Отражение

Гарри снял чары, открыл дверь и зашёл в дом. За ним дружной компанией проследовали его друзья: Рон с Гермионой, Невилл с Луной и, конечно же, Джинни. Герой повесил ключи, скинул джинсовку и кроссовки и сразу же прошёл в гостиную, выудил из бара бутылку огневиски и плеснул немного в стакан. Затем он встал у окна и, задумчиво глядя на начинающий опускаться над городом долгий, летний вечер, навевающий приятную прохладу и приносящий облегчение после душного дня, почти залпом осушил стакан с горячительным напитком и вернулся, чтобы налить себе ещё. — Сейчас ещё Симус подтянется, Дин, сестрички Парвати и ещё некоторые из наших, — развалившись на диване с довольной физиономией сказал Уизли, — Наконец-то, все эти суды закончены, и нас перестанут таскать по заседаниям для дачи показаний, — он тоже подтянул к себе стакан и бутылку и налил себе огневиски, — Хоть этого ублюдка Малфоя старшего в Азкабан отправили, и то хорошо. И чего ты вцепился в этого хорька? Дался он тебе, любишь вот ты играть в благородство, Гарри. Поттер кивнул и с напряжённым выражением лица отвернулся к окну. Суд… Малфой… Его лицо, когда его отцу вынесли приговор… И его лицо, когда Золотое трио дало показания в его пользу… Гарри тогда смотрел на него и не мог оторвать глаз. Он больше не мог и не хотел скрывать свои чувства. Зачем быть победителем, зачем становиться героем, если ты не можешь позволить себе свой маленький кусочек счастья? Но он только смотрел и смотрел, и Драко смотрел на него в ответ, и на его лице было, пожалуй… Удивление? Да скорее всего это было удивление. Или смятение. А ещё, может быть, раскаяние. И что-то ещё. Но что именно Гарри так и не смог понять. — Смотри, хорёк, похоже, не ожидал такого поворота событий, не думал, что мы будем его защищать, — самодовольно хихикал Рон, — А может и не надо было? Благодарности всё равно не дождёшься. А Поттер только переминался с ноги на ногу, и продолжал сверлить Малфоя взглядом, кусая обветренные губы: «Красивый… Даже сейчас… Даже после всего… А он ведь даже не знает, даже не догадывается… А если б знал? Что сказал бы? Наверное так: «Да Потти, я знаю, что я неотразим, но ты ведь не думаешь, что?..» И поднял бы многозначительно бровь, и усмехнулся бы, фирменно, по-Малфоевски. Конечно нет, Драко, я ничего такого не думаю, я же не идиот. Или идиот? Я…» Но в этот момент суд объявил, что сейчас будет зачитываться приговор, и Герой потерял ход своих мыслей. А потом было много шума, все галдели, кто-то его поздравлял, Драко и Нарциссу освободили из-под стражи в зале суда. А потом, кажется, были эти серые глаза напротив, и крепкое рукопожатие, от которого Герой вздрогнул и невольно отдёрнул руку, не потому что не хотел, нет, он очень даже хотел, он просто не ожидал. А аристократ сразу как-то сник, поджал губы и пробурчав сухое: «Спасибо, Поттер», быстро удалился. Гарри хотел побежать за ним, но какой в этом был смысл? Что бы он сказал? И что бы услышал в ответ? И что он хотел услышать? Нет, лучше было оставить всё, как есть. Так правильнее. Так проще. Так спокойнее. И больнее. Наверное. Но если бы получил отказ, то было бы гораздо, ещё гораздо хуже. А так… Так проще жить. И вроде как даже есть ещё надежда. Потому что он не знает точно, а вот если бы знал, то тогда уж, наверняка, надежды бы не было. «Тоже мне герой, ” — усмехался Поттер собственным мыслям, — Тёмного Лорда победил, а в любви признаться боишься.» А с другой стороны, чем он рисковал, сражаясь с Волан-де-мортом? Своей жизнью? И всего лишь? Невелика потеря. О нём бы и поплакать толком не кому было. Разве что Гермиона с Роном всплакнули бы, но потом быстро нашли бы утешение друг в друге. Ну и Джинни. Но она, наверняка, долго бы не плакала, а начала встречаться с кем-нибудь, с тем же Дином, например. А Драко? Что сказал бы Драко? И вообще сказал бы что-нибудь? Или может быть он бы плакал? «Идиот, мечтай, ага.» — сказал сам себе Гарри, усмехаясь. Но что было бы