О недосказанности.

Жизнь вампира непомерно длинна, если и вовсе не бесконечна. Ты вроде и бессмертен, но знаешь, что есть способ тебя убить. Но не стареешь и не умираешь той самой "простой смертью" – тихо, во сне, без боли, страха и сожалений. И после произошедшего когда-то давно Рид истинно желал... умереть. По-настоящему умереть. Ощутить вкус того, как жизнь покидает бренное тело: как его волосы седеют, на лице появляются морщины, ноги потряхивает от больных старых суставов. Джонатан хотел почувствовать, как дышать становится тяжело, как с уст срывается последний вздох, как перед глазами появляется тëмная пелена, подобие которой он, казалось бы, видел нескончаемое множество раз. Джонатан хотел... встретить свою старость: прожить эту жизнь так же, как и все. Няньчиться с племянниками, жениться, обзавестись собственными ребятишками, может даже застать внуков... Но всë это несбыточные мечты, похороненные под долгими, сливающимися в одну нескончаемую ночи в Пембруке, работой в которой Джонатан и пытался отвлечься от осознания неизбежности своей судьбы. И скорее всего на его месте кто-то или даже большинство радовались бы подобному дару судьбы – бессмертию. Но как считал сам Рид, истинный дар это как раз таки ощутить первый и последний поцелуй этой безликой тени с косой. Его так называемый век длился долго, очень долго, из-за чего Рид уже было подумывал открыть свою истинную суть Стражам Привена, или на крайний случай спровоцировать их, заставить совершить тот последний для него выстрел... Но вот незадача, пока Джонатан раздумывал над этим, Стражи уже давно покинули Лондон под предводительством Маккалума. Мол, они здесь больше не нужны: с эпидемией вампиризма и скалями было покончено, и пора бы было направиться куда нибудь ещё. И знаете что самое странное, даже отвратительное, засевшее с тех пор где-то внутри Рида? Осознание, что он не успел с тем же Джеффри даже попрощаться... Осознание, что и сам Маккалум даже не удостоил его словом о том, что покидает Лондон. И не то что бы они были лучшими друзьями, но... после той схватки, боя, после того, что сделал Джонатан, они какое-то время сумели даже поработать вместе: они дрались плечом к плечу, очищая Лондон от остатков скалей... Глупо, что Джонатан в какой-то мере даже начал считать его... другом. Другом вопреки его словам о том, что когда падëт последний скаль – он, Джеффри, придëт уже за головой Рида. Наверно поэтому внутри Джонатана что-то затрепетало от письма, что тот получил недавно. Короткое, исключительно по делу: "Мост. Темза. Вечер. Через два дня. Можешь не приходить, если не хочешь.

Д. М".

И фирменная печатью Стражей Привена, что Рид неоднократно видел в чужих письмах. Письмо в добровольно-принудительной форме... Но за время общения с Маккалумом Джонатан довольно явно уяснил, что если речь и вправду идёт о приказе – Джеффри никогда не даëт альтернативы в выборе. Просто приди – иного варианта не дано. Но это письмо было... приглашением, в котором тот, по всей видимости, и сам был не уверен, учитывая его формулировку и такой короткий срок исполнения этой встречи. Но Джонатан, не смотря на тот червячок обиды, что до сих пор, как выяснилось, сидел внутри него из-за такого отношения Маккалума к своей персоне, решил согласиться. Выслушать его. Возможно ему нужна помощь? Кто Рид такой, чтобы в ней отказывать, верно?.. Или может Джеффри, наконец, решил исполнить обещанное и пришёл, как он выражался, за его клыками? А вот и Темза: то и дело поглядывая в сторону горизонта, на водную гладь, что отражала последние, немногие лучи закатного солнца, Рид ощутил, как внутри от предвкушения этой встречи что-то сжалось. Ноги понесли быстрее: казалось бы экон еле сдерживал себя от того, чтобы не ринуться к месту