Обелинская Ведьма

— Смерть! Смерть Обелинской Ведьме! Смерть змее, околдовавшей императора! — кричали горожане, пока девушку вели на костёр.       Глаза несчастной были залиты слезами. Ранее она принимала попытки сопротивления, но, получив несколько мощных ударов, стала идти покорно. — Посмотрите на неё! Ещё строит из себя невинную! —Всё не так... Всё не так... — еле слышно шептала она. — Что ты там вякнула?! — один из тащивших её мужчин сильно потянул за волосы. — Ааааа! — девушка не выдержала боли и закричала. Но это был не просто крик. Его переполняло полнейшее отчаяние, осознание того, что ей никогда не будет уготован хэппи энд.       Наконец её довели до будущего места смерти. Вогрузив на верх горы досок, девушку привязали к торчащему столбу. Священник что-то стал говорить люду, однако в своём состоянии она не могла ничего разобрать. Когда речь мужчины была окончена, в сторону девушки бросили факел.       Языки пламени с ужасающей скоростью добрались до её ног и быстро перескочили на подол рваного платья. За этим последовал истошный крик. На лицах горожан, лицезревших это, не было и намёка на жалость. Кто-то стоял с непроницаемым лицом, а кто-то с таким, словно смотрел на нечто восхитительное.       Через какое-то время названная ведьма перестала что-то ощущать и была близка к тому, что потеряет сознание. Она посмотрела на полную луну, расположившуюся на небе. «Боже, за что это мне? Каков был мой грех? Грешно ли было желать простого человеческого счастья?»       Закончив своё внутреннее обращение к Господу, девушка бросила взгляд в толпу. Если бы не костёр, то она, возможно, этого не заметила, но у одного человека в капюшоне поблёскивали на свету топазовые глаза.

***

      Девочка резко распахнула веки. Поначалу перед глазами всё плыло и раскалывалась голова, но достаточно скоро всё стало более-менее. С трудом сев на полу, она приложила к самому больному месту на голове руку, а когда уже взглянула на неё, ладонь оказалась измазана алым.       Посмотрев на верх лестницы, девочка увидела двух девушек, стоящих там. Те смотрели на неё, не скрывая своей неприязни. — Пошли, Пенелопа, — сказала та, что казалась старше, уже разворачиваюсь, дабы уйти. — Но, Розалия, — схватив её за руку, остановила другая, — сколько нам ещё эту мерзавку терпеть? Сколько видеть её отвратное лицо? — Это грязное отродье вряд ли и без нашего вмешательства долго проживёт. Не будем из-за неё руки марать, — аккуратно высвободив из схватки сестры руку, произнесла Розалия, — Пойдём уже подготавливаться к выходу.       Пенелопа не стала перечить старшей дальше и послушно последовала за ней, напоследок бросив яростный взгляд на пострадавшее дитя.       Эти девушки, презиравшие девочку, были её единокровными сёстрами.       Анджелика Джудит, младшая незаконнорожденная дочь маркиза Джудит. Служанка, родившая девочку, умерла вскоре после родов. Некоторые из слуг сплетничали, что это дело рук тогда ещё живой Госпожи, матери Розалии и Пенелопы, ведь мама Анджелики была вполне здоровой, когда родила дитя.       Но как бы там ни было, так же как была зла жена маркиза на служанку, её дочери ненавидели свою названную сестру. А от отца помощи от издевательств можно было не ждать, ведь Анджелика не являлась плодом любви, а лишь желания маркиза завладеть чем-то прекрасным.       Для простолюдинки мать девочки и правда была красавицей: алебастровая кожа, кремовые волосы и золотистые глаза. Всё, за исключением хризолитовых глаз, Анджелике передалось от неё. Правда её большая схожесть с матерью становилась очередным поводом для издевательств девушек.       В ту очередь, когда Розалия лишь психологически давила на девочку, Пенелопа же могла сотворить что-то похожее на сегодняшний инцидент, чьим виновницей она как раз и являлась. «Сегодня чуть хуже обычного», — подумала Анджелика, уже добравшись до сломанного зеркала в своей бедно обставленной комнате.       Девочку даже не столько раны волновали, сколько отношение самих сестёр. Она бы соврала, сказав, что ей не обидно. Даже предательские слёзы, которые шестилетнее дитя пыталось удержать, скопились в уголках глаз. Она не могла понять, чем перед ними провинилась. «Хоть уже не болит, но рану на голове нужно хоть как-то подлечить», — умозаключила девочка с глубоким вдохом.       Стоя перед осколками, Анджелика вновь приложила одну руку к макушке. «А?»       Раны не было. Девочка уже подумала бы, что сошла с ума, однако немного запёкшейся крови на волосах свидетельствовало о том, что она не бредила. — Как... такое возможно?..       Малышка лихорадочно ощупала всю верхнюю часть головы, но эта злосчастная рана будто испарилась. У Анджелики, конечно те же синяки или другие небольшие повреждения гораздо быстрее нормы пропадали, но данный случай вообще выходил за все возможные рамки реальности.       Тут её крохотные ножки подкосились. «Смерть Обелинской Ведьме!» «Нет...!»       Анджелика вдруг вспомнила увиденную после падения с лестницы сцену. Как она вообще могла позабыть об ужасе, который лицезрела от первого лица? Как могла забыть то, что словно испытала на собственной шкуре? «Ведьма очень долго горела...»       Девочка с дрожащими глазами посмотрела на такие же дрожащие руки. И, будто подпитывая её страх, из ладоней немного просочился зеленоватый свет, похожий на какую-то пыльцу. Она тут же отдёрнула руки. «Нет!»       Сердце Анджелики лихорадочно забилось, а дыхание словно играло с ним на перегонки. Упавшая на пол девочка свернулась калачиком и плотно закрыла уши ладонями, пытаясь всё отгородиться от всплывающих в голове фраз. «Смерть!» «...строит из себя невинную!» «Что ты там вякнула?!» «Нет... Нет-нет-нет-нет... нет!»

