Собака Павлова

«Мама. Дорогая мамуля, родительская персона женского пола, из чрева которой я имела несчастье вылезти, неужели твой сорокалетний мозг до сих пор не выкупил то, что детям необходима материнская любовь? Человек, к которому можно обратиться в трудную минуту и не получить тычок под свою прелестную пятую точку, нужен всем и каждому, как бы ни распинались мировые классики в книгах про «независимых» героев, выросших чуть ли не в свином навозе и все равно добившихся успеха. От первого отпрыска не «отказываются» даже самки гребаных собак. Осознаешь ли ты, что ты гаже самой паршивой псины из всех существующих? Однако же, все успехи я возымела именно благодаря тебе, моя прелестная родительница. Ведь каждому человеку, чье интеллектуальное развитие выше лягушачьего, известно, что больших высот достигают именно те, кто пашет назло кому бы то ни было. Мою благодарность ты получишь, обязательно. Возможно, через год, через два или через десять. Или же тогда, когда ты, лежа в своей кровати при смерти, попросишь у меня этот клишированный стакан воды, в который я уже успела плюнуть раза четыре. Я посчитала. Не люблю клише. И цифру четыре.» Свинцовые тучи заполонили небо, словно предупреждая жителей Великобритании о том, что на их головы, прикрытые дурацкими шляпами, скоро прольется полупрозрачная, дурно пахнущая моча – дождь, пропитанный выхлопом машин и заводов: своеобразная, но до боли простая месть природы за проказы грязных рук алчных людей с толстыми кошельками. Высокая влажность воздуха заставляла тело быстро промокать от выделяющегося пота, и так же быстро замерзать, вызывая табуны мурашек, бегущие по бледной, как у трупа коже. Можно поклясться всеми богами, если они, конечно, существуют, что от Энн воняло бы, как от загнанной лошади. Но пахучий, жгущий кожу подмышек дезодорант выполнял свою работу так умело, словно получал за нее почасовую оплату в размере месячной. Тряска новехонького автомобиля вызывала естественные рвотные позывы, которые девушка мастерски сдерживала, прижимая язык к верхнему небу и шумно сглатывая слюну, которая сгустилась до консистенции слизи. Отец все никак не мог привыкнуть к тому, что вестибулярный аппарат его старшей дочери практически отсутствует, а если и присутствует, то в отрицательном значении, поэтому гнал авто настолько быстро, насколько позволяло скоростное ограничение. Тощая, бледная рука с россыпью татуировок на предплечье тянется к рюкзаку, который валялся поодаль – «в ногах» заднего сиденья машины, тянет за бегунок молнии, после чего заползает внутрь. Хрустнула целлофановая пачка дешевого мармелада, цепкие пальцы выудили ее из тесного кармана рюкзака, после чего нещадно разорвали. Энн приоткрыла один глаз, зрачок которого моментально сузился до размеров дырочки пуговицы, подцепила зеленого «мишку» и положила его на язык. Яблочный ароматизатор распространился по ротовой полости, на пару секунд отвлекая вымотанный мозг от попыток сдержать просящийся наружу завтрак. Девушка глубоко вздохнула и вновь закрыла глаза, чтобы в них не рябило от проезжающих мимо машин, после чего сосредоточилась на рассасывании мармелада. Стало слегка полегче, но загаженное настроение не исправило. «Егоза, не кисни.» Внезапный голос отца вырвал девушку из ленивых размышлений, словно рыбу из воды. Шатенка дернулась и нехотя распахнула зеленые глаза, обрамленные густой «шевелюрой» черных ресниц, сфокусировала взгляд на лице отца, отражающемся в зеркале заднего вида и безучастно повела головой в сторону. «я с ног до головы сладкая, пап. кислинка не помешала бы.» От мармеладного мишки на языке осталась лишь вязкая, приторная лужица, которую Энн благополучно сглотнула, чтобы выдать очередную колкость в ответ на замечание отца. Мужчина усмехнулся, чуть крепче сжав рукой обитый кожзамом руль. К сарказму дочери Даниель привык – не первый год под богом ходит, поэтому ответил на ее фразу коротким «мгм», после чего уставился в лобовое стекло, внимательно следя за положением на дороге. Лихачом мужчина не слыл уже лет с тридцати пяти, да еще и ценный груз вез, как же тут не осторожничать? Дочурка подавала большие надежды, хоть и была, как выражалась жена «неудачным опытом», поэтому угробить ее из-за собственной невнимательности было бы полнейшим преступлением. Ну, и, возможно, отец все же любил ее. Точно, сто процентов любил. Души, черт возьми, не чаял. Но из-за эмоционального интеллекта, как у спичечного коробка, проявлять эту любовь должным образом не мог на протяжении семнадцати лет, и лишь год назад «включил голову», поняв, что же на самом деле нужно этой самой «пробе руки». Было ли это осознание запоздалым? Естественно. Утратило ли оно актуальность? Нет, черт возьми. За поманившей ее рукой Энн кинулась, словно гончая за зайцем, желая выжать из этого единственного источника родительской любви максимум. И еще чуточку. Капелюшечку буквально. «сладкоежек среди задротов в Оксфорде полным-полно.» - Проворчал мужчина себе под нос, притворяясь, что старается, чтобы дочь не услышала. Сыграно блестяще – девушка подняла голову и презрительно взглянула на отца. Линия розовых губ изогнулась в гримасе отвращения, а ответ не заставил себя долго ждать: «обещаю, трахаться с ними за домашку не буду. Максимум – за пачку этой химозы.» Энн зажала пакетик мармелада меж пальцев и подняла на уровень лица, демонстрируя отцу предмет, за который «готова была» стать настоящей шалавой. Мужчина громко фыркнул, издал громкое «фуу» и резко крутанул руль вправо, так как чуть-было не пропустил поворот. Инерция, черт бы ее побрал, решила разбавить ленивую обстановку: Энн кубарем перекатилась на противоположную сторону сиденья, подмяв под себя и рюкзак и сумку с ноутбуком, и пакет с какой-то ерундой. Каштановые волосы упали ей на лицо неаккуратными прядями, полностью лишив зрения. «Блять, пап!» Раздалось сердитое восклицание из клубка конечностей, волос и шерсти черно-белого свитера. Обладательница зеленых глаз выпуталась из получившейся каши, выпрямилась, насколько это позволял низкий потолок машины, и злобно воззрилась на отца. Мужчина невинно похлопал глазами, словно школьница, пойманная за списыванием, а то и за чем похуже, изобразив самую милую улыбку, на которую был способен. Гримаса сделала мужчину похожей на обдолбанного шакала, поэтому должного эффекта не возымела, а лишь усилило желание Энн выпустить завтрак погулять. Безмолвное противостояние взглядов прерывалось лишь из-за того, что Даниель все еще поглядывал на дорогу. Продолжать конфликт мужчина не собирался, да и незачем было: дочурка умненькая, не без придури, но все же. Да и половина сказанных ею слов – либо сарказм, либо ирония, он еще не определился. В любом случае, если серьезно отнестись к ситуации, отец ей доверял. Остаток дороги прошел в относительно неловком молчании. Ни отец, ни дочь не проронили ни слова, предоставив себя размышлениям. В голове Энн роились мысли о будущем поступлении, мандраж и неуверенность, которые она так тщательно скрывала от мира, да и от себя самой, грозили всплыть наружу и заполонить собою все ее подсознание. Естественно, к внутреннему волнению прибавилось еще и внешнее: нога девушки начала непроизвольно покачиваться, а зубы впились в нижнюю губу, понемногу рассекая ее до крови. Членовредительством девушка не злоупотребляла, но случай был особым. В голове же ее отца не было ничего. Вот прям совсем пусто, разве что заевшая песня «Military Fashion Show» разбавляла серый шум, больше походящий на помехи. Наконец машина, взревев, словно раненый зверь, медленно сбавила ход, а затем и вовсе остановилась возле высокой металлической ограды. Решетчатый забор позволял разглядеть территорию университета во всей ее красе. Стриженный ярко-зеленый газон был настолько неестественным, по сравнению с тусклыми деревьями в парке, мимо которого проезжали