Замуж за друга

Спустя две недели Чон насилу добивается свидания со старшим, местом встречи зачем-то назначив торговый центр. Там они бродят бесцельно, а разговоры у них сухие, холодные, словно у двух незнакомцев или людей из одной компании, которых ненадолго оставляет одних их заводила-друг. Чимин трезво осознаёт, что такая отчуждённость в их взаимодействии — им же спровоцированное следствие. Но он по-прежнему зол и ничего не может с этим чувством поделать. — Ты просто так решил сюда прийти, или какая-то причина есть? — решает он спросить. — Конечно, есть какая-то причина, — Гук смотрит лишь вперёд, на хёна даже мимолётного взора не бросает. А расстояние между их телами такое, будто их рассоединил Моисей. — Мы женимся, и нам нужны кольца. Без преувеличения, Пак хочет ударить младшего по лицу. Настолько он раздражён напускной невинностью последнего и его шутками невпопад. — Боже, Чонгук, — не выдерживает он, и сил достаточно только на шумный усталый выдох, — ты продолжаешь вести себя как в тот вечер. — А как я себя вёл в тот вечер? — Как идиот, — огрызается Чимин, позаботившись, чтобы собеседник увидел его недовольный, даже грозный взгляд. Правда, сразу после этого он жалеет и о сказанном, и о эмоциональном вложении в сказанное, но, с другой стороны, этот разговор должен состояться. — Да? А по-моему, мы мирно побеседовали с твоей семьёй, — Гук задирает по привычке голову, чтобы казаться больше, чем есть; не таким ребячливым и тёплым, каким он обычно бывает. Чимин понимает, что это всего лишь тактика такая, и что Чон по-прежнему остаётся родным ему донсеном, но пропасть между ними неоспоримая, её невозможно игнорировать. — Помимо того, что ты пообещал им свадьбу потехи ради и рассказал про отчима-монаха, которому твоя мать пятнадцать лет врала, что ты ему — родной сын, — брызжет ядом Пак, следуя за младшим к эскалатору, как ведомый поводком пекинес. — Во-первых, про свадьбу я говорил всерьёз, — начинает Чон словно готовился, становясь на одну ступень выше. Он разворачивается к старшему и смотрит на него с высоты своего доминирования… совсем как в тот день, когда поставил его на колени. Но сейчас не об этом. — Ты сам мне, помнится, предлагал брак, а я пообещал подумать. Вот я и подумал! Во-вторых, всё, что я рассказал про свою семью — чистая правда. В чём твоя проблема? — Проблема в том, что это нелицеприятная правда! — пытается объяснить Пак, заведомо понимая, что мощи отстоять свою позицию ему точно не хватит. Уж слишком Чонгук… похож на будущего свёкра со своей ничем непоколебимой истиной. По сути, Чимин борется с ветряными мельницами сейчас, но слишком огорчён, чтобы остановиться. — И что мне нужно было делать? Чимин спотыкается о край эскалатора, когда достигает верхнего этажа — смятенный он уже и не замечает ничего вокруг. Но Чонгук замечает и незамедлительно хватает хёна за локоть, не позволяя упасть. Героическим жестом он сердце того не растапливает, зато заставляет изречь едва слышное «спасибо» перед следующей репликой: — Просто не рассказывать всего этого! Никто не спрашивал о тех деталях. Ты сам всем решил о них поведать. Ну и зачем? — Потому что я честен с твоими родителями. — Зачем им эта честность? — акустика здесь замечательная — Пак понимает это по оборачивающимся на них головам. Однако, в данный момент он отдаёт этой проблеме zero fucks. — Она лишь оттолкнула их! Чонгук останавливается посреди атриума в намерении посмотреть хёну в розовое лицо и спросить без обиняков: — Чимин-а, ты стыдишься меня? Того обескураживает явная ранимость, что младший очень, ну очень плохо скрывает за нахмуренными бровями и