Замуж за друга

Солнце слепит глаза, заставляя Чонгука невольно выскользнуть из особенно сладкого утреннего сна. Свежее постельное бельё приятно хрустит под обнаженным телом, и огромное пуховое одеяло, которое зачем-то ещё нужно Чимину в тридцатиградусную жару, ласково обнимает его за талию. Юноша вслепую водит ладонью по простыне возле себя, но никого не обнаруживает, что его глубоко удручает. Неужели так долго он спал? — С днём рождения-я-я! Жопка вонючая! — огромное тяжелое существо падает на него сверху, отчего хрустят позвонки, и трепетный сонный комфорт сменяется на агрессивное проявление любви со стороны энергичного и шестидесятикилограммового жаворонка по имени Пак Чимин. Он покрывает влажными и небрежными поцелуями Чонгука везде, куда попадётся, и обнимает изо всех сил. — Уже первое сентября, — восклицает он, — а значит, кто-то стал старым как я! — Через месяц ты станешь ещё старше, так что не обольщайся, — Чонгук еле двигает ртом, прижатый лицом к подушке. — А ты дашь мне перевернуться? — Лежи смирно! — Чимин бесцеремонно усаживается на его ягодицы и выливает себе на ладони незнакомую жидкость, которая тут же щекочет обоняние запахом лаванды. — Я тебе подготовил праздничный массаж. — Вау! Такими темпами я даже начну любить этот праздник. Чонгук мякнет в постели, позволяя старшему расположить ладони на своей пояснице. Тот плавно проводит линии вдоль позвоночника к шее, и чувствуется сразу тотальная усталость мышц, так легко снимаемая чудотворными руками. Чон не собирался, но теперь вздыхает со звуком в ответ на то, как хён проделывает обратный путь через боковые части спины. Пак поглаживает его плечи в несколько кругов, пальцами повторяя контуры мышц и костей. Он делает это с предельной аккуратностью и не жалеет масла, чтобы обеспечить лёгкое скольжение. Сами движения его размеренные и медленные, и Гук думает, что после этих манипуляций ещё несколько часов не сможет отодрать себя от простыни. Чимин сидит на нём в одних шортах, поэтому, когда он опускается, Чонгук чувствует прикосновение его тёплой груди к лопаткам. — Можешь поворачиваться, — Пак приподнимается, чтобы младший мог наконец лечь на спину. Тот делает это уже с меньшим энтузиазмом, но довольно быстро получает в качестве компенсации вид полуголого Пак Чимина над собой и его руки на своих плечах. Он чувствует, что твердеет, когда старший гладит его мускулы и не забывает с нажимом разминать грудь. — Выглядишь довольным, — замечает Пак. На губах у него шальная улыбка: он и сам понимает, что натворил. Внезапно он начинает ритмично покачивать бёдрами вперёд-назад, пока водит ладонями по всему туловищу донсена. Этому невозможно сопротивляться, Чон кладёт руки на его ягодицы, направляя к своей эрекции. — Настолько доволен? — вскидывает брови Чимин, как только ощущает внушительную твёрдость под собой. — Угу, — Чонгук закусывает нижнюю губу нетерпеливо, и рука его проходится вверх по хёновой талии до груди — к бусинкам-соскам; опускается к бёдрам вновь, когда старший уже очевидно на нём ёрзает. — Дай-ка поглядеть! — тот сбрасывает с него преграду в виде плотного одеяла, и вот он: Чон Чонгук абсолютно нагой; крепкий и немного влажный от дразнящих движений, которые Пак даже не думает прекращать. Грубая ткань его шорт трётся о чувствительную плоть, и Чон мечтает старшего от них избавить. Но пока берёт его за шею, заставляя к себе опуститься. Чимин делает это без лишнего сопротивления, сбито дыша. Несколько секунд они озирают друг друга с небывалым голодом. Чонгук любуется приоткрытыми губами совсем чуть-чуть прежде, чем лизнуть их. Пак сразу же стремится его язык принять, но тот его быстро убирает. Так вкусно, что хочется оттягивать приятнейшие ощущения. Пак хватает донсена за горло, слегка раздражённый его игрой, и тянется сам. Со стоном Чонгук высовывает язык снова и