Secrets of our souls/Тайны наших душ

Прислонившись спиной к холодной стене, Гарри попытался подумать о чëм-то отвлечëнном. Мысли о Малфое были не лучшей идеей, но парень не мог ничего поделать: обладатель платиновой макушки так и не выходил из его головы с самого утра. Не с этого утра, по правде говоря. И не с этого года. Когда-то Гарри был одержим идеей узнать, что замышляет Малфой, желание вывести его на чистую воду было главенствующим. Было. Гарри совершенно не заметил, когда всë поменялось: одна одержимость сменилась другой. В какой-то (упущенный, по всей видимости) момент он стал одержим не деятельностью белëсого мальчишки со Слизерина, он стал одержим им самим. Драко основательно обосновался в его сознании. Его образ въелся к нему в подкорку. Выработанный на шестом курсе рефлекс постоянно следить за Малфоем не давал покоя. В подсознании что-то всë время зудело от невозможности вновь пройтись за Драко невидимой тенью, последовать за ним пусть даже это не принесло бы никакой полезной информации. Прячась в лесах, Гарри, сам того не сознавая, представлял себе Драко, читающего где-нибудь под сенью деревьев древнего сада, расслабленного и спокойного. Неосознанно он желал исчезновения того следа мучений, который видел на точëном лице в день смерти Дамблдора. Этим утром Гарри понял, что то был действительно лишь след. Хлопание крыльев заставило брюнета поднять голову. Неизвестная сова сделала вокруг него круг и только потом приземлилась прямо ему на руку. Дружелюбно почесав масковой сипухе шейку, Гарри аккуратно забрал у неë письмо. — Драко Малфой, — донельзя удивлëнный Гарри вслух зачитал имя, которое значилось в графе «отправитель». «Гарри, я молю тебя воспринять всерьëз то, что сейчас прочтëшь. Умоляю, прочти! Я видел своими глазами то, как Фреда поразило заклятие, и сейчас, вспоминая, могу поклясться, что это не была Авада Кедавра. Луч совершенно точно был другого оттенка! Я не видел движения руки, но... Просто убедитесь, что он... Проверьте... Вдруг Фред всë ещë жив!?. — не зная зачем, Гарри прочитал эту строчку вслух, и от этого стало невероятно... тоскливо?.. Душеразрывающе. — Мне правда очень жаль... И спасибо за всë...» Гарри мигом сорвался с места. Его обдало жаром. Казалось, что он может не успеть, пугало то, что расцветшая в сердце надежда может быть ложной. Церемония погребения началась пару минут назад, гроб уже вынесли из склепа. Пока Гарри бежал ко всем, размахивая рукой с посланием Драко, в его голове роились миллионы разных мыслей. Да, он не вникал в то, что творилось у него в сознании на фоновом режиме, параллельно со всем прочим, но был уверен, что по крайней мере с одним магом Малфой точно будет иметь связь. Конечно, она должна быть двухсторонней, чтобы всë получилось, но Драко же явно был настроен дружественно. И он поблагодарил, правда, как-то... напоследок?.. Все уже попрощались. Просто стояли и рыдали. Вот что увидел Гарри, прибежав. Джордж вновь был ближе всех к телу Фреда. Он держал его за руку, а сейчас, никого не стесняясь, приложился своими губами к губам брата. Гарри не знал, как решиться и произнести... Дать такую надежду. Воскресающую. Или убивающую. Неясный задушенный крик вырвался из горла Джорджа. Он сделал несколько шагов назад, чуть не упал, взмахнул руками в воздухе и... Вновь почувствовал почву под ногами. Впервые с самого страшного дня его жизни. Их жизни. Джордж кинулся к гробу и, легко подхватив на руки исхудавшее тело, вытащил из него Фреда, тут же садясь прямо в траву, укладывая голову брата на свои колени. Он думал, что умер от горя и попал в Рай, когда, целуя Фреда в самый последний раз, почувствовал ответ. Парень посчитал, что совсем свихнулся, окончательно потерялся в реальности. Но, найдя в себе силы окинуть родное лицо быстрым изучающим взором, просто очень сильно испугался того, что увиденное — лишь больная фантазия. Так ведь не может быть? Разве случается такое в жизни? Видят такое в здравом уме? Он совершенно точно видел, как в распахнувшихся глазах жизнью заплескалась морская волна радужек. Когда Джордж метнулся обратно к брату, Фред тогда только-только продохнул, закашлялся, глаза наполнила влага, а сейчас, лëжа на дрожащих коленях, он даже не вытирал еë, стекающую за шиворот. Шутка ли? Быть уверенным, что похоронят заживо, в полном сознании. На глазах у Джорджа... У его братишки... — Джордж... Джорджи... Не плачь... — хрипел Фред, гладя щëку близнеца протянутой рукой. — Фред... Фредди... Жив!.. — вторил ему Джордж, улыбаясь, кивая, но даже не пытаясь остановить слëзы. Гарри пошатнулся, заплетающимся языком начиная рассказывать о записке, переданной от Малфоя. Никто не знал, какие делать выводы. Как проклятие так просто иссякло? Бесследно почти. Особых физических повреждений у Фреда не было, а о психологических