Тайны на трибунах

Как назло, лифт элитного жилого комплекса долго не приезжал. Педри нервно стучал пяткой, стараясь сохранить самообладание. Его переполняли эмоции, он был безумно взволнован. Парень рядом с ним, наоборот, выглядел расслабленным. Хотя недовольство Гави все же можно было разглядеть, но Гонсалесу сейчас было не до этого. После всей произошедшей ситуации Педро достаточно быстро остыл. Он в принципе хорошо контролировал свои эмоции и почти никогда не злился. В отличие от Пабло, который был буквально пороховой бочкой. Но ложь Гонсалес терпеть не мог, поэтому и наговорил всякого Элизабет. Да и его воображение дорисовало полную картину, где девушка проводит время с Пау, насмехаясь над влюбленным Педри. Однако, Педро быстро пришел в себя и осознал, что не хочет потерять девушку. В какой-то момент он даже подумал, что готов простить ей все на свете и сам извиниться, лишь бы быть рядом. Можно было подумать, что у него нет гордости и самоуважения, но это не так. Дело в том, что если Педри влюбляется, он готов чуть ли не пожертвовать собой ради другого человека. И футболист этого не отрицал. Но спасение нашло его гораздо раньше, чем он решил озвучить свои мысли кому-либо другому. Вечерняя тренировка была в полном разгаре; все были увлечены различными упражнениями для увеличения скорости ног. Один только Гонсалес стоял с нахмуренными бровями, что не осталось незамеченным другими футболистами. — Что с ним? — спросил Кунде у Гави. — Без понятия, — пожал плечами тот. — Задумался, бывает. Конечно, Пабло переживал за своего друга, но сейчас было важно то, что ужасно раздражающей девчонки больше не будет в их жизни. Педри он поддержит позже, и все у них будет замечательно. Они уже договорились вечером посидеть у него дома и все обсудить. — Скоро Эль-Класико, не время копаться в своей голове, — продолжал Жюль. — Я бы на твоем месте узнал, что с ним случилось. Ему и узнавать не пришлось бы: все и так было ясно. Гави хорошо знал Гонсалеса и всегда замечал, если с ним что-то происходит. Поэтому было глупо полагать, что ему действительно плевать. Тем временем с другой стороны поля к Педри решительно шагал Фермин Лопес. На его лице читалась явная решимость. Он собирался вправить мозги Гонсалесу, и Гави это сразу понял. Это было очевидно, Фермин и Пабло были очень близки еще с академии. И Гави знал, что Лопес такая же добрая душа, как и Педри. Видимо, он решил попытаться оправдать Элизабет, хотя для Гави было непонятно, чем это может помочь. Как вообще можно быть на её стороне, когда вся ситуация лежит на поверхности? Но что поделать, в близком кругу Пабло всегда были одни только душки. Поэтому когда сразу после тренировки они поехали к дому Элизабет, Гави лишь поджал губы. Конечно, Педри объяснил ему, что это просто большое недоразумение, в котором виноваты как и он сам, так и девушка. В голове Пабло лишь крутилось: «Как можно быть таким наивным?» Но бросить его одного в логове девушки страшного зверя он не мог. Прислонившись головой к стене, Гави вздохнул. Ну сколько можно ждать лифт? Подняв взгляд на друга, он увидел его глаза, светившиеся надеждой. Это пугало. Даже после всего произошедшего он оставался предан блондинке во что бы то ни стало. — Ты сейчас во мне дырку просверлишь, — тихо произнёс Педри. — Просто задумался о том, насколько я тебя люблю, что согласился на это. — Не вижу ничего плохого. — Конечно, мы всего лишь идём извиняться перед девушкой, которая тебя предала! — надул губы Пабло. — Мы идём туда в первую очередь, чтобы разобраться и выяснить правду. Ну и извиниться тоже. Если бы не моя ревность, ничего бы не произошло. — Я поражаюсь твоей способности закрывать глаза на очевидные вещи. — Думай как хочешь. Но ты тоже пришёл сюда, и это что-то да значит. Может ты тоже чувствуешь вину? — мягко улыбнулся Гонсалес. — Я здесь только ради тебя, вообще-то! — закатил глаза он. Ещё чего! Он ни за что не будет переживать из-за своих слов в сторону блондинки. Ни за что и никогда. Ведь так? Лифт, наконец, открылся, и парни зашли внутрь. Все оставшееся время они провели молча, вплоть до звонка в дверь. Открыла им, к сожалению, не Элизабет, а Истон Ромеро. Футболисты сразу же пробежались по его внешнему виду: серые