целует так, как никогда не целовал. — Айщ… — выходит из его рта, когда Чимин на секунду отстраняется глотнуть воздуха, а потом приникает к губам опять. Чонгук сжимает упругие ягодицы, которые не перестают двигаться поступательно на его члене. Он целует жадно, ни за что не смеет прерываться от полных губ, при этом временами открывает глаза, чтобы видеть красивое лицо, охваченное могучей страстью. Гук стягивает с него шорты, что Пак сговорчиво помогает ему сделать. У старшего тоже стоит колом, и Чон отрывается ненадолго от губ, чтобы мазнуть большим пальцем по блестящей головке, собирая тягучий предэякулят. Он облизывает палец под пристальным наблюдением смущённого хёна, наслаждается тем, как у того перехватывает дыхание от возбуждения. — Как вкусно! Полагаю, это вместо торта. — Пошёл к черту! — выпаливает Пак и немедленно целует ухмыляющегося именинника. Он сосёт язык, на котором остаётся вкус собственных соков, и громко всхлипывает. Чонгук раздвигает две сочные половинки под своими пальцами, двигается между ними. — Ты такой сексуальный, — признаётся он шёпотом. Чимин в ответ улыбается, насколько может. Пепельная чёлка падает ему на глаза, он дышит через раз, но извивается так красиво и пластично, что это нельзя не заметить. Чон лижет пальцы, чтобы далее найти ими напряжённое кольцо мышц между половинками и смазать слюной. — Может, ты повернёшься и позволишь мне полизать твою дырочку? — Ахм… да… — Чимин выполняет приказ воодушевлённо, и в следующую минуту они лежат в позе 69, а Пак сосёт младшему член остервенело, хоть того и не просили. Находясь в горячем рту, Чонгук едва соображает, что надо делать, но точно не может устоять перед этой задницей, которую лижет, пытаясь проникнуть языком как можно глубже. Чимин сплёвывает на член — уже уверенный и свободный — пропускает его во всю длину себе в рот и помогает рукой. Почти профессионал. В связи с этим, донсен смело давит ему на затылок и двигается тазом, настойчиво толкаясь в расслабленную глотку. — Ох, чёрт, великолепно! — произносит Чон. Рядом валяется флакон с массажным маслом, и он выливает её содержимое Паку между ягодиц, чтобы сразу же войти двумя пальцами. Тот довольно мягкий и податливый со вчерашней ночи, но выгибается со стоном, когда в нём оказываются две фаланги. — Тебе нравится? — интересуется младший. — Тебе нравится чувствовать мои пальцы в себе? — Да! Пожалуйста! — Пак крутит бёдрами, чтобы партнёр проскользнул внутрь пальцами до самых костяшек. Он уже знает, где располагается точка, при соприкосновении с которой заходится в экстазе, и Чонгук знает. Они уже хорошенько изучили друг друга за эти полгода. — Трахни меня! — просит старший, пока его любовник, лаская его пальцами изнутри, посасывает мошонку. — Боже, мне так нужно, чтобы ты трахнул меня сейчас! Чонгук хмыкает; ему приятна хёнова непритворная зависимость от него, но он предпочитает доводить его до исступления пальцами и ртом, пока тот в агонии ничего не может делать, кроме как размашисто лизать чувствительную головку и безостановочно стонать. Чимин там блестит от масла и слюны; Чон сам в нетерпении оказаться внутри него и отнюдь не пальцами. Поэтому шлёпает по ягодицам и просит Пака немедленно остановиться, ведь он не хочет раньше времени кончить. — Садись на мой член, — велит он, и Пак подчиняется снова. Лёжа, Гук наблюдает за стройным возвышающимся телом и водит бережно пальцами по плоскому животу до свежей татуировки на ребре, что старшему очень идёт. Пак находит его плоть и вводит в себя осторожно. Такой сосредоточенный и похотливый, он до сумасшествия соблазнителен, и Гук до сих пор не может уразуметь, за что ему такая благодать? Чимин приятно тесный и обволакивающий изнутри. В него несложно входить за счёт обильной смазки. Чон закидывает руки за голову, позволяя старшему наладить тот ритм, который ему