вытянутыми в тонкую линию губами. Пак вмиг ослабляет давление своих претензий и произносит теперь уже мягче: — Нет, я не стыжусь тебя! Наоборот: у тебя столько прекрасных качеств, узнав о которых они бы тебя полюбили. Но ты предпочёл рассказывать совсем не об этом. — Главное, что ты о них знаешь, — утверждает Чон, которого не переубедит абсолютно никакой аргумент. Чимину жуть как хочется взять его за плечи и хорошенько так встряхнуть, но любого телесного соприкосновения он избегает, да и младший к нему не готов. — Нет, Чонгук… — самообладание — капризная штука, так и норовит Чимина покинуть. Но он на неё молится и надеется выйти из этого разговора без увечий. — Мы сейчас говорим не обо мне. Мы говорим о моих родителях… — При всём уважении, Чимин, на что мне сдались твои родители? — Гук щурится, голос его становится ниже, а сам он приближается на шаг. От милого донсена не осталось ни следа — это его хёна ранит. Видимо, увечья неизбежны. — Да, я их почитаю как старших, как твоих родных, но мне не с ними жить. И им со мной не жить. Он такой рассудительный, заметно взрослый на фоне почти кричащего Пака: — Ты не понимаешь. Ты просто не рос в такой семье, у тебя всё не так, ты не понимаешь! Мне важно, чтобы они тебя полюбили. — Иначе что? Разойдёмся? Чимин готов волосы на себе рвать из-за тотального непонимания, с которым столкнулся. Чон не знает, и никогда не узнает, каково это: жить с заботливыми родителями; ценить их мнение и снискать одобрение. Грешно так думать, наверное, но это правда. У Чонгука перед глазами фигурировала совершенно другая модель семейных отношений. И в этом их первая несостыковка: они разные люди. — Мне важно это для личного спокойствия, — изрекает лаконично Пак, радуясь, что не озвучил ничего из тех мыслей, что могли бы младшего задеть. В глаза смотреть он больше не в состоянии, поэтому просто идёт куда-то дальше, ожидая, что последовавший за ним донсен вскоре наметит курс. — Я и так делал всё, что ты хочешь: этот парад-маскарад с одеждой, спрятанными татуировками. Но я не могу притворяться другим человеком, Чимин. Если тебе не нравится, кто я есть, тебе нужен другой человек… — Чон будто ногтем ковыряет глубокую царапину на чиминовой груди. Тому некомфортно от услышанного. Впервые с Гуком — некомфортно. И он молчит. — Что ты молчишь? — Я расстроен. — Почему? — Потому что мои ожидания не оправдались. Чимин смотрит в пол, шагая за младшим как на автопилоте, а тот давит опять: — Они у тебя чересчур завышенные, Чимин. Я очень стараюсь ради тебя. Я даже готов, чёрт возьми, жениться и жить по твоей схеме. Но ты сам-то вообще уверен, что хочешь этого?.. Чимин? Беззаветно опустошенный, Пак не своими губами объявляет: — Просто давай купим эти чёртовы кольца и выберем дату. — Прекрасно. Здравствуйте, покажите нам обручальные кольца для мужчин, пожалуйста. Подняв голову, он видит ювелирный магазин, где они оба очутились, и всё становится до основания реальным. Чимин до кончиков волос на руках ощущает приближение свадьбы, когда учтивая продавец-консультант выставляет перед ними ряды сверкающих под яркими светильниками золотых оков. Они все красивы, как и ценники их, но парадоксально просты и банальны. Ничто не цепляет глаз — возможно опьяняющая влюбленность обостряет восприятие этих украшений у покупателей. К сожалению, этим чувством Пак похвастаться не может — особенно сегодня. — В начале февраля я беру отпуск, — начинает Гук ни с того ни с сего. Большим пальцем он мажет по скромному бриллианту на предложенном продавцом кольце. Оно, как и другие, не оказывается способным нарушить чонов покой, поэтому юноша ставит его