если бы он всё-таки признался? Тогда он рисковал бы гораздо бо́льшим, чем своя жизнь. Он рисковал бы остаться на всю жизнь с разбитым сердцем. А это было куда страшнее. Остаться одиноким и несчастным. Он может быть даже женился бы на Джинни. И сделал бы несчастными их обоих. Хотя Джинни вполне могла бы быть счастлива, живя с Гарри и не ничего не зная о его разбитом сердце. Наверное. Но кто ж знает. Проверять не хотелось. — Гарри? — Уизлетта подошла к нему, обняла сзади за талию и заглянула через плечо ему в лицо, — Гарри, что с тобой происходит? — крикнула она ему в ухо, пытаясь перекричать громкую музыку, которую включили их друзья. — Ничего, Джинни, с чего ты взяла? — растерянно ответил Поттер, не оборачиваясь к ней. Ну а что он мог ей сказать? Что хочет, чтобы на её месте был Драко Малфой? Рыжая обошла его спереди, обвила руки вокруг его шеи и скользнула губами по его губам. Брюнет напрягся и слегка отдёрнулся назад. Слишком свежи были в его мозгу воспоминания об этих серых глазах напротив, о красивом лице в обрамлении платиновых волос, об этих манящих губах, об ощущении этой прохладной руки на его коже. И слишком контрастировал с этими воспоминаниями огненно-яркий образ Джинни Уизли и её неуместно горячие губы. — Пойдём поговорим, — хмуро кивнул Поттер в сторону выхода из гостиной. Кажется, огневиски и прикосновение Малфоя к его руке сделали своё дело, и Герой решил, что сейчас самое время поставить все точки над i, не дожидаясь, пока их отношения с Джинни зайдут слишком далеко. Впрочем, вряд ли это было возможно. Но и давать ей ложную надежду на продолжение он тоже больше не мог. Надо было просто покончить с этим раз и навсегда. Уж лучше быть одному. Поттер вывел Уизлетту из комнаты и жестом пригласил её зайти в свой кабинет. Рыжая озадаченно посмотрела на него и прошла внутрь, брюнет закрыл дверь и уставился на девушку, кусая губы и стараясь подобрать слова. — Гарри, что происходит? — Уизлетта напряжённо уставилась на него в ответ, пытаясь прочитать на его лице ответы на свои вопросы. — Джинни… Мы не можем быть вместе… Прости… — Поттер виновато пожал плечами и поднял на девушку извиняющийся взгляд. — Это из-за меня? Я больше не нравлюсь тебе? — рыжая побледнела, чувствуя, как внутренности скрутились в тугой узел и всё похолодело внутри. — Джинни, понимаешь, дело не в тебе, это просто я… Ну в общем, мне… — Герой заснул руки в карманы и опустил глаза. — Тебе нравится кто-то другой? — со слезами на глазах выпалила Уизлетта. — Нуу, я не знаю, я… Наверное, да, Джинни, прости… — промямлил Поттер. Разговоры никогда не были его сильной стороной. — И кто она? Я её знаю? Или это кто-то из твоих новых поклонниц? — срываясь в крик и судорожно всхлипывая, не унималась рыжая. — Это так важно? Я не хочу об этом говорить, Джинни, давай просто останемся друзьями, — ответил брюнет, поднимая на девушку виноватый взгляд. Ему совсем не хотелось причинять ей боль, и из-за этого он чувствовал себя на редкость паршиво, начиная уже жалеть о том, что вообще затеял весь этот разговор. Но от мысли о том, что если бы он этого не сделал, ему бы опять пришлось целый вечер целоваться с Джинни Уизли, становилось ещё куда паршивее. — Ах друзьями? Хорошо, как пожелаешь, Гарри, удачи тебе с твоей новой пассией! — и девушка ушла, пулей вылетев из кабинета и хлопнув входной дверью так, что со стен попадали портреты, ворча и ругаясь. А Герой так и стоял в кабинете, задумчиво потирая затылок и глядя ей вслед, а затем вернулся в гостиную, где уже полным ходом шло веселье и где уже собрались все оставшиеся друзья, взял бутылку огневиски и, сев на пол, принялся пить прямо из горла. — А где Джинни? — проорал ему на ухо Уизли. — Ушла, — пожал плечами Поттер, делая очередной глоток. — То есть как это ушла? — рыжий озадаченно уставился на друга, — Вы что, поссорились? — Да, — буркнул брюнет, — То есть нет. Мы расстались, — и с этими словами он поднялся на ноги, вышел из гостиной и