удобен, и просто отдаётся божественным ощущениям. Пак опускается к нему за поцелуем, и они образуют единый механизм, который не перестаёт работу ни на миг. Чимин лижет ему шею, грудь и в порыве грязной похоти тянется к чонгуковым подмышкам. Его язык проходится там жадно, не оставляя незамеченным ни малейший кусок кожи. Затем он переходит ко второй руке, кусает нежно небольшой участок бицепса. Пак неимоверен, когда отдаётся без остатка животным инстинктам. Гук не находит больше в себе терпения просто наблюдать. Сжав чужие бёдра, он принимается вбиваться в растянутый вход со всей имеющейся у него силой. Чимин сдаётся и выгибается в спине, держась о чужие лодыжки. Чон набирает скорость, надеясь поскорее оргазмировать внутрь — как же ему хочется сейчас заполнить возлюбленного своим семенем! Тот ничего против не имеет, ведь как только они отказались от идеи свободных отношений, позволяет делать с собой всё. — Ах, да, Чонгукки! — блондин признательно выдыхает, когда младший обвивает одной рукой его член, и подаётся бёдрами слабо, совершенно вымотанный под невыносимым натиском. — Чёрт, я сейчас кончу, — шепчет Чонгук еле дыша, на что хён поощрительно стонет: — Да, кончи в меня, Чонгукки! Сокрушительный оргазм захлёстывает Чона как штормовая волна. Он изливается внутрь, прижимая старшего к себе. Сперма бьётся из него обильно, словно он сто лет не достигал пика. Он целует Чимина с благодарностью и мастурбирует ему старательно, до тех пор, пока тот не кончает сам и не тяжелеет в руках устало. Чонгукова сперма выливается из Пака толчками, как только младший выходит из него. Гук собирает пальцами то, что вытекло, и предлагает хёну пососать. Тот великодушно соглашается. — Отличный массаж, — подытоживает Чон, отчего они оба смеются. — Всё для вас! — улыбается Чимин и дарит ему нежнейший поцелуй. — Только я, наверное, переборщил с… — Подмышками? — предполагает второй. Возможно, Пак временами жалеет о некоторых особенно занимательных своих инициативах после завершения сеанса любви. Но не в этот раз. Пак уверенно мотает головой: — С тем, что ты кончил внутрь. Сейчас нужно всё это дело ликвидировать, а у меня sales review через три часа. — Ах, sales review! — мурлычет Чон насмешливо. — Ну, простите меня, я совсем забыл, что вы translator, что и так understand! — он хочет старшего в очередной раз поцеловать, но тот приставляет к его губам палец ненадолго, чтобы поправить: — Я interpreter. Не оскорбляй меня так. Лениво чмокая друг друга, они валяются в постели ещё минут десять. Далее Пак грустно собирается на работу, хотя мог бы остаться и дальше поздравлять любовника с днём рождения. Но Чонгук всё понимает и потерпит эти несчастные восемь часов без Чимина, ведь до этого терпел двадцать четыре года. Они прощаются у двери, долго воркуя, и Чон остаётся один в помещении, которое они избрали в качестве штаб-квартиры своей любви. Пак предпочёл свою жилплощадь сдать и переехать к Чонгуку, что было решением правильным, поскольку госпоже Пак сюда добираться почти час. Соответственно, она приезжает редко и только по особым случаям… таким, как дни рождения. Дин-дон! Чонгук чертыхается, вынужденный прерваться от 3D моделирования по новому рабочему проекту. Но как только он встаёт на ноги, то сразу ощущает тяжесть напряжённой головы. Он работал уже четыре часа без перерыва на глоток воды и туалет. К счастью, с глупыми поздравлениями ему никто не звонил, тем более мама. И ему так жить комфортно. Правда. Если забыла — ничего страшного. Даже лучше. Госпожа Пак является ему на пороге квартиры. У неё в руках коробка какая-то, и она делает вид, что пришла сюда против своей воли (что полная чушь). — Мама! — вопит Чонгук с театральной радостью. — Как вы это делаете? — Что? — она заходит внутрь как хозяйка и сбрасывает с себя туфли в прихожей. — Стоило мне только о