герои, что Энн показалось, что его покрасили искусственным путем, дабы сохранить картину роскоши здешней территории. Вздохнув, Даниель отстегнул ремень безопасности и, бросив взгляд в зеркало заднего вида, улыбнулся дочери, на что получил вымученную гримасу, которую и улыбкой назвать нельзя было. Мандраж усилился: тело затряслось, а сердце, казалось, билось где-то в горле, норовя выскочить наружу вместе с рвотными массами, которые девушка ощущала всем своим существом. «Не кисни, зараза.» - плевая поддержка отца не стоила даже цента, по сравнению с той степенью волнения, которую испытывала сейчас девушка. Энн вновь неестественно улыбнулась, как будто была готова вот-вот заплакать, что было бы весьма ожидаемо, особенно с ее то характером. Почему она так боялась? Из-за неуверенности в своих силах? Из-за возможного отторжения со стороны будущих сокурсников? Нет, это бред, она ничем не хуже остальных, а может быть даже лучше. Знания психологии на высоте, личность полностью сформирована, а нервная система в любой момент готова дать отпор любому, кто попытается посягнуть на ее комфорт. Аутсайдером она не была, тут скорее играла роль ее внутренняя мизантропия, нежелание общаться с кем-либо или заводить друзей. Именно нежелание, а не страх. По крайней мере Энн убеждала себя именно в этом. Сумки казались тяжелее чем когда-либо, ноги практически не слушались ее, а зуб на зуб не попадал, когда она в компании своего отца пересекала наполненный людьми двор перед зданием университета. Зеленые глаза девушки скользили по кучкам студентов, стараясь не выдавать ее внутреннего волнения. Однако вскоре защитный механизм, называемый дереализацией, заставил ее мозг погрузиться в анабиоз, делая окружение нереальным, мультяшным и до боли нелепым. Энн расслабилась, расправила плечи и, бросив на отца рассеянный взгляд, остановилась прямиком у главного входа в университет. «Ты обещала не трахаться с задротами.» - попытался пошутить Даниель, на что получил лишь гримасу отвращения, а затем легкий смешок, будто говорящий: «ты в своем репертуаре, пап». Мужчина поставил сумки на землю, расставил руки и, прежде чем Энн успела среагировать, обнял дочь до хруста затекшего позвоночника. Делать было нечего – Энн вздохнула и обняла отца в ответ, похлопав его по спине и прошептав: «Обещала, обещала. Разве что за пачку этой химозы. Надеюсь, она продается в здешних магазинах.» Когда объятия разорвались и Энн выпрямилась во весь свой невнушительный рост, прямиком у ее уха раздалось еле слышное: «Привет, Энн.». Девушка обернулась, явно обескураженная внезапным нарушением ее личного пространства. Даниель тоже посмотрел в сторону источника звука и, расплывшись в улыбке, протянул: «Какие люди! Думал, что не увижу тебя, Марго.» Марго – невысокая, полноватая девушка с легким косоглазием смущенно сложила руки за спиной и исподлобья глянула на Энн, что пребывала в легком недоумении вперемешку с раздражением. Что она вообще, черт возьми, тут делала? Неужели не могла найти более подходящее время для «визита»? Хотя - Энн переступила с ноги на ногу – помощь с транспортировкой сумок на второй этаж здания кампуса ей не помешала бы. Шатенка расплылась в фальшивой улыбке и, протянув руку, погладила девушку по плечу. «Рада видеть тебя.» Марго просияла и, опустив голову, нерешительно кивнула, словно таким образом выражая взаимность «абсолютно искренней» радости Энн. Даниель, явно довольный тем, что подруга его дочери наконец нашла ее, склонился к Энн и, чмокнув ее в щеку, похлопал по спине. «Бывай, родная. Позвони перед сном.» «Как многословно» – пронеслось в голове у девушки, но в ответ она лишь кивнула и улыбнулась, на этот раз искренне. Глаза внезапно защипало, но она списала на пропитанный выхлопом машин ветер. Мужчина махнул ей рукой и, развернувшись, быстрым шагом направился к воротам. «Чем дольше прощание, тем больнее отпускать человека» - подумала