Иные

***

Парень сидит на остатках некогда новенького бордюра, крутя в руках пучок березовых веток. Рассматривает кривые, но разборчивые начертания на обломке тонкой, каменной плиты. Вокруг мёртвая тишина. Хотя «мёртвым» тут можно назвать абсолютно всё, ведь тишина давно поглотила каждый предмет в городе. Она поглотила даже солнце, что теперь светит тускло и уже давно не дарит людям счастливые улыбки. Оно их только разочаровывает. И что же чувствует Чимин сейчас? Разочарование. Чимин чувствует то же разочарование, потому что помнит город до аварии. Помнит то, как гулял здесь с родителями, с бабушкой, со знакомой старушкой. Фонтан, что находится неподалёку, теперь молчит, ведь со временем зарос плющом. Как бы жители не пытались облагородить памятники, фонтаны, беседки — всего не спасёшь. Поэтому множество строений попросту стало не видно за обвившими их растениями. Парень закрывает глаза. Воздух тут тоже далеко не тот, что раньше. Пятнадцать лет назад здесь пахло временами года. Весной, зимой, летом, осенью… Пахло цветами, свежей выпечкой, сладкой ватой, цветущими деревьями весной и каким-то странным, но знакомым запахом осенью. Может запахом одиночества и печали? Ведь Чимин узнал бы этот запах из тысячи других. Осень всегда была для него воплощением одиночества и грусти. Осенью мокро, тускло, пусто и слишком тяжело. Она ведь только сначала притворяется яркой красоткой и дарит красные, бордовые и жёлтые цвета в сентябре. А дальше сезон тепла заканчивается, и осень резко меняет свой стиль одежды. Теперь она становится роковой и холодной красавицей, с пустой дырой вместо сердца, и хотя дыру эту не видно, воздух пропитан одиночеством. Ох уж эта мода! Чёртова апатия. Пак встаёт, отряхивает чёрные джинсы и аккуратно кладёт ветки на центр земельной насыпи, напоминающей небольшой холмик. Долго рассматривает фото молодых супругов, смотрящих с довольно старой фотографии на него. На Чимина. На ступенях родильного дома номер триста семьдесят два стоит небольшая компания людей. Пожилая женщина, супруги с маленьким свёртком на руках, старушка с мужем и, случайно попавшая в кадр, рыжая кошка. Когда снимок сделан, вся компания садится в машины и едет домой, отмечать. Это был очень долгожданный ребёнок, поэтому не отпраздновать его рождение — преступление. Пока хозяйка с матерью копошились на кухне, гости любовались новым членом семьи. Его глазками-бусинками, носиком-курносиком, губками-бантиками, пухленькими щечками. На обустройство детской ушло много времени и сил, но результат превзошел все ожидания: белые стены с причудливыми узорами, нежно-синие шторы, манежик в углу, шкафчик с пеленками и подгузниками. Разнообразные детские игрушки также поместились на трех полках вышеупомянутого шкафчика. На низком столике у окна лежали коробки с подарками от гостей. На широком подоконнике в горшках расположились несколько видов растений, которые помимо красоты, ещё и очищают воздух, что крайне полезно для детской комнатки. Чимин утыкается взглядом в пятиэтажное строение, знакомое ему с рождения. Оно выглядит уже не так, как пятнадцать лет назад. Третий этаж, пятое окно слева. Тут живёт милая старушка, что в прошлом писала прекрасную фэнтези литературу, а выйдя на пенсию, занялась разведением комнатных цветов. Они у неё везде. На столе, холодильнике, столешнице, подоконниках. На полках, на комоде, на полу и на табуретках. Попадая в квартиру, кажется, что попал в какую-то оранжерею. Запах тут божественный. Если хоть немного разбираться в цветах, можно почувствовать в этом ансамбле ароматов: фиалку, розу, орхидею и амариллис. А какие цветы можно увидеть, перечислять не стоит. Это займёт сутки, а то и больше. Чимин частенько заглядывал к ней в гости, слушая рассказы про родину и особенности очередного цветка. Хоть его это и не интересовало, он ради приличия кивал, смотря на растение, про которое шла речь. И все его пожертвования всегда окупались. Ведь потом старушка обязательно хоть немного рассказывала о жизни до аварии. Ведь теперь, с момента того события, их жизнь разделилась на «до» и «после». Но была и ещё одна причина — Пак понимал, как старушке Бо тяжело жить одной. Она