White R

      Хайдигер невольно задумывается.       Он старался. Костюм новый, пальто тоже. Гладко выбрит. Никаких следов отчаянья. Было бы обидно, если б кто-то, вроде Стивена Райена, мог сейчас считать его смятение при плохой игре. — Как человек, чье время крадут зря? — Как человек, который хочет вытащить из кармана пистолет, пойти и пристрелить Фрэнка Фишборна в упор при первой же встрече. И плевать на последствия.       Этого боится Рон, хотя Хайдигер никогда подобного ему не говорил. Они вообще почти не разговаривали после больницы. Этого боится отец, хотя Йен даже не зарегистрирован в Стрелковой ассоциации. Стивен Райен это видит. Хайдигер не знает, на чем прокололся, но это обидно — ему казалось, он не так прост. — Для старика вы неплохо разбираетесь в людях. — Хуже, чем я согласился бы признать. — Мистер Райен морщится, словно разочаровывает сам себя. — Я много раз это видел: новичков, готовящихся убивать. Новобранцев перед первым боем. Гладиаторов, которым предстоит первое шоу. Я могу понять, когда человек, припертый обстоятельствами к стенке, уговаривает себя, что другого выхода нет. Только выдохнуть и выстрелить. И я вижу по лицу, когда он сам начинает в это верить. — Кажется, вы меня обманули, — говорит Хайдигер. Наслаждается секундным замешательством Райена: а он-то думал все схвачено. — Разговор, похоже, намечается дольше пары минут. Может, ко мне? Или к вам? — Не надо. На днях бригады чистили вентиляцию. Там может стоять прослушка. Лучше на улице. Я специально вышел вас встретить.       Райен лезет в карман, вытягивает плоскую коньячную флягу. — Если вам холодно.       Хайдигер берет, вертит в руках. — А вы все продумали.       На деле глотнуть — после всего случившегося — рискнул бы только полный идиот. И план — если это правда план Райена — настолько бездарен, что даже, может, и неправда. Хайдигеру холодно. Но береженого бог бережет. — Я тоже так считал. Что дело в шляпе, — Райен умолкает и криво улыбается. А может, он просто не умеет улыбаться. Как и Доберману, улыбка ему не идёт. — Я хотел отдать долг. Долги — мерзкая штука, мистер Хайдигер. А если выхватил ещё и с процентами… Это как грести против течения. Микки был моим другом. Мы воевали вместе во времена моей молодости. Он спас мне жизнь в серьезной кутерьме под Каар-Азисом. Сумел вытащить, а сам хлебнул по полной. Нам говорили, будет простая операция: высадка, зачистка, пройтись посмотреть — прогулка одним словом. А там — засада. Три четверти взвода легло, пока вертушки долетели. И я бы полег. Но Микки меня спас. А сам лишился руки. Медленно. По кускам. Так получилось. Он был полковым хирургом. Смотрел каждый день, как мы умирали. Штопал, ставил на ноги — кого мог. А на следующий день, бывало, кто-то подрывался на «прыгунках» так, что уже было не заштопать… Тогда, если покойный был от майора и выше, он уже сшивал куски, готовил груз. Чтобы родственникам хоть было с чем проститься. Он никогда не жаловался. Но я видел. И не то чтоб он показывал. Наверное, иногда просто не успевал прятать. И когда его комиссовали, вставили протез и отпустили на все четыре стороны, они с Фишборном придумали это. Белую революцию. Способ. Как спасать тех, кого спасти нельзя. Пересадку мозга в свежее тело. Тогда вроде бы все наладилось. А я радовался. Словно с меня списали долги. Я думал: с Микки все хорошо. Он занят любимым делом. Он всегда был гениальным хирургом. Я не виноват перед ним ни в чем. У нас у всех все хорошо. А потом он пропал. И Фрэнк… мистер Фишборн сказал: Микки нашли в собственном доме. Мертвым. Он покончил с собой. И мне… Верите? Как иглу воткнули в сердце. Я все проглядел. Я был обязан ему жизнью, но не увидел, как ему было невыносимо жить. Я сказал себе для собственного удобства — он в порядке. Живи. С Микки все хорошо. А он не был в порядке. Так я думал. Вы… — Райен осекается, поднимает голову. И взгляд у него безумный, словно труп лежит перед ним во всей красе, — вы знаете, кто такой Микки, мистер Хайдигер?       А может, напиться — не такая уж плохая идея? Не здесь, не сейчас, но… Где-то там, в глубине арены ждёт Доберман. Никто его не предупреждал о приезде хозяина, но Хайдигер чувствует — Доберман ждет. — Я не знаю, зачем вы это рассказываете. — Хотел объяснить. — Старший распорядитель Стивен Райен смотрит куда-то вдаль над плечом Хайдигера и постепенно снова становится непроницаемым собой. — Простите, если сумбурно вышло. Говорят, без понимания нет доверия. Мы не доверяем тому, что не укладывается у нас в голове. Мне хотелось объяснить, почему я согласился тогда, когда Фрэнк… мистер Фишборн предложил сохранить Микки мозг в надежде, что однажды его творение, его белая революция спасет своего создателя, когда исследования продвинутся достаточно далеко. И почему согласился помочь устранить вас. Чтобы вы не мешали. Отдал все козыри Фрэнку. Я всё ещё пытался отдать старые долги. Исправить прошлое спустя двадцать лет. Вернуть Микки. Спасти.