встречи в образе тени. Он не знал, чем именно вызвано это чувство: это тепло и... желание снова его увидеть, услышать этот ирландский акцент, это его извечное "лич", да то же обещание вновь сойтись когда нибудь в бою... И чувство это достигло своего апогея, стоило Джонатану, наконец, лицезреть чужую фигуру, стоящую к нему спиной и так же оглядывающую взглядом широкую Темзу. Тот же плащ, та же поза, та же осанка, чëрт, Риду кажется, или тот и вправду даже стиль причëски не менял?.. Подул ветер. Едва ощутимый, но даже этого дуновения было достаточно для того, чтобы до Джонатана донëсся его запах: запах огня, пороха, дерева, дешëвой и не так явно выраженной выпивки, плохие по мнению того же Рида духи, коими, как тогда, когда они только начали работать вместе, оказывается, охотник пользовался. О, да, Джонатан помнил, как тот смутился, стоило ему это заметить: как полыхали его щëки и уши, как от гнева и смущения дрожал голос, вызывая у экона тогда едва сдерживаемый смех. Подумать только, суровый Глава Стражей Привена и пользуется, как сам Джеффри и говорил когда-то, дамскими штучками? Эти воспоминания невольно вызвали улыбку на лице Рида: всë это было... так давно, но казалось, словно только вчера. Джонатан, сам того не замечая, сделал ещё один шаг к его фигуре, протянув руку по направлению к нему. Появилось почти неприодалимое желание... прикоснуться к Джеффри, почувствовать, что это правда – что это не призрак или наваждение, вызванное тоской, что это действительно он. Его... лучший враг, как их называл Маккалум. Но поняв, что делает, Рид застыл, а затем же и вовсе отступил, заставив себя опустить руку: нет, нельзя. – напомнил себе он. – Джеффри его... ненавидит, и всегда будет. Не стоит начинать их разговор с плохой ноты... – А я-то думал, не придëшь. – вдруг хрипло проговорил он. И только сейчас Рид понял, что... плечи Маккалума напряжены, словно в ожидании этого самого прикосновения... Или удара... Он знал, что Джонатан был за ним, и всë равно ничего не сделал? – невольно подивился тот, проговорив: – А я думал, что Стражи не позволяют эконам подходить сзади. – парировал Рид, на что получил беззлобную усмешку: Маккалум качнул головой. – Не обольщайся, Рид, это единичный случай. Так второй раз не подкрадëшься. – хмыкнул он, отталкиваясь от мостового ограждения. – Значит будет второй раз? – невольно зацепился за эти слова Джонатан... На что Джеффри, неожиданно, промолчал: ни язвы, ни очередной полуугрозы. Внутри неприятно кольнуло. – Я... Рад видеть тебя, Джеффри. Правда. Можно даже сказать, я... скучал: по твоим угрозам, приказам и вечному ворчанию почти по любому поводу. – Страж хмыкнул, плечи его чуть дрогнули в этом смешке. Но стоило прозвучать следующим словам, он снова напрягся. – И я знаю, что Вы прибыли сюда по другому поводу, нежели чем слушать мои слова о прошедших временах. В конце концов, Вы бы не стали просить встречи с эконом без большой необходимости. Зачем Вы... – Как обычно. – вдруг проговорил он. – Вечно серьëзный и как ему кажется "всезнающий" доктор Рид. – он цокнул языком. – А я и забыл, как ненавижу это. Джонатан отступил, опустив голову вниз, отвëл взгляд в сторону: – Я знаю. – Рид, не торопясь, прошëлся из стороны в сторону, так и не решаясь приблизиться к Стражу ближе. Хотя бы на расстояние вытянутой руки. Между ними словно была невидимая стена, наличие которой оба ощущали, и от этого в воздухе звенело напряжение. Но не опасное, так и наровящее привести к конфликту. То было напряжение, что так и предвещало... тот самый конец их только-только состоявшейся встречи. Одно лишнее движение или неправильное слово – и всë, этой ошибке не было оправдания. – Я знаю, что порой и вправду бываю слишком, как Вы выразились, "всезнающим", и