Капитан МОЙ!

Он даже не владел собой в тот момент, когда сказал «Да». Да ещё и сопроводил это «Да» утвердительным кивком. Лицо Петры просияло, будто внутри неё загорелось своё маленькое солнышко — не обжигающее, а мягко и нежно согревающее того, на кого направлен взгляд больших янтарных глаз. Эрвин удовлетворённо хмыкнул, улыбнувшись спокойной, но счастливой улыбкой. Они оба повели своего капитана, взяв того под руки. Повели мимо не обращавших на них никакого внимания бойцов, сейчас бывших вовсе не бойцами, а обыкновенными людьми, резвящимися в тёплой солёной воде и на мягком, горячем песке. Леви казалось, что он не владеет своим телом. Он будто просто был наблюдателем, пока ноги сами по себе делали шаг за шагом, позволяя вести себя… куда?.. Они просто вышли из воды и шли по пляжу, шли всё дальше и дальше, пока сзади хохотали, кричали, местами переругивались. Никому не было дела до двух мужчин и одной молодой девушки, уходивших босыми ногами по горячему и мягкому песку, подставлявших почти обнажённые тела горячим солнечным лучам — все были поглощены новыми для себя впечатлениями, разделившись на группки и предаваясь тому, чего ждали столько времени: безмятежному отдыху. — Посмотрите, капитан. Жизнь так прекрасна! Леви обернулся на Петру, глаза которой горели воодушевлением, восхищением… счастьем. Такие прекрасные глаза. Она обернулась к своему капитану, одаривая его лучезарной улыбкой. Многие парни отдали бы то немногое, что у них есть, чтобы такая девушка посмотрела на них таким взглядом. А на него такая девушка смотрела таким взглядом уже много месяцев… он же игнорировал этот подарок судьбы, веря, что так будет правильно, и заставляя её страдать. Сможет ли он пересилить свою гордость и однажды извиниться?.. Если Петра излучала безграничные ласку и жизнелюбие, то Эрвин источал уверенность. Он был уверен и в себе, и в своей любви к капитану, и в том, что этот капитан от этой любви никуда не денется. Может быть, был не так уверен раньше, но сейчас этой уверенностью просто светился. В отличие от миниатюрной Петры, будто воплощавшей собою идеал чувственной и хрупкой девушки (пока не возьмётся за клинки и не примется шинковать многометровых монстров, разумеется), и самого низкорослого Леви, Эрвин был высок, статен, почти что аристократичен. Легко было представить его в роли какого-нибудь влиятельного графа, барона или вовсе даже короля. Внешность идеально дополняла его харизму и дар убеждения, благодаря чему люди готовы были идти за ним в самое пекло ада, в каком бы ужасе ни пребывали. Даже сейчас во вроде бы умиротворённом взгляде этого человека можно было различить тоску. Скольких он отправил на убой ради победы человечества? Сколько людей всецело доверяли ему и шли до самого конца, до страшной смерти в зловонных гигантских пастях? И не сосчитать. Этот человек, верно, чувствовал себя палачом. Но всё же, его решимость, готовность идти на жертвы… ну и, само собой разумеется, любовь к одному капитану, привели их всех сюда. Значит, всё было не зря?.. Если бы этой мыслью можно было утешиться… Им обоим… Леви отвернул голову, смотря строго вперёд. Кто бы мог подумать, что жизнь доведёт его сюда, да ещё и под руки с двумя самыми дорогими ему людьми. Они уходили всё дальше и дальше, пока оставшаяся позади компания не превратилась в чёрточки, по которым даже было не различить, кто есть кто. — Ну, думаю, так хватит, — решил Эрвин, останавливаясь. — Нам, как-никак, ещё обратно потом идти… Сейчас как спохватятся и устроят переполох… — Не раньше заката, — хмыкнул Леви. — Ха-ха, твоя правда. Ну, ребята заслужили как следует повеселиться. Можно и назавтра тут остаться, в принципе… Ну что ж, а пока сделаю-ка я то, чего давно ждал… Развернув Леви к себе и наклонившись, командор поцеловал его прямо в губы. Аккерман замер. Этот поцелуй был уверенным и даже властным. А ещё — страстным. Это действительно был поцелуй человека, который его очень давно ждал. Ему приходилось целоваться не раз и не два, и даже не пару десятков, но именно этот поцелуй был необходим ему всю жизнь. Леви стоял столбом, позволяя губам Эрвина орудовать так, как вздумается, позволяя чужому языку погружаться в свой рот. Он даже позволил сильным рукам обхватить себя вокруг плеч. Только вот сам ничего не мог предпринять. Не потому, что был неопытен, а потому, что всё ещё пребывал в замешательстве. Всё ещё не до