"Пап, я устал."

Два часа ночи.

Весь Альт-Сити давно спит под покровом луны и мелкого дождя, бьющего в окна, казалось бы, исключений не должно быть. Но исключение было. Всего одно, но этого достаточно. Калеб. Парень стоял в ванной, с красными глазами, перед зеркалом, умываясь после очередного кошмара, который довёл его до слёз. В последнее время они были всё чаще и чаще, и шатену это никак не нравилось. Какие-то кошмары были причиной его слёз. Войд бы точно не одобрил. Отчитал бы за слабость. За эмоции. Инспектор считал любое проявление эмоций слабостью. Поэтому и воспитал в пасынке моральную и физическую стойкость и склонность к рациональности, нежели к состраданию. Но иногда чувства брали вверх. Настолько, что кареглазый не мог себя контролировать. Захлёбывался в слезах, уткнувшись в подушку, стараясь не шуметь, лишь бы Войд не услышал, лишь бы не проснулся. Лишь бы не пришёл, не отчитал, не ударил. Калеб его не то, чтобы ненавидел, но и не любил. Просто было что-то вроде привязанности... Исключительно потому что он его воспитывал, не более. Так внушил себе сам шатен. Невозможно любить такого как Войд. Ни в каких смыслах. Ни как мужчину, ни как отчима.

...

Калеб уже в начальных классах понял, что показывать своему отчиму какие-либо эмоции не стоит. Однажды в школе его хорошенько пнули по животу и он расплакался. Но сдачи дал, будучи под влиянием эмоций. "Какого хрена ты здесь истеришь? А ну, прекрати. Ты только позоришь себя и меня." Эту фразу он запомнил на всю жизнь. Как и множество похожих. "Ты разочаровал меня, Калеб." "Не сын, а сплошное разочарование." "Я воспитывал тебя не так." "Я столько сил, времени и нервов вложил в тебя, и что я получаю в ответ?" "Забудь о сестре." "Если ты хочешь предать меня и Империю, то пожалуйста, ищи свою Кейт." "Не смей плакать. Только попробуй проявить слабость." "Ты забыл, что было, когда ты заревел в прошлый раз? Напомнить?" "Видимо, ты давненько не получал наказание."

...

