Der Rattenfänger zu Hameln

      Светлое помещение с удобными креслами. Большое количество посетителей с самыми разными проблемами. Порой, Кёллер уставала от своей работы. Нет, безусловно, она любила ее. Психология — то, что у девушки получалось лучше всего. И хоть практикует Имма всего ничего, у нее уже набралась своя постоянная клиентура и определенная репутация в городе.       Сегодня ей предстоит познакомиться с новым пациентом. Очередной мужчина, которого записала жена. Обычно такая терапия заканчивается, не успев начаться. Если человек сам не хочет разбирать свои проблемы и хоть сколько-то справляться с ними, то ни один специалист ему не поможет. Все рано или поздно вернется на круги своя в 90% случаев.       Пациентке не позавидуешь — потеряла ребенка, которому даже года не успело исполниться. Ее сын задохнулся в собственной колыбели. Фрау Гриммер с тех пор убита горем и теперь хочет развестись с мужем, если он не изменится.       "Понимаете, он совершенно равнодушен! Ему плевать на смерть нашего сына! Его сына! И так было всегда. Это выражение лица... Я ненавижу его. Пожалуйста, если можете, хотя бы попытайтесь что-нибудь сделать... Вы лучший специалист в этом городе. Не знала бы я вас, бросила бы его не задумываясь."       Тяжело выдохнув, Имма размякла в своем кресле, усевшись поудобнее и сосредоточенно потерла виски. Скорее всего это дело закончится разводом, как бы она не старалась.       — Что ж, не попытаться я не имею права. За что-то же я деньги беру, — вздохнула она, глянув на настенные часы с красными краями и рисунком силуэта человека в шляпе и плаще по центру. Она влюбилась в них с первого взгляда, так что не обращала внимание на то, что они не подходили интерьеру. У нее было еще полчаса до последнего пациента. Кёллер всегда делала перерыв с четырех до пяти. Девушка чувствовала потребность в отдыхе, хотела уйти в себя. И сейчас у нее появилась прекрасная возможность.       Взяв в руки старую потертую дудочку, лежавшую в тумбочке во втором ящике возле кресла, она любовно погладила ее пальцем. Как завороженная, Имма несколько секунд разглядывала предмет. Черная, совершенно простая без каких-либо рисунков, удивительно, что целая. Имма любила ее. Эта дудочка заменяла ей детство.       Каждый раз, стоило Кёллер прикоснуться к ее поверхности и поднести к губам, как мелодии сами собой начинали переливаться яркими красками. Тогда появлялись чувства: всех тех людей, которые приходили, всех проблем и ситуаций, несчастий и радостей. Раньше она часто играла по нотам, знала много достаточно сложных произведений, но сейчас ей это было неинтересно. Девушка играла для души.       Сегодня она слегка забылась, так что когда раздался стук в дверь, вздрогнула, словно выйдя из транса. Отложив дудочку обратно в ящик, Имма громко оповестила:       — Можете заходить.       Дверь открылась. На пороге появился высокий молодой мужчина с русыми волосами. Кёллер бегло пробежалась по его внешности: вытянутое лицо, простоватые черты, неестественная улыбка, словно приросшая к нему. Одет в темно-сиреневую рубашку, не застегнутую на последнюю пуговицу и темные штаны.       — Здравствуйте, — сказал он приветливым тоном, — После смерти нашего сына моя жена записала меня к вам. Сказала, что если вы мне не поможете, то только могила меня исправит, — широко улыбался мужчина, подойдя ближе. — Вольфганг Гриммер, приятно познакомиться.       Вольфганг сел на положенное ему место, сгорбившись. Весь его вид излучал дружелюбие, вот только, больно натянутое. "Что ж, с ним будет сложно работать," — подумала Имма, понимая, что этот человек весьма закрыт и вряд ли пойдет на контакт так просто.       И хоть у нее был способ договориться с такими, его она использовала в очень редких случаях, когда иного выбора не оставалось.       — Как вы считаете, вам нужна терапия, герр Гриммер? — сходу задала вопрос психолог. Лицо мужчины забавно вытянулось, сделавшись слегка удивленным, но улыбка до сих пор держалась на губах.       — А с чего вы решили, что нет? — поинтересовался он. — В моих интересах сохранить брак, — Вольфганг положил руки на колени, скрестив пальцы. Выглядел спокойным, лениво-заинтересованным. Ничего в нем не выдавало волнения, хотя человек, после серьезного скандала, вряд ли бы сохранял душевное равновесие. Гриммер не выглядел даже слегка мрачным, хотя определенно не показывал настоящих эмоций.       Фрау Гриммер вполне могла оказаться права, когда говорила, что у него есть социопатические наклонности. И пусть Кёллер не могла ставить диагнозы, его поведение могло указывать как на врожденные дефекты, так и на приобретенные. Но, вообще, нельзя отрицать того факта, что у него может просто не быть заинтересованности ни в своей жене, ни в семейной жизни и все это нужно "для галочки". Такое бывает, когда общество давит: родители, окружение или есть определенные загоны.       В любом из случаев Вольфганг не особенно нуждается в сохранении брака. Имма бы заметила, если бы его хоть сколько-то волновал конфликт. Дело в том, что люди, которые скрывают свои эмоции и те, которые их не испытывают, очень сильно отличаются в поведении. Так, например, человек, не испытывающий вины и человек, пытающийся заглушить ее, между собой сильно отличаются. Ей приходилось консультировать такую пару, удивительно, но они состояли в отношениях. Воспоминание не из приятных, зато случай весьма познавательный.       — Зачем? — допытывалась Имма, глядя на него. Если все это действительно ему не нужно, то все это не имеет смысла. Его жена будет надеяться, что что-то изменится и еще больше разобьет себе сердце, а он будет делать вид, что ему действительно нужно ходить к психологу. Лишняя трата денег и нервов. Конечно, для бизнеса это был бы лучший расклад, Имме удалось бы хорошо на них заработать, но цели обогатиться у нее нет. В конце концов, вряд ли у нее когда-нибудь появится резкая нужда в деньгах.       — Доктор Кёллер, неужели ваша работа заключается в том, чтобы задавать такие глупые вопросы? Для чего же, интересно, люди пытаются сохранить брак? — он чуть больше сгорбился, исподлобья глядя на нее любопытными глазами, словно это не был сарказм.       — Вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос? — проницательно заметила психолог. — Послушайте, если вы не сможете мне четко сказать: "я люблю свою жену и ради этого готов работать со специалистом", то вам моя помощь ни к чему. Можете пойти к кому-то более жадному до денег, я консультирую лишь заинтересованных.       Имма посмотрела на него твердым взглядом, ожидая ответа. И Вольфганг эти гляделки не прервал. Неуверенности в себе он тоже не испытывает.       — Я люблю свою жену и готов работать с вами, доктор Кёллер, — не сводя глаз ответил Гриммер. Скрещенные пальцы на его руках чуть расслабились, а кисти рук развернулись вниз.       — Вы часто произносите мою фамилию, — заметила девушка. Тем не менее, этот вопрос не так уж относился к терапии, как все остальные.       — Что ж, я привык обращаться к людям по фамилии, — пожал плечами он, не придав этому значения. Оглядев кабинет, мужчина бросил короткий взгляд на тумбу возле кресла Иммы. — Между прочим, вы очень красиво играете. Где-то учились? — поинтересовался Вольфганг, взяв инициативу беседы на себя.       — Герр Гриммер, вы хотите поговорить обо мне? — слегка выгнула бровь девушка.       — Почему нет? — как само собой разумеющееся спросил он.       — Потому что вы хотите сохранить брак, а не заводить любовницу, например? — на эту фразу Вольфганг громко рассмеялся.       — Вы правы! — кивнул он. — Так, скажите, как мне сохранить брак?       И вновь этот взгляд. Порой, ей становилось неуютно под этими все замечающими темными глазами. Таким взглядом обладают немногие.       — Фрау Гриммер жалуется на вашу безэмоциональность. Ей бы хотелось, чтобы вы проявляли большее участие в ее жизни. Полагаю, вам стоит с ней поговорить, — Имма ненадолго задумалась. — Я бы предложила вам семейную терапию, однако я их не провожу, а других специалистов не одобряет ваша жена. Если вы не хотите открываться мне и разбираться во всем этом, то я ничем не смогу вам помочь.       Кажется, мужчине начали надоедать эти постоянные попытки сплавить его. Настроен остаться он был решительно.       — Почему она выбрала вас, доктор Кёллер? Неужели из-за атмосферы допроса? — поинтересовался Гриммер, тяжело выдохнув.       — С вами я тоже себя чувствую, как на допросе, — покачала головой Имма, улыбнувшись кончиками губ. — Кем вы работаете?       — Я журналист, — на этот раз Вольфганг улыбнулся. — Собираю интересные случаи для прессы.       — Вам нравится ваша работа?       — Да, вполне, — не изменившись в лице ответил мужчина. Кажется, что он даже позы не менял с начала разгово—ра. — Скажите, сложно ли быть психологом?       — Вы считаете, что не справились бы с этой профессией? — уточнила Кёллер, не ответив на вопрос. Вольфганг ненадолго замолчал, сделав задумчивый вид и потерев подбородок.       — Мне бы показалось это слишком скучным, — ответил он легкомысленным тоном. После этого Гриммер откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы, глядя на них на них дольше необходимого. Проблемы со зрением? Имма в этом сильно сомневалась.       — Вы можете испытывать эмоции? — продолжила расспрашивать психолог. В конце концов, в этом заключается ее работа.       — Конечно, — улыбка на лице мужчины стала чуть шире. Очевидно, что выученная. Ни один человек в здравом уме ему бы не поверил. — Скажите, как бы вы отреагировали, если бы у вас умер сын?       — С какой целью интересуетесь?       — Давайте просто поболтаем, — помахал руками Гриммер, недовольно цокнув языком. — Откровенность за откровенность, как вам? Мне было бы проще открыться, зная, что собеседник не увиливает от аналогичных вопросов, — несмотря на то, что он почти не изменился, взгляд Вольфганга стал пронизывающим и неприятно цепким. — В конце концов, чего вам стоит?       — Если вы не готовы работать, нам придется хорошо постараться.       — Скажите, у вас есть семья? Парень или муж? — внезапно перевел тему Вольфганг. Имма чуть нахмурилась. — Простите, просто обычно в подобного рода кабинетах есть фотографии в рамках. У вас я не вижу ни одной.       — Рабочее место не должно иметь отвлекающих факторов. Это помогает сосредоточиться на работе, — пояснила девушка, на что получила весьма разочарованный взгляд мужчины.       — Доктор Кёллер, вы мне лжете, — покачал головой Гриммер, говоря это слегка снисходительным тоном. — Ведь чтобы обезличить пространство нужно избавиться от всех отвлекающих факторов. А ваш взгляд то и дело останавливается на тумбочке, где лежит дудочка. Может, сыграете мне?       — И после этого хотите сказать, что работа психолога вам кажется скучной? Да вы меня, небось, впечатлить пытаетесь, — хмыкнула Имма.       — Вовсе нет, — поднял ладони вверх Вольфганг, прикрыв на мгновение глаза. — Просто поделился замечаниями. Я журналист, мне положено видеть кое-какие мелочи.       — Вы пытаетесь перевести тему с себя на меня, — не согласилась психолог, скрестив ноги. — Герр Гриммер, как вы себя чувствовали, когда умер ваш сын? Является ли эта тема для вас болезненной?       — Честность за честность. Вы мне соврали, — улыбнулся Гриммер. — В следующий раз я хочу услышать вашу игру. Мне кажется, она восхитительна.       Мужчина поднялся с места, зачем-то отряхнул брюки, словно на них за это время успела накопиться пыль и пошел в сторону выхода. Оставалось еще полчаса до конца сеанса, а заодно и рабочего дня, но Вольфганг четко вознамерился уйти раньше положенного.       — Это моя обязанность помогать вам, моя личная жизнь вас не касается, — заметила Имма, оставшись сидеть на том же месте. Его жена уже заплатила за этот час заранее, на случай, если ее муж решит просто не приходить, так что ей не было смысла держать Гриммера и дальше.       — А мне интересно, — он на мгновение посмотрел на нее из-за плеча, после чего вышел из кабинета.       "Странный этот, Гриммер, — устало выдохнув, подумала Кёллер. — Значит, останется надолго. Такое всегда бывает со странными людьми."       Почему-то необычные личности к ней прямо притягивались. И чем более эксцентричный человек, тем дольше он оставался рядом.       Пациенты часто признавались Имме в любви. У нее были русые волосы, чуть светлее, чем у Вольфганга, светлые глаза. Фигура не из журнала мод, а лицо слегка строговатое. Фрау Гриммер была одной из немногих совершенно обычных людей, которые приходили к Кёллер и оценивали ее таланты по достоинству. Все остальные оказывались чудаками. Многие из них влюблялись.       Ни одному из них не было суждено завоевать ее сердце. Сколько бы умоляющих, печальных или фанатичных лиц, обещающих все дары на свете, она не видела, никто и никогда Имму не цеплял. Отсутствие фотографий... Вольфганг был прав, когда спрашивал об отсутствии семьи. У нее действительно не было ни парня, ни мужа. Даже друзей не водилось. И девушку это не особенно печалило.

      ***

      Ровно через неделю молодой мужчина вновь появился у нее на пороге в то же время. В этот раз Кёллер в руки дудочку не брала, ограничившись небольшим чаепитием в приятной тишине.       — Вам нравятся эти часы, верно? — зайдя в кабинет, Вольфганг сразу же уставился на ее настенные часы. — Сколько ни смотрю, а в интерьер не вписываются.       — И вам здравствуйте, герр Гриммер, — кивнула Имма, жестом приглашая мужчину сесть. Возражать он не стал, заняв кресло для посетителей. В этот раз он пришел с куда большим воодушевлением, чем в прошлый. — У вас случилось что-то хорошее? — полюбопытствовала она, завязывая диалог.       — Вы снова не отвечаете на мои вопросы, — выражение лица журналиста стало слегка недовольным. Левую руку он положил на подлокотник, правой же активно жестикулировал при необходимости. — Нет, ничего такого не произошло.       — Сегодня вы пришли сюда добровольно, — констатировала очевидное она. — С чем это связано?       — Вы пообещали мне сыграть, помните? Я хочу послушать, — губы вновь раздвинулись в неискренней широкой улыбке. Веселый тон и выражение лица весьма контрастировали на фоне друг друга. Даже обычный человек это поймет, а специалист — тем более.       — Я не давала таких обещаний, — отрицала Имма. — Может быть, есть что-то, что бы вы хотели со мной обсудить помимо моей личной жизни?       — М-м, вы правы, доктор Кёллер, вопрос есть, — он поднял указательный палец вверх. — Что мне сказать жене, чтобы она меня простила?       — Вам не нужно говорить. В первую очередь, она ждет от вас эмоций. Женщины весьма чувствительные существа, так что если вы кардинально не изменитесь, ваш брак рухнет, — ровным спокойным голосом ответила психолог. Вольфганг ничуть не расстроился и лишь кивнул такому ответу.       — Есть ли мне смысл его сохранять в таком случае? — вопрос был задан все таким же беззаботным тоном. И Имма почему-то не удивилась. Она предполагала, что он ей тоже соврал. За эту неделю сомнения в необходимости продолжать эти отношения лишь продолжили прорастать в его душе. А, возможно, что фрау Гриммер устала терпеть тяжелый характер своего мужа. А он тяжелый, несмотря на преобладающее количество веселости в тоне и извечные лживые улыбки, приклеенные к его лицу.       — Решать вам, — пожала плечами психолог. — Вы не любите свою жену и остаетесь с ней по какой-то иной причине. Достаточно ли веска для вас эта причина? — Имма не стала углубляться в то, что именно побудило его оставаться в безнадежных отношениях и цепляться за них, понимая, что Вольфганг снова ей не ответит, попытавшись перевести тему.       Теперь он стал выглядеть задумчивым.       — Думаю, вы правы. Было бы хорошо, если бы ничего не случилось, но былого не вернешь, — кажется, Гриммер лишь приободрился. Теперь, когда мужчина уверился в своем выборе, он пытался улыбнуться еще шире.       — Вы хотите на этом закончить консультации или вас беспокоит что-то еще? — задала вопрос девушка, видя, что Вольфганг по прежнему сидит на месте клиентуры и уходить не собирается.       — Если вы не возражаете, доктор Кёллер, мне бы хотелось продолжить наши встречи.       Как она и полагала. Странных людей тянет к ней как магнитом. Что ж, ради них Имма и выбрала эту профессию. Ей хотелось глубинно разобраться в образе мышления людей, причинах их действий, привычек, способах их изменить. И чем интересней люди, тем занимательней с ними работать.       Как жаль, что не всем из них удалось помочь.       — Я не возражаю, гер Гриммер, — кончики губ психолога немного приподнялись. Как давно она полноценно улыбалась в последний раз? Имма уже и не помнит.       — Мне все-таки хочется получить ответ на свой вопрос, — слегка посерьезнел Вольфганг, отчего Кёллер тоже собралась. В его компании она слишком расслабилась. С ним почему-то хотелось разговаривать, как со старым другом. Даже несмотря на излишне цепкие глаза и непонятные мотивы. — Как бы вы отреагировали, если бы ваш сын умер? — повторил вопрос мужчина, вновь скрестив пальцы на руках.       — Боюсь, что не могу этого представить достоверно, — покачала головой девушка. — Как вы отреагировали на эту трагедию?       — Никак, — пожав плечами наконец ответил журналист, чем слегка удивил Имму. Ей казалось, что мужчина совсем не желает идти на контакт. Видимо, сейчас она в его глазах проходит какие-то проверки и он оценивает, что можно говорить, а что нельзя. У всех подозрительных людей такое есть. У невротиков тоже, но Вольфганг явно к ним не относится. — Я сделал все, что от меня требовалось, но он все равно погиб. Моя жена жалуется, что я слишком равнодушен, однако, в действительности, я не знаю, как мне реагировать. Хотел спросить ваше мнение, но вразумительного ответа вы мне не дали.       Кёллер на несколько мгновений посмотрела на тумбочку. Сегодня она не играла. Пальцы слегка зудели. Хотелось взять ее в руки. Дудочка буквально просила, чтобы ее использовали по назначению. Но сначала стоит выпроводить пациента.       — Вам нужно было хотя бы заплакать, — чуть погодя, ответила девушка. — В таком состоянии вам будет сложно строить отношения с обычными людьми. Они будут чувствовать вашу отстраненность и в конечном счете это приведет к тем же последствиям.              — Значит ли это, что мне стоит строить отношения с необычными людьми? — спросил Вольфганг.       — Как один из вариантов, — пожала плечами она. — Чисто фиктивные отношения, где оба друг друга понимают. Вот только, в таком случае, зачем вообще вам брак?       — Вместе жить веселее, — улыбнулся мужчина, разведя руками. — Что ж, спасибо. На сегодня достаточно. До свидания, доктор Кёллер.       Помахав рукой, Гриммер покинул комнату. Как только прошло минут пять, Имма выдвинула второй ящик тумбочки, доставая из неё инструмент. Она успела сыграть лишь простенькую мелодию, как дверь снова открылась. С нелепым видом Вольфганг вернулся, сказав, что забыл ключи, которые по своей неосторожности вытащил, как делал всегда, стоило ему прийти домой.       — Хватит подслушивать, — строго отозвалась Имма, прекрасно понимая, что это ложь.       — Не волнуйтесь, я ничего не слышал, — соврал мужчина, давя улыбку. Кёллер невольно отметила, что с его манерой поведения ей начинает казаться, что он всегда врет. И понять такого человека трудно, несмотря на все ее умения и внимательность.

***

      Сегодняшний день для Иммы выдался чрезвычайно тяжелым. Четверг всегда был сложным, хотя бы потому, что "слушающих" пациентов приходило целых двое. "Слушающие" — так окрестила психолог тех, для кого она играла на дудочке. В этом заключалась терапия особенно отчаянных случаев, для которых нет спасения. Герр Витте болен множественной миеломой, а она, в свою очередь, не лечится. Он проживет не больше нескольких лет, очень скоро его могут положить в больницу, если симптомы ухудшатся.       Болезнь заключается в хрупкости костей. Обычно ведущие признаки определяются диффузной инфильтрацией костного мозга клетками опухоли и повреждениями органов. Множественная миелома признается неизлечимой, так что врачи лишь разводят руками.       Сегодня Витте признался в неутешительных результатах своего последнего похода к врачу, куда вообще не собирался идти и только по настоятельной рекомендации Иммы все же сделал это.       — Доктор Гессен дает мне не больше нескольких месяцев и настоятельно рекомендует начать усиленную иммунотерапию. Предлагает госпитализацию, — хриплым голосом произнес мужчина, сидя в удобном кресле кремового оттенка. Ему было за пятьдесят, люди в возрасте больше подвержены данному заболеванию. Более того, Витте совершенно не любил больницы, считал врачей шарлатанами, которые ничем не смогут ему помочь. Отчасти, это было правдой, потому что миелома не лечится и они действительно его не вылечат.       Раньше он жил в сельской местности и перебрался в город совсем недавно, как раз из-за дочери. Она хотела познакомить его со своим женихом, но знакомство не задалось. Витте не принял молодого человека, посчитав его слишком ветренным и недалеким, человеком с "замасленными мозгами".       — Я не хочу продлевать это жалкое существование, которое и жизнью не назовешь, тратя свои последние накопления на то, что меня точно не оздоровит, — начал рассказ Витте, тем самым удивив Имму. Обычно мужчина не любил говорить о жизни и наотрез отказывался рассказывать хоть что-то. Лишь из-за долготы терапии психолог знала о нем некоторые детали. — Меня злит мысль, что я помру жалким стариком на вонючей больничной койке, замерев обоссавшимся трупом, таращившимся в потолок. Более того, я хочу оставить наследство своей дочери, какого бы заморыша она не привела в мой дом. Ей и ее детям пригодятся деньги. Кому они не пригодятся? Меня мои родители в мои семнадцать оставили совершенно одного, решив, что я сам со всем справлюсь. Из-за их безразличия я побывал на войне, сделал множество вещей, которых мне никогда не простят ни бог, ни судьба. Я стал злым мелочным старикашкой, от которого ушла собственная дочь и которого чудом постоянно прощала жена.       