было пока рано судить. Просто невероятное совпадение, реально удачно крутанувшееся колесо фортуны? Неужели прошло время действия? Временные проклятия — что-то новенькое. Разные, конечно, затейники бывают, но не в рядах же Пожирателей (те явно в первую очередь придумывали бы новые Убивающие). Скорее ошибка в расчëтах. Или были выполнены условия снятия заклинания? Например, капающие на Фреда слëзы любимого, его мольбы вернуться к жизни в первый день, или, может, поцелуй в губы, как в «Спящей красавице»? И ещë: что заставило Драко написать? Нет, начинать нужно не с того. Почему Малфой вообще обратил внимание на то, каким заклинанием был поражëн Фред? Варианты как-то не складывались в голове, но единственное, что было ясно — они сделали правильные вывода насчëт Драко. От осознания всей ситуации брал ужас, на самом-то деле. Но ничто не могло затмить той искренней и яркой, как настоящий победный фейерверк, радости за обнимающихся братьев. Гарри в полусознательном состоянии подошëл к близнецам, приобнял обоих, сказал что-то, а после, обойдя склеп, рухнул на колени. — Господи, спасибо! Божее-е... В его душе было превеликое облегчение. Самая страшная потеря его семьи практически воскресла. Фред был жив, а вместе с ним и все Уизли. Они вернутся к обычной жизни. Да, обязательно! И все они будут счастливы. На самом деле они уже. Такое чудо случилось!.. И Драко... За него такая гордость брала! У Гарри будто тиски в груди ослабели, не рассосались совсем, нет, но стало определëнно легче. Почти легко даже. Его лëгкие стали непроизвольно сокращаться, кислорода резко перестало хватать, хотя и был он на свежем воздухе. Под прикрытыми веками нещадно жгло, будто разгоралось само Адское пламя. Ком, круглосуточно разрывающий горло изнутри, наконец разорвался. Гарри распахнул глаза, нашëл руками опору, и на траву упали крупные солëные капли, тут же впитываясь в чуть сыроватую землю. Джинни нашла его по громким всхлипам. Гарри был в настоящей истерике, он прижимал ладонь к груди, ощущая, как весь тот страх, вся та вина и вся боль, копившиеся в его душе этими серыми днями и долгими ночами, покидали его тело в эту самую секунду. За Гарри струхнули все. Он ни на что не реагировал, лишь продолжал улыбаться, позволяя слезам течь и течь. Артур, поддерживая брюнета подмышки, тут же аппарировал в Больницу Святого Мунго. Там Гарри сразу обступили высококвалифицированные колдомедики, продеагностировали, напоили Успокоительным зельем, а затем Зельем сна без сновидений. Его быстро определили в Палату для очень важных персон на самом высоком этаже. Вскоре в соседнюю палату положили Фреда и Джорджа. Фреда — потому что ему требовалось полное обследование, а Джорджа — потому что он не собирался, только-только вновь обретя брата, расставаться с ним даже на время. Да и Фред не отпустил бы его. Близнецы находились в сильнейшем нервном возбуждении, хотя их тела и были во власти слабости; голова болела от переживаний и эмоциональной встряски, чувства переполняли, едва позволяя дышать но... это ведь было неважно. Важно было лишь одно — они были рядом друг с другом. Они были счастливы. Вместе. *** Драко, пребывая в полном неведении, не мог найти себе места в своей тëмной камере. Он не знал, дошло ли его короткое письмо, как отреагировал на него Гарри, взял ли его вообще в руки? Жив ли Фред?.. Шестое чувство ничего не подсказывало. Оно давно сломалось в нëм, или и вовсе — покинуло его. Драко видел, как отец смотрит на него из камеры напротив, но не мог ничего сказать. По-прежнему: ни слова. Тысячи Живоглотов скреблись внутри его черепной коробки, не давая покоя. Завтра жизнь примет новый оборот. Его жизнь. Чья-то жизнь завтра оборвëтся. Возможно, и его в том числе. От взгляда на... папу было безумно горько. Напоследок хотелось запомнить Люциуса Малфоя всë-таки папой. Не называть его холодным и осточертевшим «отец» хотя бы один день. Единственный, что у них остался. Заготовленный судьбой. Напоследок. Суд над Люциусом прошëл этим вечером. Конечно же, приговорили его к Поцелую. Драко старался обстрагироваться от собственных мыслей, в которых представлял... Разное. Какого оказаться с глазу на глаз с дементорами? Как происходит Поцелуй на самом деле? Душа достаëтся только одному? Или нескольким удачливым тварям, передающим приговорëнного по кругу, наслаждаясь его самыми ценными воспоминаниями поочереди? Вопросом — какого оказаться в ласковых руках Гарри — Драко запретил себе задаваться ещë давно, однако во снах его (кроме кошмаров) всë равно был только Гарри. — Драко... — юноша вздрогнул. Он уже и не думал, что отец заговорит с ним. Люциус всегда говорил мало, строго и сухо, по делу. Сейчас Люциус снаружи выглядел разбитым: длинные платиновые волосы, давно разбавленные сединой, были небрежно переброшены за спину, неухоженная