***

      В таком состоянии дитя пролежало практически до полуночи, пропустив время обеда и ужина, когда она могла урвать себе какие-то остатки. Успокоенная, но при этом голодная и измученная, девочка сидела на своей кровати. «Бежать.»       Данная мысль за последний час уже многократно повторялась. Страх кричал, буквально молил её бежать в надежде отдалиться от увиденной гибели. Ведь, оставшись здесь, её может ожидать такой конец, да?       После того как Анджелика в последний раз обвела взглядом свою комнату, она распахнула окно над кроватью. Её поселили то ли в бывшую кладовку, то ли во что-то подобное, так что, к счастью, комната располагалась на первом этаже.       Девочка перелезла через окно и направилась в сторону сада. Минуя патрулирующего, она добралась до стены у сада и начала что-то разыскивать. «Где же она... вот!»       Отодвинув листву, перед её взором оказалась дыра в стене. Не очень-то большая, однако достаточно для того, чтобы миниатюрное тело Анджелики пролезло.       Эту дырку она однажды нашла, когда сбежала от сестёр. Данное место стало её личным секретом, её кратковременным побегом от ужаса. Когда Анджелика не могла уже выносить издевательства, она сбегала за стену и наслаждалась спокойствием.       Ей, наверное, следовало вообще не возвращаться ещё с первого раза, но... куда могло сбежать маленькое дитя? Теперь же сомнения пересилил страх и сломал оковы, сдерживающие девочку.       Убрав оставшийся мусор, который служил маскировкой и осмотрев сад за собой, Анджелика перелезла через дыру в стене. Отряхнув с грязной юбки прилипшую листву и мелкие обломки веточек, она побежала прочь, желая лишь отдалиться от столь ненавистного поместья.       Однако ослабшую девочку ненадолго хватило, достаточно скоро темп её стал замедляться, так что, еле доковыляв за двадцать минут сто метров, Анджелика с отдышкой прислонилась к ближайшему дереву.       Несколько капелек слёз намочили кору. «Даже сбежать нормально не могу...»       Оторвав от ствола лицо, Анджелика рукой вытерла выступившие слёзы. Когда дыхание более-менее восстановилось, она небольшими шажками пошла дальше, временами на миг прислоняясь к деревьям.       Мрачное небо окончательно потемнело, обнажая луну со звёздами. Где-то среди деревьев можно было услышать сову, которая только нагнетала атмосферу, пугая и так дрожащую от холода девочку.       На счастье Анджелики среди деревьев стал виднеться какой-то свет. Идя в его сторону, она вышла на какую-то улицу. Её можно было уже назвать... городом? Да, она, наверное, добралась до города. Девочка никогда не бывала в городах, но из тайно прочитанных ею книг знала, что в городах множество построек, и что там вполне светло даже ночью.       Не зная куда идти, Анджелика шла вдоль по практически пустой дороге, временами поворачивая голову, дабы рассмотреть прекрасные витрины. Когда она поравнялась перед уже закрывающейся кондитерской, её живот жалобно завыл. «Кушать хочется...»       Человек, убиравших с витрины оставшиеся пирожные, заметил Анджелику. Та от испуга вздрогнула, отвернулась и тут же посеменила прочь.       Немного поодаль, девочка прислонилась к стене, ведущей в подворотню. Она уже не могла идти, ножки болели, картинка перед глазами стала уже не такой чёткой. Даже как-то стало клонить в сон.       Однако к несчастью резко пришло отрезвление: Кто-то, сильно дёрнув за волосы, потащил малышку в ту самую злосчастную подворотню. Потом так же резко толкнул из-за чего она в кого-то врезалась. Анджелика из-за страха не смела и взгляда поднять. — Смотри, какой куш у входа стоял, — раздался позади радостный голос. — Каким боком ты в этой мелочи куш разглядел? От алкоголя совсем голову отшибло? — недовольный голос принадлежал тому, в кого врезалась девочка. — Да разгляди, тупая ты бошка! — взяв малышку под руки, мужчина с лёгкостью поднял её на уровне лица недовольного, — Мелкая, а уже какая красотка. А кожа! Кожа беленькая, как у аристократки. Представляешь, сколько та же Марго за такую работницу отвалит? — А ты прав, — хищно улыбнувшись, стоящий перед девочкой мужчина больше приблизился к её лицу, из-за чего Анжелика зажмурила свои уже заплаканные глаза, — Подождать пару годков да и повоспитать, и вот готова идеальная шлюха.       Девочка не понимала, куда и зачем они собираются её отправить. Но от этих плохих дядь не ожидаешь ничего хорошего, поэтому Анджелику от страха стал бить жуткий озноб. И от этого же страха она не могла сдвинуться ни на дюйм. «Прошу... кто-нибудь... спасите...»       Конечно, было глупо в данной ситуации надеяться на какое-то чудо, но девочка всё же мысленно молилась этому.       И к удаче резко раздался голос: — Стоять!