Голос Витте был полон горечи, сожалений и подавленной злости. Он был глубоко обижен на свою дочь, даже после ее ухода считая ее неправой, полностью отрицая ее образ жизни. Осуждал курение молодой девушки, устраивал забастовки каждый раз, когда возвращался ее жених. Герти сама пригласила своего отца в город, упорно отказывавшегося от этого предложения, для того, чтобы следить за его состоянием вместо погибшей матери. Со своим женихом Герти жила раздельно, но каждый его приход с появления в доме герра Витте заканчивался ссорой между дочерью и отцом. В конце концов, насколько поняла Имма, она уехала вместе со своим ухажером: оставила квартиру отцу и уехала со своими вещами непонятно куда.       — Я считал Луизу слабохарактерной, много пил и срывался. В какой-то момент я поднял на нее руку, о чем сильно сожалею. Жена была единственным человеком, который до вас заставлял меня ходить к врачу, — Витте отвел взгляд и поджал губы. От девушки не укрылось, как напряглись ноги мужчины и собрались пальцы в кулаки. — Но даже так она осталась со мной до самой своей смерти. Я... Был ужасным человеком. Мне не стоит жить. Сейчас ваша игра — единственное, что поддерживает во мне жизнь.       — Герр Витте, у вас были суицидальные мысли? — спросила Кёллер, внимательно глядя на мужчину после его рассказа. Вместо ответа он лишь скривил губы и отвел взгляд. Более откровенностей он разглашать не желал.       — Может, вы уже начнете? — недовольно возмутился Витте, прикрыв глаза. Руки он положил на подлокотники, придержав чуть левую руку. Видно, болезнь сильно влияет на кости и что-то он уже успел сделать со своим плечом. Но вопросов психолог больше не задавала. Пациент и так сегодня был слишком откровенным, давить на него дальше не имеет никакого смысла. Это лишь даст стимул к тому, чтобы окончательно закрыться.       Имма достала из тумбы дудочку, взяла ее в руки, отчего по телу пробежались мурашки предвкушения. Она не любила играть для кого-то еще. Не потому, что стеснялась чего-то или думала, что пациентам не понравится. Кёллер играла великолепно, к ней всегда прислушивались и ее навыки оценивали по достоинству. Проблема заключалась в действии ее игры на людей. Девушка не знала, что именно играла, она погружалась в своего рода транс, из которого не всегда могла вовремя выйти. Погружалась настолько глубоко, что ей иногда казалось, будто ей не суждено выбраться.       Так спокойно... Никогда она не испытывала подобного умиротворения. Хотелось остаться в таком состоянии навсегда.       Иногда Имма думала, что кроме этой дудочки ей больше ничего не нужно. И словно тоже подвергаясь этому чувству, "слушающие" каждый раз просили сыграть еще и еще. Некоторые влюблялись в ее игру, некоторые не видели жизни без этого. Ясно было одно: после долгой и частой игры людям переставала быть необходима какая-либо терапия. Им становилось плевать на личность Кёллер, на профессию и собственную жизнь.       И у этого чудо-средства была огромная и стопроцентная по возникновению побочка. Если резко прекратить играть, через некоторое время пациенты кончают жизнь самоубийством, в попытке обрести душевный покой. Психолог всегда задевала какие-то струны души, потаенные боли и страхи, выворачивала их наружу, обличала и ощупывала. В моменте это помогало, пациентам жить становилось проще, однако через время их состояние резко становилось хуже. Зависит от человека, через какое именно.       К Имме приходят тяжелобольные душой люди. Именно на них игра действует особенно губительно. И именно эти пациенты всегда заканчивали жизнь, стоило ей прекратить. Иногда через несколько месяцев, иногда через год, а иногда через несколько дней или в тот же самый вечер. Слишком нестабильных психолог не берет, однако тех, кому жить осталось не так долго и они бы сами пришли к решению умереть... Кёллер пытается облегчить их страдания.       Девушка винит себя за то, что не дает им выбора. Подсадив на мелодии своей дудочки, она лишает своих пациентов возможности реабилитироваться психологически. Однако, когда дело касается неизлечимых болезней, она дает им шанс дожить эту жизнь. Некоторые неспособны на самоубийство. Они страдают, изнывая от боли и внутренних сожалений. Тогда Имма дает им ощущение покоя и обманчивого счастья.       Чувства Кёллер с раннего детства сильно притуплены. Она не помнит, почему именно, но их вызывают очень редкие моменты. Из детства она помнит не так уж много: герра Леммеля, с которым проводила много времени и взаимодействует до сих пор, бесконечные тренировки по игре на дудочке и много-много людей, мельтешащих в течении жизни перед ее глазами.       Кажется, когда-то у нее были друзья. Или подобие друзей. Помнит лишь долговязого мальчика: он заступался за нее пару раз перед другими мальчишками, а еще они вместе смотрели мультики по телевизору, когда это удавалось делать. Внешности Имма не помнит, знает лишь то, что он был выше нее где-то на голову. Он часто находился рядом. А потом, тогда еще будучи маленькой девочкой, Имма с ним разругалась. После этой ссоры герр Леммель, заменивший ей отца, перестал водить ее к нему и воспоминания окончательно затерлись.       Играя, психолог забывалась и терзалась смутными сомнениями. Возможно, она сама являлась жертвой собственной игры на дудочке. Без нее Кёллер, как без сердца. Но играть слишком часто для других она не любила. Вообще, слишком частая игра плохо на ней сказывалась. Имма использовала ее чаще всего для того, чтобы забыться покоем и умиротворением.       Она любила свою черную простенькую дудочку.       