от этого раздражающим... Как, собственно, знаю и то, что Вы меня ненавидите, но... Какими бы прежде не были наши отношения, если Вам что-то нужно, я... – Я тебя не ненавижу, лич. – вдруг проговорил Джеффри, из-за чего Рид опешил. То, как он это произнëс, как чуть ли не выдавил из себя, почти с замиранием сердца ожидая некоего... удара: будь то настоящего или его, Джонатана, словом. И снова это хриплое, какое-то... неуверенное – неужели голос Джеффри может звучать... так? Без этой твëрдости? Без его непоколебимой уверенности?.. – Я ненавидел в тебе много вещей: твою твердолобость, дотошность, это твоë грëбанное желание всегда быть... в каждой бочке затычкой, твою аристократичную и по совместительству вампирскую натуру, эту поганую... заботу во времена Охоты как по отношению ко мне, так и к моим парням... – он качнул головой, наконец решив повернуться к Риду лицом. – Но я не ненавидел тебя, но... Чëрт, прям злость пробирает! Ни одного нового седого волоска, чтоб тебя! Да, он знал, что Джонатану не суждено состариться: что тот всегда будет таким, какой есть сейчас. Та же ухоженная чëрная борода, те же зачëсанные назад волосы цвета воронова пера, разве что одежда изменилась. В конце концов, всë меняется, и мода не стоит на месте... Но Маккалум... – с уст Рида сорвался прерывистый вздох, сердце больно сжало в тисках чувство... сожаления и неотвратимости грядущего, ведь... Маккалум настолько изменился: плечи так и оставались широкими и крепкими, но... в размерах сам он будто бы поубавился, стал еще на пару сантиметров ниже Джонатана, чем был до этого. Лицо осунулось, на лбу пролегли глубокие морщины, а волосы... Некогда тëмные, теперь же светлые от частой седины. По сравнению с Джеффри, Рид выглядит... совсем молодым. И это осознание раскалывало душу на части. Но вопреки возрасту, Джонатан знал это наверняка, Маккалум ещё мог дать ему отпор. А глаза: яркие, такие же пронзительно голубые, так и горели огнëм и жизнью. Пусть и была в них вселенская усталость и желание сказать больше, чем он сказал сейчас. И Джонатан заставил себя улыбнуться на чужие слова: – Что могу сказать, охотник? – Джеффри чуть склонил голову на бок. – Светлый Вам к лицу. – Ой, не умеешь врать, так помолчи. – Маккалум видел, как изменилось чужое лицо при виде его собственного. При осознании, что теперь тот, кто почти надрал Риду зад много лет назад, теперь старая и никому ненужная развалина. Но внезапные воспоминания ударили в затылок раскалëнной иглой, принося то давно, казалось бы, позабытое Стражем тепло... Но вместе с этим тоску и печаль. Джонатан никогда не умел врать. Никогда. А прежде Маккалум думал, что ложь – это неотъемлемая часть всего рода вампирского. И когда они только познакомились, только начали присматриваться друг к другу, в кабинете Суонси, в том театре, после его, Джеффри, поражения, Маккалум... его не ненавидел. Он испытывал интерес к странному, выбивающемуся из шаблонов своих собратьев-сосунков экону. И интерес этот горел в нëм даже в те моменты, когда тот присоединился к Стражам во время охоты на скалей. – Я прибыл сюда по другому поводу, Рид. И боюсь, что ты будешь смеяться. – Я всегда серьёзен, Джеффри. – почти резонно заметил он. Но прежде, чем тот успел сказать что-либо ещё, Джонатан спросил. И с такими страхом и... надеждой прозвучали его слова, что Маккалум подивился. – Вы пришли исполнить своë обещание? – Нет, так что можешь не бояться. – сразу же ответил Страж, из-за чего Джонатан поджал губы, наконец решившись к тому подойти ближе. – А стоило бы. – в голосе его промелькнул несвойственный человеку и такой знакомый Стражу рык. – Пусть и последний, но всë таки я– экон, коего будет вполне достаточно для того, чтобы ввергнуть Лондон в очередной мор хаоса и