Задание «В горах»

Дилюк любил догонялки. Любил бежать, сломя голову, любил это ощущение спертого в зобу дыхания, любил эту приятную усталость, разливающуюся негой по всему телу. Любил без сил валиться навзничь в высокую, пеструю траву, скрываясь за ней от всего мира. Любил яркое, теплое солнце, в любой момент готовое пригреть двух непоседливых ребят у себя под боком. Больше всего Дилюку нравилось именно догонять. Но когда роль убегающего доставалась ему, тут уж Дилюку равных не было. В эти моменты он чувствовал такой азарт и прилив сил, что уже не замечал и торчащие из-под земли корни деревьев, и взбунтовавшихся под ногами слаймов. Тогда это уже превращалось не просто в игру, а в настоящее соревнование. И побеждал в нем тот, кто оказывался выносливее и проворнее остальных. Дилюк пару раз спешно оборачивался на оклик позади себя, но все так же упрямо продолжал бежать вперед, словно не замечая своего едва передвигающего ноги противника. Не любил он поддаваться. — Люк, подожди! Но приходилось. Резко остановившись, мальчик с тяжелым вздохом упер свои маленькие ладошки в перебитые колени, заваливаясь корпусом вперед. Дав, тем самым, фору и себе, и своему противнику, он утер выступивший на лбу пот рукой и круто развернулся, ожидая увидеть перед собой запыхавшегося Кэйю. Однако он не увидел. Дилюк на секунду застыл, растерянно хлопая своими большими глазами, пока взглядом пытался отыскать друга среди деревьев и высокой, покачивающейся на ветру травы. Привычной синей макушки нигде не было видно, хотя только что он отчетливо слышал голос Кэйи рядом с собой. — Кэйа? — негромко позвал его тот, шагнув вперёд. Трава под его ногами послушно зашелестела, и он пошёл дальше, внимательно всматриваясь в горизонт. Сердце его неровно забилось. Очередной розыгрыш? — Кэйа! — позвал он его снова, но уже громче. Так, чтобы услышал наверняка. Но ответом ему послужила лишь тишина, мерный шелест листвы и звонкое стрекотание откуда-то снизу. Кэйи словно след простыл, и это пугало как никогда ранее. На лбу Дилюка выступил холодный пот, а сам он нервно хихикнул, суетливо озираясь по сторонам. Дилюк любил догонялки. А Кэйа любил розыгрыши. Младший Рагнвиндр сам не понял, в какой момент ноги сами повели его в обратном направлении — оттуда, откуда взяла начало их игра. На подходе в Шепчущий лес деревья, наконец, зачастили, и на суку одного из них Дилюк заметил то, мимо чего он попросту не мог пройти. Повязка. На ветке болталась глазная повязка Кэйи. — Уходи, — голос окликает его прежде, чем рука успевает зацепиться за шнурок повязки. Дилюк соврет, если скажет, что на лбу у него не появилась испарина. Ноги странно затряслись от неведомого волнения. Он резко оборачивается. В нескольких метрах от него, совсем рядом, стоял Кэйа — такой же, каким он запомнил его с утра. В белой летней рубашке, шортах до колен, аккуратных ботиночках и, что первым бросилось ему в глаза — без повязки. Дилюк моргнул. Перед ним стоял все тот же Кэйа, но уже гораздо взрослее. Взрослее и… ужасающе. Это был день, когда Дилюк достиг своего совершеннолетия. День, когда он потерял все, что имел. И чуть не сжег собственного брата. Чуть. Кэйа изменился резко. Детские округлые щеки превратились в острые, покрытые безобразными ожогами скулы, смуглое лицо вытянулось, пошитая на заказ отцом форма обгорела, прилипнув изорванными лоскутами к худощавой фигуре, блеск в единственном глазу пропал. Сейчас перед ним предстал совершеннолетний Кэйа. Почти сожженный. Дилюк не моргает. Взгляд сам собой цепляется за правую сторону лица сводного брата. Повязки все так же не было — сейчас на ее месте красуется черная дыра с запекшейся по краям кровью. Кэйа молчит, и на Дилюка это действует отрезвляюще. Это он с ним сделал. Своими руками. Бледные, обескровленные губы дрогнули в улыбке. — Это ты со мной сделал. — Ты заслужил это. — Ты чуть не сжег меня. — Ты заслужил это. Дилюк слышит себя как будто со стороны, отдаленно, не имея власти над самим собой. Злость говорит за него, и Кэйа смеется — заливисто, громко. Сердце сжимается. Дилюк моргает вновь — смех утихает, и образ полусожженного Альбериха пропадает тотчас, оставляя после себя того Альбериха, которого Дилюк видел всего раз — на общем снимке в газете. Обессиленно скуля, младший Рагнвиндр крепко зажмуривается. И, открывая глаза снова, предательски цепенеет. Обглоданные человеческие кости, обрывки одежды и ошметки мяса. В носу защипало, горло сдавил ком. Подрываясь с места, Дилюк не успевает добежать до останков, как его тут же крепко хватают за плечи, разворачивая в