спортивки, идеальный обнажённый торс, взлохмаченные волосы. Было бы странно отрицать то, что модель действительно хорош собой. И это почему-то очень злило обоих парней. На подсознательном уровне каждый из них соревновался с Ромеро. Он устало потёр глаза и нахмурил брови. — А я уже думал, ты не явишься, — протянул Истон, смотря на Педри, лицо которого было не менее уставшим. — Зачем пришли? — Погово... — начал Гави, но был перебит. — Извиниться. Мы хотели извиниться, — взволнованно ответил Гонсалес. Истон вскинул брови, но всё же пропустил их в квартиру. Голова говорила, что не стоит этого делать. После часа истерики лучшей подруги ему перестали нравиться футболисты. Хотя не сказать, что ему и до этого особенно симпатизировала эта парочка. Конечно, Элизабет сама была виновата в том, что позволила установить границы в общении с другими парнями. Но большая часть ответственности, по мнению Ромеро, всё-таки лежала на Педри. И что уж говорить, его ужасно раздражал Гави, который закатывал глаза при каждой фразе Истона. Его поведение по отношению к Элизабет было недопустимо. Не по-мужски это — так обращаться с хрупкой девушкой. Но что-то внутри него подсказывало, что в этом есть необходимость. Что именно они сейчас нужны Элизабет. Гонсалес прошёл по просторному светлому коридору, осматривая апартаменты. Это, конечно, не его вилла, но роскошь чувствовалась. Квартира была выполнена в нетипичном для Испании античном стиле, что безумно подходило Ромеро. В центре комнаты, на полированном мраморном полу, стоял круглый стол из тёмного дерева, окружённый резными стульями с обивкой из дорогой красной кожи. Над столом висела люстра из хрусталя и бронзы, которая рассеивала по комнате мягкий тёплый свет, словно свет свечей в древнем храме. Стены были украшены картинами в стиле старых мастеров с глубокими оттенками и замысловатыми сюжетами, словно вырванными из истории. Вдоль одной из стен тянулся низкий диван, обитый бархатом глубокого бордового цвета, напоминающий трон римского императора. Напротив окна, укрытого тяжёлыми бархатными шторами, стоял камин, выложенный белоснежным мрамором. Над камином на резной деревянной полке стоял портрет в массивной позолоченной раме. Педри, невольно остановившись, пригляделся: на портрете с жёстким профилем и глубокими глазами был изображён мужчина в строгих одеждах, напоминающих образ античного бога. Истон. Это же насколько нужно любить себя... В этой квартире царила атмосфера утонченной роскоши, не столько античной, сколько вдохновлённой классикой; словно парень стремился создать атмосферу величественности и спокойствия, что было так непохоже на оживлённую и шумную Барселону. Педри остановился перед массивной дубовой дверью с бронзовой ручкой в виде львиной головы. — Это комната Лиз, — произнёс Ромеро. Футболист развернулся, приподняв брови, как бы спрашивая разрешения. Истон кивнул, позволяя зайти. Дверь скрипнула, словно стонала от возраста, открываясь в просторную спальню, где на кровати лежала блондинка. Истон развернулся и наткнулся на ещё одного футболиста, про существование которого он уже забыл. — А ты почему не пошёл за ним? — Я здесь типа группы поддержки, — усмехнулся Пабло. — Мне не за что извиняться. Модель приподнял одну бровь и посмотрел прямо в глаза Гави. — Я с тобой не согласен. Хочешь чаю? — предложил он. — Давай, — согласился Гави, следуя за парнем в сторону кухни. — И в чем же моя вина? — Знаешь, мы с Лиз очень близки, и в нашей дружбе принято делиться всем, особенно переживаниями. Как думаешь, сколько раз я слышал о том, что какой-то футболист донимает её? — И что с того? — усмехнулся Пабло, присаживаясь за стол. — Да тебе о том, Гави, что если бы не она, я бы давно тебе морду начистил. Ты должен ценить, что она тебя защищает, несмотря на то, что ты этого не заслуживаешь. — Он поставил чайник на плиту и начал рыскать по кухонным шкафчикам. — Очень страшно, уже боюсь, — театрально произнёс футболист. — Я пытаюсь донести до тебя, что стоит успокоить свой нрав и открыть глаза. Я не знаю точно, что она тебе сделала, но догадываюсь, в чем дело. Лиз может и не показывает, но твои слова её ранят. — Да плевать я хотел на то, что её ранит, пока она не отстала от моего лучшего друга. Истон