Энн, провожая взглядом удаляющуюся фигуру отца, после чего посмотрела на Марго, которая до этого момента стояла молча, словно истукан, и лишь смотрел на Энн робким взглядом. «Не поможешь с сумками?» Голос шатенки нарушил неловкое молчание. Марго активно закивала, просияв и, схватив сразу три сумки, с усилием подняла их. Энн саркастически вскинула брови, однако ничего не ответила – ей же лучше, верно? Не нужно тащить поклажу в одиночку. Тонкая рука подхватила рюкзак, сумку с ноутбуком и какой-то пакет, мышцы бицепса напряглись, однако к нагрузке быстро привыкли, когда девушки, держась рядом друг с другом и огибая стайки студентов, направились к зданию кампуса. Глаза Энн продолжили свое путешествие по окрестностям, отмечая каждую деталь в окружении: Худощавый темнокожий паренек в клетчатой рубашке что-то активно рассказывал группе хихикающих девушек, узкоглазый юноша пристальным взглядом рассматривал высокого, имеющего крепкое телосложение парня, стоя за одной из колонн, словно боясь быть обнаруженным. Марго прокашлялась и, неловко закинув одну сумку на плечо, задела ею Энн, на что получила лишь вымученный смешок. - Я договорилась с деканом…Мы теперь соседки по… - Марго, мы это обсуждали. Я не терплю отсутствие личного пространства. - Нет, я имела в виду, что наши комнаты находятся рядом. Мы, получается, соседки. Ответа не последовало. Девушки вошли на территорию кампуса и, огибая редкие деревья, растущие на клочках земли, что были окружены маленькими оградками, подошли к зданию. - Интерьер так себе. Старье, да и только.  - Да, ты права. Отвратительно. Марго поморщилась из-за врезавшейся в руку ручки сумки, что Энн заметила, но проигнорировала. Она же сама вызвалась тащить все это. - Когда мы смотрели фотки этого захолустья, ты восхищалась архитектурой, а теперь говоришь, что все это – отстой. -Ну… в реальности это и в самом деле выглядит убого…Да и я передумала…Изменила мнение, так сказать… Полноватая девушка на миг замерла, после чего отвела взгляд и нервно захихикала. Энн незаметно от нее закатила глаза. Причина такого поведения подруги была ясна, как день, однако озвучивать ее девушка не стала – себе дороже, она лишь наткнется на кучу бесполезных оправданий, которые даже на хлеб не намажешь. Изнутри здание выглядело так же неутешительно, как и снаружи – одно старье, косящее под роскошь. Снующие тут и там студенты красоты картинке не придавали, хоть и поголовно выглядели, как сошедшие со страницы журнала модели. Клише. Путь до комнаты показался Энн вечностью, особенно если учесть бесконечные коридоры, которые выглядели буквально одинаково. С ее-то топографическим кретинизмом это не играло на руку. Комната также выглядела неутешительно. Энн скинула на пол рюкзак и, не дожидаясь входящей за ней Марго, плюхнулась в небольшое кресло, стоящее у окна в резной раме. Подруга осторожно, стараясь не совершать лишних движений, поставила сумки на пол и, бросив на Энн короткий смущенный взгляд, медленно, словно надеясь, что Куэлл остановит ее, вышла прочь. Однако шатенке больше не нужно было ее присутствие – со своей работой она справилась, поэтому нужды в ее дальнейшем пребывании здесь не было. «Что-ж, здравствуй Оксфорд.» - пробормотала Энн и провела по лицу рукой. Желание упасть на кровать и проспать до завтрашнего утра было довольно сильным, однако факт неразобранных сумок, словно тяжелый груз висел над головой, заставляя Энн подняться с дивана и направиться к куче сумок. Одежда, стопка книг, ноутбук, куча постеров и коллекционных фигурок, любимая мягкая игрушка и, конечно, прочие предметы былой домашней роскоши – все это переехало на новое место с хозяйкой. Энн изо всех сил хотелось создать в комнате тот отблеск былого уюта, который царил в ее прежней комнате. Однако на новом месте новым кажется все, даже то, к чему человек привык ранее. Примерно два часа понадобилось Куэлл, чтобы найти каждой вещи ее новое