крови. – Ты этого не сделаешь. – мужчина скрестил руки на груди, сказав это с такой уверенностью, что Джонатан замер. – Ты же прославленный доктор Рид: ты скорее кинешься на поле боя перевязывать всем раны, нежели будешь сидеть на заднице ровно. – Зачем в таком случае Вы просили нашей встречи, Маккалум? – напрямик спросил он, на что Джеффри невольно замялся, словно в попытках подобрать слова. – Я... в отставке. – сказал он. Брови вампира в неверении взметнулись ввысь. – Не смотри на меня так! Можно подумать, ты не предполагал, что я когда нибудь уйду на пенсию. – А Вы предполагали? – Нет, – честно проговорил Страж. Пусть Джонатан и видел, что ему говорить об этом было неприятно, если не стыдно. – Я скорее ожидал, что сдохну от когтей какого нибудь скаля. Или упыря. – он многозначительно взглянул на Рида. – Но вот он я: глава Стражей Привена, которого можно сказать выгнали взашей из-за своей ненадобности. – Не верю. – качнул головой Джонатан. – Чтобы Вас и кто-то... сбросил с пьедистала? Это же кем нужно быть? – Что поделать? Я выбирал лучших. – мужчина хлопнул по месту рядом с собой, мол, иди сюда. И Рид охотно принял это приглашение, встав подле него. – Мой опыт, несомненно, помог выучить ещё, наверно, с несколько сотен Стражей, но... моë время прошло. Я это понимаю, так что даже почти не злюсь на этого рыжего веснушчатаго поганца. – по всей видимости говоря о своëм так называемом приемнике, прыснул тот. Он всплеснул руками. – Так что вот, решил в кои-то веки высунуть нос из Дублина. Так сказать, навестить старого врага. – То есть Вы здесь просто чтобы... полюбоваться вместе со мной красотами Лондона? – в Риде проснулся его скептицизм. – Вам... Точнее Стражам не нужна кровь экона для... чего бы то ни было? Или, возможно, мой опыт как хирурга и гематолога? – А чему ты удивляешься? – раздражённо процедил Маккалум. – Будто это так невероятно звучит, чтоб тебя. – Честно говоря это и вправду так, я думал... – Что у тебя нового? – вдруг прервал его Джеффри, по всей видимости более не желая слышать разговоров о старых обидах и отношениях вампир и охотник, враг и враг. В конце концов, Джеффри перестал считать его таковым незадолго до своего отъезда из Лондона. – Клыкастая подружка? Мелкие упырята? С уст Рида соскочил глухой смешок: – Нет. Ни первого, ни второго. – запрокинув голову ввысь, к тëмному небу, выдохнул Джонатан. – Не скажу, что не хотел бы, но... Не было достойных кандидатов, с кем бы я хотел связать свою долгую-долгую жизнь. – А человек? – вампир перевёл на того непонимающий взгляд. – Будь этот "кандидат" человеком, ты бы рассматривал его как такового? – Тут вопрос скорее в том, насколько важен был бы для меня этот человек, и готов был бы я ради сладостного мига в его объятиях потом века тосковать по его ушедшей из этого мира душе. В конце концов, я бы не решился обратить его в своего потомка, как бы он того не просил, – не после того, что пришлось пережить Риду, и что он переживает изо дня в день: смотреть, как всё твои друзья и семья погибают, как растут их дети и внуки, и смотреть, как погибают уже они. Нескончаемый круг смерти и горечи, первая из которых никогда не одарит Джонатана своими холодными объятиями без чужой "помощи". – Человек так хрупок: нужно положить столько усилий, чтобы в нëм не угасла жизнь. Лишь сейчас я это вижу, как никогда ранее. – Очень поэтично. – это прозвучало без насмешки или издëвки. Скорее задумчиво, словно чужие слова натолкнули на мысли, что уже давно крутились в его, Стража, голове. – Ну а Вы, Маккалум? Встретили ту, что смогла бы покорить Ваше... чëрствое сердце? – Я не чëрствый, а практичный. Но если серьёзно, была тут... одна. Давным-давно, когда я был в Лондоне. – смущëнно ответил он, потирая шею. – Но... я так