отправился к себе в комнату. Все проводили Героя вопросительными взглядами, и Гермиона, высвободившись из объятий Рона, встала и пошла за ним. — Гарри, Гарри, подожди, — взлетая за другом вверх по лестнице, прокричала Героиня. — Герми? — Поттер обернулся и посмотрел на подругу, — Прости, я хочу побыть один, — сказал он, проходя в свою спальню. Он сел на пол, уперевшись спиной в кровать и закурил. — Гарри, что с тобой? — Грейнджер села рядом с другом, взяла у него сигарету и затянулась. — Ничего, Герми, просто… — пожал плечами Поттер, забрав у подруги сигарету обратно, затягиваясь и выдыхая дым, задумчиво глядя прямо перед собой. — А с Джинни у вас что? — снова беря у него сигарету, тоже затягиваясь и выдыхая дым, спросила Героиня. — И с Джинни у нас ничего, — хмыкнул Герой. — Гарри, знаешь, если бы я тебя не знала, я бы подумала… — Что бы ты подумала, Герми? — Поттер повернулся к подруге и вопросительно уставился на неё, окидывая её лицо внимательным взглядом. — Там, в суде, ты так странно смотрел на Малфоя, и он на тебя… Если бы я не знала, как сильно вы ненавидите друг друга, я бы подумала… А, впрочем, это, наверное, огневиски в голову ударило, не обращай внимания, Гарри, — ободряюще улыбнулась девушка. Герой только горько хмыкнул в ответ, отхлёбывая обжигающий напиток из горла и чувствуя, как он стекает по пищеводу в пустой желудок. — И как он смотрел на меня? — немного погодя спросил брюнет, снова окидывая лицо подруги внимательным взглядом. — Не знаю, странно как-то, особенно, когда подошёл к тебе после суда. И ты странно смотрел ему вслед, как-то растерянно… — пожала плечами Грейнджер. Какое-то время Поттер как будто собирался с мыслями, размышляя о чём-то, затем вздохнул и сказал: — Ты иди, Герми, я, правда, хочу побыть один. — Гарри, ты уверен, что с тобой всё в порядке? Ты точно ничего не хочешь мне сказать? — окидывая лицо друга внимательным взглядом, обеспокоенно спросила Героиня. — Да, Герми, я уверен, со мной всё в порядке, — продолжая вливать в себя огневиски, кивнул Герой. — Ладно, — вставая и направляясь к выходу, сказала Грейнджер, — Но если вдруг захочешь поговорить, ты знаешь, где меня искать, — добавила она, останавливаясь у двери. — Конечно, я знаю, Герми, — ухмыльнулся Поттер, — в объятиях Рона, где же ещё. Героиня ушла, прикрыв за собой дверь, а Герой так и остался сидеть на полу в своей комнате, отпивая глоток за глотком из бутылки и задумчиво глядя прямо перед собой. С самой победы над Тёмным Лордом он не мог нормально спать и вообще не находил себе места. Если раньше по ночам его мучили видения, то теперь его мучили воспоминания. Проклятая война унесла слишком много жизней, нанесла слишком много увечий английскому магическому обществу, чтобы это вот так просто можно было забыть. Крики раненых, тела убитых, их кровь на полу, их застывшие лица, стенания их родных и близких, полуразрушенный Хогвартс — всё это вставало у него перед глазами снова и снова. И там, посреди всего этого ада, серые глаза на красивом лице, платиновые волосы, идеально лежащая в идеальных руках палочка, направленная на него, а потом непонятно откуда взявшееся адское пламя, крики Гойла и Крэбба, и снова это лицо, эти глаза, полные смятения и мольбы. Или чего-то ещё? Чего-то, что переставало делать их такими безжизненными, холодными, безразличными. Чего-то, что заставляло сердце биться чаще от одного только взгляда. Чего-то, что не позволило оставить его там, отдать его на съедение огню, хотя, возможно, он этого заслуживал. Но заслуживал ли? И хотел ли этого Гарри? Смог бы он жить с этим? Нет, конечно, не смог бы. Он даже не смог бы жить, зная, что Малфоя отправили в Азкабан. Потому что Драко был для него гораздо бо́льшим, чем просто старым школьным врагом. Он был его тайной. Тайной, о которой он никому не рассказывал. Потому что не мог. Да и не хотел. Зачем? Так было проще для всех. Они враги, да и только. По крайней мере, так думали все. И было