усмехнулся, поджигая бумажный свёрток и закуривая его. Гави округлил глаза. — Это что, травка?! — Ты так о нём печёшься, что я даже начинаю думать, что ты ревнуешь не Лиз, а его. Вы точно только дружите? — проигнорировал его вопрос Ромеро. — Что? Ревную её? — он поднял брови. — С чего ты это взял вообще? — Да так, мысли вслух. — Сделал ещё одну затяжку Истон. Пабло ещё раз перевёл внимание на косяк в пальцах парня. — Ты не ответил. Ты куришь травку? — А ты нет? — поднял брови модель. — Нет. Я вообще-то спортом занимаюсь. — И как это влияет? — протянул Истон. — Знаю минимум трёх профессиональных спортсменов, которые злоупотребляют наркотиками. — Не мой вариант. — А стоило бы. Может, стал бы менее нервным. — Я не нервный, — произнёс Гави, на что Ромеро звонко рассмеялся. — Тебя время от времени дёргает. Ты когда в последний раз отдыхал вообще? Пабло нахмурил брови и осмотрел свои ладони. И правда, пальцы на руках периодически подёргивались. А боль в мышцах он перестал замечать ещё лет десять назад. — Ладно, спортсмен, покурить я предлагать тебе не буду. Но у меня есть ромашковый чай, говорят, успокаивает. Будешь? Гави на секунду задумался, но потом кивнул. Ромеро достал две чашки и поставил их на стол. Заварив чай, он подал одну футболисту. Парень нехотя принял чашку и стал разглядывать напиток. Забавно, это была та самая чашка с логотипом Барселоны. Пабло поднял брови и иронично усмехнулся. — Не знал, что ты болеешь за нас. — Это Лиз притащила. Теперь все мои девушки думают, что я футбольный фанат. — Слова брюнетa вызывали у Гави искренний смех. — И какая у них реакция? — Да они просто текут от вас! Особенно от тебя; одна мне полчаса рассказывала, какой ты крутой игрок. — И это точно была не Элизабет. Она такого про меня не скажет. — Во-первых, мы с ней не спим, придурок. А во-вторых, вполне может и сказать. Ничего плохого о твоих профессиональных данных я от неё не слышал. Только то, как ужасно ты с ней обращаешься. Пабло задумался. Может, она не такая уж и плохая? В отличие от него, Элизабет никогда первой не начинала язвить. Она вообще старалась с ним лишний раз не контактировать. Хотя верить Ромеро тоже не стоило, он вполне мог вешать лапшу на уши. Однако Гави ему импонировал. Свободный, харизматичный, уверенный в себе и, кажется, очень преданный своим близким. С каждой секундой, проведённой в обществе Истона, Пабло понимал, что этот парень действительно может стать неплохим другом. Ромеро, несмотря на свои шутки и легкомысленный подход, был искренним человеком, а это, в конце концов, важно. — Знаешь, я не пытаюсь её обидеть. Мне просто не нравится, что она лезет к моим друзьям. Вы можете заниматься чем угодно, мне плевать. Но я не хочу, чтобы мои близкие пострадали. И Пау в том числе. — Именно поэтому ты настраиваешь Педри против него? Это мне тоже рассказали. — Это уже случайно вышло. Мне жаль, что он попался под руку. Но откроет глаза Педри — откроются и другие, — пожал плечами Гави. — Открыть глаза на что? — усмехнулся брюнет. — Поверь, твои футболистики души не чают в Лиз. Если бы она хотела извлечь выгоду, давно бы это сделала. Но ведь это не так? — Не так. Не знаю, может у неё более хитроумный план. Она же смогла придумать историю о том, как приехала из Америки в город мечты. Истон рассмеялся. — А ты не думал, что это правда? — улыбка не сходила с его лица. — Не веришь мне — полистай её инстаграм. Там буквально все до этого лета из США. Пабло нахмурил брови. Возможно, в этом был смысл. Зачем врать о том, что можно проверить? Но это были лишь косвенные доказательства. Во всяком случае, он не собирался забывать то, что произошло сегодня. Гави не собирался ей доверять, хоть и сильное чувство ненависти стало уменьшаться. — Тебе стоит быть помягче с ней, хотя бы ради Педри. Он твой друг, и она ему нравится. В первую очередь ты делаешь больно ему, — прервал тишину Ромеро. — Я понимаю это, — выдохнул футболист. — Я думаю, если бы ты попробовал подружиться с ней, то осознал бы, что она не монстр. Лиз — один из самых чудесных людей, которых я знаю. Пабло поджал губы, заглядывая внутрь чашки. Возможно, парень прав. Ему бы стоило найти общий язык с ней. Но доверять он девушке, конечно, не будет. Держи врагов близко, как говорится.