и не решился признаться. – Вот как? Почему же? – удивился Рид. Всë таки он, вроде как, даже и не вспомнит, чтобы Джеффри в принципе засматривался на кого-то. – Испугался. – ого, вот это откровение. – Чего? – не понимал вампир. Неужели Маккалума было так легко напугать? Чтобы он с такой готовностью шëл в бой один против десятка скалей и спасовал... в делах сердечных? – Того, что мы были... совершенно разными и одинаковыми одновременно. – да, понять, что ты... полюбил мужика это ещё... хотя бы как-то, с горем пополам принять можно было бы, но чтобы Страж, да ещё и глава, испытывал подобные чувства к одному из тех, кого поклялся уничтожить? Это уже ни в какие рамки. – В итоге я даже не попращался. Побоялся, что передумаю и останусь здесь, что мне всë таки хватит "глупости" принять эти чувства и признаться как себе, так и... ей. Думал, что когда уеду из Лондона, эти чувства пройдут. И какие-то годы так оно и было, но сейчас... Голос его дрогнул, и как же эта заминка, молчание, устремлëнный в никуда взгляд, словно мыслями тот был где-то далеко-далеко отсюда, были знакомы Риду. Из-за чего тот продолжил, зная, что попал в самую точку: – ...Сейчас понимаете, как на самом деле несчастны, что упустили всë то время, что, возможно, могли провести вместе. – молчание бывшего Стража было красноречивее любых слов. Джонатан, чуть помедлив, всë таки решился положить руку на чужое плечо, сжав его. – Возможно ещё не всë потеряно. Вы ведь ещё живы, и она, возможно, тоже. Кто знает? Может Вам повезëт?.. – А что толку-то? – в голосе мелькнули нотки отчаяния, дрожь, словно Маккалум говорил то, что накипело за все эти годы. – Я упустил столько времени, я скорее всего ещё лет десять-двадцать – и коньки отброшу. Я даже не знаю, возможно ли что-то взаимное, чëрт бы тебя побрал! Я... – на лице его заплясали желваки. – У меня нет ничего, кроме Стражей, большая часть из которых, с кем я прошëл всё эти годы плечом к плечу, либо давно подохла от когтей очередной твари, либо так же ушла в грëбанный закат... К своим семьям. – а что я? Я, как глава Стражей, не имел права на такую роскошь, как семья или влюблëнность. И когда, наконец, с плеч свалился этот груз – стало уже поздно. – Маккалум того не сказал, но Джонатан понял всë и без слов, сильнее сжимая хватку на его плече. Пожалуй Рид никогда не видел Джеффри таким... уязвимым, беззащитным. Будь они и вправду врагами, Джонатану было бы сейчас достаточно одного слова, чтобы ударить по самому больному. Но он понимал чужую боль: какого это, видеть гибель близких или же их счастье, но не иметь возможности обрести своë. И это ранило сильнее всего. – А у меня, как бы отвратно не было это признавать, остался только ты, Рид. – они встретились взглядами. – Ты и чëртовы воспоминания, от которых мне бы хотелось избавиться. – не намекает ли Маккалум на его, Джонатана, способности гипноза? – вдруг подумал он. – Не за этим ли тот сейчас здесь?.. – Не молчи, скажи хоть что-то. Так и чувствую твою жалость. – Но разве это плохо, что я сочувствую Вам, Джеффри? – Рид придвинулся ближе. – Порой именно сострадание и понимание отличает нас от тех же скалей. Делает нас людьми. Если Вы хотите, если Вам так больно, я мог бы унять эти терзания: сделать так, чтобы Вы забыли о своих страданиях, о том, что Вам пришлось пережить, чтобы Вы стали обычным человеком, у которого всë ещë впереди... – Я бы хотел, – честно признался он. – И в то же время как сострадание, ты говоришь, делает тебя якобы человеком, так и мои воспоминания делают меня тем, кто я есть сейчас. Без них я просто перестану быть... Джеффри Маккалумом – бывшим главой Стражей Привена и одним из лучших охотников на всякую нечисть. – Гляжу самооценки Вам по прежнему не занимать. – они оба посмеялись