Интерлюдия: мажорный аккорд

      — Добро пожаловать обратно, пташка, — мужчина отсалютовал Эсме и подошел к Виктории, забрал из ее рук бутылку вина.       — И это все? — внезапно и удивленно произнес Томас.       — Большое спасибо, горный орел, — немного резковато ответила Цингер и перевела взгляд на сестру. — Завтра отсыпной день, тебе нужно отдохнуть от перелетов. Выходной.       — Я уже отдохнула, — ответила русоволосая и улыбнулась.       — Значит, завтра я разбираюсь с работой, а ты... А вы с Итаном могли бы погулять. Покажешь ей достопримечательности? — шатенка посмотрела на ударника и еле заметно подмигнула.       — Конечно, — мужчина смущенно улыбнулся и перевел взгляд на тарелку.       — Я, пожалуй, пойду спать. Очень устала, — голубоглазая поднялась, кивнула Виктории и прошла к лестнице, стала подниматься на второй этаж. Услышав за спиной пожелания о спокойном сне, дева улыбнулась.       Только Дамиано не пожелал спокойного сна, не произнес ни слова. Он молча смотрел вслед немке.

***

      Ночное небо Милана манило на балкон своей глубиной темных цветов, гипнотизирующими звездами и еле заметными пролетающими птицами. Откуда-то с города слышались крики и музыка. Наверное, какой-то праздник. Или так празднуют выходные?       Эсма сделала глоток вина, так нагло украденного ею, когда она спускалась на первый этаж. Она находится одна в комнате уже часа два и это просто чудесно...       ...было бы, если бы не внезапный гость в виде мужчины, носящего татуировку-ожерелье «Il ballo della vita».       — Доброй ночи тебе, милая, — кареглазый завалился в кресло.       — И тебе, — Цингер вновь приковала свой взгляд к огонькам города.       Послышалась небольшая возня, скрип фольги. Давид достал сигареты, поджег одну из них. Совсем скоро до девы дошел дым.       — Вик говорила, что нам о чем-то нужно поговорить. Наедине, — темноволосая повернулась к вокалисту.       — М? Не думаю, что нам есть, о чем говорить в таком контексте, — итальянец пожал плечами.       Шатенка опустила печальный взгляд и вздохнула, села на постель. Тоска внезапно накрыла с головой. Дева чувствовала, как сильно соскучилась по Дамиано.       — Я писала тебе на днях... Ты так и не ответил.. — голубоглазая стала перебирать в руках какую-то бумажку, найденную только что.       — Да? Ох, извини, я сменил sim-карту, ты не знала? — невинная улыбка и взгляд в экран телефона.       — Почему ты не сказал об этом мне? — Эсма непонимающе посмотрела на кареглазого.       — Ты была занята. Вечные разъезды, да? — Дамиано посмотрел девушке в глаза, не снимая все ту же улыбку.       — На что ты намекаешь? — бывшая пианистка чуть сжала простынь.       — Да нет, ни на что, — шатен вновь уткнулся в телефон.       — Мы разговаривали с ребятами. Томас сказал, что ты до какого-то времени все переживал и рвался, говорил, что чуть ли не с самого самолета заберешь. Хильда спросила: «А что случилось потом?», Вик сказала, что мы с тобой должны обсудить это «что-то, что случилось потом». Я готова разговаривать прямо сейчас, — решительный взгляд, судорожный вдох.       — Ты сказала, что вернешься через три-четыре дня после отъезда, — Давид внезапно выбросил телефон куда-то на пол. Улыбки на лице уже не было. — Сколько тебя не было?       Девушка закусила щеку с внутренней стороны.       — Я спрашиваю: «сколько тебя не было?!» — повышенный тон, чуть ли не крик.       — Полторы недели, — холодный голос и опущенный взгляд.       — То-то же, — мужчина сжал зубы, но тут же разжал их. — И где те самые «три-четыре дня», о которых ты говорила?       — Так получилось, — шатенка вздохнула.       — Опять? Опять «так получилось»?! Ты просто удивительная сука!       Итальянец кинул на деву черный, дьявольский взгляд.       — Перестань оскорблять меня.. — голубоглазая подняла голову.       — Не буду, если перестанешь делать мне больно, — вокалист отвернулся, подобрал телефон.       — И что же случилось потом? — немка сжала задние зубы, прокусила щеку. Во рту появился вкус железа, в щеке — ноющая боль.       — А потом я смирился с тем, что ты не вернешься, — внезапно спокойный голос, но мужчина подскочил и пулей вылетел из комнаты.       В свете огней, падающих с улицы, поблескивали камни на черном платье, которое валялось где-то в углу.