вас подумать, вы сразу появились! Хотя, это, наверное, не так уж и сложно сделать, ведь думаю я о вас постоянно! — он целует её, недовольную, в висок и хохочет. Та только и может, что сказать укоризненно: — Ой, прям уж! Дамский угодник! — она сразу убегает на кухню, чтобы Чон не увидел её очевидного смущения, а мужчина идёт за ней следом: — С чего это вы решили почтить зятя своим присутствием? — Ты мне не зять, — бурчит гостья, приземляя на стол коробку. Изображая злость и обиду, она ищет в ящиках, видимо, какой-то колюще-режущий предмет и причитает: — Ты уговорил моего сына на греховную связь. Чонгук всполаскивает нож из переполненной раковины и протягивает его с лукавой улыбкой: — Да, вашего ангелочка тяжело было уговорить, но я это сделал, — пусть считают Чимина безупречным, Чон готов принять удар на себя. Пусть только он знает, каким отъявленным грешником бывает их милый сыночек. — Согласитесь, я самый привлекательный дьявол, которого можно только себе представить! Гук обожает дразнить высоконравственную госпожу Пак; обожает наблюдать за её сложными реакциями и как борется она со своей безудержной симпатией к нему. — С днём рождения, дьявол! — провозглашает она, наконец открыв эту интригующую коробку. В ней оказывается домашний торт, покрытый белым кремом (пока непонятно, какого содержания). На нём криво выведено «Happy Birthday, Jungkook» шоколадной глазурью, и это трогает повзрослевшего мужчину до глубины души. — Чимин сказал, что ты любишь морковный торт, — продолжает женщина, восполняя тишину, но вдруг её крепко обнимают со словами благодарности. Она довольна. — Я хотела сделать сюрприз и оставить торт у вас на столе, но вы не хотите давать мне ключи. Чонгук усмехается, пока наскоро моет единственную пару тарелок. Эта женщина всё ещё надеется взять под контроль их жизнь. В нём это пробуждает лишь снисходительные чувства, Чимин же реагирует бурно, но пытается действовать дипломатично после продолжительной работы с психотерапевтом. — Ну, мы усиленно пытаемся зачать вам внука. Вряд ли вам понравится такое зрелище, если вы решите зайти к нам без предупреждения, — глаза его наверняка искрятся самым раздражающим озорством, и ответ госпожи Пак не заставляет себя долго ждать: — О господи, Чонгук! — морщится она. — Ты омерзителен! — Что есть, то есть! — пожимает плечами Чон, вспоминая, что её сын уже однажды такое говорил ему перед тем, как влюбиться. — Присоединитесь ко мне? — он ставит на стол две вымытые тарелки и хочет торт разрезать. — Ох, нет, я только ненадолго зашла! Подумала, что торт дополнит ваш ужин, и хотела поздравить. — У нас не будет ужина как такового. Мы запланировали поездку в Пусан сегодня, выезжаем вечером. Так что либо мы уничтожаем ваш торт сейчас, либо никогда. Пугающий ультиматум заставляет женщину принять поспешное решение в пользу Чонгука, но не сказать, что она этим была обеспокоена. Они пробуют торт вдвоём, и вкус его возвращает мужчину назад в первые дни весны, которые сделали его безмятежно счастливым. Ему кажется, он обрёл некое спокойство, как только Пак Чимин сдал свои позиции. Возможно, Гук слишком зависит от него, и нельзя назвать такую политику здоровой. Но страх быть покинутым, отвергнутым как будто бы навсегда уступил уверенности, что есть здесь и сейчас, и оба они в этом моменте влюблены. Именно поэтому Чонгука не волнуют никакие помехи извне, они не обладают достаточной мощью, чтобы пошатнуть их томную идиллию. Чиминова мама сквозь этот купол при всём желании не может пробиться, но Чону всё же забавно видеть её через стекло. Даже немного приятно — но это пока слишком сложно понять и объяснить. В небольших дозах присутствие этой женщины не причиняет вреда, и Чонгук не прочь с ней съесть кусок-другой морковного торта, обсудить общих знакомых и глупые телепередачи, а после вызвать ей такси.

