Dame's Rocket

Кацуки просыпается слишком рано, несмотря на то, что решил сегодня снова остаться в общежитии. Он обливается потом. Он не хочет сегодня выходить из общежития. У него есть дела, Кацуки просто не может вспомнить, какие именно. Это терзает его, съедает его до тех пор, пока он не слышит только « Каччан, каччан, каччан» и свое падение на том дурацком мосту, о котором Деку даже не помнит. У Кацуки все распланировано. Он останется в общежитии еще на один день. Еще на один день. Он все спланировал, но тут в его дверь постучал Шинсо. Кацуки открывает дверь, он одет в форму двухдневной давности, волосы в беспорядке, и у него все еще нет рюкзака. Шинсо входит нежеланный и несет рюкзак сам. Он крепко хватает Кацуки за руку. Кацуки не хочет ничего, кроме как разорвать свою руку. Он видит, как кровь сочится из его рук, и думает, что это не может быть правдой. Несмотря на то, что его тело этого не желает, он говорит. «Мне надевали намордник», — говорит он. Шинсо мычит и продолжает идти. «Мне тоже», — бормочет он, словно это страшная тайна. Кацуки ничего не хочет, кроме как сравнивать. Моя мама научила меня манипулировать людьми. Она научила меня считать приемы пищи. А что делала твоя мама? «Айзава заботится о тебе, ты знаешь», — начинает Шинсо. Это тихое, тихое бормотание, которое Кацуки, возможно, не услышал бы, если бы не надел слуховой аппарат. «И ты бы точно знал, не так ли?» Шинсо замирает. «Что?» — кипит он, полный чистых эмоций и отвратительных чувств. Кацуки — это бум и хлопок. Искра и яркость, которые могут распасться. У Кацуки есть огонь, который просится наружу. У него есть этот гнев, который становится библейским. «Мы все знаем, что ты подлиза», — объясняет Кацуки с усмешкой на лице. «Не злись, черт возьми, из-за того, что меня тренировал Айзава-сенсей, а не тебя, Бакуго». Кацуки знает, что облажался, но теперь он не может взять свои слова обратно. Он не может. Кацуки сильно прикусил губу. Он чувствует металлический привкус крови во рту и старается не плакать. «Отвали», — рявкает он, без единого лая и без единого укуса. «Я ни хрена не озлоблен». Кацуки отводит взгляд. Он ненавидит, что Шинсо прав. «Угу», — начинает Шинсо, закатывает глаза и усмехается. «Не секрет, как ты на меня смотришь. Ты завидуешь». Кацуки не отвечает. «Тишина доказывает ...» «Зачем ты вообще пришел ко мне, черт возьми?» — наконец спрашивает он. Насколько он знает правду, Кацуки хотел бы, чтобы он сказал, что он обеспокоен. Он просто хочет, чтобы кто-то, кроме Айзавы, проявил заботу. «Айзава просил забрать тебя». Кацуки облизывает губы и кивает. Шинсо словно чувствует внезапную перемену и снова начинает говорить. «Мне тоже не все равно...» «Мне плевать». Где-то глубоко-глубоко у меня есть любовь. Я могу быть нежным. Я обещаю, что я не такой непривлекательный, каким кажусь. Пожалуйста. Шинсо просто кивает. Он понял сообщение. — Кацуки заходит со своими растрёпанными волосами, в одежде двухдневной давности и без рюкзака. Все смотрят на него с удивлением, но не смеют приближаться к нему. Даже Киришима. ( Нет. Это не заставляет Кацуки плакать. Вовсе нет.) Айзава останавливает его после занятий. Он пыхтит и отдувается, но остается. «О чем вы хотел поговорить?» — спрашивает он, садясь. Айзава двигается самостоятельно. «Ты не ходил к Исцеляющей Девочке». На секунду наступает тишина, прежде чем Кацуки заговаривает. «Я хотел спать». «Ты не выходил из общежития два дня , у тебя растрепанные волосы, и ты не взял с собой рюкзак». Кацуки сутулится. Он знает, что с Айзавой проблем не будет. «Я устал». Кацуки изо всех сил старается не дать личинкам укусить, муравьям ползать. Он старается. «Бакуго, если тебе нужно о чем-то со мной поговорить...» «Ничего нет.» Кацуки пытается. Он шипит на личинок и говорит им: «Не сейчас», и они почти слушают. «Мидория сказал некоторые тревожные вещи...» Но Кацуки может удержать лишь определенное количество, пока личинки не проголодаются. Он взрывается. (Айзава понимает, что облажался, в тот момент, когда зрачки Кацуки расширяются, а на его лице появляется презрительная усмешка.) «Деку?» — говорит он тихим и угрожающим голосом. «Блядь, Деку тебе сказал ...» «Язык. Это было для твоего же блага», — говорит Айзава, пытаясь звучать как учитель. Он не может прислушиваться к своим эмоциям. Не сейчас. У Кацуки начинает болеть живот, и он думает обо всем этом. Его разум перегружен, и он хочет спать, кричать и плакать. «Что бы он ни сказал — это гребаная ложь» «Бакуго-» «-Не называй меня так, черт возьми!» Раздается шарканье ног. Айзава встает с сиденья. «Мне жаль, если все пошло не так, как ты хотел. Мы в курсе твоей семейной ситуации. Кацуки, я здесь, чтобы выслушать». «Мы?» Кацуки услышал взрывы и снова выругался, нахмурив брови. «Да, Мик и я». прежде чем Бакугоу успеет взорваться, Айзава добавляет «Ты можешь переехать к нам жить». Он выходит из комнаты, закрыв за собой дверь. Кацуки остается только гадать, не станет ли он плохим сыном, если расскажет все Айзаве. Его руки блестят от пота. Он зол на Деку. Злится на себя, на Шинсо и на Киришиму, потому что он может. Гончий Пёс (до того, как он перестал с ним видеться, потому что Кацуки не нуждался в гребаном психотерапевте (после того, как его мама узнала) сказал ему, что он должен действовать рационально, думать с холодной головой. Он просто хочет спать. Он устал. Так чертовски устал. Он хочет спать и достаточно удобную кровать и пижаму. Кто-то входит в комнату, и Кацуки видит зеленые волосы, но не двигается. Деку оставляет его в покое, вероятно, зная, что его глаза стеклянные. Кацуки должен что-то с этим сделать. На самом деле, сейчас его это не слишком волнует. – В конце концов он выходит из комнаты. Теперь он остается на своей кровати и не делает домашнюю работу, которая его ждет. Он сделает ее позже. Айзава дал достаточно времени, чтобы сделать ее. Кацуки обнаруживает, что теперь он не так уж и зол. Он обнаруживает, что был лишь слегка зол на самом деле. Просто ужасная боль в животе от личинок, которые его пожирали. Он ненавидит эти штуки. Через несколько секунд он засыпает, желая, чтобы Айзава был его настоящим отцом, даже если это звучит неловко. (Где-то чихает Айзава.) Кацуки спит немного лучше, думая о чем-то своем и крепко сжав руки в форме буквы X, словно обнимая себя.