конца избавился от чувства неправильности. Да и вообще — он никогда не занимался этим по любви. Или с теми, кто был в него влюблён. Раньше всё было куда проще — он или платил деньги за услугу, или встречался с кем-то, кто, подобно ему, искал партнёра на одну ночь, без ненужных сложностей, обязательств и всяческих драм, сопровождавших многие отношения. Ему не хотелось в довесок ко всем проблемам обременять себя ещё и проблемами на любовном фронте. Он, в конце концов, сильнейший воин человечества, на которого возложены весьма завышенные ожидания. А раньше банду возглавлял. А теперь он кто? Если и правда не осталось ни одного титана, если никаких врагов больше нет, если больше не нужно сражаться? Может, для глупостей любовных, со всеми их страстями и проблемами, наконец время освободилось?.. Пока Леви размышлял, чужой язык покинул его рот, а чужие губы отомкнулись от его собственных. Капитан взглянул в голубые глаза, горящие… вопросом. Немым вопросом, обращённым к Леви. На который он тоже, в принципе, мог ответить без слов… — А теперь я, — вдруг раздался голос сзади, и Леви был развёрнут неожиданно сильной рукой, оказавшись лицом к лицу с идеально подходившей ему ростом Петрой. Она смотрела ему в глаза с надеждой и волнением. Для неё это действительно был первый раз, и она лишь примерно представляла себе, что надо делать. Поэтому на несколько мгновений застыла, перемещая свой взгляд между глазами и губами любимого капитана, и наконец решилась — зажмурившись и выпятив губы, подалась вперёд, видимо, надеясь попасть, куда нужно. Леви про себя усмехнулся. Петра, Петра… Персонаж сказки, а не реального мира с его жестокостью и циничностью. Всегда так чужеродно смотревшаяся среди круговорота насилия и крови, но удивительно стойко справлявшаяся с самыми жестокими испытаниями… Вот бы подарить ей такой мир, в котором она смотрелась бы, как влитая — мир, где никто не убивает и не умирает, где все друг друга любят и оберегают. Леви не знал, кого нужно просить, поэтому попросил просто того, кто услышит — подари этой девушке идеальный мир, которого она заслуживает. А меж тем, эта девушка продолжала к нему тянуться, и Леви решил, что в этот раз не будет стоять истуканом — какой из него командир, если не окажет посильную помощь неопытной разведчице. Поэтому губы Петры попали ровно туда, куда нужно, а на её затылок легла ладонь — даже не во властном жесте, а просто в жесте поддержки. По её телу прошло несколько волн крупной дрожи, прежде чем оно замерло, и зажмурившаяся Петра окунулась в море, только не настоящее, а волнительных, незнакомых ощущений — чужие губы на своих. Умелые чужие губы, орудующие с большим знанием дела, полностью взявшие на себя инициативу. И пока Леви целовал столь сильно жаждавшую этого Петру, пребывавшую в таком эмоциональном перевозбуждении, что по её щекам аж проложили дорожки пара слезинок, сзади кто-то прижался к нему, чей-то горячий голый торс, а сильные руки обвили плечи. Леви продолжал целовать Петру, а губы того, кто прижался сзади, касались его шеи, касались с нотками властности, присущей командору Эрвину Смиту. Сзади к нему прижимался Эрвин, а спереди прильнула Петра, положив руки ему на грудь и не прерывая поцелуя. Жар солнечных лучей, двух разгорячённых тел, прижимавшихся к нему с двух сторон, и собственный внутренний жар, начали побуждать капитана к более активным действиям… Его мягкий, поддерживающий поцелуй с Петрой стал более активным, если не сказать — яростным, и девушка это почувствовала, содрогнувшись и даже открыв глаза — чтобы увидеть своего любимого командира, поглощённого чувствами. У него, надо сказать, давненько ничего не было… Поэтому, распаляясь, он и перешёл вскоре с поцелуя в губы к поцелуям в шею, к которым Петра оказалась совершенно неготова и даже запищала, когда страстные командирские уста принялись прижиматься к шее, а затем ключицам, опускаясь ниже… Одна рука капитана легла на её левую грудь, слегка болезненно сдавив, вторая рука схватила и как следует сжала ягодицу. Однако протестовать против этих резких и незнакомых ощущений не хотелось — напротив, Петру ещё более потянуло в объятия любимого ею человека, наконец позволившего внутреннему огню взять над ним верх и раскрепоститься, чтобы ракрепостить и её, неопытную девчонку, двадцать лет хранившую невинность, дабы отдать её одному-единственному человеку… Эрвин почувствовал