на место и просит показать что-то более необычное. — Хочу съездить в Китай на новый год. Хочешь со мной? — Боюсь, в феврале у меня куча работы, и другие коллеги из группы уже взяли отпуск на эти дни, — о том, чтобы согласиться, у Пака нет и мысли. Он разочарован, ему нужно время наедине с собой и всеми этими событиями, что ему ещё только предстоит осознать. — Ты звал Югёма? — Он уже запланировал какую-то поездку со своей девушкой. — Тогда ты тоже возьми девушку, — предлагает он равнодушно, сам не воспринимая сказанное всерьёз. — А в серебре у вас есть парные изделия? — Да, конечно. Но я бы не сказала, что их можно назвать обручальными. — Покажите всё равно, пожалуйста. — Девушку? — повторяет младший, когда консультант оставляет их ненадолго. — Думаешь, у меня есть девушка? — Кого у тебя только нет, Чонгук-а! — иронизирует Чимин, стараясь оглядывать лишь витрины перед собой и не замечать уставившегося на него Чон Чонгука. — А вообще, ты волен делать что хочешь и с кем хочешь. Я и так был той ещё обузой для тебя. Вместо того, чтобы переубеждать, Чон лишь издаёт сухой смешок, и соглашается: — Хорошо. После моего возвращения можем отпраздновать свадьбу. — Давай через неделю после возвращения. — Идёт! Пак находит в себе смелость взглянуть на младшего и моментально наполняется ещё большей печалью, увидев. Чон растерян не меньше его, но непонятно, почему он продолжает протаскивать эту идею со свадьбой. Вот бы залезть к нему в голову и разузнать, что таится там под копной блестящих черных волос. Но единственное, что ему остаётся: изучать глубину задумчивых глаз до тех пор, пока консультант не приносит им два массивных кольца, литьевых: на каждом зеркально высечена протянутая рука. Когда два кольца вместе, эти руки как будто бы соприкасаются, напоминая «Сотворение Адама» у Микеланджело. — Думаю, это может вам понравиться, — произносит девушка. Она улыбается зубами, замечая долгожданный интерес на до этого безучастных лицах. — Желаете примерить?

***

— В Китае я провел замечательную ночь с одной девушкой. Мне она в целом понравилась. Она очень нежная, безумно клёвый секс. Адекватная, плюс-минус смешная. Мы договорились на условия, что будем временами спать и оба получать удовольствие. Но в какой-то момент мы с ней немного сблизились, и вот она мне пишет: «Чёрт, потратила все деньги на покупку телевизора, вообще ничего не осталось на еду!». Я подумал отправить ей денег, чтобы она покушала. Она пищит от радости, говорит: «Ой, Чонгукки, спасибо большое!», и мне самому от этого супер-приятно, я с таких денег столько удовольствия, наверное, никогда не получал. И дальше у неё в Stories я вижу вот такую фотографию, отправляю. И делаю вот так — Чонгук привлекает в дело актерское мастерство и задумчиво потирает подбородок, уставившись куда-то мимо камеры, в которую он говорил. Следующей после его видеосообщения идёт фотография салона автомобиля в ночи и на ней подпись: «Но сейчас всё хорошо, кушаем с мужчиной МакДоналдс под кинчик. Всех чмок!». Имя той самой девушки Чон из превентивных соображений обрезал, так что Чимин при всём желании не может провести маленькое расследование и найти героиню их разговора в Интернете с целью последующего сравнения себя с ней и наведения порчи. Пака, мягко сказать, выводит из равновесия чонгуково дружеское стремление поделиться событиями из личной жизни. Впрочем, вызвано это раздражение целым комплексом причин, в каждой из которых присутствует имя «Чонгук»: 1. Чонгуком так хитро и грамотно воспользовалась девушка, которую он знает несколько дней; 2. Как бы то ни было, он описывает её с таким упоением, словно