проще, чтобы все продолжали так думать. Конечно, было много вопросов и недоумевающих взглядов, когда Гарри сказал, что даст показания в пользу Драко и Нарциссы на суде. И попросил друзей сделать то же самое. — Вы не понимаете, у него не было выбора. Также, как и у меня его никогда не было. Никто не спрашивал меня, хочу ли я становиться героем, избранным, хочу ли я участвовать в этом всём. Конечно, друзья списали все на его пресловутое гриффиндорское благородство. И даже согласились с ним. — Мы же герои, а герои всегда должны поступать благородно, даже спасая хорьков, — язвил Рон. — Рон Уизли! Гарри абсолютно прав, и в конце концов, Малфой ведь помог нам, а потом и вовсе сражался на нашей стороне! — читала ему нотации Гермиона. — Да делайте вы что хотите, мне вообще всё равно, лишь бы всё это быстрее закончилось, — закатывал глаза рыжий. И вот теперь всё действительно закончилось. И наступила тишина, и одиночество поглотило Гарри целиком и полностью. Когда-то он был уверен, что для счастья ему нужна победа над Волан-де-мортом. Вот убьёт его и заживёт. На полную катушку. Радуясь каждому дню. Но почему-то этого не случилось. А случились ночные кошмары, депрессия, и полное непонимание того, что делать со своей жизнью дальше. Нет, конечно, это понятно, что он вернётся в Хогвартс, закончит обучение, потом пойдёт в Аврорат… Кажется, его жизнь была расписана кем-то поминутно с самого рождения. Кем же? Может, это Волан-де-морт расписал её на годы вперёд, оставив шрам у него на лбу? Или Альбус Дамблдор, внушив ему мысль, что если не он, то кто же. Избранный. Гарри презрительно скривил губы в усмешке. Совсем по-Малфоевски. Совсем, как Драко. Драко… Кажется, он был единственным, кто не считал его избранным. Не считал кем-то особенным. А по иронии судьбы, Поттер предпочёл бы, чтобы Малфой был единственным, кто считал бы его таким. Пусть он был бы избранным только для него, для него лично. Гарри и этого было бы достаточно. Этого хватило бы на всю жизнь. Но Гарри отверг его дружбу ещё тогда, на первом курсе, и с тех пор всё шло не так. Красивые, серые глаза смотрели на него холодно и враждебно, красивые и столь желанные губы кривились в презрительной ухмылке при виде него, а с языка слетали только колкости и обидные насмешки. А Гарри хотелось совсем другого. Чего именно, он понял только когда на шестом курсе, запустил в Драко Сектумсемпрой. Малфой лежал на полу, кровь растекалась по его рубашке, стекала, смешиваясь с водой, а Поттер стоял в оцепенении и ужасе от сотворённого им же самим, глядя на него. Ему тогда отчаянно хотелось подбежать к Слизеринскому принцу, коснуться этих платиновых волос, ощутить их шёлк у себя под руками, склониться к его губам и коснуться их своими… Но тут появился профессор Снегг, а Гриффиндорский лев, очнувшись от своих мыслей, убежал прочь. А потом был этот дурацкий поцелуй с Джинни, и Гарри внушал себе, что так правильно, что так будет лучше для всех, что Малфой всё равно никогда не ответил бы ему взаимностью. Всё изменилось тогда, в Малфой-мэноре, когда лицо Слизеринского принца было так близко к его, когда он был уверен на все сто, что Драко его сдаст. Но он не сдал. Он смотрел на него, и в его глазах была… Боль? Страх? Смятение? Всё что угодно, только не ненависть и презрение. И потом, стоя к нему лицом в Выручай-комнате, Малфой так и не смог ответить на вопрос, почему он этого не сделал. Он просто стоял в замешательстве и смотрел на Поттера, и Гарри показалось, может быть впервые за всё время, что у него есть шанс. У них есть шанс. Но время шло, а ничего не происходило. И вот сегодня они увиделись в суде спустя столько времени, и Герою так много хотелось сказать ему, так хотелось ещё раз ощутить прохладу его пальцев на своей горячей коже, так хотелось прикоснуться к нему в ответ. Но вместо этого он в очередной раз промолчал, вместо этого он позволил аристократу уйти, а сам только стоял и смотрел ему вслед растерянным взглядом.