обратную сторону. Сильные, властные руки, держащие его, перемещаются выше и смыкаются на белоснежной шее, вызывая тихий, беспомощный хрип. — Зачем ты лезешь не в свое дело? — хищно улыбается ему Кэйа, притягивая ближе. — Зачем ищешь меня, Дилюк? Пытаешься потешить свое самолюбие, сыграв в героя? Дилюк ничего не отвечает, только хватается пальцами за руки Кэйи, тщетно пытаясь ослабить хватку. Чувствуя это, второй с силой надавливает на острый кадык мужчины. Тот отзывается мгновенно, крупно вздрагивая в чужих руках, в то время как из его горла неразборчиво все сыплются тихие мольбы. Из алых, преисполненных страхом глаз брызжут слезы, стекая мокрыми дорожками по раскрасневшимся щекам. Альберих продолжал улыбаться. — Не ищи меня, Дилюк. Не лезь в это. Ты умрешь здесь. Обещаю, — прошептал он ему почти в губы, и пальцы его с силой в последний раз сдавили шею. Дилюк просыпается резко — даже слишком. Подскакивает, обхватывает шею руками, часто-часто дыша в попытках восстановить сбившееся дыхание. Воздуха не хватало. — О, уже проснулся? Быстро, — доносится откуда-то сбоку, и события недавнего времени проносятся перед глазами. Кэйа, экспедиция, Хребет, метель. Темный, стремительно приближающийся силуэт вдалеке и тьма перед глазами. Он…потерял сознание? Взгляд бегает. Пещера, костер, дымящийся очаг, старые полки с различными препаратами и склянками. Стол, алхимический верстак, стоящий поодаль алхимик. Стоп. Алхимик?! — Ты в моем лагере, — слабо улыбнулся Альбедо, по одному взгляду очухавшегося понимая, о чем он думает. — я нашел тебя ближе к склону горы. Ты был уже без сознания. Еще бы чуть-чуть, и замерз бы насмерть. Легко пожимая плечами, так, словно они говорили о погоде, юноша подхватывает со стола две пробирки, подходя к костру и выливая содержимое в очаг. Дым на секунду сменил свой цвет, но уже через секунду стал прежним. Дилюк по-прежнему ничего не понимал. Мужчина ерзает, принимает полностью сидячее положение, только теперь обращая внимание на то, на чем он сидел. Старое тряпье, пошитое, кажется, из шкуры кабана. На плече у него грузно висел его полушубок, которым Альбедо, судя по всему, накрыл его. — Что ты делаешь? — наконец подает голос тот, возвращая свое внимание к алхимику. Тот же, кажется, ничуть не смущенный присутствием посторонних на своей территории, продолжал работать в прежнем темпе. — Готовлю ужин, — отзывается он, собирая пустые мензурки, валяющиеся возле верстака. Тонкие руки, облаченные в черные, окантованные золотом перчатки, ловко расставляли по полкам — даже самым высоким! — оставшиеся препараты. Юноша был спокоен, непринужден, наводя порядок в своем укрытии. И это самое спокойствие волей-неволей передалось и Дилюку, позволяя бушующему урагану эмоций ненадолго стихнуть глубоко внутри. — Что ты вылил туда? — он кивает головой в сторону кипящего на огне очага. — То, что, по моим расчетам, поможет тебе быстрее отойти от обморожения. Ничего сверхъестественного, не подумай. Уйдешь отсюда здоровым и невредимым. — Я не могу уйти, — хмурится тот, качнув головой в отрицательном жесте. — Сожалею, но уйдешь. Хребет нынче — опасное место, — отряхнув руки, Альбедо разворачивается, подходя ближе к источнику тепла. — не лучшее время для вылазок в горы. Понимаешь? Дилюк раздраженно сжимает кулаки и опускает плечи, вздыхая. Алхимик осторожно приседает возле очага и заглядывает внутрь, внимательно рассматривая кипящее содержимое. Манящий запах еды, идущий оттуда, заставил пустующий желудок Рагнвиндра тоскливо заурчать. Есть действительно хотелось. Но сейчас нужно было думать не об этом, пусть это и важно. Альбедо был не таким, как все. Не простым человеком. Он не раздражался, не велся на провокации, не шел на поводу. Всегда следовал логике и поступал по уму, отдавая предпочтение рисковать, слушая сердце, другим. Переубедить его, конечно же, было сложнее. Дилюк был уверен. — Послушай, Альбедо, — начинает Дилюк, смотря на молодого алхимика. — каким ты запомнил Кэйю? Рагвниндр замирает в ожидании ответа, кажется, и вовсе не дыша. Будто бы весь мир вокруг на секунду остановился: ветви уже не шумели, огонь не трещал, и Альбедо замер, словно красивое каменное изваяние, не издав ни звука. Было видно, как спина его, скрытая под не по погоде лёгким плащом, напряглась. Дилюк уже было хотел задать ещё один вопрос, как алхимик тихо заговорил: — Каким я запомнил… Кэйю? — шепчет он, не двигаясь. — Кэйа… великодушный капитан кавалерии, ответственный работник и незаменимый коллега. Хороший друг и просто человек. По-своему несчастный человек. Послышался грустный