***

Педри остановился перед массивной дубовой дверью, украшенной бронзовой ручкой в виде львиной головы. — Это комната Лиз, — произнёс Ромеро. Футболист развернулся, приподняв брови, как бы спрашивая разрешения. Истон кивнул, позволяя ему войти. Дверь скрипнула, словно стонала от возраста, открываясь в просторную спальню, где на кровати лежала блондинка. Девушка уткнулась лицом в подушку, распластавшись по всей мягкой поверхности. — Ист, не сейчас. Я хочу побыть одна, — промычала Элизабет. Педри провел по своим щекам ладонями, собираясь с духом. — Это не Истон, — тихо произнёс он. Элизабет быстро подняла голову и повернулась к парню. Педри поджимал губы, держа руки за спиной. Его глаза излучали раскаяние, и девушка этого не понимала. Зачем он пришёл? — Я пришёл поговорить. И извиниться. У блондинки перехватило дыхание. Неужели можно всё исправить? Она потерла глаза, пытаясь осознать, происходит ли это на самом деле или нет. Её молчание стало напрягать Гонсалеса. Девушка сидела неподвижно, словно статуя. — Можно? — аккуратно спросил он, указывая на край её матраса. Элизабет кивнула. Футболист мелкими шагами подошёл к постели и уселся рядом с ней. Педри, по правде говоря, боялся даже посмотреть ей в глаза. Он боялся увидеть там боль, которую причинил своими словами. Он боялся, что между ними не будет всё как раньше. — Говори, — её голос дрожал. — Слушай... прости, что так отреагировал. Я не имел права говорить это. — парень тяжело вздохнул. — Мне правда очень стыдно. Мои действия были продиктованы эмоциями. Я не считаю тебя... — он замялся. — В общем, ты поняла. Элизабет кивнула, не решаясь сказать что-либо ещё. — Я поговорил с Фермином, он мне всё рассказал. Но если ты не против, я бы хотел услышать это от тебя. Она горько усмехнулась. — Несколько часов назад ты не хотел меня слушать. — И ты меня пойми. Твоя ложь была очевидна, как и то, что между тобой и Пау что-то есть. Посмотри, как это выглядело со стороны. Что мне ещё оставалось думать? — Я понимаю, — её голос был всё ещё очень тихим, но уже более смелым. — Прости, что соврала. Это ужасный поступок, я не должна была так делать. — Я тоже был не прав. Нельзя было ограничивать тебя в общении с кем-либо. — Но это я предложила проводить меньше времени с ним и сама не сдержала обещание. Её голос дрогнул, и поэтому Педри поднял взгляд на неё. Глаза девушки были красными и опухшими от слёз. Некогда светлая кожа с лёгким загаром приобрела алый оттенок. У Гонсалеса от увиденного начало сердце кровью обливаться. — Если бы не моя беспочвенная ревность, ты бы не стала мне врать, ведь так? Элизабет кивнула. — Вот видишь. Я, конечно, не испытываю экстаза, когда вижу тебя рядом с ним, но это твоя работа. Ты не можешь просто игнорировать его существование. Я всё понимаю. Давай просто забудем сегодняшний день и начнём всё с начала? Девушка закусила губу и кинулась ему в объятия. Такие тёплые и уютные, что Педри хотелось остаться в таком положении навсегда. Голая кожа рук блондинки соприкасалась с его толстовкой, вызывая особое напряжение. Парень подумал, что лучше бы лишней ткани на нём сейчас не было, и они могли бы соприкоснуться кожей к коже. Наконец, отстранившись, он посмотрел прямо ей в глаза, полные печали. Его рука провела по худой щеке, совершая большим пальцем круговые движения. Своими действиями он пытался отразить всю свою заботу, что копилась в нём. Его взгляд скользнул по шее, потом спустился ниже на ключицу и зацепился за украшение. Элегантная буква «Б» красовалась на яремной впадине. — Ты носишь? — улыбнулся он. — Конечно, это же твой подарок. Глаза Педри засветились, и на его лице появилась широкая улыбка. Большой палец всё ещё оставался на её лице, скользнув на подбородок. Его взгляд медленно опустился на губы, как бы спрашивая разрешения. Элизабет тяжело выдохнула, приоткрывая рот и вздергивая голову навстречу его лицу. Приняв этот жест за согласие, он нежно и чувственно впился в её губы. Поцелуй был наполнен таким количеством заботы, что тело девушки начало обмякать, и Гонсалесу пришлось придержать её за талию. В нём не было ни грамма пошлости, лишь искренность и любовь. Отстранившись, Педри снова заглянул ей в глаза. Опухшие глаза заменились на губы, что вызвало мягкую улыбку на лице у парня. Облизнув губы, он почувствовал вкус бальзама для губ с вишней. Это было правда очень мило. Элизабет безумно шёл вкус вишни. — Ты не представляешь, как я рад, — тихо произнёс он, чувствуя, как его сердце замирает в груди. — Я просто не знал, как всё исправить. Элизабет слегка покачала головой, стараясь подавить слёзы, которые вновь наполняли её глаза. Она не хотела, чтобы этот момент был омрачён прежними обидами. — Мы оба сделали ошибки, — сказала она, стараясь говорить уверенно. — Но мне кажется, что мы можем это пережить. Главное — желание идти дальше вместе. Педри кивнул, его рука всё ещё нежно держала её подбородок. Он чувствовал, как её энергия возвращается, и это придавало ему сил. — Слушай, — продолжила Элизабет, — я понимаю, что у тебя есть право чувствовать ревность. Ты — человек, который мне очень дорог. Но я уверена, что никто не сможет занять твоё место в моём сердце. — Именно это я и хотел услышать, — ответил он с улыбкой. — Я обещаю, что постараюсь работать над собой, чтобы не давать повода чувствовать себя незащищённой. В её глазах заиграли искорки надежды. Она немного приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент за спиной Педри раздался стук в дверь. — Чёрт, — пробормотал он, вздыхая. — Мы забыли про них. — Них? — подняла брови Элизабет. — Я пришёл с Пабло, он там один с Истоном. — Что? — воскликнула она, хоть её голос всё ещё оставался тихим. — Здесь Пабло? — Эй, голубки! Надеюсь, вы там не трахаетесь! — крикнул Гави, а рядом послышалось хихиканье. — Вот черт, — сказал Педри, отстраняясь от Элизабет. — Иди к черту, Паблито! — громко произнёс он. — Кажется, тебе пора, — прошептала Элизабет. — Да, но только после того, как я задам тебе один вопрос. — Какой? — Ты не против, если я буду рядом с тобой, пока всё это не уляжется? Мне страшно думать, что могу потерять тебя из-за своих собственных страхов. Элизабет улыбнулась, её глаза сияли. — Я хотела бы, чтобы ты был рядом. Это даст мне уверенность в том, что всё будет в порядке. — Тогда договорились, — произнёс он, беря её за руку. — Мы будем справляться со всем вместе. Элизабет прижалась к нему, и они вдвоём наслаждались моментом тишины, осознавая, что всё ещё могут построить что-то прекрасное, несмотря на прошлые ошибки. Это была обоюдная инициатива — утешение и поддержка друг друга. — Давай будем честными и открытыми друг с другом, — сказала она, поднимая глаза к его лицу. — Это единственный способ. — Согласен, — кивнул Гонсалес. — Обещаю. Мы с тобой сможем всё. Они сидели вместе, и ущерб был уже не столь заметным. Это общение стало стартом новой главы их отношений — с новыми правилами, которые позволят им расти и развиваться вместе.

