Где соприкасаются руки

      Элио чувствовал невероятную пустоту внутри. Он скучал по Рэймонду, писал ему огромные письма неразборчивым почерком и складывал их в укромный угол в шуфлядке стола, надеясь, что их никто и никогда не увидит. Он не знал, кому высказать свою боль от таких непростых сложившихся отношений с белокурым аспирантом. И кто виноват? Только сам Элио. Теперь Оливер избегал его, делал вид, будто Элио не существует. Он для него – простой и неинтересный ему мальчишка. Часто Оливер, тихо заходя под вечер, после купания в бассейне переодевался и так же незаметно выскальзывал из комнаты. Юноша мог сопровождать его уже лишь взглядом из окна, когда тот в своей любимой рубашке сливался с листвой в саду и в конце концов исчезал до полуночи, наверняка гуляя где-нибудь в Креме. В один из таких вечеров Элио впервые разрыдался в подушку от того, что он абсолютно не нужен блондину. Тогда он осознал, что за маской равнодушия и злобы лишь скрыл свою симпатию к американцу, которую он почувствовал еще полгода назад, когда случайно заметил его анкету в рабочих документах отца. Казалось бы – они должны были бы подружиться сразу?       Элио, оставив дверь в свою комнату из ванной открытой, быстро выключил свет и прыгнул в кровать, только услышав шорохи в коридоре. «Зайди, Оливер, и я поговорю с тобой. Я поговорю и объяснюсь тебе во всём. Только зайди и я открою тебе всю свою душу, потому что никто кроме тебя больше ее не поймёт». Элио и сам не знал, почему ему так казалось. Ком в горле. Оливер резким движением руки прикрыл дверь в ванную. Вайсман прекрасно знал, что его сосед не спит, но не стал к нему заходить. Элио заснул уже с утренним пением птиц, всю ночь проворочавшись с бока на бок.       На следующее утро в саду у виллы было не тихо. Слышались множество голосов, криков, смех. Собралось довольно много молодежи: среди них почти все были близкими друзьями семьи Перлманов. Все они вместе окружили волейбольную сетку, играя с мячом. Мафальда с радостью выносила холодной воды юношам и девушкам, а Анкизе приносил какую-нибудь корзину с персиками, абрикосами и другим добром, растущем в саду. Это был «личный указ» хозяина виллы профессора Перлмана. Делал он это лишь ради одного: «Нашему Элио надо бы побольше общаться с ребятами. Хватит ему сидеть в своей комнате», – внезапно рассуждал Сэм после посиделок с женой у телевизора в гостиной. Сеньора Перлман лишь учтиво кивала и закуривала сигарету. Это означало, что она безоговорочно согласна с мнением мужа. Ну и, конечно же, одной из не менее важных причин была банальная гостеприимность Перлманов и их доброжелательность к местным обывателям.       Элио сидел на траве рядом с Марцией, наблюдая за игрой с бутылкой холодной воды в руках, которую он периодически прикладывал к щекам и лбу.       Жара стояла неимоверная. В этот день он снова приметил одну особенность. Плавки Оливера. Было такое ощущение, будто он менял их каждый день в зависимости от настроения. Красный, в которых он был сегодня, был не из лучшим. Обычно в такие дни Оливер даже не перекидывался обыкновенным набором фраз с Элио, лишь фыркая на любые попытки юноши заговорить с ним и быстро убегая от места встречи. Блондин играл в саду вместе с итальянцами в волейбол, и его подача была такой сильной, что его оппонент не смог отбить её и мяч угодил в огромный вазон и разбил его, отколов достаточно большой кусок керамики, перевернув тем самым и сам вазон. Негромкий звон пронесся вокруг, а за ним вскрик девушек, которые лежали, загорая на подстилке недалеко от вазона.       Вайсман не сразу понял, что произошло, но после того, как мяч вдруг отскочил от чего-то, а в поле зрения голубых глаз попал разбитый вазон и слегка погнутый корень растения, в его глазах сложилась полная картина.       — Черт... – он тихо ругнулся, не зная, что его будет ждать за этим.       Он рассчитывал попросить прощения у хозяев, а те с улыбкой похлопают его по плечу, сказав, что «это всего лишь вазон, и в следующий раз просто будь аккуратнее».       