смешок, и Дилюк чуть наклонился торсом вперёд, внимательно слушая. — Кэйа всегда был рядом. Хочешь ты этого или нет. Подберётся незаметно, тихо, оказываясь рядом с тобой в самом неожиданном месте и времени. Он чем-то определенно отличался от остальных. Я это видел. Все это видели. Костёр затрещал сильнее, и в один момент из-под очага резко выскочил небольшой алый уголёк, отпрыгивая от огня на пару метров. Сверкая на фоне серости истоптанной земли, он ещё недолго горел, противясь потокам ветра, и в мгновение, вдруг, погас, напрочь теряя всякие цвета. — Но в один момент что-то изменилось. Дилюк отмирает, глазами цепляясь за притихшего алхимика. В голосе его звучали нотки… горечи? Опустив взгляд, мужчина тяжело выдохнул, нервно зарываясь пальцами в растрепавшиеся волосы в попытках успокоить бушующий ураган внутри. Периферийным зрением Дилюк заметил тусклое поблескивание откуда-то сбоку. Дёрнув бровью, он повернулся в сторону стола, находящегося от него в какой-то паре шагов, и замер. На гладкой деревянной поверхности, зацепившись цепочкой за чашу весов, свисал вниз золотой медальон. Он мерно покачивался из стороны в сторону, отражая собой огонь под котелком и периодически ослеплял расплывчатыми бликами застывшего Рагнвиндра. — В любом случае, — внезапно подал признаки жизни алхимик, заставляя Дилюка крупно вздрогнуть. — Кэйа умер. И искать что-то, а тем более тащиться в лютый мороз сюда, на хребет, не то, что бы бесполезно. Просто не целесообразно. С едва слышным выдохом Альбедо медленно поднимается, выпрямляясь и поправляя перчатки. — Побудь здесь немного. Ужин уже почти готов, нужно завершить всего парой-тройкой деталей. Я сейчас вернусь. И с этими словами, даже не взглянув на Дилюка, Альбедо развернулся и вышел с территории лагеря. Рагвниндр принял это, точно знак. Подрываясь с места, он быстро встал и в миг оказался рядом со столом, словно по-собственнически хватая украшение. Это был обычный золотой медальон с открывающейся крышкой. Издалека не было видно, но сейчас Дилюк разглядел каждую царапинку, каждую деталь, каждую потертость. Медальон был далеко не новый. Воровато оглядываясь по сторонам, мужчина закусывает губу и, скрепя сердце, нажимает на небольшой клапан сбоку. С тихим звуком медальон щёлкает, и крышка отворяется, демонстрируя содержимое украшения. Сердце ухает куда-то вниз. Когда-то давно, когда они были ещё совсем юнцами, в свою первую экспедицию молодой Рагнвиндр подарил названному брату выполненный на заказ презент. Это был округлый, отливающий золотым блеском медальон на длинной цепочке, в который можно было вклеить фотографию или что бы то ни было ещё, напоминающее собой о близком человеке. Так Дилюк и поступил. Он не знал точно, сколько будет длиться поручение, а потому, на манер моряков, отправляющихся в длительное плавание, оставил Кэйе медальон с прядью своих волос. Сам бы он никогда до такого не додумался — слишком уж сентиментально. Спасибо Лизе. Впоследствии Альберих оставил ему такой же, когда сам поднялся на ранг выше. Он помнил как вчера, как Кэйа неловко улыбался, пряча единственный глаз за челкой, и мялся, скрывая страх за напускной уверенностью. Как вчера. Тонкая прядь алых волос всколыхнулась из-за слабого порыва ветра, и Дилюк захлопнул медальон, тут же пряча его в карман. Сердце отдавалось глухой болью. Они никогда и никому не говорили об этом. Никто и никогда их не видел. А сейчас то, что их связывало, валялось в лагере у отшельного алхимика Ордо Фавониус. Тяжёлым взглядом Рагнвиндр ещё раз окидывает «убежище» Альбедо. Ещё одна деталь, на которую до того он не обратил ровным счетом никакого внимания. У стены, скромно отвернувшись, стоял мольберт с явно использованным на нем холстом. Подходя вплотную, Дилюк уверенным движением проворачивает мольберт и округляет глаза, точно испуганно отшатнувшись. Холст был использован. С шероховатой поверхности на винодела глядела мрачного вида картина. Белые рельефы горных вершин, серо-голубое небо, возвышавшееся над ними, и красно-бурое нечто, разметавшееся у подножия. Крупные, неаккуратные мазки закрывали собой тонкие синие линии, не сумев, однако, скрыть всего безобразия. Единственное, что Дилюк уловил сразу, так это то, что картина была написана в явно абстрактном стиле, не показывая ни одного четко выведенного штриха. Вблизи всё выглядело, словно адская мешанина из красок, но издалека всё это составляло свой особенный образ. Который он уже видел на фотографиях дела по смерти Альбериха. «Больной», — только и шептал он судорожно, собирая вещи и спешно покидая лагерь.