***

Набережная Барселоны в конце января напоминала картину, стилизованную под нежный акварельный пейзаж. Холодный утренний воздух поднимал с моря легкие брызги, которые, отражаясь в солнечных лучах, сверкали, словно крошечные алмазы, осыпающие каменные плиты. Легкие волны, устремляясь к берегу, шептали свои тихие секреты, приглашая гуляющих остановиться и насладиться моментом. Деревья, окаймляющие набережную, все еще хранили свои зимние наряды с тонкими ветвями, обёрнутыми мягким серым светом. Пробежавший мимо прохожий зябко поежился, завернувшись в тёплый шарф, а уличные музыканты, укутанные в тёплые куртки, старались согреть сердца слушателей своими мелодиями, исполняя знакомые гимны любви и свободы. Кафе, расположенные вдоль набережной, наполняли воздух запахом свежезаваренного кофе и свежеиспечённой выпечки, маня прохожих к уютным столикам, где всегда были рады видеть гостей. Пары, устроившись за столиками, обсуждали шум повседневной жизни, что оглашает Барселону через призму зимней просветлённости. Периодически над набережной пролетал ветер, с лёгкостью перекрывая звуки города и принося с собой шепот моря. Он обвивал палатки, где местные художники выставляли свои работы, создавая атмосферу творческого звучания. Простые эскизы и яркие картины, изображающие море и его беспокойные волны, привлекали внимание прохожих, которые останавливались, чтобы оценить искусство, столь точно запечатлевшее суть гигантского синего создания за горизонтом. Широкая набережная манила к себе, словно эликсир, в тот момент, когда солнце, хотя и редко, но всё же осмеливалось выйти из-за облаков. Жаркие лучи пробивались сквозь облака, касаясь лиц людей и принося тепло и надежду в этот холодный январский день. Этот миг пробуждал в сердцах барселонцев и гостей города ожидание весны, пробуждение природы и новые приключения. На набережной среди шумного потока туристов и местных жителей порой раздавался детский смех — забавные игривые крики отражали беззаботность и радость бытия. В это время года здесь царила особая лёгкость, которая, казалось, объединяла всех в едином стремлении к счастью. В этот январский день набережная Барселоны становилась не просто местом для прогулок, но и особым пространством, где каждый мог найти свой уголок умиротворения и вдохновения, объятый красотой города и дарами природы. Педри и Элизабет прогуливались в перерыве, наслаждаясь прохладной погодой. Нацепив солнечные очки, пара старалась скрыться от назойливых папарацци, которые, к счастью, последние недели их не беспокоили. — Думаю, что не раньше отпуска я улечу на Канары. Очень жаль, что не могу сделать это сейчас, но надеюсь, что смогу привезти родителей в Барселону хотя бы в июне. — А почему твои родители не переехали вместе с тобой? — Они сильно любят Канары, поэтому не хотят. Я предлагал. А ты когда собираешься к родителям? Девушка молчала. И что ей ответить? По правде говоря, она сама не знала, когда поедет в Америку. Элизабет собиралась прожить всю свою жизнь в Барселоне, но в Сан-Диего была её семья, хоть она с ними и не общалась. — У меня... мягко говоря, напряжённые отношения с родителями. — Ой, прости, Лиззи. Я не знал... — Нет, нет, всё в порядке, — успокаивала она его. — Я в любом случае в июне поеду сдавать экзамены и на выпускной. — Ты никогда не рассказывала про свою семью. — Да и рассказывать нечего. Мама растила одна младшую сестру и меня. Отношения у нас с ней были весьма холодные; она всегда была на работе, и я её не осуждаю за это. Она старалась сделать всё, чтобы мы чувствовали себя полноценно. Но для неё мы всегда были показателем её стараний. Если Мария в чём-то приуспела, то я всегда была недостаточно хороша, — усмехнулась Элизабет. — Мария — это твоя сестра? — Да, её недавно отчислили из балетной академии, и мама ей такую взбучку устроила. Поэтому про меня и мой переезд вообще молчу. Педри внимательно слушал Элизабет, стараясь понять её чувства и переживания. Он заметил, как её лицо слегка потемнело во время рассказа о семье — грусть, печаль, незабытые переживания. — Звучит очень тяжело, — произнёс он тихим голосом. — Тебе не нужно чувствовать себя виноватой за то, что испытываешь такие эмоции. Ты имеешь право на свои чувства и свои мечты, — он сжал её ладонь в поддерживающем жесте. Элизабет вздохнула и кивнула. Она была тронутой его чуткостью. — Я понимаю, что мама старалась. Но иногда у меня возникают мысли: можно ли было найти другой подход? Я часто думала, что если бы она