место. Близилось время ужина. Есть не хотелось, однако что-то подсказывало ей, что присутствовать там просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы издалека ознакомиться с психологическими портретами будущих сокурсников. Умывшись, приведя волосы и одежду в порядок, девушка в последний раз взглянула на себя в зеркало, естественно, осталась довольна тем, что увидела и, хлопнув дверью, вышла из комнаты. В коридоре ее, как назло, ждал никто иной, как Марго. Она стояла съежившись, сложив руки на животе и опустив глаза в пол, словно не желая встречаться взглядом с другими студентами. «Че как?» - Энн хлопнула ее по плечу и, улыбнувшись переступила с ноги на ногу. Марго вздрогнула и бросила на нее затравленный, но моментально ставший счастливым взгляд. «Все хорошо, спасибо! Я ждала тебя… Пойдем на ужин вместе и… Давай сядем рядом, пожалуйста.» - Марго помялась и, взяв Энн за руку, с надеждой посмотрел ей в глаза. Руку шатенка тотчас же высвободила, но намного мягче, чем хотела бы. «Ты думаешь, что я променяю лучшую подругу на кого-то из здешних напыщенных шишек? Ты же знаешь, что учатся тут либо богачи, либо ботаники. Ни тех, ни других я не уважаю, поэтому делай выводы. Пошли.» - Повелительно вскинув голову, произнесла шатенка и, кивнув в сторону конца коридора, сошла с места. Марго, сияя, словно медный пятак, рванула следом. Зал, освещаемый лишь настольными лампами, был битком набит студентов разных наций и статусов. Все они переговаривались, смеялись, попутно поедая различные блюда из своих тарелок. Энн шла медленно и размеренно, подняв голову и расправив плечи. Она демонстрировала полное спокойствие и даже легкое превосходство в первую очередь самой себе. Самовнушение – великая сила, позволяющая человеку преподнести себя так, как он хочет. Естественно, волнение было, причем немалое, однако его тотчас же убивала мнимая уверенность. Глаза шатенки были прищурены, губы растянуты в легком намеке на улыбку, а брови приподняты – идеальное выражение лица, которое открыла для себя девушка лет в четырнадцать, когда принятие себя было ее главной задачей. Марго на полпути отстала от нее, так как желание посетить туалет было сильнее желания набить свое бездонное брюхо различными вкусностями. Девушка же не была против – все равно одиночество было для нее в приоритете. Сев за один из столов, девушка проследила, чтобы на пустующее место рядом с ней не села ни одна живая душа и, взглянув в тарелку, поморщилась. Рука потянулась к чашке с чаем, который, как она надеялась, не был зеленым и имел в себе хотя бы ложечку растворенного сахара. Однако ладонь замерла на полпути, а сама девушка вскинула голову, старательно ища обладателя специфического голоса, который отдаленно напомнил ей козлиное блеянье. «Хэй, тут свободно?» Энн подняла брови и на миг распахнула глаза, однако быстро спохватилась и вновь прищурила их, оглядывая подошедшего к ней студента. Высокий, светловолосый парень в очках и странном свитере стоял прямо за ее спиной и, вытянув руку, дольше чем нужно указывал на свободное место слева от нее. У него был явно неправильный прикус, маленькие голубые глаза и очки в толстой оправе, которые больше походили на очки ее бабушки, нежели на принадлежащие очередному, как она поняла, ботанику. Энн развернулась всем корпусом и, саркастически подняв брови, чуть качнула головой. «Нет, тут сидит мой воображаемый друг. Поздоровайся с Генри.» - с этими словами девушка провела по воздуху рядом с собой рукой, словно похлопывая по чьему-то плечу. Парень на миг застыл, опустил руку, после чего устремил на нее проницательный и слегка криповый взгляд, улыбнулся и, как ни в чем не бывало уселся рядом. «Меня зовут Майкл Гейви.» - довольным тоном произнес он, протягивая ей правую руку, явно надеясь получить рукопожатие. «А меня – Майкл Джексон.» - ответила Энн, не демонстрируя ни капли желания жать его, кажется, слегка вспотевшую ладошку.