***

Второй дин-дон за день заставляет Чонгука оторваться от ноутбука и потереть покрасневшие от экрана глаза. Уже семь часов вечера, и скоро им пора выдвигаться в путь — за работой он как обычно потерял счёт времени. Странно, что Чимин не захотел открыть дверь своим ключом. Наверное, дёргать младшего по пустякам доставляет ему удовольствие. Чон встаёт с кресла, задаваясь вопросом, кто ещё из Паков заставит его сегодня оторваться от работы и сколько раз. За дверью, как Чон и думал, оказывается Пак Чимин. Однако, руки у него заняты, он держит что-то в них. Видимо, поэтому не мог самостоятельно зайти в квартиру. — У нас будет ребёнок! — заявляет Чимин, глядя на возлюбленного исподлобья. Чон хмыкает: вот уж удача! Всё-таки зачатие, о котором он говорил своей несостоявшейся свекрови, оказалось успешным. — Что это у тебя? — мужчина тянется посмотреть кулёк в руках у хёна, пока тот закрывает за собой дверь, и обнаруживает там шоколадного окраса щенка со светлыми пятнами на бровях, пасти и огромных лапах. Чон ахает от удивления, и ребёнок внутри него ликует от счастья, прыгает, бегает и громко визжит. — Где ты его нашёл? — Мне его аист принёс. Чон протягивает руки, чтобы принять в объятия увесистого и весьма дружелюбного щенка, который нового человека начинает неистово разнюхивать и метаться по груди. Чонгук влюбляется сразу же в его любознательность, глубокие тёмные глаза и очаровательные висячие уши. Мужчина издаёт звуки умиления и хохочет, когда новый питомец, испытывающий взаимные чувства по поводу их знакомства, начинает облизывать чонгуково лицо. Чимин улыбается, оглядывая счастливую пару, что Чонгук находит странным: — Ты же не любишь собак. — Этот на тебя очень похож, — шутит старший, снимая с себя ботинки. — Значит полюблю. И ты мне все уши прожужжал, как ты хочешь добермана. Гук не может выдержать ту радость, что его одолевает. Он так давно хотел пса. Переполненный эмоциями, он расцеловывает хёну всё лицо, подобно тому, как с именинником поступило животное минуту назад. — Он красавчик! — благодарит Чонгук, кружась вокруг собственной оси с маленьким доберманом на руках. Но резко останавливается, вспоминая: — Мы же собирались в дорогу сегодня! — Думаю, он не будет против road trip’а, — Чимин подходит к ним и позволяет себе погладить любопытного пса по блестящей шёрстке. Тот принимается его ладонь судорожно нюхать и облизывать. Чон понимает, что старший делает над собой усилие, чтобы тотчас не убежать в ванную комнату и вымыть руки. — Надо только позвонить в отель и предупредить насчёт питомца. Чонгук улыбается огромнейшей из своих улыбок, убаюкивая щенка как младенца. Нужно ему столько всего прикупить: хороший корм, пелёнки, именной ошейник (насчёт имени ещё нужно подумать), поводок, кровать, лакомства, витамины. — И заскочим в зоомагазин по дороге, — добавляет Пак, будто прочитав его мысли. Младший замирает на месте, осознавая, как ценна ему хёнова внимательность. Он опускает пса на пол, позволив тому пройтись по территории и изучить её, а сам подбегает к старшему, грубо берётся за его лицо, чтобы впечатать крепкий поцелуй на губах: — Это лучший подарок! — объявляет он, вкладывая в смысл сказанного не только пса самого, а чиминову самоотверженность и заботу. Тот смотрит на него так, будто это ему ничего не стоило, и изрекает: — Это ты лучший подарок, чепуха!