ликование и даже едва слышно зарычал, когда Леви оставил свою зажатость и начал проявлять инициативу, грубовато лаская невинную девушку. Он ещё сильнее прижался сзади к своему сильнейшему воину, и тогда Леви ощутил, как между его ягодицами упирается что-то твёрдое, напрягшееся, скрытое тканью нижнего белья, но даже сквозь неё источавшее жар вожделения… Капитан и сам чувствовал напряжение внизу, чувствовал, как наливается силой — в кои-то веки силой созидания, а не разрушения. В его руках была хрупкая, невинная Петра, жаждавшая любви, но довольно смутно представлявшая, какая любовь её ждёт, а сам он был в руках своего властного, амбициозного, страстного командора, упиравшегося в него сзади своей крепкой мужественностью… Этот контраст между двумя людьми, избравшими его объектом своей любви, и жар (не только физический), исходивший от них, всё больше лишали сильнейшего воина человечества рассудка. Его тело вспомнило о своей естественной потребности, подавленной изматывавшими тяготами службы, а душа — о столь же естественной потребности в любви, забитой суровостью мира ещё после смерти матери. Всю жизнь в самые тяжёлые времена он обращался к свету материнской любви, гревшему его сквозь прошедшие года, когда даже её лицо размылось, всё больше стираясь из памяти, а вот теперь его сильно и страстно любили два человека — любили не только и не столько телом, сколько душой, — а он наконец позволил себе почувствовать их любовь и отдаться ей, подарив взамен свою… Он повалил вновь пискнувшую Петру спиной на песок, вновь впился в её губы, а затем принялся прокладывать дорожку поцелуев ниже. Обхватил пальцами завязки лифа, яростно распутывая и сдерживая себя, чтобы не разорвать — освобождая из плена ну вот ни разу не нужной ткани небольшие девичьи груди, нежные, аккуратные, просившие ласки… которую Леви им и дал, покрывая страстными поцелуями, засасывая соски, заставляя бедную девушку стонать и дрыгаться в исступлении, переживая бурю незнакомых чувств, в беспамятстве хватая капитана за волосы и выдирая их. А к спине Леви, прижавшегося к вжатому в горячий песок телу Петры, прижимался другой человек. Человек, который тёрся о крепкую спину подчинённого своей крепкой, накачанной грудью, который шарил руками, прихватывая Леви за соски, который тёрся своим мужским естеством о его ягодицы и, конечно же, покрывал засасывающими поцелуями шею. Леви чувствовал, как окончательно перестаёт себя контролировать, как наружу прорывается нечто, требующее всё больше и больше любви, всё более страстных движений и поцелуев, в конце концов, требующее излить всё то, что давненько в нём копилось и не получало выхода… как вдруг раздался знакомый девчоночий голос: — Командор Смит, капитан Леви… ух, сладкая картошечка, что у вас тут творится?! Зарычав от недовольства, обоснованного прерванным актом любви, в который не смел вмешиваться никто посторонний, Леви повернул голову, наградив замершую в нескольких метрах Сашу испепеляющим взглядом, заставившим ту отступить ещё на пару шагов. — Рядовая Браус, какого хе… что стряслось?! — спросил её командор Смит тоном, в котором тоже было, мягко скажем, мало довольства. — Да вы это… дайте от увиденного оправиться, развратники… — Нам Эрен уже рассказал, как вы своей компанией малолетних дебилов проводите свободное время. Целочку не строй тут из себя! — рявкнул Леви, а Эрвин и Петра синхронно кивнули. — Да, но вы-то взрослые люди, вам должно быть стыдно таким заниматься! — перешла из обороны в атаку Саша. — … Тут трое участников несостоявшегося акта любви увидели на горизонте нечто громадное, а также почувствовали дрожь земли, распространяемую этим чем-то. — Эт-то ещё что?! — опешили все трое. — А, да это то, по поводу чего я к вам и пришла, собственно! — ответила Саша. — Вы бы сами увидели и почувствовали, если бы так в разврат не окунулись… В общем, там Райнер, Бертольд и Энни оказались титанами, превратились и похитили наших Эрена с Кристой. Вот. — Что-о-о?! Какого титана?! — Эрвин и Леви пребывали почти что в шоке. — Да вашу ж суку мать, долбаные дегенераты, вы можете хоть один день не страдать хуйнёй и дать людям уже поебаться спокойно!!!??? Все присутствующие ошарашенно уставившись на Петру, которая, осознав, какие взгляды на неё направлены и почему, смутилась, покрывшись румянцем и отводя взгляд. — Ой, хи-хи, а кто это сейчас сказал?.. Уж явно не я…