не была такой строгой, может, у нас было бы больше тепла и взаимопонимания. Но в то же время я знаю, что она просто хочет, чтобы мы стали успешными. — Это действительно сложная ситуация, — согласился Гонсалес. — И я думаю, что многие люди проходят через это. Главное — ты сама понимаешь, что твоя жизнь — это не только результат ожиданий других людей. Ты не обязана следовать их путём. Элизабет снова посмотрела на него, и в её глазах застыли слёзы. — Ты прав. Сейчас я чувствую, что на своём месте. Хотя, по правде говоря, мама хотела, чтобы я стала журналистом. И я почти стала им, хотя она ожидала другого. Поэтому решила вычеркнуть меня из своей жизни; даже трубку не берёт. Педри кивнул, проникаясь её словами. Он понимал, как сложно быть в роли, когда каждый шаг кажется взвешенным и несёт на себе ожидания других. — Непросто иметь такие отношения в семье, — сказал он с сочувствием. — Но ты, безусловно, заслуживаешь поддержки и понимания. Элизабет посмотрела на море, словно искала в его бесконечности ответы на свои вопросы. — Спасибо, что выслушал меня, Педро. В этот момент очередной порыв ветра принёс с собой запахи моря и кофе, а солнце вновь показалось из-за облаков, озаряя их своими тёплыми лучами. — Знаешь, жизнь сама по себе — это постоянные перемены, — произнёс Гонсалес, оглядываясь вокруг. — И набережная в этот момент как раз символизирует это. Здесь всегда что-то происходит и меняется, но при этом остаётся что-то постоянное — красота и спокойствие. Элизабет улыбнулась, почувствовав, как её сердце наполняется светом. Возможно, именно эта свобода и возможность перемен давали ей надежду на лучшее. Он посмотрел на ее слегка покрасневшее от прохлады лицо и закусил губу. — Ты очень красивая. Девушка продолжала смущённо улыбаться, отводя глаза в сторону. Гонсалес снова поймал её взгляд. Приблизившись к её лицу, он нежно поцеловал её в губы. Блондинка ответила улыбкой и заключила его в крепкие объятия. Прижавшись друг к другу, они словно растворялись в этом мгновении, совсем забыв о времени. Встреча с Элизабет несколько месяцев назад постепенно становилась для Педри чем-то важным и особенным. Он наслаждался каждым моментом, разговаривая с ней и наблюдая, как её лицо вновь освещается улыбкой. Теперь он понимал, что ему действительно не хватало этого чувства — тепла и близости. Её губы всегда были намазаны вишнёвым бальзамом, и этот сладковатый аромат оставался с ним даже после того, как они расставались.

***

Вечернее небо над Барселоной, окрашенное мягким розовым светом заката, приглашало горожан на встречу с настоящим магнетизмом — Эль Класико, противостояние, которое длилось веками, вновь собирало миллионы сердец под одним знаменем. Город с его узкими улочками и величественной архитектурой знал, что сегодня каждое дыхание, каждая улица и каждое мгновение пропитаны ожиданием грандиозного события. На площади перед стадионом Камп Ноу народу было не протолкнуться. Уличные торговцы предлагали атрибутику, ароматные закуски и напитки, создавая атмосферу праздника. Здесь все были едины, независимо от того, какого цвета футболка на них была надета: сине-гранатовые и белые цвета смешивались, будто штрихи художника на полотне, создавая картину, которая вскоре оживёт на поле. Звуки волнения и радости переплетались, создавая гармонию из гастрономического шороха и громких криков единства. «Барса! Барса!» — раздавались крики, эхом отдаляясь в улочках города, в то время как местные жители и туристы с нетерпением мчались к стадиону. Вся Барселона, словно живой организм, дышала в унисон, ожидая своего кумира, своего героя, готового сразиться за честь команды и славу города. На трибунах болельщики искренне обменивались эмоциями — здесь не было места для равнодушия. Каждое лицо отражало фанатичное увлечение, каждый жест безумного восторга становился частью общей симфонии, в которой соединялись надежды и мечты. Застывшие в ожидании взгляды были полны надежды, а сердца стучали в унисон с ритмом игры; цвета клубов словно впитывались в кровь каждого фаната, погружая его в транс ожидания. Вокруг царила предвкушаемая тишина, прерываемая лишь командным криком и скандированием имен лидеров. Свет софитов заблестел, как колючие звёзды на небосводе — всё почти было готово к началу. Эль Класико уже здесь, и его волшебство проникло в каждого, кто пришёл на этот матч. Этот вечер готов был перевернуть мир и запечатлеть новые страницы в летописи футбольной истории. Миг, который объединит