сама нимфа вышла из книги по Древней Греции и пленила беззащитного Чон Чонгука своими чарами, обаянием и нежностью; 3. Между ними состоялся генитальный контакт, и Чонгук имеет наглость старшему об этом сообщать; 4. Пока Чонгук вёл распутную жизнь в компании упомянутой девушки, Чимин всё это время самоотверженно работал и организовывал их же свадьбу. При этом ни на одного мужчину за эту неделю он даже не взглянул. — Я ненавижу его всем сердцем! — признаётся Чимин в сердцах, сидя за одним столом с лучшим другом, Ким Намджуном, в модном баре Сеула. Вокруг и другие намджуновы друзья играют в квиз, бурно переговариваются. Но хён по доброте душевной выслушивает беспокойного донсена и вместе с ним абстрагируется от существующей реальности: — То есть она развела его как мальчишку, а он даже никакой претензии ей предъявить не может! А как я попросил его вести себя чуточку представительней перед родителями, так я сразу требовательный и с завышенными ожиданиями. Где справедливость?! Чимина не заботит громкость его голоса, не заботит, что Джексон Ван, осознанно принявший решение сесть возле Чимина, когда большинство стульев ещё было свободно, тоже слышит его жалобы. Сейчас ему важнее всего — максимально выразить собственное негодование, чтобы стало хоть чуточку лучше. Намджун это понимает, поэтому безоговорочно занимает сторону друга и вместе с ним возмущается и подшучивает над Чонгуком: — Забавно, что он так и не понял, что его развели. Надо просто сказать: «Чонгукки, ты лучше всех!» и можно дальше им пользоваться. — «Мне так приятно, я побежала со своим парнем кутить на эти деньги, спасибо!». Они вместе заливаются смехом и выпивают по шоту, пока на экране бара сменяют друг друга вопросы, на которые Пак уже лишился надежды знать ответы. — Слушай, — заговаривает Ким, всё еще щурясь после съеденного лайма: — может, он так быстро привязывается к любовникам из-за холодных отношений с матерью? — он вновь запускает свой конвейер психоанализа, отчего Чимину уже смешно становится: — Опять ты приплетаешь родителей. — Ну, все мы родом из детства, — жмёт плечами старший. — И родители — самые первые, кто нас травмирует… — за Кимом всегда занятно наблюдать в момент его спонтанной тяги к философствованию. Сейчас он этим занимается, параллельно набивая рот картофелем фри: — Сам посуди: ты говорил, что они общаются как чужие, и мать всегда была визуально равнодушна к нему. Он мог перенять это как модель поведения в романтической жизни. Он быстро привязывается, пытается добиться от человека любви. Более того, чем холоднее любовник, тем сильнее он ему нравится. Слова хёна кажутся Паку более чем резонными, но он бы предпочел выделить на обдумывание услышанного как минимум час. Увы, Суён не предоставляет ему такой возможности, окликая его и собственного мужа: — Мальчики, вы хоть с нами? — звонким голоском она возвращает их к действительности и повторяет для них вопрос: — Повнимательней! Дамблдор — кольцо, Гермиона — чаша, а Рон? Чимину непросто переключить своё внимание от ненавистного Чон Чонгука, который за горами за долами, на викторину, что проходит прямо у него под носом. И всё же вопрос заставляет его пораскинуть мозгами. — Это же про крестражи, — осеняет его в два счета. Гарри Поттер, наверное — единственная тема, в которой Пак может считать себя экспертом. Правда, он давно не перечитывал серию книг, но был большим поклонником в старшем классе. В особенности он обожал фанфики с пейрингом «Драрри». — Рон — медальон, — произносит всезнайка Чон Ильхун, но наступил чиминов звёздный час, поэтому тот, подскочив, кричит: — Медальон уничтожил Гарри. Рон