***

      — Нет, все нормально, я буду во столько, во сколько потребуется, — произнесла шатенка чуть хриплым голосом, перелистнула страницу блокнота. — Что с голосом?.. В Лихтенштейне простудилась.. Да... — наглая ложь.       Засохшие дорожки от слез покоились на щеках, глаза болели. Девушка записывала все, что ей скажет сеньор Корсо, пока душа желала душа.       Цингер-младшая зашла в комнату, оглядываясь.       — У тебя так просторно, — русоволосая одобряюще покачала головой.       — Хил, я по телефону, не мешай, — голубоглазая покашляла и попросила Паульо повторить информацию.       Младшая сестра обходила комнату, каждый уголок, балкон — все. Она была заинтересована, выглядела ошеломленной.       — Хочу жить здесь... — еле слышимым шепотом произнесла зеленоглазая.       Увидев кусок блестящей ткани, торчащей из-под одеяла, девушка вытащила его. Перед ней было наикрасивейшее платье, которое поблескивало в лучах солнца.       — Боже мой... Эсма, можно я возьму его погулять с Итаном?       — Хил, я сейчас.. Да-да, Паульо! Я все слушаю! — бывшая пианистка вздохнула.       Реплика сестры была понята неправильно, и сейчас Хильдегарда выскочила из комнаты Эсмы с платьем в руках.

***

      Томас лежал на диване, попивая пиво и смотря матч по футболу. Репетицию сегодня решили не устраивать из-за сломавшегося в студии кондиционера, поэтому можно было спокойно отдохнуть.       В гостиную зашел Итан, держал какой-то пакет в руках. Через пару секунд выяснилось, что в нем лежал корм для Чили.       — Здесь и сухой, и с соусом.. Индейка, вроде, — длинноволосый вздохнул.       — Вы идете с Хильдой гулять? — гитарист сделал телевизор тише.       — Да, — кареглазый посмотрел в окно. — Там тепло сегодня, даже очень...       — Она тебе нравится? — Раджи решил действовать напрямую.       — Не могу ответить на этот вопрос.       — Да ладно тебе, все ж нормально, — зеленоглазый улыбнулся.       — Я и сам не знаю ответ на твой вопрос, — Торкио посмотрел на только что вошедшую Цингер-младшую и вздохнул. Как хорошо, что с другом они говорили на итальянском.       Переведя взгляд на девушку еще раз, длинноволосый пытался удержать челюсть на месте, ведь на женском теле покоилось черное платье невозможной красоты. Кареглазый тут же подскочил к немке, смущенно улыбаясь.       — Хильдегарда... Ты очень красива...       — Спасибо.. — русоволосая отвела взгляд, улыбаясь.       — Где-то я уже видел это платье... — Томас задумчиво смотрел на пару. — Откуда у тебя оно?       — Это платье Эсмы, — длинноволосый повернулся к другу, девушка слегка расстроилась. — Я укладывал его на постель, когда она улетала.. А, она же надевала его уже..       — А-а, это тогда, когда они с Дамиано... — Раджи слегка заиграл бровями, на лице появилась многозначная ухмылка.       — Да, — Торкио подтвердил всю правдивость слов улыбкой и повернулся к русоволосой. — Эсма будет злиться.. Она очень будет злиться.. — теперь на лице ударника возникло беспокойство.       — Точно так же, как и я, — внезапно появившийся вокалист прошел в гостиную, взъерошил собственные волосы.       — Хильда, черт бы тебя побрал! — послышалось со второго этажа. Цингер-старшая была вне себя.       — У-у-у, а мы предупреждали.. — гитарист отвернулся к телевизору.       Совсем скоро шатенка появилась в гостиной. Она была подобна фурии — озлоблена, во гневе.       — Кто тебе разрешал его брать?! — голубоглазая дернула платье на себя.       — Ты... — сестра испытывала стыд и некий страх.       — Не лги! Я не разрешала тебе трогать его!       — Эсма, не ругайся на нее, она же.. — начал Торкио, но немка тут же остановила его:       — Замолчи, Итан, не лезь! Хильдегарда, блять! Еще раз ты заберешь у меня хоть что-то, то... — шатенка приготовила ладонь для пощечины, но ее тут же перехватил Дамиано. Прижав к себе свою бестию, он заткнул ее нескончаемую речь нежным поцелуем, а оторвавшись от ее губ, быстро произнес:       — Лучше сними, пока она тебя не убила. Я куплю тебе другое, — мужчина мельком взглянул на сестру голубоглазой и вернулся к теплым, родным и любимым губам.       Он не мог долго злиться. Он слишком сильно скучал.