поколения, заставит сердца биться чаще и навсегда остановит время, когда всё вновь сведётся к единственной игре, определяющей всё. Элизабет с самого утра носилась как угорелая. Она понимала, что Эль Класико — очень значимое событие, и необходимо было выжать из себя максимум. Тем более что это её первое Эль Класико. До матча оставались считанные минуты, и ей хотелось сказать пару напутствующих слов футболистам. — Удачи, парни! — улыбнулась она, получив несколько одобрительных фраз. Их лица были сосредоточены, готовясь к важному матчу. Элизабет решила не мешать им и не сбивать настрой, поэтому направилась к раздевалкам. Ей нужно было забрать зарядное устройство, чтобы иметь возможность запечатлеть контент с игры. Но быстро добраться до места назначения ей не удалось. В коридоре её поймал Гонсалес с широкой улыбкой на лице. — Почему ты ещё не с командой? — подняла брови Элизабет. — Искал тебя, — он провёл рукой по её волосам. — Давай, бегом к ним! — И даже ничего не пожелаешь? — театрально обиделся Педри. — Ээ... хорошего газона? — замялась она, вызывая звонкий смех парня. — Я знаю более действенный способ поддержать меня. — И какой же? Гонсалес приблизился к её лицу, придерживая ладонью её затылок. Элизабет привстала на носочки и оставила лёгкий поцелуй в уголок его губ. Футболист разочарованно вздохнул. — Победите, тогда получишь ещё, — хитро улыбнулась она и продолжила путь к раздевалке. И только произнесённая им «чертовка» заставила девушку довольно поджать губы. Аккуратно приоткрыв дверь, Элизабет проверила раздевалку на наличие спортсменов. Убедившись, что внутри никого нет, она осторожно переступила порог. Внутри царила напряженная атмосфера. Несмотря на громкие крики фанатов и аплодисменты трибун, в раздевалке было удивительное спокойствие. Элизабет нашла зарядное устройство и положила его в свою барсетку. — Пришла украсть что-нибудь? — раздался голос сзади, заставив девушку вздрогнуть от испуга. Пабло сидел в дальней части помещения, выпрямив колени. На его лице была ухмылка, хотя сосредоточенность перед матчем тоже читалась в его глазах. — Ты серьёзно сейчас? — подняла брови она. — Ладно, прости, — сказал он, и Элизабет удивленно приоткрыла рот. Сам Пабло Гави извиняется перед ней? Сегодня точно пойдёт снег. — Это точно ты? Гави рассмеялся. — А есть сомнения, что хоть кто-то сможет притвориться таким красавчиком, как я? — О Боже, Пабло, даже не начинай... Просто для меня удивительно, что ты действительно говоришь мне «прости». — Не обольщайся. Педри мне всё рассказал. И про поцелуй тоже. — от его слов щеки девушки покрылись лёгким румянцем. — И раз вы почти встречаетесь, я решил дать тебе шанс. Пока ты будешь хорошей девочкой, я не буду мешать вашим отношениям. Элизабет моргнула несколько раз, пытаясь прийти в себя. — Я в шоке, если честно. — Я делаю это ради дружбы с Педри, а не потому, что хочу дать тебе шанс. Я всё ещё тебе не доверяю, так что только попробуй сделать больно моему другу. Я сделаю всё, чтобы ты больше не оказалась в Испании. Девушка понимала, что это были угрозы, но вся ситуация безумно её забавила. Пабло действительно думал, что она мечтает о его снисходительности? Ни за что в жизни! Главное, чтобы он не портил ей или Гонсалесу настроение. Но сам факт того, что ей не придётся больше выслушивать едкие слова в свой адрес, радовал. — Ладно, как скажешь. Кстати, что ты здесь делаешь? — Да так, ничего... — протянул он. — Матч через пятнадцать минут, мне кажется, тебе пора. Гави тяжело вздохнул и медленно встал со скамьи. Его ноги словно плелись по полу, и Элизабет перевела взгляд на его бутсы. У него снова были развязаны шнурки! — Тебе помочь? — окликнула она его со спины. Парень развернулся с нахмуренными бровями, показывая своё непонимание. Элизабет указала на его обувь. — Знаешь, я не... — Просто успокойся, в этом ничего такого нет, — прервала его девушка, приближаясь. Она опустилась на одно колено перед ним и начала завязывать шнурки. Пабло снова тяжело вздохнул и сложил руки на груди. Когда работа была выполнена, она привстала и установила зрительный контакт с ним. Он длился всего три секунды, но для них, казалось, прошла целая вечность. — Удачной игры, — произнесла Элизабет, открыв дверь раздевалки и направляясь к входу на трибуны. Гави провел пальцами между своих волос и потер глаза. Эта девушка оказывала на него огромное влияние. Парень не понимал, что именно она с ним делает, но был уверен: ни к чему хорошему это точно не приведёт.