уничтожил эту… как её? — он судорожно вертит руками вокруг головы в попытке вспомнить нужное слово: — На голове носят… — смотрит каждому из присутствующих в глаза, но никто не поспевает за полётом его мысли, соответственно правильный ответ не приходит в голову никому: — Кандиды Когтевран! — потихоньку он выстраивает ментальную цепь ассоциаций, что помогает ему прийти к финишу: — Диадема! Диадема Кандиды Когтевран. Пиши «диадема», — бросает он Тэхёну, заведующему окончательными ответами: — я точно знаю! — Ты уверен? — переспрашивает тот, как не странно ответственно подошедший к своим полномочиям. — Уверен! Тэхён решает положиться на чиминову несокрушимую уверенность, записывает и отдаёт карточку с ответом одному из координаторов игры. — Правильный ответ — медальон! — появляется спустя время на экране, и сердце Пака разбивается вдребезги: — Что? — Ты всё равно молодец, — подбадривающий баритон раздается сбоку от него. Чимин поворачивает голову и натыкается на лицо Джексона Вана, находящееся без надобности близко. — У меня не было и тени сомнения, что это диадема, — ропщет Пак, откинувшись на спинку кресла, чтобы обозначить хоть какую-то дистанцию между ними. Джексон сегодня особенно тактильный и внимательный по отношению к нему. Весь вечер лезет в разговор Пака с другими людьми, предлагает ему потрогать ворот своего неопренового худи. Он как-то даже обнимает Чимина при всех, когда тот брюзжит, что Джексон препятствует ему контактировать с присутствующими. Обнимает и говорит, мол, вот тебе контакт. Странное поведение, можно сказать надоедливое. Паку опостылела эта игра, и он выделяет на неё минимум эмоционального ресурса. — Ты сегодня в очень плохом настроении, — замечает парень, чему Пак намеренно даёт объяснение: — Проблемы с женихом. Произносить последнее слово на удивление приятно. Чувство полноценности впервые наносит визит его телу. Тем не менее, он по-прежнему не может осознать тот факт, что обручён. Ему кажется, что с Чонгуком они дурят народ, устраивая никому не нужный спектакль. В частности — сейчас, когда они в таких напряжённых отношениях. — У тебя есть жених? — Ван размыкает чувственные губы, глубоко поражённый новостью. Что подозрительно, ведь он беспардонно подслушивал их с Намджуном разговор, а массивное кольцо на безымянном пальце Чимина блестит весь вечер. — Да, он был на новоселье у Намджуна и Суён. — Я думал, что он тебе просто друг. — Тогда был друг, теперь жених. Наверное, Джексон просто не хотел верить услышанному, поэтому теперь, когда Чимин говорит ему о своей помолвке в лоб, выглядит потерянным. Этот мужчина — та ещё головоломка, но на этот раз Паку неинтересно её разгадывать. Ему бы сейчас побыть одному в постели с многочисленными подушками, с голой задницей, чистым и увлажненным лицом и запахом зубной пасты во рту. Закинуться чем-то противозаконным и уйти в небытие. — Хм. Ты любишь его? — разнюхивает старший, и казалось бы, какое ему дело? Одно радует: у Чимина бесследно пропала жажда заполучить Джексона Вана, поэтому он не юлит, не думает, что бы такого сказать, дабы вызвать ревность, но не оттолкнуть. Он просто обращается к собственным чувствам и озвучивает то, что они ему шепчут: — Сейчас нет. Сейчас я бы врезал ему по его довольной мордашке и запечатал бы ему рот, чтобы он перестал нести хрень, — это звучит вкусно, потому что Чимин вправду это представляет. Столько проблем удалось бы избежать, если бы не болтливый чонгуков рот. — А вообще… — молвит он, прислушиваясь испытующе к тихому рёву внутри, — вообще, да. Я его люблю, — Пак и не мог представить, что это слово может пробить такую