Наброски

      Сентябрьский вечер выдался теплым, сухим и тихим. Лучи закатного солнца освещали футбольную площадку, на которой тренировалась другая команда, разминаясь перед игрой.       Ваня, Коля и Слава расположились на турниках неподалёку.       — Чем занимаетесь на выходных? — Ваня откручивает крышечку от бутылки и делает несколько глотков воды.       — Амина тащит меня по магазинам, — Коля заводит руки за спину и лениво потягивается, после чего принимается переделывать растрепавшийся хвостик, который он всегда закалывает, чтобы поиграть в баскетбол. — Шоппинг, вся хуйня.       — Пиздец милота, каблучок, — отзывается Слава, решивший вместо отдыха в перерыве подтянуться на турниках.       — Слышь, ты, — Коля ему средний палец с улыбкой демонстрирует, — сам-то куда? В каэску весь день, и спать?       — Мы с Катюхой планируем малого заделать, — Слава без особых усилий подтягивается несколько раз, пока не начинает делать это чуть медленнее, — пополнить, так сказать, ряды граждан Российской Федерации. На бюджет её переведём заодно, легальными способами.       — Чё, серьёзно? — видимо, Бустеренко звучит слишком убедительно, потому что Ваня с чего-то вдруг верит ему.       — Да ты чё, родничок, нет конечно! — Слава спрыгивает с турника и смеется, — у нас свидание, в ресторан свою любимую женщину поведу. А вечером выебу её жестко.       Коля со Славой ржут громко, Ваня только с улыбкой головой качает. Юмор у его друзей отбитый, но в этом вся прелесть.       — Ну а ты куда, родной? — Бустеренко обращается к Ване.       — Да никуда, наверное. Думал, вас к себе позвать, но раз вы заняты, придумаю, чем ещё заняться.       Ваня в этой компании — единственный, кто не скован отношениями. Ему и так нормально, во всяком случае, не страдает.       Не нашлось ещё человека, кто заставил бы его сердце биться сильнее. А вот любовь к баскетболу сильнее, чем к кому-либо на территории этого универа.       Ване кажется, что этого ему достаточно.       — Бля, смотрите, кто идёт, — Коля локтем в бок подталкивает Ваню, завидев направляющегося к ним Пешкова, — походу, к нам. Хули ему надо? Пацаны, вы знали, что он любитель хуёв в жопе и в рот взять?       — Чё? — Слава без особого интереса поворачивает в голову, тоже обращая внимание на приближающегося парня, — я тоже люблю, и чё? Хочешь, тебе отсосу? Штаны снимай.       — Хуетекс, Славче, — одёргивает друга Ваня, — но если без рофлов, без понятия, что ему надо.       Пока они обсуждают, Серёжа успевает подойти к компании, так что, теперь можно рассмотреть его поближе.       Тёмные кудри, забранные с одной стороны заколкой, большие розовые наушники на шее, полосатый лонгслив, узкие чёрные джинсы и кеды.       Парням, конечно, не по двенадцать лет, чтобы за шмот предъявлять, но кое-кто из них, возможно, мог бы его отпиздить за такой внешний вид в иных обстоятельствах.       На лице у Серёжи написана неуверенность, он неловко топчется ещё пару секунд в сторонке, прежде чем подойти ближе.       Ваня скрещивает руки на груди и обращается к парню:       — Тебе чего?       — Я, эм… — Серёжа с опаской поглядывает на Славу с Колей, и Ваня это замечает, — я хотел…       — Слушай, съеби отсюда по-братски, а, — Коля мрачно окидывает его тяжелым взглядом, пока Слава сохраняет нейтралитет.       — Магаз с бабской косметикой через дорогу, — единственное, что бросает Бустеренко, но в целом, это подъеб ради подъеба, а не потому, что Серёжа его по-настоящему триггерит своим присутствием.       Видя, что поведение друзей только отпугивает Серёжу, Ваня шикает на них:       — Завалитесь нахуй. Что ты хотел, кудрявый?       Серёжа молча опускает глаза вниз и дрожащими руками открывает скетчбук, который всё это время держал. В гнетущей тишине проходит несколько долгих секунд, пока он вырывает оттуда лист под пристальным наблюдением ничего не понимающей троицы.       — Вань, это тебе, вот, — Серёжа осторожно протягивает перевернутый чистой стороной кверху лист Бессмертных, — п-просто хотел сказать, что ты классный.       Ваня берет протянутый листок в недоумении, переворачивает его и смотрит на собственный портрет, написанный черной ручкой, очень детальный и точный.       Любопытство его друзей берёт верх, и они тоже заглядывают в лист, удивляясь таланту Пешкова.       — Оу… Ого, слушай, это… Это… — Ваня теряется, не зная, что ответить, потому что рисунок и впрямь очень красивый, — это ты нарисовал? — он не находит ничего лучше глупого вопроса.       Вместо ответа, Серёжа кивает.       — Меня никогда ещё никто не рисовал, — добавляет он чуть тише и смотрит на Пешкова слегка смущенно, — спасибо.       Серёжа улыбается.       — Да не за что. Я пойду, — с этими словами он разворачивается и собирается уходить.       У Вани что-то щёлкает внутри.       — Стой, э-э… Серёжа, верно?       Серёжа останавливается, обернувшись.       — Да. Знаешь, как меня зовут?       — Знаю, ты же с Аминой Мирзоевой на театральном учишься? За рисунок, правда, спасибо. Мне очень приятно. Ты очень талантливый, — Ваня дарит ему самую настоящую улыбку, по нему видно, что ему действительно очень понравилось.       Серёжа опять смущается.       — Ладно, я… Мне правда пора. Рад, что понравилось!       — Ещё увидимся, — бросает ему вслед Ваня, довольный внезапным подарком.       Когда Пешков уходит, Коля снова подаёт голос.       — Рисунок топ, слушай.       — Ага, нехуйно, — соглашается Слава, забирая из рук друга листок и рассматривая портрет поближе.       — Амина с ним дружит, — говорит Коля, — он ведь реально гей, Ванёк, ты смотри, поаккуратнее. Влюбится в тебя, и пиздец.       Бессмертных усмехается.       — Да чё вы, нормальный пацан, я бы даже сказал, милый. Я видел его много раз на соревнованиях, посмотреть приходит.       — Как раз в твоём вкусе, брат, — Бустер возвращает рисунок владельцу, хлопает его по плечу, и друзья с дружным смехом идут обратно в спортивный зал.