Когда герр Витте ушел, ей пришлось принимать еще двух пациентов. И если фрау Ивон еще была в расписании, то герр Ланг перенес свою консультацию. Его накрыл припадок, а потому он не мог не прийти.       Пальцы и губы приятно болели после долгой игры, горло слегка саднило. Кёллер находилась в прострации, когда к ней пришла последняя пациентка на сегодня. И она явно не была в хорошем расположении духа.       Фрау Гриммер пришла с красными от слез глазами. Она даже не скрывала своего подавленного настроения       — Вы должны были помочь мне сохранить брак, а не разрушить его, — опечаленным тоном произнесла она, пряча от Кёллер глаза. — Придя после сеанса, он сказал, что хочет развода и не видит смысла в дальнейших отношениях. Я понимала, что к этому идет, но наивно поверила, что что-то может измениться...       Пациентка шмыгнула носом, на что Имма услужливо пододвинула коробочку с одноразовыми платками. Фрау Гриммер взяла одну.       — Согласившись на индивидуальную консультацию у меня для своего мужа, вы согласились на решение его собственных проблем. Я вас предупреждала, что дело может закончиться неудачей и лишь приблизить развод, — пояснила Кёллер будущей вдове. — Моя цель: помочь каждому пациенту сделать выбор, который он сам посчитает верным. Я не могу пренебречь интересами одного во благо другого.       На это фрау лишь покачала головой.       — Понимаю. Вы хороший специалист, доктор, — тихо пробормотала она. — Завтра на рассвете я уезжаю из города. Развод скоро оформят. Я попытаюсь найти кого-то другого и улучшить свою жизнь. Надеюсь, что и Вольфганг найдет свой путь.       Несмотря на глубокую обиду, она все еще любила его, но мириться с положением дел больше не могла. Тем более, когда все так явно закончилось. Ей нужно было собраться с силами и начать все с чистого листа.       — Полагаю, это последняя наша встреча? — уточнила психолог. Ответ был положительным.       В конце дня, после этого всего, Имме нужно было как-то развеяться. В голове опустело, думать не хотелось, а выйти из слишком расслабленного состояния было необходимо. Завтра у девушки новый рабочий день.       Кёллер решила прогуляться. Улицы хорошо на нее влияли, а свежий воздух помогал вернуться в реальность. В четырех стенах сидеть вечно невозможно, так что приходилось как-то разгружаться.       Увидев яркую вывеску и приятные на вид столики, стоявшие на улице, девушка решила, что сегодня она хочет выпить чаю в спокойной обстановке. К счастью, людей почти не было, так что наткнуться на кого-то было бы сложно.       Имма заказала чай и какой-то десерт. Кажется, девушка с утра ничего не ела, так что стоило хоть чем-то заполнить желудок. Хотя, такое питание и было не в ее стиле — психолог старалась придерживаться здорового образа жизни.       Но сегодня она себе разрешила не напрягаться по этому поводу.       Глядеть на улочки совершенно одной ей не пришлось, однако хотелось. Кёллер сама не заметила, как к ней подсел молодой человек.       — Можно? — спросил он, слегка поздновато. Девушка заторможенно перевела на него взгляд. Высокий, улыбающийся, в рубашке. Она с трудом распознала в нем нового пациента — журналиста Гриммера. — Не ожидал вас здесь увидеть, доктор Кёллер.       Кажется, он хотел завести непринужденную беседу. Анализ действий сейчас давался Имме с трудом. Мысли если и были, то текли вяло, неспешно. Все казалось таким далеким и безразличным. Ничего не имело значения.       — Я вас тоже не ожидала видеть, — ответила она нейтральным тоном.       — Любите смотреть на город? — полюбопытствовал Вольфганг, на что девушка неопределенно повела плечами.       — Здесь много свободных столов, — расплывчато отметила Кёллер. Она хотела спросить, почему журналист появился именно здесь и сел именно к ней, и зачем вообще это сделал, если их связывают лишь деловые отношения. Но все это никак не желало оформиться даже в ее собственной голове, так что Имма не задала ни единого вопроса. А понимать намек мужчина явно не захотел.       — Мне нравится садиться в каком-нибудь отдаленном месте и смотреть за тем, как течет жизнь. Наслаждаться природой, наблюдать за другими людьми или шумом города. В такие моменты чувствуешь себя счастливым...       Кёллер сама не заметила, как начала пялиться в одну точку, слушая меланхоличный голос Гриммера. Ей не хотелось ни о чем думать, а он и не заставлял, рассказывая какие-то совершенно обыденные вещи, в которые можно было сильно не вслушиваться. В то же время это не было скучно или нудно. Задней мыслью психолог отметила, что с такой манерой он прекрасно вольется в любой коллектив и вызовет доверие у многих, но она потонула в очередном рассказе о путешествиях Вольфганга, который на месте сидит очень редко. Работа обязывает узнавать новое из всех уголков мира, куда он только может отправиться. Быть журналистом явно его хобби, которому мужчина отдает всего себя.       — Вы выглядите уставшей, — подметил он, как бы про между прочим. — Тяжелый день?       Кёллер неопределенно покачала головой.       — Что-то вроде того, — пожала плечами. — Сложные клиенты.       — Наверное, я вам тоже кажусь "сложным клиентом"? — совершенно невинно полюбопытствовал Гриммер. Особенность этого человека в том, что он умел общаться таким тоном, что его собеседник переставал чувствовать подвох. И если в ином состоянии Имма старалась четко разделять свою личную жизнь и случай этого человека, невольно заставлявшего ее отвечать на поставленные вопросы, то сейчас она теряла эту тонкую грань.       — Вы неудобный и странный человек, — пробубнила Кёллер, оперевшись щекой о собственную ладонь. — Не понимаете, что я не хочу говорить о своей жизни. Вы клиент, а не мой друг или приятель, — фыркнула та. — Я вам даю услугу, но не больше.       — Насколько я знаю, психологи часто делятся личным опытом, когда пытаются подкрепить свою точку зрения, — ответил Вольфганг, ничуть не возмутившись чистосердечному возмущению девушки.       — Неквалифицированные шарлатаны. Ну, или не работающие корректно люди, — Имма все-таки исправилась, решив выражаться не так грубо.       — Знаете, пока путешествовал, я нашел много интересных людей. Это мое хобби — узнавать необычных людей. Можно сказать, что у меня наметан глаз, — вновь припомнил что-то из жизни журналист. — Многие из них впоследствии стали мне хорошими друзьями. А у вас есть друзья?       Кёллер отвернулась от него, глядя куда-то на дорогу. Девушка молчала некоторое время, пытаясь понять, что она вообще здесь делает, да еще и так долго.       — Мне не нужны друзья, — наконец, ответила психолог. — И вам тоже не нужны. Я вообще вас не понимаю.       На это заявление Вольфганг засмеялся, тихим приятным смехом. Словно пытался не нарушить эту атмосферу и старался выглядеть максимально дружелюбно. Ведь если бы он это делал слишком громко или энергично, он, наверняка бы, заставил Имму вынырнуть из состояния неосознанности и вернуться в реальность. Но она чувствовала себя так спокойно, что не хотелось ни о чем думать, никого подозревать или закрываться, как она делала всегда.       Психолог, сколько себя помнит, никогда не пыталась быть открытым человеком.       — Все мы иногда сталкиваемся с непониманием человеческой натуры: своей или чужой, — с видом знатока покачал головой Гриммер, когда девушка мельком обратила на него внимание. — Как по мне, это делает жизнь интереснее.       Эта мысль ей понравилась.       — Если бы все было просто, было бы совсем скучно, — хмыкнула Кёллер, которую понесло на несвойственные ей откровения. — Люблю сложных пациентов. Не тех, с которыми ничего нельзя сделать и можно лишь проводить на тот свет, а со сложным мировоззрением и необычными проблемами, с людьми со странностями. Хотя, иногда эти критерии пересекаются. Вне зависимости от этого, с чудаками всегда интересно работать.       На это Вольфганг разулыбался. Широко-широко, и совершенно неестественно. У него это настолько не получалось делать достоверно, что Имма почти улыбнулась.       — Как вы выбрали профессию психолога? — спросил он, чуть погодя.       — Я просто знала, что им буду, — Кёллер пожала плечами. — Всегда знала. Можно сказать, что решили за меня, хотя я никогда не была против.       Девушка почувствовала какое-то неприятное, скребущее ощущение на душе. Она ходила по грани, которую противилось рассказывать все ее естество. В горле встал ком, который проглотить не получалось. Это ее отрезвило.       — Сложные отношения с родителями? Или, может, опекунами? — предположил мужчина, кажется, не заметив перемену в ней. Имма же, наконец, приободрилась.       — Извините, герр Гриммер, я засиделась, — взглянув на наручные часы, бегло произнесла психолог. — Я не привыкла вести светских бесед с пациентами, как и встречаться с ними в свободное от работы время. Предпочту, если вы проигнорируете меня вне стен моего кабинета. До свидания.       Кёллер соскочила со своего места, взяла сумочку и бодро направилась в сторону своего дома.       — Удачи, доктор Кёллер, — помахал на прощание Вольфганг. Обернувшись всего на мгновение, девушка увидела у него весьма задумчивое выражение лица.

***

      Через неделю Гриммер вновь появился в ее кабинете. С тех пор они нигде не пересекались. Остатки того вечера Имма провела лежа на кровати и пытаясь уснуть. Делать этого не хотелось, но ни на что другое она не была способна. Возможно, девушка бы послушала еще незатейливых рассказов монотонным голосом, но с таким же успехом она могла послушать гудящий телевизор, который ее частенько откровенно раздражал.       — Итак, как ваше самочувствие? На что жалуетесь? — поинтересовалась Кёллер, поздоровавшись с Вольфгангом, уже разместившемся в кресле.       — У меня умер сын и меня бросила жена, — произнес он, хотя психолог понимала, что никакого значения этим событиям мужчина не придает. Вернее, хочет придавать, но не может. С эмоциями у него еще хуже, чем у самой Иммы, которая хоть иногда способна себя ощущать совершенно обычным человеком, имеющим возможность смеяться или грустить. Чаще второе, потому что даже полноценную улыбку из нее выдавить весьма проблематично.       По этой же причине девушка никогда не влюблялась.       — Я бы мог многое для них сделать, но не сделал. Смерть сына была неизбежна, ровно как и развод.       — Вас волнует тот факт, что вы не испытываете угрызений совести или хотя бы печаль от всего этого? — уточнила Имма, удивившись, что сегодня этот человек реально решил попытаться поработать над ситуацией.       — Если говорить относительно, то да, — покачал головой он. — Доктор Кёллер, как бы вы поступили на моем месте? — голубые глаза, которые изначально казались девушке совсем темными, заинтересованно смотрели на нее.       — Я бы поступила точно также, как вы, — ответила Имма. — Потому что будь я на вашем месте, полностью бы разделяла все ваши взгляды и убеждения, грубо говоря, была бы вами. Если же отвечать на вопрос: "что бы вы сделали в аналогичной ситуации," то я ничего вам не скажу, ведь мой ответ будет субъективным и подходящим лишь для меня.       