глубину. Он ощущает всем телом каждую букву. — И грущу по нему. Джексона миндалевидные глаза просверливают в нём дыру, а Пак почти тонет в своих эмоциях, и воздуха не хватает, чтобы дышать. Нестерпимо. — Я, наверное, поеду домой, ребят, — отбарабанивает он громко, чтобы все головы к нему повернулись. — Мне завтра рано вставать. Когда будете расплачиваться, пришлите мне счёт, пожалуйста, я переведу свою часть. Он встаёт с места под разочарованное нытьё приятелей, извиняется тысячу раз, пока направляется к вешалке. Вслед подскакивает Джексон. Что ему надо? — Я тебя подвезу, — предлагает тот и тоже принимается искать свою куртку. В другое время Пак визжал бы от счастья, но здесь из реакций у него лишь смущение, недоверие и усталость. В такси на заднем сиденье и с Джей Паком в ушах он бы получил больше удовольствия. — Я уже вызвал такси, — врёт он. — Отмени вызов, — Ван кажется в диковинку мужественным и непреклонным — каким Чимин его хотел видеть, но оставалось только фантазировать. Компания за столом любуется ими с замиранием сердца: наконец их чаяния воплотятся в жизнь. Все, кроме Тэхёна, и думать забыли о викторине, ждут от Чимина ответа: — Да не нужно, не хочу никому доставлять неудобств. — Ты не доставляешь, — вмешивается Суён, которую несообразительность Пака разозлила до чёртиков: — и от Джексона всё равно никакой пользы, идите! И они идут, чёрт возьми, к Джексону в машину, почти не разговаривая. Вот уж спасибо, судьба! Вечно когда не надо! — Включить тебе подогрев сиденья? — первое, что артикулирует Ван в салоне автомобиля. — Нет, спасибо, — Чимин обновляет переписку в Kakao talk, там Чонгук ему беззаботно отправляет мемы. Иногда непонятно, вправду ли он дурак, или это просто его удобная политика поведения. Ни на одно из сообщений Пак не отвечает, а вот какую ненависть сейчас испытывает он бы рассказал с превеликим удовольствием. Оба полушария мозга он сосредотачивает на формулировку полноценного монолога, в котором много обвинений и описания физического насилия. Заодно он рвано отвечает на вопросы водителя, изредка бросая на точёный профиль короткие взгляды. — А почему ты не взял с собой жениха? — переходит тот наконец к делу. Пак слышит отчетливую фальшь в благорасположенном тоне, но ничто больше не заставит его поверить, что он нравится Джексону по-настоящему. По всей видимости, в нём лишь срабатывают древние охотничьи инстинкты, когда жертва, ранее так открыто выражавшая симпатию, ускользает из лап. — Планы не совпали, — ответ настолько сухой, что вяжет во рту. Единственное радует: дом Пака уже за поворотом, так что неприятный small talk на светофоре он может перетерпеть. — Уже пора начинать строить совместные планы, нет? — Джексон усмехается, обнажая все тридцать-два. Какой обольстительный козёл, вы только посмотрите на него! Чимин отворачивается и смотрит в окно, задаваясь вопросом, когда же зажжётся долгожданный зелёный: — Мы в свободных отношениях, так что в нашем случае всё по-другому. — Свободные отношения — это когда можно спать с другими людьми? — Включая, но не ограничиваясь, это. Наконец-то зелёный! Джексон давит на газ и крутит плавно баранку руля. Зрелище, вне всякого сомнения, сексуальное, и руки его жилистые на чёрной коже выглядят потрясно, но в этом ли счастье? — Здорово. А я вот недавно расстался, — невзначай упоминает он, а сам краем глаза наблюдает за чиминовой реакцией. Тот только ради приличия дёргает бровями: — Почему? — Он был очень ревнивый, — ура! Они подъезжают! Подъезжают! — Однажды он даже нашёл нашу с тобой фотографию у меня в галерее, и это было что-то! Странный вброс отбирает у Пака