагнул к выходу, внутренне уже представляя, как всё закончится. Направившись в свой кабинет, я скинул зелёную форму, больше не чувствуя её веса. Чёрный костюм плотно облегал тело, а когда маска легла на лицо, я снова почувствовал себя хозяином. Всё это время я подыгрывал, терпел, наблюдал... Но теперь я был в своей роли. Я предвкушал нашу встречу. Почему он выбрал его? Почему не меня? Разве я недостаточно хорош? Все эти мысли крутились в голове, словно яд, подтачивая меня изнутри. Но это был мой момент. Моя игра. И я знал, что сделаю так, чтобы он понял, кто здесь на самом деле главный. Спускаясь по тускло освещённым коридорам, я не мог отогнать мысли, которые грызли меня изнутри. Почему он выбрал его? Чем этот человек оказался для него важнее? Каждый шаг, каждый звук моего дыхания казались громче, чем обычно, будто мои эмоции находили способ вырваться наружу. Я пытался заглушить этот поток вопросов, но чем ближе я подходил, тем сильнее они заполняли моё сознание. Это была не просто ревность, не просто обида — это было нечто большее, что я не мог объяснить. Почему мне так важно его признание? Почему я готов разрушить всё, чтобы доказать что-то, что, возможно, уже потеряло смысл? Мне казалось, что все мои действия, весь этот путь был порождён чем-то необъяснимым. Я злился на себя за слабость, за эту странную привязанность, которая вела меня туда, куда я идти не хотел. Коридор тянулся бесконечно, шаги эхом отдавались в пустоте. Без охраны, без лишних людей — я один. Это была та редкая тишина, в которой мои мысли громко кричали. Я пытался сосредоточиться, но внутри всё ещё бушевал хаос. В этой тишине мне казалось, что я слышу, как бьётся моё сердце. И вот, наконец, я увидел их. Ги Хун стоял напротив, рядом с этим человеком, которого он выбрал вместо меня. Их глаза были уставшими, но упрямыми, в них ещё жила искра сопротивления. Однако в моих глазах всё это было бессмысленным. Каждый их жест, каждая попытка выглядеть гордыми и непокорными казались мне жалкими. Я ощущал только пустоту. Я достал пистолет, его холодная тяжесть приятно обжигала мою ладонь. В этот момент я чувствовал лишь решимость. Вся моя боль, все мои эмоции превратились в один чёткий импульс. Сделать шаг вперёд. Поднять руку. Задать вопрос, ответ на который я уже знал. — И это стоило того, Сон Ги Хун? Я смотрел на него, но внутри не было никакого удовлетворения. Лишь холодная, безжалостная пустота. Я сделал то, что должен был сделать.  Выстрел. Друг Ги Хуна упал, как будто мир потерял очередную фигуру в этой кровавой шахматной партии. Я не помнил его имени. Ни номера. Да и зачем? Все они были одинаковыми — мимолётными игроками в том хаосе, что я построил. Пустыми звеньями. Ги Хун, ты так безумно жаждешь справедливости, будто можешь перевернуть этот изломанный мир. Ты напоминаешь мне Джун Хо — моего младшего брата. Тот смотрел на меня с таким же пламенем в глазах. Верил в идеалы, которые я давно раздавил под тяжестью реальности. Тишина накрыла нас. Её нарушал лишь звук крови, капающей с его раны на холодный пол. Красный след будто подводил черту под очередной главой этой трагедии. А я? Я думал о том, как долго придётся отмывать этот след. Не от души, нет. Просто логичная мысль в свете предстоящей работы. Это не важно. Сейчас важен ты. Я видел, как ты прижимаешь друга к себе, как будто это может вернуть его к жизни. Паника в твоих глазах обжигала больше, чем все мои ошибки. "Нет!" — раздаётся твой крик, такой отчаянный, такой бессильный. Почему меня это раздражает? Почему твоя боль пробуждает во мне глухую ярость? Я сделал шаг вперёд, звуки моих шагов разносились по комнате. Мои люди затаились, зная, что это моя сцена. Только ты, я и твоя агония. Чёрный костюм, маска — символы власти, которые я уже ненавижу. Но сейчас это не имеет значения. – Ты! Кто ты, черт возьми ?! — твой крик разрывает тишину. Но мне не нужно было твоего вопроса. Всё шло к этому моменту. Снять маску, раскрыть всё. Оставить нас наедине с истиной. Я снял маску. И свет фонарей озарил моё лицо. Ты замер, и я увидел в твоих глазах то, что так долго искал. Узнавание, ужас и… надежду. Это был миг, в котором я наконец ощутил тяжесть своих решений. – Ин Хо ? — твой дрожащий голос звучит как шёпот.  – Это… ты ?  – Глупец, – мой голос прозвучал с ледяной ясностью, пропитанной презрением. Я смотрел на него, стоящего передо мной с опущенными плечами и пустым взглядом, и не мог понять, что именно задело меня в этом человеке. – Ты действительно думал, что сможешь победить систему, которая уже давно поглотила тебя? Он сжимал руку своего мёртвого друга, и его дрожащий голос пробил гробовую тишину: – Ты… Ин Хо. Почему? Почему ты сделал это? Почему ты предал нас? Меня? В его голосе звучало всё – боль, разочарование, неутолённое отчаяние. Это было похоже на хриплый крик утопающего, цепляющегося за иллюзорную надежду. Но вместо того, чтобы ответить сразу, я позволил этой паузе заполнить пространство. Я видел, как Ги Хун ищет объяснение, смысл, оправдание. Что угодно, чтобы собрать себя заново. – Предал? – холодно переспросил я, наблюдая, как его лицо искажается от этих слов. – Ты наивен, Ги Хун. Предательство возможно лишь там, где есть доверие. Здесь же, в этом месте, где каждый борется за свою жизнь, где дружба – лишь очередная уловка для выживания, – о каком предательстве может идти речь? Я жестом указал на пустой коридор. Каменные стены, покрытые следами прошлого, словно замерли в ожидании наших слов. Они видели слишком много – смерти, разруху, отчаяние. Все эти люди в зелёных и розовых костюмах, игроки и стражи – они были ничем, такими же пешками, как и он. Даже его ярость казалась мне заранее обречённой. – Ты и сам всё знаешь, – продолжил я с тихой уверенностью, глядя прямо в его глаза. – Они пришли сюда за деньгами. Все. Даже ты. Все голосования заканчивались в пользу игры. Потому что реальный мир ещё более жесток. Люди бегут сюда, чтобы получить шанс. Не справедливость, не искупление – шанс на выживание, на возможность начать с нуля. Ты действительно думаешь, что можешь что-то изменить? Он не ответил. Его молчание было громче любых слов. Я видел, как его плечи опустились, как глаза постепенно заполнились смесью ужаса и растерянности. Его мир рушился прямо здесь, у меня на глазах. – Ты помнишь свою первую игру? – я заговорил вновь, переходя на почти шепот. – Большинство проголосовало за прекращение. Но что произошло потом? Они вернулись. Все вернулись. Потому что там, за пределами, они ничего не нашли. Никакой надежды. Никакой справедливости. Только пустоту. Ги Хун шагнул ко мне, его взгляд метался от злости к отчаянию. – Это всё неправда! Ты не можешь просто... просто так уничтожать людей! У каждого есть выбор, есть шанс. Мы не обязаны... мы не обязаны быть частью этого! Его слова были столь же бессмысленны, как и его действия. – Шанс? Ты говоришь о шансе, Ги Хун? Ты убил людей в этой игре, чтобы выжить. Ты сделал выбор – так же, как и я. Разница лишь в том, что я вижу всю картину, а ты нет. Он замер, его лицо будто застыло. В этот момент я увидел, как все его идеалы, вся его вера начинают рушиться. И это зрелище было болезненным… но в нём была и странная красота. – Ты думаешь, что, убив несколько человек, сможешь разрушить эту систему? – мой голос прозвучал с горьким оттенком. – Ты уничтожил пешек, а не королей. Система останется. Ты же её часть, так же, как и я. В его глазах вспыхнуло что-то новое. Это был не только страх. Это была ненависть. Она была острой, как нож, и я почувствовал её в каждом его взгляде. И в этот момент я понял: его боль была неизмеримо глубже, чем я мог себе представить. Его взгляд — полный боли, отчаяния и, кажется, уже слабого проблеска ненависти — прожигал меня насквозь. Но даже эта ненависть, направленная на меня, была лучше, чем равнодушие. Лучше, чем пустота. Я ненавидел это чувство, которое вспыхивало во мне каждый раз, когда я видел его таким — слабым, потерянным, сломленным. В этих мгновениях я хотел одновременно уничтожить его и защитить. Хотел стереть с его лица эту мучительную гримасу, но знал, что сам же стал причиной её появления. – Ты всё ещё не понимаешь, Ги Хун? – мой голос был пропитан холодной яростью, но внутри меня всё горело. – Тебе кажется, что у тебя есть выбор, что твои решения что-то значат. Но правда в том, что ты лишь инструмент. Как и я. Как и все остальные. – Если ты убьешь меня, ничего не изменится,  – мой голос был спокойным, но в нем звучала горечь, как будто я был готов разгадать всю его игру. – Даже если ты решишь расправиться со мной, поверь, нас просто заменят. Все эти люди, которых ты так хотел уничтожить, ничего не решают. Как и я. В этой игре меня можно заменить, как и тебя, как и каждого из нас. Я сделал шаг вперёд, сократив расстояние между нами до минимума. Мне казалось, что я чувствую тепло его дыхания, как когда-то… – Если хочешь закончить это, – прошептал я с тихой яростью, – убей меня. Сделай это. Но знай: ты разрушишь не систему. Ты разрушишь себя. Ты никогда не сможешь жить с этим. Ты можешь убить меня, но игра продолжит работать. Ты ведь этого не понимаешь, Ги Хун?  Я ожидал от него ответа. Возможно, крика, возможно, удара. Но он замер. И в этот момент мне захотелось обнять его, утешить... но вместо этого я стиснул зубы, потому что знал, что это сделает меня слабым.