Звук разбитой керамики заодно разбил и сердце Элио. Если это был его любимый вазон с дорогой орхидеей, которую он выхаживал месяц в месяц, оберегая в теплицах и давая монотонные наставления Мафальде, коим образом и в какой мере поливать цветок, то... То Оливеру несдобровать.       — Боже мой! – Марция вскрикнула и приподнялась, явно перепугавшись. Рядом с ней была Кьяра, которая так же дернулась, как и другая девушка, но она решила промолчать.       Вскрикнувшая Марция быстро отрезвила Элио. Он немедля подорвался со своего места, подбежав к вазону. Да. Это была орхидея. Элио от отчаяния пал на колени, подбирая отколовшийся кусок керамики и попытавшись поставить вазон на место, бережно поправляя орхидею, обсыпанную землёй и испачкавшуюся в пыли. Тут объявилась и Мафальда, и пару друзей, отлучившихся от игры в волейбол. Чертов Оливер. Он за несколько секунд уничтожил то, над чем трудился Элио последние месяцы и вкладывал всю свою душу, хоть за что-то взяв полную ответственность.       — Это всего лишь цветок, Элли! – голоса друзей слились в единый ансамбль ободрений и утешений. Разумеется, они ведь не знали всего вложенного труда.       Или не хотели обидеть порицаниями эту новую звезду, Оливера, который сейчас стоял в стороне, уперши руки в боки. Оливер стоял, смотря как все всполошились и ринулись к худощавому парню, которого он старательно обходил стороной, чувствуя что-то странное. Это крайне встревожило американца, ведь это всё походило на настоящее убийства не вазона, а человека. В данном случае – семнадцатилетнего Элио Перлмана.       — О Боже, Элио! Давай сюда, я сейчас же его пересажу, – спохватилась Мафальда помогать Элио собирать осколки керамики в кучку и унося горшок в дом, попутно что-то громко лепетая на итальянском.       Элио молча ушёл в свою комнату и уткнулся лицом в подушку. Ему были плевать, сумеет ли Мафальда спасти цветок. На улице так и продолжалось веселье. Какой вздор.       Вайсман почувствовал чувство вины, но тут же оно испарилось в ужасно горячем летнем воздухе с уходом молодого пианиста в дом. Все, кто только секунды назад лепетал возле парня, утешая его, уже улыбались и были готовы продолжить игру, перекидываясь шутками о том, как бы не попасть в еще один вазон. Это успокоило американца, и даже натолкнуло на мысли, что ничего страшного не случилось, а страшное случилось. Началась следующая эра его взаимоотношений с Перлманом, о которой он даже не догадывался. Видя, как все остальные вернулись, к радости, от игры, Вайсман сыграл ещё пару игр.       Но оставлять всё так просто Элио не собирался. Прекрасно зная, кто ответственный за такое вопиющее преступление, он ворвался в комнату Оливера с твёрдым намерением причинить ему ту же боль. Он начал громыхать комодами и проверять каждую полочку в столе, ища его последние рукописи. Наконец, в небольшой книжечке он нашёл пару его свежих черновиков с переводами древней книги. Развернув их и недолго думая, он разорвал их на множество мелких кусочков и скомкал, разбрасывая по комнате с тем же комом в горле, что и сегодня ночью.       Оливер продолжал думать о Элио, который сейчас наверняка спрятался где-то в доме. Больше ему не хотелось играть только от этих мыслей, что полностью затуманили его разум.       — Сыграйте одну без меня, – небрежно оторвал и кинул, уходя американец, направившись в дом. Итальянцы переглянулись и наступила длительная тишина, которой не было до этого и секунды. Непонимающие переглядки, тихие вздохи и пожимания плечами – то, что осталось после ухода двух парней с поля «раздора».       Только его нога переступила порог дома Перлманов, как всё его тело обвила ледяная прохлада стен. Она словно готовила его к чему-то страшному, что скрывается в дебрях с виду уютного и прекрасного дома.       Идя по коридору Вайсман, не переставал думать о том, что он скажет юноше и как тот отреагирует в ответ. Мысли поглотили его полностью. «Элио, похоже, этот вазон был важным для тебя. Мне очень жаль. Прости меня. Элио, мне жаль. Слушай, я похоже обидел…» – множество вариантов извинений пролетали с каждой последующей ступенькой, которая вела наверх и приближала его к комнате, где брюнет точно должен был быть. Совесть и чувство вины за секунды вновь возродились в аспиранте, он понимал, что подобная реакция парня была не просто так.       