этому. – И всë таки у меня до сих пор такое чувство, будто Вы что-то недоговариваете. – Я сказал всë, что хотел сказать. Вот только ты, идиот, не можешь включить свою смекалку, когда она действительно нужна. – устало выдохнул Страж, словно Рид и вправду не мог понять очевидного. – Что? О чëм Вы? Что я должен был?.. – но экон осëкся, ощутив накрывшую его руку ладонь. И переведя взгляд с неё на отвернувшегося от него Джеффри и обратно, а затем снова, осознание ударило в голову словно пощëчина. Погодите, то есть говоря о своей любви в Лондоне, Маккалум имел ввиду... – лицо залило краской, Рид так же отвернулся, прокашлялся. Да нет, быть того не может, чтобы Маккалум... – Да или нет, упырь? – напрямик спросил он, поняв, что до доктора, наконец, дошло. Тот молчал, но руки не отнял. И всë же Маккалум не умел говорить красиво, пусть ему и было что сказать. Он столько времени хотел проговорить это. И сделать то в лицо Джонатана, но увы, как гордость, так стыд и смущение не позволяли взглянуть на него сейчас. – Извини. – наконец процедил он. – За неисполненное обещание прострелить тебе башку, – Джонатан хмыкнул – хороший знак. Что и побудило Джеффри собрать всю свою волю в кулак и продолжить. – И за то, что даже слово не сказал, покидая Лондон. Он ощутил, как при этих словах напряглись чужие пальцы: похоже это откровение было важно не только ему. С плеч словно свалился огромный груз. Теперь всë встало на свои места и оставалось самое главное, что расставит всё точки над i. Маккалум понимал, что Джонатан никогда не проявлял к нему никаких знаков внимания, кроме медицинской заботы, что тот оказывал всём Стражам Привена, но значит ли это, что он ничего не чувствовал по отношению к нему? В конце концов, Джеффри и сам с любовными серинадами к нему не ходил, и всë таки испытывал чувства. Возможно ли, что?.. Рид осторожно высвободил свою руку из чужой, прервав поток его мыслей и хотя бы какую-то его, Маккалума, надежду на что-то. Нет, не возможно. – пронеслось в голове, из-за чего тот поднялся. Надеяться на это было слишком глупо: это было слишком хорошо, чтобы стать явью. В голове невольно всплыли далëкие воспоминания их совместной работы по очистке Лондона от скалей: это его вечное "Маккалум-Маккалум-Маккалум", что резко сменилось на обычное "Джеффри". Как резко из его словаря исчезло слово "охотник", не смотря на то, что сам Страж так и продолжал звать его упырëм. Как тот приходил к нему на помощь, как однажды не смотря на все его, Джеффри, попытки вырваться, Рид тащил его раненого на руках. О Боже, как же это было унизительно, когда Джонатан внëс его в полный народу штаб Стражей, словно подвернувшую ногу девицу. Воспоминание о том, как Джонатан ворвался в целую стаю скалей, дабы спасти Маккалума, что добровольно выступил в роли приманки, дабы увести тех тварей от неопытных юнцов, коим "посчастливилось" наткнуться на них. Пожалуй именно в тот момент Джеффри и понял, что Рид был не просто упырëм, решившим помочь им: не обычным чудовищем, которое ждëт то же самое, что и остальных, нет. Глядя на то, как Джонатан тогда истекал кровью, как он не мог не то что говорить, а банально дышать, как его тело содрогалось от многочисленных глубоких ран, от которых обычный человек умер бы на месте, Джеффри решился пойти на то, на что не пошëл бы ни для кого бы то ни было другого из рода этих сосунков. Регенерация Джонатана просто не могла справиться с нанесëнными ему ранами, и Маккалум дал тому испить своей крови. Это было так... страшно. – вспоминает он. – Не стая скалей, с коими расправился Рид, и что до этого чуть было не растерзали самого Маккалума. Страшно было осознание, что этот проклятый кровопийца умрëт у него на руках, а он буквально даже кровь остановить его не