Стратегическая победа

                    Кизаши и Мебуки наверняка увидели Какаши и Сакуру задолго до того, как те подошли к дверям. Иначе просто не распахнулись бы так быстро, едва затих звонок.       — Добрый вечер. — Какаши едва заметно сжал ладонь Сакуры, скрытую под широким рукавом его накидки, и разжал пальцы. А затем неглубоко, но вполне заметно поклонился, сложив руки на коленях. При виде склонённой головы в шляпе Хокаге Мебуки беззвучно ахнула и вцепилась в рукав мужа. Её взгляд забегал от Кизаши к Сакуре и остановился на выпрямившемся Какаши, который невозмутимо посмотрел на них. Спохватившись, Харуно тут же повторили его жест, склонившись сильнее — перед Хокаге, нежели это сделал он — перед родителями своей девушки.       — Рад знакомству, — сказал Какаши, снял шляпу и огляделся, раздумывая, куда бы её деть. Сакура тут же аккуратно забрала и повесила на крючок у двери. В следующую секунду Какаши удивил семью Харуно во второй раз, спокойно стянув маску, и принялся разуваться, не обращая внимание на ошарашенные лица. — Не думаю, что между нами должны оставаться какие-либо секреты, — спокойно пояснил он и открыто улыбнулся. На этот раз Мебуки ахнула отчётливо, хоть и приглушённо. Кизаши прошёл вместе с Какаши в гостиную, а Мебуки, поймав дочь за локоть, прошептала:       — Я снимаю большую часть своих вопросов относительно твоего выбора.       Сакура нервно хихикнула, наблюдая за реакцией матери: такого восторженного взгляда она не видела очень давно. Кизаши, впрочем, мнения жены явно не разделял. Или же остался равнодушен к внешности Хокаге, что вернее. Пока все рассаживались за столом, он не сводил пристального взгляда, а когда разложили еду по тарелкам и разлили вино, первым делом спросил:       — Какие у вас планы на Сакуру, Какаши-сама? Не хотелось бы думать о том, что ваше решение быть вместе продиктовано легкомыслием.       — Планы? — переспросил Какаши, и рука сама потянулась к затылку. — Если честно, не могу ответить на ваш вопрос, Кизаши-сан. У меня нет планов на Сакуру. Есть только желание быть рядом. Этого недостаточно?       — Быть рядом — похвально. Но разве вы не были рядом всё это время? — Кизаши прищурился, явно намекая на слишком близкое общение во время войны. А может, и раньше. Желудок Сакуры сжался, подкатывая содержимое к выходу — выводы, которые сделал отец, звучали слишком мерзко.       — Был, — спокойно кивнул Какаши, с лёгкостью считав все намёки. — Защищал, оберегал и сделал всё возможное, чтобы она вернулась домой живой. И на этом всё. — Он прохладно улыбнулся и одарил нечитаемым взглядом. — Мы признались друг другу в чувствах недавно, к счастью, они оказались взаимны. Но далеко идущих планов пока не строим, мне казалось, это признак зрелости, а не легкомыслия.       — И вы не подумали, что будут говорить люди о ваших отношениях? — гнул своё Кизаши, игнорируя отчаянные взгляды жены.       — Подумали, — ровно ответил Какаши и посмотрел прямо в глаза. — Как и понимали, что хуже всего к этой новости могут отнестись родные, что странно, учитывая, насколько хорошо они должны знать своих детей.       — Кажется, что-то пригорело, — вклинилась Мебуки, резво подскочив. — Кизаши, пойдём, поможешь мне.       Тот безропотно подчинился, бросив напоследок грозный взгляд на Какаши. Сакура нашла его руку и сжала под столом, прошептав беззвучно: «Прости». Какаши улыбнулся глазами и повёл плечами: «Ничего страшного». Из кухни отчётливо донеслись приглушенные:       — Сначала этот Учиха, теперь Хатаке. Она дураков из нас делает?       Невнятный, сбивчивый шепот Мебуки и уже громче:       — Я не собираюсь делать поправку на то, что он Хокаге! Морочит голову девчонке, а та и рада!..       Дальше разговор вёлся на пониженных тонах, и Сакура отчаянно покраснела, боясь поднять глаза на Какаши, будто стыдилась реакции своих родителей.       — Сакура, — тихо позвал Какаши, вынуждая поднять на него глаза. Его тёплый, мягкий взгляд привычно разогнал все страхи, давая понять, что его ни капли не задевают чужие слова. В этот момент вернулись родители, и Кизаши успел увидеть их переглядывания. Тяжело вздохнув, он сел на место и глухо бросил:       — Я приношу извинения за резкость. Возможно, вы действительно имеете к Сакуре самые чистые намерения. — Кизаши помолчал, явно борясь с собой. — Но и вы поймите меня: что я должен думать, когда она выбирает мужчину гораздо старше себя? Это беспокойство отца за благополучие дочери.       — Я вас прекрасно понимаю, Кизаши-сан, — склонил голову Какаши. — И хочу вас заверить: никаких гнусных мыслей по отношению к Сакуре у меня нет. Думаю, вы понимаете, что, если я решил сделать наши отношения достоянием общественности, всё более чем серьёзно.       На этом конфликт был исчерпан и дальнейший вечер прошёл в спокойной обстановке. Какаши даже ответил на несколько вопросов по поводу внешней и внутренней политики, чем вызывал довольную улыбку Кизаши, который явно представлял, как завтра будет рассказывать друзьям о том, что сам Хокаге делится с ним своими планами. Сакура тихо посмеивалась про себя, прекрасно осознавая, что Какаши не сказал ничего важного и секретного, лишь то, что так или иначе станет известно в ближайшее время. Но ей было приятно наблюдать, как Какаши пытается преуменьшить свою значимость и делает вид, что действительно прислушивается к советам гражданского, часто откровенно нелепым, по организации защиты Конохи.       — Скажи, — тихо спросила Мебуки, пока мужчины были заняты разговором, — ты счастлива?       Сакура не стала отвечать. Просто посмотрела на мать, и та облегчённо улыбнулась. Кивнула.       — Глупо спрашивать, — ответила тихо. — Как будто что-то в этом мире могло бы тебя заставить идти против своей воли.       Они долго прощались у дверей, причём, Кизаши, немного перебравший вина, заверял Какаши в том, что он — лучший Хокаге на его памяти, а Мебуки на ходу вспоминала десяток рецептов приготовления рыбы и пыталась всучить сопротивлявшейся дочери пухлую тетрадь. На заверения Сакуры, что она ещё успеет научиться готовить, мать лишь смахивала слёзы, не переставая посматривать на Какаши. Сакура была уверена, что завтра вся улица будет в курсе, что Мебуки Харуно видела лицо Хокаге. А ещё в его полку явно прибавится почитателей. Окончательно распрощавшись с родителями, Какаши и Сакура вышли из дома, спустились по ступеням и только тогда одновременно шумно выдохнули.       — Наконец это закончилось, — со смехом сказала Сакура. — Я боялась, что будет хуже.       — Надеюсь, я произвёл хорошее впечатление, — с сомнением протянул Какаши.       — Хорошее? — хмыкнула Сакура. — Ты их глаза видел? Я не удивлюсь, если к утру в одной из комнат появится алтарь имени Какаши Хатаке. Они теперь тебя боготворят!       — Надеюсь, до этого не дойдёт, — серьёзно ответил Какаши, принимаясь снимать плащ. Сакура с интересом наблюдала за тем, как он выворачивает его наизнанку тёмно-красной стороной и заворачивает в него шляпу.       — Зачем ты это делаешь?       — В темноте белый выглядит слишком ярко, — загадочно ответил Какаши, нашёл её руку и вдруг потянул в тень широкой старой вишни, растущей на углу. Сакура не успела опомниться, как он накрыл её губы своими, прижимая к шершавому стволу. С тихим шелестом упал на землю плащ, его руки обвили её талию: одна к лопаткам, вторая по спине, безостановочно. Жадные поцелуи лишали возможности сделать вдох, язык скользил по языку, заставляя ноги подкашиваться. Ладонь Какаши поднялась выше, к затылку, мягко перебирая волосы, на контрасте с почти грубыми касаниями губ, и Сакура отвечала с не меньшей силой, жалея, что надела ципао вместо бриджей и не может закинуть на него ногу, чтобы стать ближе.       