Как вдруг, шорох в коридоре. Все внутри Элио сжалось и замерло в наступившей мертвой тишине. Каждая секунда приближала Оливера ближе к двери, за которой сотворилось то страшное, к которому готовила его прохлада стен виллы.       Шаги у двери затихли, но следом за ними скрипнула ручка, которая вначале ринулась вниз, а затем медленно стала возвращаться в обычное состояние неприкасаемости. Оливер замер, увидев, что дверь в его комнату открыта, хотя он точно помнил, что оставлял её закрытой, а Мафальда бы, даже и была там, всё равно бы точно её закрыла. Он сделал пару шагов и его силуэт оказался в проёме двери.       Голубые глаза забегали взглядом по белым клочьям, что лежали по всему полу в комнате, по чуть ссутулившейся фигурой кучерявого парня, но затем остановились на клочке, что был ближе к нему всего и больше остальных разорванных «осколков».       Он заметил знакомые слова, выведенные его же рукой, и раскрыл глаза, направив свой взгляд на Перлмана.       — Чем ты здесь занимаешься?! – Вайсман повысил голос впервые не из-за смеха или желания перебить кого-нибудь слишком разговорчивого, чтобы вставить какую-нибудь шутку или дать понять, что уже хватит говорить, а из-за злости, что охватила его за считанные секунды.       Элио не осталось ничего другого, кроме как молча выронить из рук оставшуюся тонкую стопок бумаг, усеяв ими пол. Картина в комнате была не из лучших. Распахнутый шкаф, открытые комоды. Белые обрывки и клочки бумаги, которые Элио раскидал в порыве ярости. Быть обнаруженным в такой обстановке было не лучшим для парня, но что произошло, то произошло, и масштабы ужаса Элио смог осознать за десяток секунд неловкого молчания. Элио отвёл взгляд в сторону, как это он делал в детстве, провинившись перед родителями за какой-то пустяк, но устрашающий тон и непривычное нарочито приветливое лицо Оливера, теперь превратившееся в злую гримасу, показало, что для аспиранта это точно не было пустяком. Несколько дней научных трудов было уничтожено руками Элио.       — Что ты сделал? Ты хоть понимаешь, что ты натворил?! – он сорвался с места и направился к парню, пытаясь держать себя в руках. Разорванные клочки бумаги были приравнены к разорванному на тот момент моральному состоянию Вайсмана. Он из последних сил держал себя в руках, ожидая ответа от парня, который просто отвёл свой взгляд от него, а затем даже замер на время. Он выжидал ответа, не нападая словесно на него снова, но в ответ так ничего и не последовало.       Парень попятился назад, ухватившись рукой за стол. Он попытался что-то сказать в своё оправдание, но стало ясно, что вряд ли произошедшему найдётся какое-то разумное объяснение. Да и ком в горле, предательски накативший в момент грозного приближения американца к парню, не позволил бы это сделать.       — Что ты молчишь? А?! Ты... – Оливер скривился и не мог добрать слова. Все оскорбления казались ему слишком хорошими для Элио в этот момент.        Однако юноша не растерялся и сжал руку в кулак, крепко встав на ноги. Все, что накипело за эти десять дней пребывания Оливера, все неловкие паузы, побеги друг от друга — Элио вложил всю свою ненависть и обиду в свою руку. Сжав зубы, он резко прописал Оливеру кулаком по подбородку, почувствовав боль в костяшках пальцев. Теперь ком в горле стал только тяжелей, слезы начали сами накатываться, и Перлман смог лишь промычать что-то невнятное, сжавшись у стенки и прикрыв руками грудь.       Оливер скривился и схватившись за челюсть замер, пребывая в непонимании, что сейчас происходит. Тяжёлое дыхание тут же взяло под власть быстро вздымающуюся грудь. Аспирант медленно выровнялся, а затем сорвался с места, резко прижав парня к стене, схватив его за плечи руками. Элио сжимался у стены так сильно, что спрятал голову под руки и начал медленно сползать по ней. Однако схвативший и поднявший его за плечи своими крепкими руками Оливер быстро вернул его из своих укромных воображаемых стен, которыми он пытался отгородиться от всего ужаса, что он сотворил в этой комнате сегодня.       — Что ты вытворяешь?! Зачем ты это сделал?! Элио! – Оливер вновь закричал, будто приводя в чувства юношу. И именно в этот момент он стал чувствовать вкус железа, это была кровь, что просочилась с кровоточащих дёсен. Голубые глаза проницательно смотрели в болотно-карие глаза юноши, ожидая внятного ответа, но, похоже, это было бесполезно. Парень ничего не сумел выдавить из себя и скривившись, он безудержно начал всхлипывать и не скрывать своих выступающих слез, которые потекли по его румяным щекам и начали задерживаться на подбородке, медленно падая на пол.       Оливер был не в силах отвести взгляда от лица, которое так боялось показаться ему полностью. Голубые огоньки, разъяренные от злости, обжигали нежную кожу, ещё даже не покрывшуюся щетиной. Именно в этот момент он был ближе, чем когда-либо к парню. Блондин замер на мгновение, замечая малейшие детали чужого красивого лица, не понимая почему и как он оказался в необъяснимом трансе. Его вытянули от мыслей потекшие с двух янтарных глаз слезы. Оливер тут же изменился в лице, оно стало более мягким, снисходительным.       — Я… я хотел отомстить тебе за разбитый вазон... и... – дыхание Элио перебивалось всхлипываниями и рывками, – Мне надоело, что ты... – тут лицо Элио переменилось, и он с удивлением посмотрел на стекающую по губам и подбородку Оливера небольшую струйку крови.       Вкус железа появился не сразу, а со временем, заполонив абсолютно всё во рту, отчего та появилась и снаружи на розоватых губах американца.       — Что я, что? – он тихо произнёс, что было слишком неожиданно, учитывая тон, который был до этого.       — Боже... что я наделал... – Элио попытался вырваться из рук Оливера, схватив его за локти и прислонившись пятками ко стене, попытавшись оттолкнуться, но безуспешно. Резко паявшиеся чужие руки с тонкими длинными пальцами заставили Оливера напрячь мышцы на руке и осилить хватку, не дав убежать своей «жертве». Элио лишь сильней начал плакать и всхлипывать, ощущая себя полностью беспомощным перед надуманным обидчиком. Хотя вряд ли Оливеру было ясно, искренние ли это слезы или Элио просто пытается надавить на жалость.       — Хватит плакать. Иди к себе... – он проговорил спустя пару секунд, наблюдая за стекающими из-под длинных тёмных ресниц слезами.       Оковы из рук резко ослабились и вовсе отпустили плечи юноши.       Блондин чуть скривился и повернулся спиной к парню, прикрыв глаза сразу, как только в поле зрения попали его растерзанные в клочья научные труды.       Элио молча ушёл в свою комнату, вытирая слезы с щёк запястьем и снова хлопнув дверью, облокотившись об неё и медленно сползая по ней, пока он не оказался сидящим на полу. Он чувствовал себя так, будто это не он ударил Оливера, а это избили его. Он не думал ни о чем, поступил он правильно или сглупил, оправдана его месть или нет – он лишь пытался успокоиться и перестать рыдать. В тот день на ужине Элио не было, а когда мать зашла в его комнату проведать его, то он уже крепко спал, обняв подушку. В тот вечер он лежал и смотрел в потолок, периодически нарочно разрывая себе сердце. Он так и не мог понять – это он так безудержно скучает по Рэймонду, или сожалеет о мести Оливеру.       Как и можно было предположить, Элио и Оливер снова не общались. Теперь от слова совсем. Цветок пересадить не удалось, и он засох. Похоже, что склеить обратно по кусочкам научную работу аспиранта тоже не удалось. Это было сродни объявления войны, тихой, незаметной, на которой они убивали друг друга молчанием, отстранением и тлеющей ненавистью. Отныне двери были всегда закрыты, и бывало, что Оливер садился есть на кухне, а не за столом в саду, – якобы поболтать с Мафальдой и Анкизе, чтобы разузнать побольше о неаполитанских обычаях и песнях. Профессор Перлман лишь хмыкнул и сказал, что аспирант может делать в плане приёмов еды так, как он считает нужным. Но Элио прекрасно знал, что на самом деле значит его поведение. Подозревал он и том, что Оливер смолчал о произошедшем ужасе в комнате в тот день. Все, казалось бы, было таким же обыденным, – палящее солнце, абрикосовый сок на завтрак, игра в волейбол в обед и прогулки на велосипедах перед ужином, вот только незримая война лишила Элио одного – компании американца, которую он потерял также быстро, как и обрёл.