На это Гриммер печально вздохнул.       — Я слышал, что вы помогаете фрау Ивон, — журналист решил перевести тему, как поступал обычно. — Она моя знакомая. Говорит, что вы глубоко сопереживаете ее состоянию, настолько, что когда играете ей мелодии на своей дудочке, она чувствует, будто вы придумываете мотив исключительно для нее.       Кёллер почувствовала неприятное ощущение, будто мужчина начал лезть ей под кожу.       — У меня есть определенный талант, — размыто ответила девушка. — Вы испытываете любопытство. Полагаю, что и гнев с ненавистью вам знакомы, хотя радость, боль и любовь недоступны. Возможно ли, что так случилось вследствие травмы? — она сделала предположение, пытаясь хоть как-то продвинуться в своей работе.       Но они оба просто игнорировали друг друга.       — Как бы звучала мелодия для меня? — поинтересовался журналист, все еще говоря о фрау Ивон. И когда он только успел узнать о ней?       — Я не могу наложить музыку на чувства, которых нет, — развела руками Кёллер, сдавшись. Нельзя же вести совсем несвязный диалог. Тем более, что даже при желании не смогла бы сыграть для Гриммера также, как для других. И это хорошо. Девушка четко разграничивает тех людей, кому можно и кому нельзя, следуя своим принципам. Вот у Вольфганга был принцип — косить под обычного человека, который обязан волноваться по таким вещам как развод и смерть сына. А у Иммы — не разрушать жизни тех, кого еще можно спасти. Почему-то проводить параллели с этим человеком было удивительно просто.       Помнится, психолог пыталась сыграть его мелодию. Действительно, пыталась. Для себя и пока никто не слышит, психолог играла чувства каждого из людей, проводя их через дудочку. Кажется, что для этого нужно обладать огромным чувством эмпатии, которое в обычной жизни Кёллер редко испытывает, несмотря на свое образование, но она как-то справляется.       Иногда у Иммы складывается ощущение, что вся ее жизнь — одно сплошное противоречие. Разбираться же с собственными проблемами ей хотелось меньше всего.       — Герр Гриммер, как вы справляетесь со стрессом? — задала вопрос девушка, зацепившись за мысль. На это упомянутый молодой человек лишь развел руками, по-дурацки улыбаясь.       — Обычно я не злюсь.       Удивительно, как это совершенно наивное выражение лица ни капли не раздражало Кёллер. Ей хотелось разобраться в жизни Вольфганга и понять, что вообще происходит, но каждый раз мужчина увиливал от ответа. Примерно то же самое делала сама Имма, хотя была готова признаться, что у нее появился уже личный интерес к разгадке этого человека.       — Значит, держите в себе? Вы ведь можете испытывать гнев, верно? Обиду или Ненависть? У вас возникает желание отомстить обидчику или подпортить жизнь человеку, который вас раздражает?       — Бывает такое, — признался Гриммер. — Но я предпочитаю решать все мирно.       Хоть немного, но контакт был налажен, а значит, пока что у Вольфганга не было "горящего" вопроса, на который он стопроцентно хотел получить ответ.       — Вы бы избили человека, если бы посчитали нужным? — спросила Имма, мгновенно сосредоточившись. Чтобы составить психологический портрет, нужно знать и подобные особенности. Например, герр Витте полностью осознает свой поганый характер, но при этом во многом оказывается прав. Например, Кёллер уважала его желание помогать своей дочери, даже несмотря на то, что он совсем недоволен ее жизнью. Или уважала то, что он вообще способен признавать свои ошибки. Это уже шаг, хоть и сделанный только из-за стремительно приближающейся смерти. Можно сказать, своего рода исповедь.       — Мне кажется, вектор вопросов слегка изменился, — брови Вольфганга взлетели вверх, а лицо вытянулось от неожиданного вопроса. — Я предпочитаю более мирные пути.       — А если выхода не будет? — Имма повернула голову чуть вбок, допытываясь.       — Я пацифист, доктор Кёллер, — упрямо гнул свою линию Гриммер. Девушка вздохнула.       — Хорошо, представим ситуацию. Взрослые мужчины за поворотом избивают маленького ребенка, как вы поступите? Пока вы звоните в полицию ему неизвестно сколько костей переломают. Вступите в драку? Поищете кого-то другого, кто это сделает? Закроете глаза? Они не настроены на разговоры и угрожают расправой. Бей, беги, замри — что вы сделаете? — девушка прищурилась, глядя на пациента сосредоточенным взглядом. Ей хотелось выяснить небольшую деталь, проверить догадку. И пока она может что-то из него вытянуть, стоит попытаться.       — Я вмешаюсь, — Вольфганг перевел на психолога недовольный взгляд. — Вы вынуждаете меня отвечать так, как нужно вам, — последнее возмущение Имма пропустила мимо ушей.       — Почему вы так поступите? — допытывалась Кёллер.       — Вы хотите узнать мотив?       И на это предположение девушка кивнула.       — Ваше чувство справедливости является навязанным принципом или вызвано какими-то эмоциями? Может ли быть, что в прошлом произошло что-то, из-за чего вы, не имея эмоциональной реакции сейчас, все равно пытаетесь поступать "правильно"? — на этот вопрос мужчина не ответил. — Ваша справедливость полностью опирается на закон или исходит из ваших личных представлений?       И Вольфганг, в конечном итоге, промолчал. После этого он перевел разговор на более легкую тему, напрочь игнорируя все попытки вернуться в прежнее русло, нелепо улыбнулся, после чего ушел, снова раньше, чем закончилось его время.       — Просто подумайте над моими словами, раз уж не хотите рассказывать, — выдохнула Имма напоследок, слыша негромкий хлопок двери.