мог, чувствуя, как вместе с ней уходит чужая жизнь. Джеффри помнил, как приставил свою кровоточащую руку к его губам, как надавил на челюсть обессиленного Джонатана, заставляя того сомкнуть свою пасть, дабы взять больше. Помнил, как вздрогнул от резкой боли его клыков, а затем языка, коим тот проводил по его ране, словно бы извиняясь за это, но продолжал пить до тех пор, пока Джеффри мягко не отстранился, понимая, что этого количества ему было достаточно. Подумать только, глава Стражей самолично всунул руку в вампирскую пасть, чтобы спасти одного из кровососов. Просто смешно. Абсурдно! И позже на чужую благодарность Джеффри ответил, мол, "Ловить крыс было слишком долго". Дурак. Но как бы то ни было, вновь возвращаясь в действительность, Маккаллум вздрогнул от того, как экон подорвался за ним, оказавшись перед Стражем. Несомненно, Джонатан помнил тот момент, когда Джеффри спас его, как и помнил вкус чужой крови. Казалось бы такой же, как и у всех прочих, но сейчас... Сейчас играющий привкус воспоминаний был совсем иным. Рид помнил все те грубости, что говорил ему охотник, все те угрозы, что так и оставались угрозами да обещаниями. И теперь ему стало ясно, почему Джеффри так яро гнал его на обходы, когда Джонатан намеревался проверить тех или иных пациентов. Причëм касалось то исключительно представительниц женского пола. Понял, почему он так смущался и злился, когда Рид вынуждал его снять рубашку, дабы осмотреть будь то новые или старые раны. Как вздрагивал, когда Джонатан прикасался к нему. И как в прямом смысле этого слова бранился о чём-то и в прямом смысле этого слова лип к доктору, стоило ему перебрать в "Бирюзовой Черепахе". О, да, вспоминая его испуганный взгляд после гуляний незадолго до его отъезда из Лондона, и вопросы о том, что он, Джеффри, наговорил Риду в пьяном бреду, теперь экон понимал, чего он так боялся. Как говорится: что у трезвого в уме – у пьяного на языке. И сказать, что Джонатан ничего к нему не испытывал, значит соврать: несомненно, ещё в юношестве, в колледже, Джонатан понял, что ограничивать себя любовью и привязанностью лишь к противоположному полу было делом ошибочным. Если ты кого-то уважал, любил, с уверенностью мог сказать, что пошёл бы за этим человеком в огонь и воду, за его убеждениями, и что то было взаимно – откидывать в сторону подобные чувства к этому человеку лишь из-за того, что он, как выразился Джеффри, "похож на тебя", было неправильно. И пожалуй он чувствовал нечто подобное и к Маккалуму, пусть его методы порой и были спорны. Джонатан помнил, как неоднократно заставал Джеффри клюющим носом или же и вовсе засыпающим за рабочим столом: слишком уж много дел было у Стражей. Помнил, как на всё предложения помочь тот отнекивался и говорил, мол, "Мне не нужна помощь упыря в этом деле", пусть на самом деле в словах и подразумевалось "Хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам. Так что вали отсюда и не мешай". Да, наверно поэтому Джонатан так часто ходил без своего плаща, прикрывая им плечи спящего за столом Стража... На что тот ни чуть не возмущался, в последствие и вовсе перестав тот отдавать владельцу. Зато возмущался сам Рид, особенно во время сезона дождей, часто видя свой плащ на чужих плечах или на диване в его, Маккалума, кабинете в качестве одеяла. И будет лукавством сказать, что Рид ни разу не засматривался на чужое тело во время перевязок, на его губы и тонкие полосы шрамов на его лице, к коим так часто хотелось прикоснуться... Что, собственно, Джонатан наконец сделал, поймав прерывистый вздох Стража: провëл подушечкой пальца по полосе шрама на его скуле. Джонатан молчал о своëм интересе к его персоне лишь из понимания, что, во-первых: оба они мужчины, и это не приветствуется. Даже сейчас, пусть уже