восторг от предстоящего прощания. Он хмурится, спрашивая: — Какую ещё фотографию? — Ну, помнишь, когда ребята нас сфотографировали на новоселье? — глаза Джексона задорно сверкают, когда он глядит на пассажира: — Он сказал, что мы выглядим, как влюблённая пара. — А зачем ты сохранил ту фотографию? — Она милая. Ещё скажи, что ты не сохранил, — он хитро щурится, будто видит младшего насквозь. Здесь он, к сожалению, не ошибся: — Сохранил. — Вот видишь! — с победным возгласом он паркуется во дворе чиминова дома, прямо перед дверью, но Пак не даёт стрекача, как предвосхищал, а спрашивает: — И что, поэтому вы расстались? — Включая, но не ограничиваясь, это, — Джексон подмигивает и красиво улыбается. Ну что ему теперь с ним делать? Совсем недавно Чимин лишь в мокрых снах оказывался с этим мужчиной наедине, а сейчас он прямо перед ним, на блюдечке с голубой каёмочкой, кушайте, не обляпайтесь! Почему Чонгук without any hesitation может вручить свой причиндал любой подошедшей к нему персоне, а Пак мешкает и хранит никому даром не нужное целомудрие, когда на него смотрит такой привлекательный, а главное, свободный Джексон Ван? Ну и что, что в его флирте нет серьёзных намерений? Чимин выходит замуж за другого мужчину, ему не нужны клятвы верности от Джексона. Вот, ради чего, собственно, Пак и затеял всю эту схему со свободными отношениями: он во всех смыслах свободен. Во всех! — Хм… Значит, теперь ничто не мешает тебе поцеловать красивого мужчину? — выдаёт он в конце концов, а самого бросает в жар, словно лавой окатили. — Получается, что так, — Джексон говорит нелегально низким голосом и отстегивает ремень безопасности. Что ж, барабанная дробь. Да, он поцелует Джексона, и с Чонгуком сравняет счёт, обижаться будет не на что. Все в плюсе, всё прекрасно! Боже, как он обожает свободные отношения! Мучительно медленно старший приближает к нему лицо. Чимин, неровен час, свалится на него всем своим корпусом от нетерпения. Ещё чуть-чуть, ещё немного, и он уже чувствует сбившееся дыхание на своих губах, а затем мягкое прикосновение. Джексон Ван целует его, Пак Чимина, в губы. Кладёт руку ему на талию и вовлекает молодого человека в глубокий поцелуй. Уже на третьей секунде Пак понимает, что смака в этом поцелуе ноль. Никто не любит слюни по всему лицу, но здесь Джексон действует не в меру аккуратно, оттого и между их губами сухо как в пустыне. В душе зияет пустота, Чимин не чувствует ничего, словно целуется с игрушкой. С Кеном — красивым, идеальным, но из пластика. Может быть, он и свободен, но всё, что в данный момент с ним происходит, не чувствуется правильным ни на один процент. — Эм… — Пак резко обрывает поцелуй и отстраняется от парня. Тот оглядывает его вопросительно. Вероятно, с его стороны всё было ok. — Прости, я, наверное, не хочу этого. — Да? — молвит Ван, к подобному сценарию совершенно не готовый. — Да, — младшему неловко, он криво улыбается и всё больше отдаляется от мужчины. Тот ненадолго замолкает, а после выдыхает шумно и отбрасывается на спинку своего сиденья: — Что ж… хорошо, конечно. Без проблем! — Извини, пожалуйста. — Да нет, что ты! Всё в порядке. — Спасибо, что подвёз, — Чимин уже продевает пальцы в ручку двери. Дико хочется убежать: — Я пойду, спать хочется. — Угу, спокойной ночи, — Джексон уже не стремится младшего зреть — настолько унижен. Чимину очень жаль, но такова реальность. Кое-как он пытается сгладить углы, например: — Спокойной ночи! Напиши, как доедешь! — Хорошо. Ни на секунду Ван не задерживается, как только младший закрывает за собой дверь седана. Стоит только моргнуть, а его уже нет. Вот и закрыт этот гештальт!