Фраза, одна за другой, всплывали в голове. Калеб наклонился над раковиной, всхлипнул. Сердце сжалось. Слишком больно. Слишком сложно сдерживать истерику. Поджимает губы, затем и включает кран, и, набрав в ладони побольше ледяной воды, умывается, по-прежнему всхлипывая. Не помогает. Не выключив воду, вытирает лицо полотенцем, смотрит в зеркало, держась за бортики раковины. Глаза покраснели пуще прежнего. — Истеричка. - шепчет самому себе Калеб, затем и ударяет себя по щеке, отрезвляя разум. — Хватит, ну же. Прекрати реветь. Приказывает сам себе, боится, что Войд проснётся и придёт на шум. Спустя ещё несколько минут под потоком воды из крана ему становится немного легче. По крайней мере, он перестал реветь. На несколько минут. А затем глаза снова начали слезится, сами по себе как-будто. Он вытирает слёзы рукой, бросая все попытки умыться. Снова смотрит в зеркало. Глаза покраснели ещё сильнее. Взгляд такой уставший и пустой. Безжизненный. Он дёргается, когда понимает, что пялится в собственные очи уже минуты три. — Пиздец. - единственное, что вырывается из уст, а затем он выдыхает, прикрыв глаза. Хочется уснуть и не просыпаться. Знает, что завтра такой же день, как и всегда, и исключением была только эта ночь. Обычно в это время он спал, но, раз уж его резко накрыла истерика, то... Почему бы не сделать эту ночь последней в его жизни? Чтобы больше Войд не мог назвать его разочарованием, чтобы больше не мог ударить или оскорбить. Чтобы в жизни Войда его больше не было. "Интересно, как он отреагирует, если я вскроюсь? Даст ли он волю эмоциям? Заплачет? Закричит? А впрочем, почему меня это волнует?" Мимолётные мысли, и Калеб почему-то улыбается. Одни мысли о слезах отчима заставляют его улыбаться. Похоже, не один Войд страдал садизмом. Он понимал, что сделает главную ошибку в своей жизни, но... Чего стоит эта ошибка... Слёз человека, который сломал тебя. Слишком заманчиво звучит. Слишком для Калеба в состоянии аффекта. Он смотрит в зеркало, по-прежнему улыбается. Даже скорее скалится, на улыбку мало было похоже. Это уже не тот Калеб, который был несколько минут назад. А затем достаёт бритву из небольшого шкафчика, что скрывался за тем самым зеркалом. И бесшумно, на цыпочках, направился в свою комнату. В одной из прикроватных тумбочек, где обычно царил творческий беспорядок, шатен нашёл отвёртку. Ловкими движениями "высвободил" небольшое лезвие из бритвы. И, аккуратно взяв его между пальцами, резко провёл вдоль, оставляя первый порез. Волна боли пронзила руку, но Калеб только выдохнул, зажмуриваясь на секунду. А открыв глаза, увидел, как со свежей раны начинает стекать кровь мелкими каплями. — Ну, дороги назад нет. - сказал сам себе юноша, слегка хмурясь. Нет, конечно, ещё было не поздно передумать, остановиться, но Калеб не хотел. Да и как перед Войдом оправдываться, если заметит порез? Вот именно, что никак. Он скорее его сотрёт или пристрелит, чем начнёт как-либо помогать пасынку. Он поджимает губы и делает второй порез, уже более глубокий. А затем сразу, не медля, третий, четвёртый, пятый... Калеб остановился. Он не чувствует боли. Видимо, болевой шок словил. "Сейчас так даже лучше." Разносится мысль в голове, а затем он создаёт ещё несколько глубоких ран. А после вздрагивает, понимая, что даже никакой записки на прощание не оставил. Как-то неприлично с его стороны, уйти, не попрощавшись, правда? Вот и шатен так подумал, и, встав, несмотря на адскую боль в левой руке, нащупал свой блокнот и ручку рядом с ним, и, вырвав кусок листа небрежно, быстро принялся писать: "Пап, я устал. От того, что ты такой ублюдок. Прощай." Написал с трудом, почерк больше не был таким аккуратным, каким его привык видеть Войд. — Забавно... Я никогда не называл тебя "папой"... - шепчет тихо Калеб, перечитывая свою короткую прощальную записку. — ...Тогда это был первый и последний раз. Тело охватила дрожь, но кареглазый нашёл в себе силы снова взять лезвие, полоснуть по правой руке. Шипит от боли, видит, как кровь брызнула фонтаном. Прямо около вены порезал. Или задев её. Но Калебу уже плевать. Он окончательно испачкал свою домашнюю одежду в крови. А впрочем, неважно. Это будут уже не его проблемы. Несколько минут - и кровь уже присутствует и на полу, настолько много её вытекло из юного тела. Калеб чувствует слабость. Но продолжает резать своё тело, уже осмелившись оставлять раны на животе и ногах. Специально в тех местах, откуда вытечет как можно больше крови. В ответ на собственные действия он лишь шипит и шумно дышит, пытается что-то сказать, но получается невнятно. В какой-то момент он ослабевает настолько, что попросту роняет лезвие из рук. А затем, оперевшись спиной об ту же прикроватную тумбочку, еле-еле поворачивает голову, смотрит на электронные часы. 3:27. До пробуждения Войда ещё чуть больше полутора часа. Он точно не успеет его спасти, когда увидит. Будет уже поздно. Калеб слабо улыбается, истекая кровью, чувствуя, как в глазах темнеет, а тело само по себе расслабляется, дыхание замедляется. Сейчас он теряет сознание. А немного позже его сердце остановится и он умрёт. Обязательно умрёт. Жалко правда, что реакцию Войда не увидит...

Впрочем, Калеб не увидит больше ничего и никогда.

И не услышит.

И не почувствует.

Калеба больше нет.