Поцелуи, глубокие, ошеломительные, заставляли тело дрожать, настраиваясь на один резонанс с чужим. Пульс сошёл с ума, бился в ладони, шумел в ушах, заглушая остальные звуки. Какаши сминал её губы, прихватывал, обводил языком, и снова погружался во влажную глубину, ероша волосы на затылке. Вторая рука продолжала гладить спину, не опускаясь вниз, но крепко удерживая, чтобы между их телами не осталось и миллиметра. Сакура полыхала. Превращалась в пепел, оседая на его губах, тянулась к нему, запоздало думая, что ещё неделю назад вообще толком не умела целоваться, а сейчас дразнит, ласкает и обещает одними лишь короткими или глубокими движениями навстречу.       Влажно втянув её нижнюю губу, Какаши слегка прикусил её и уткнулся лбом в лоб, тяжело, рвано дыша. Сакура отвечала тем же, прикрыв веки, наслаждаясь мгновением и собираясь с мыслями. Они открыли глаза одновременно: ресницы соприкоснулись, картинка поплыла, только чужой горящий взгляд острой молнией проник прямо в сердце.       — Какаши, я…       Она не успела заговорить. Он вновь завладел и её вниманием, и её губами, целуя то с затихающей нежностью, то с возрастающей страстью, заставляя низ живота полыхать тяжёлым, густым жаром. Сакура чувствовала его эрекцию: Какаши с такой силой вжимал её в себя, что хотелось потереться, обхватить, коснуться обнажённой плоти. Она с усилием вновь оторвалась от его губ, чтобы хрипло прошептать:       — Прошу, пойдём…       Но он снова не дал договорить. Целуя с таким отчаянием, будто от этого зависела его жизнь. Или её. И всё же этого было отчаянно мало. Мало его губ, языка, рук. Мало его запаха, окутавшего плотным облаком практически неконтролируемого возбуждения. Мало сошедшего с ума сердцебиения, жара тела. И слишком много одежды, мешавшей прикоснуться к полыхающей коже. Сколько прошло времени, ни один из них так и не мог сказать. Просто вдруг всё закончилось. Какаши боднул её носом, коротко поцеловал и прерывисто шепнул:       — Весь вечер хотел это сделать.       — Хорошо, что решился, — пошутила Сакура, пытаясь отдышаться.       — Боюсь, что, если бы поцеловал тебя на глазах родителей, мне не удалось бы заслужить звание приличного человека.       — А ты разве приличный? — Сакура слегка приподняла бровь, зная, что он заметит даже в полумраке.       — Ну, — Какаши поднял глаза в сплетение тёмных ветвей, — говорят, что да.       Сакура погладила его шею, обвела линию челюсти, поймала заинтересованный взгляд.       — Те, кто так говорят, просто не знают вас, Какаши-сама.       — А ты считаешь, что хорошо меня знаешь? — с тихой усмешкой спросил он.       — Нет, — честно ответила Сакура, вставая на носочки и опаляя дыханием его губы. — Но я надеюсь, что скоро, — лёгкий поцелуй, — очень, — поцелуй глубже, — очень скоро узнаю лучше.       Её язык скользнул в его рот, и на несколько минут под вишней стало очень шумно. Или тихо, если не прислушиваться к шороху одежды, сминаемой нетерпеливыми руками, влажным звукам поцелуев и поверхностному дыханию.       — Сакура, — очень тихо, интимно, на грани слышимости выдохнул Какаши, когда они остановились.       — Не звать тебя домой? — в тон ему ответила она, прислонившись лбом к плечу. Его рука мягко поглаживала её лопатку, изредка забредая к шее.       — Нет. — Смешок завибрировал в его груди, она отчётливо его услышала. — Хотел попросить… можно?       — Попросить? — она с интересом посмотрела на него.       — Да, — от глубины его голоса дрожь пронзила всё тело. — Ты сможешь дождаться выходных?..       — А что будет на выходные? — слабым голосом спросила Сакура, пытаясь поймать его убегающий взгляд.       — Второе свидание, — хрипло ответил он, снова целуя и лишая возможности ответить.       Время заблудилось в ветвях старой вишни. Наверное, кто-то проходил мимо, кто-то, быть может, видел их, но ни один человек не смог распознать в двух тенях, слившихся в одну, Хокаге и его избранницу.       — А что будет на втором свидании? — Сакура вернулась к вопросу, который хотела задать вечность назад.       — Что будет? — промурлыкал Какаши, водя указательным и средним пальцами по её лицу. — Увидишь.       — Ты хоть когда-нибудь станешь отвечать прямо? — проворчала она.       — Хм. — Какаши лукаво усмехнулся и надел маску, давая понять, что на этом безумие подошло к концу. — Нет.       Они шли через давно опустевшую Коноху молча, держась за руки. Плащ и шляпа Хокаге болтались на сгибе локтя Какаши, но некому было это увидеть.       — Знаешь, — пробормотала Сакура, когда они почти дошли до её дома, — мне кажется, я знаю один твой секрет.       — М?       — Ты любишь целоваться.       Тихий, расслабленный смех всколыхнул под рёбрами бесконтрольную нежность. Сакура дёрнула его за руку, вынуждая остановиться. Какаши послушно замер, продолжая улыбаться — даже сквозь маску она прекрасно видела эту улыбку.       — Видишь ли, — медленно, словно прислушиваясь к самому себе, ответил он, — я и правда люблю целоваться.        Сакура победоносно улыбнулась, но его следующие слова заставили застыть.       — Я люблю целоваться. Но… Ты первая женщина, которую хочется целовать снова и снова.       Сакура повела по запястью большим пальцем, игриво сказала:       — Мне известна одна из самых больших тайн Хокаге.       Какаши вздохнул, смиряясь, и вдруг его глаза зажглись таким лукавством, что под ногами разом вспыхнула земля.       — У меня слишком много тайн, которые тебе ещё предстоит узнать.       — Да? — Сердце вновь сбилось с ритма, и Сакуре пришлось приложить ладонь к горлу, что не укрылось от Какаши. Улыбка брызнула из глаз, он склонился к её уху и прошептал: — Пять чувств.       — Что? — слабо спросила она. Её дом показался впереди, и разговор вот-вот должен был закончиться, но как же хотелось идти так вечно!       — Пять чувств, — повторил Какаши, обжигая ухо дыханием. — Это то, что является моей слабостью. — Он помедлил, наслаждаясь её замешательством, и добавил довольно: — В постели.       Ещё недавно Сакура смутилась бы. Оттолкнула или, может, даже ударила вполсилы. Но сейчас только слабо спросила:       — Это как?..       Он не ответил. Осторожно перехватил за запястье, потянул в тень соседнего дома. Почти все окна уже не горели, в разгар недели жители ложились спать вовремя. Неуловимым движением Какаши приблизил её к себе, обнял одной рукой, второй держа плащ со шляпой. Склонился к уху.       — Обоняние. — Он шумно повёл носом, вбирая её запах, ведя по шее к волосам. — Ты так сладко пахнешь, что я едва держу себя в руках. — Шумно вдохнув, он прихватил мочку губами и тут же отпустил.       — Зрение, — его взгляд опалил, обещая так много и не давая ничего.       — Осязание, — рука заскользила по телу, едва касаясь, цепляя ткань ципао, но не поддевая его. По спине Сакуры прошла дрожь.       — Вкус, — мягко выдохнул в губы, влажно целуя. Сакура потерялась в ощущениях, чувствуя, что плывёт на волнах чувственного, нежного голоса.       — И, наконец, моё самое любимое, — проворковал он. Она чувствовала, как сходит с ума его сердце, ярко пульсируя. Хотелось накрыть его ладонью и успокоить. Или окончательно свести с ума.       — Слух, — шепнул Какаши, целуя шею под ухом, обводя слишком чувствительную точку языком. — Я люблю, когда не сдерживаются, Сакура. Когда ты будешь выстанывать моё имя… — он отчаянно, прерывисто вздохнул в шею, — я буду просить не останавливаться…       Ноги не держали. Сакура слабо вздохнула, вцепившись в его плечо, и откинула голову, бессознательно подставляя её под поцелуи. Какаши оставил их цепочку на линии гортани и с сожалением отстранился.       — Иди домой, — попросил чужим, низким голосом, прежде чем отпустить. И она пошла. Не оглядываясь. Сжимая руки в кулаки. Дёрганными движениями, стиснув бёдра так плотно, что, казалось, шаг не будет отличаться от движений поломанной марионетки. Только у двери обернулась, зная, что он смотрит — в тени не различить. Облизнулась и могла поклясться, что уловила обреченный вздох.