щетина не украшала посеревшее лицо, под глазами были тëмные круги и мешки. А внутри... Внутри было мясо, открывающееся прямо перед самым падением на дно. — Драко, я... — парень едва ли узнавал в этом дрожащем звуке тот стальной тенор, каким отец заставлял окружающих слушать только его, проходящих мимо — оборачиваться и останавливаться, заставлял считаться с ним и с его семьëй. — Будь сильным, сын. — дальше разговор не продолжился, никто ничего не сказал. Драко молчал, потому что проблема с воспроизведением речи никуда не делась. Люциус — потому что не мог найти верных слов, а хоть раз это сделать стоило. — Будь счастлив, сын, — под утро задремавший Драко не может понять, приснилось ему это — другое — напутствие, или показалось. Парень вскидывает голову, находя бесцветные глаза отца. В его взгляде ясно читается — не сон, и не показалось. Драко усмехается. Конечно, Люциус никогда не скажет ему слишком ласковых слов в глаза. Драко знал, что был любим отцом, и именно потому он не желал баловать его. Но от этого не было легче. Драко нужна была та особенная отцовская нежность, отличная от материнской, а не подготовка к трудностям жизни, которая, к слову, нисколечки не подготовила его. Завтра Уже сегодня те самые тяготы начнутся (разве они не были с самого начала), а Драко всë, что может, так это не думать об этом. Потому что исход впринципе очевиден. Его всë равно настигнет бездна, только он ещë и тепла был лишëн всë детство. Да так и не узнал его по сей день, кроме как от одного человека. Те искренние капли ласки, полученной им, были жертвой крëстного. Северус отдавал ему все свои нерастраченные отцовские чувства, оберегал и лелеял, несмотря на постоянную измождëнность и свою внутреннюю пустоту из-за вины, висящей над его головой грозовой тучей, из-за воспоминаний и рухнувших надежд. Крëстный продумал всë, дабы спасти Драко и ребëнка, но что-то пошло не так. Драко пришëл в оговоренное место, но там просто... Никого не было. То ли письмо не дошло, перехватили, то ли ещë что. Уже это не имеет никакого значения. Блондин только рассчитывал, что знакомые крëстного в порядке и не пострадали из-за него. — Я делал самые ужасные вещи, оправдывая желанием защитить вас с мамой, — продолжение разговора давалось мужчине тяжело, но несмотря на это, он продолжал, — на самом же деле... Это всë страх. Уберечь вас я всë равно не сумел... — мало кто сможет представить как чувствовал себя человек в преддверии душевной смерти. Зная, что за плечами останется безликая могила любимой жены. Зная, что их единственный сын останется один на один с миром, полным людей, ненавидящих одно его существование. Зная, что на память Драко он оставит лишь боль и сожаления. — Я был ужасным отцом. — вот, в чëм проявлялась настоящая здоровая гордость: в умении признать свой полный крах. — К счастью, ты вырос другим человеком. Ты не повторишь моих ошибок, я знаю... Мама знала. А ты, Драко, знай, что мы приняли твой выбор. Уже давно... — по движениям губ сына был чëтко ясен волнующий его вопрос. — Да, мама догадалась почти с самого начала. А Северус так ничего нам и не сказал, и не показал, что знает что-то. Но кроме него ты никому не доверил бы такое. Он был бы для тебя лучшим родителем. И ты будешь замечательным папой. — Драко не был уверен, не кажется ли ему, но по сухой заросшей щетиной щеке катились слëзы. Ему не казалось. Оказывается, омерзение к себе мог чувствовать и Люциус Малфой. Кто, как не отец должен был знать, что его сын на самом деле хрупок и нежен в душе. И Люциус знал. Но, игнорируя это знание, мужчина пытался своей холодностью превратить Драко в кого-то другого, пытался вырастить светского напыщенного вписывающегося в общество стервятника из ласкового домашнего мальчика-заиньки. Как же он облажался. Буквально через несколько секунд тишины за Люциусом приходят. Драко видит отца последний раз. — Я люблю тебя, Драко, — вместо прощания произносит некогда устрашающий и строгий Люциус Малфой. Сказал. Всë сказал. Смотря в глаза. Юноша начинает плакать только тогда, когда перестаëт доноситься гулкое эхо тяжëлых шагов. *** Драко обнимает свой пока ещë совсем чуть-чуть округлившийся животик и сворачивается в клубочек на холодной подстилке на полу сырой камеры. Если бы только Гарри знал его настоящим... Если б только знал... Только теперь Драко не знал Гарри. Он уже ошибся в определении пределов его доброты. Ничто не защищало его от возможности ошибиться и в пределах другой стороны Гарри, противопоставленной той, всепрощающей. Где та граница, черта, за которой кончается баланс, и которую Драко так не хотел ненароком прорвать? Но разве не стоил риск того? А правильнее... Имеет ли вообще крошечный, беззащитный человек цену? Определëнно нет. Малыш бесценен. Так тогда стоило рискнуть? Выходит, определëнно да.