***

Игроки Барселоны уже активно пинали мяч, готовясь к игре, в то время как футболисты Реала только выходили на поле. Сегодня «сливочные» были особенно самоуверенны, что добавляло волнения в воздух. Фермин и Педри стояли напротив Гави, образуя треугольник. Пабло находился ближе к бровке, что не позволяло ему видеть происходящее за спиной. Отдав несколько передач, он почувствовал тяжёлый хлопок по своему плечу. От неожиданности он слегка вздрогнул и развернулся. Перед ним стоял Винисиус Жуниор. «Только не это», — подумал Гави. Команда старалась сохранять нейтральные отношения со всеми соперниками, с некоторыми даже были близкие дружеские связи. Но с Реалом добиться взаимопонимания было сложно. Вражда между командами ощущалась на уровне ДНК. Особенно это касалось отношений между Гави и Винисиусом. Сколько раз у них возникали конфликты... Например, в одном из эпизодов Винисиус упал, пытаясь обойти Пабло, и начал сигнализировать о фоле. Судья не зафиксировал нарушение правил. Гави что-то высказал бразильцу, пока тот был на газоне. Винисиус поднялся и прошёлся ладонью по его лицу в тот момент, когда арбитр не видел этого. Игрок Барсы в ответ толкнул вингера Реала локтем в спину. И это был не единственный случай. Винисиус не раз пытался задеть Гави, особенно перед матчами, сбивая настрой молодого футболиста. Но сегодня Пабло намеревался игнорировать отвратительное поведение Жуниора и сосредоточиться на игре, что не осталось незамеченным бразильцем. — Приветик, Паблито! Как дела? Готов отсосать мне? — с самодовольной улыбкой произнёс он. Гави продолжал игнорировать слова Винисиуса и совершал передачу в сторону Гонсалеса. — Кстати, поздравь нас. Недавно такую шлюху всей командой отымели. Анитой вроде зовут. Так интересно, она очень на твою девушку похожа... Пабло резко развернулся и встал вплотную к Винисиусу. Ему было плевать на личную жизнь своей бывшей, но никто не имел права оскорблять близких ему людей, тем более девушек. Более низкого поступка Жуниор не мог совершить. — За языком следи, — прошипел Гави. — А то что? — усмехнулся Винисиус. — Боишься, что мы переключимся на вашу блондиночку? Рука Пабло замахнулась в сторону носа футболиста, но её остановил подоспевший Фермин. Гави не сдавался, он поднял левый кулак, но в этот момент его уже оттаскивал в сторону Педри. Каталонские футболисты быстро заметили происходящее и бросились на помощь другу. — Эй, эй! — успокаивал его Гонсалес, похлопывая по лицу. — Он того не стоит. — Ты не знаешь, что он говорил! — Пабло, он именно этого и добивался. Он хотел вывести тебя на эмоции. Не позволяй ему контролировать себя. Гави нахмурил брови и освободился от рук Педри. Прямо сейчас ему хотелось что-нибудь ударить, причём очень сильно. Желательно, чтобы это что-то было с лицом Винисиуса.

***

Матч подходил к концу. Последние минуты Эль Класико висели в воздухе, густым, сладким напряжением. Сердца бились в унисон — в трибунах, на поле, в каждом доме, где следили за этой битвой титанов. Реал наседал, как хищник, жаждущий добычи. Но Барселона, словно львица, защищала свою территорию с отчаянной храбростью. Время таяло, секунды казались вечностью. Мадридская команда бросала в атаку волну за волной, но оборона Барсы стояла стеной. Тренер Реала метался по технической зоне, в его глазах горела ярость бессилия. Болельщики Барселоны замирали от каждого опасного подката, от каждого свистка арбитра. Игроки были на приделе. Основное время подошло к концу, и судья добавил последние минуты. Сливочные понимали, что нужно что-то предпринимать. И самым идейным оказался Винисиус Жуниор, который уже мчался по полю в сторону Гави, толкая его в плечо. Пабло быстро поднялся с газона и побежал за футболистом. Вся та ненависть, что копилась весь матч, была готова выплеснуться наружу. Он уже не понимал, что происходит — гнев затуманил разум. Наконец нагнав бразильца, он изо всех сил толкнул его, нависая сверху. Винисиус схватился за бедро, жалобно кривя лицо. Арбитр громко свистнул и бросился к ним, доставая жёлтую карточку. — Ты, придурок! Если ещё хоть раз услышу недоброе слово в свой адрес, я тебе ноги сломаю, и ты не сможешь никогда бегать! Понял меня, обезьяна безмозглая?! Судья свистнул ещё раз, меняя жёлтую на красную карточку. Рядом с ним уже оказался Лопес, а Педри через секунду побежал к своему другу, проводя ладонями по лицу. Но Пабло было уже плевать. Он сделал то, что должен был сделать давно. Пусть один матч он не сыграет, зато мудак получит по заслугам. Гави плюнул рядом с лицом Винисиуса и пошёл в сторону скамейки запасных. Элизабет, которая всё это время наблюдала за игрой, подскочила с места. Какого черта только что произошло?