и не так яро, как прежде. А во-вторых из осознания, что Маккалум – охотник. А охотник и добыча не совместимы. К тому же слишком уж явно было чувство, будто Джеффри его ненавидит... Приятно знать, что это не так. Рид улыбнулся неуверенности в чужом взгляде: прежде Маккалум был для него... недосягаем, и лишь сейчас он понял, что тот обычный человек. Которому тоже не чужды страхи, привязанности и желание знать, что... у тебя кто-то есть: что ты не один, что у тебя есть тот, кому ты нужен... И желательно, чтобы то был человек, коего ты любил... И любишь. Они потеряли столько времени из-за своих недосказанностей, а ведь могли всë решить тогда, много лет назад. Могли признаться друг другу и ответить либо взаимностью, либо же отказом. Столько времени страдать от недомолвок и одиночества, гадая, "А что бы он ответил?", вместо того, чтобы спросить прямо. И пожалуй Маккалум был тем, к кому Джонатан был готов броситься в объятия на эти, казалось бы, мгновения пары десятилетий, чтобы потом вспоминать, какого это, по-настоящему любить и чувствовать это же самое тепло от кого-то другого. – Джеффри. – соскочило с его уст. Как в те далëкие времена. Пусть и с куда более явной нежность. Взгляд голубых глаз наконец обратился к нему. – Если Вы вдруг... не забронировали себе места в отеле – Вы могли бы переночевать у меня. Губы Маккалума тронула полуулыбка, внутри стало легче: ответ на его вопрос был "Да". Даже как-то... не верится. Честно говоря, не смотря на свою привязанность к этому кровопийце, Джеффри прибыл в Лондон с совершенно иной целью: отсюда направиться на родину своей матери. Так сказать, подальше как от Дублина, так и от Лондона, через который решил проложить путь, дабы сказать этому докторишке всë это прежде, чем сдохнет от старости. Он даже и не рассчитывал услышать... что нечто подобное было... взаимно. – Ну пойдëм, док. – он засунул руки в карманы, последовав по мосту туда, откуда пришёл Рид. – Хоть раз посмотрю на твои хоромы. Кстати "Бирюзовая Черепаха" ещё работает? Продать её было бы кощунством! – Удивитесь, но работает. – Джонатан подхватил Маккалума под локоть, ускорив шаг, из-за чего Стражу только и оставалось, что поспевать за ним. – Там столько новшеств, и всë таки это место сохранило свой шарм... Ах, и Пембрук! Его же наконец отремонтировали... Правда пришлось снести одно крыло из-за его непригодности, но его отстроили заново и в ещё более лучшем виде. Кстати помните, то место... Чëрт, забыл. Как же оно?.. Точно!.. Джонатан тараторил и тараторил, из-за чего Маккалум и вовсе перестал понимать суть того, что он говорил. И всë таки видеть этого кровососа столь оживлëнным, с таким огоньком в глазах, слышать этот задор, коего прежде, годы назад, Джеффри слышать почти не доводилось, Страж улыбнулся, кое как поспевая по нарезающим по улицам круги эконом, словно тот хотел ему показать всë и сразу, из-за чего и не мог определиться, куда им перво наперво идти. И так оно и было: Джеффри не было в Лондоне столько лет, за которые город поменялся. Риду хотелось провести того по каждому кварталу. В кои-то веки Джонатан был не то что не один, он был... со старым другом, коего ему не хватало так же, как и прочих... Или даже больше, пусть до этого разговора он того и не осознавал. И пусть по сравнению с жизнью Рида эти двадцать с лишком лет, что остались Маккалуму, были не более, чем песчинкой в нескончаемой пустыне, но Джонатан готов был окунуться в этот краткий миг с головой. Прочувствовать каждую его миллисекунду, растянуть это время настолько, насколько возможно. В конце концов, нужно жить настоящим, каким бы сильным страх грядущего: будь то потери, боли, перемен или чего бы то ни было ещё не был силëн. Всë таки именно такие моменты и делают нас живыми...