очень тяжело пережила смерть супруга. Теперь всё, что у неё осталось — цветы. Но каждый понимает, что с цветами не наговоришься. Вот и Чимин понимал. Он ставил себя на её место. Если бы и он потерял последнего, близкого и любимого человека — бабушку, он бы, наверное, сбросился с крыши или что похуже. А она, эта старушка — Божий одуванчик, продолжает жить дальше, отвлекаясь от потери супруга на выращивание цветов. Пак её уважает. Ведь не каждый сможет пережить потерю любимого человека. Он должен брать с неё пример. Ведь как бы всё не было, он понимал, что жизнь — не сказка с единорогами и феями. Он уже большой мальчик и пора смотреть правде в глаза. Его бабушка — женщина преклонных лет. У неё проблемы с сердцем и это лишь вопрос времени, когда она оставит Пака. Он должен будет. Нет, он обязан будет жить дальше, потому что этого хотели бы родители и сама бабушка. Чимин вздыхает и натянуто улыбается, махая рукой старушке Бо, что сейчас открыла окна, опрыскивая растения. Сегодня он планировал сначала помочь своей бабушке, а потом заглянуть к старушке в гости. Ей нужно помочь. Парень оглядывается назад и идет к дому, пиная лежащий на пути небольшой камушек. Он не думает ни о чем. Вообще. В его голове пусто. После смерти родителей, Чимин будто перестал дышать и застрял на глубине океана. Но даже спустя столько лет, Пак продолжал тонуть в собственной апатии, позволяя изредка из неё появляться лишь ради бабушки, которой он неимоверно нужен. Он её защита и поддержка. Поднявшись в квартиру, парень разувается, ставя белые кроссовки на полку, предназначенную для обуви. И тихо ступая по линолеуму, проходит на кухню, где женщина что-то увлечённо готовит, не сразу замечая внука. — Чимин-а, ты вернулся? Где был? — но почти сразу отвечает на свой же вопрос, только мельком глянув на парня. — У родителей. Вздохнув, она подходит к внуку, обнимая и поглаживая по спине. — Садись, покушай и иди к Бо, мне сегодня не нужна помощь. Старушка ставит перед Паком тарелку и палочки, следом наливая в стакан апельсиновый сок. Чимин долго ковыряется в тарелке, не приступая к трапезе, но спустя пару минут размышлений, всë же подцепляет немного еды, отправляя в рот, медленно пережёвывая. Женщина вздыхает и садится рядом, гладя парня по спине. — Всë хорошо, ты же помнишь? Помнишь, что хотели родители? Чимин перестаëт жевать и смотрит на старушку. — Они хотели, чтобы я жил и успел повидать весь мир. А я не хочу без них ничего смотреть. — Ещë захочешь, — почему-то старушка всегда уверена в своём утверждении. Чимин лишь кивает, выражая, как обычно, лживое согласие и, доев, убирает за собой. После ещё немного прибирается в своей комнате, где ничего особо не изменилось. Разве что убрали манежик, а детскую кровать заменила двуспальная. Почему двуспальная? Просто Чимин часто ворочался во сне, падая с кровати. И избавила его от падений именно она. Когда вырос, ворочаться перестал, а к кровати просто привык. Поправив одеяло, парень переодевается в более удобную для уборки одежду, осматривает ещё раз комнату и, поцеловав бабушку в щеку на прощание, выходит из родной квартиры, поднимаясь на два этажа вверх. Найдя нужную дверь, Чимин, долго не раздумывая, нажимает на звонок, прислушиваясь к шарканью домашних тапочек по паркету. После, когда дверь распахивается, Пак лицезрит улыбающуюся старушку, а в нос ударяет привычный ансамбль ароматов. Чимин здоровается, приветствуя лёгким поклоном и улыбкой, лишь после этого входя в квартиру. Он слушает рассказ старушки Бо, разуваясь. И только когда та делает паузу, спрашивает, чем он может помочь. Когда задание дано, с лёгкой улыбкой на лице Пак приступает к работе, иногда односложно отвечая на вопросы старушки, разбавляя плавную беседу.

***

Зрелый мужчина сидит в кресле-качалке перед камином, в котором мягко потрескивают дрова. — Отец, куда бы ты отправился прямо сейчас, если бы мог? — нарушает его спокойствие девятилетний мальчишка. — Туда, где впервые стал счастлив… Мужчина погружается в воспоминания, а мальчику не нужно ничего разъяснять. Он понял, что это за место. Тэсан. Город-миллионник, который в две тысячи пятьдесят четвёртом году ещё не подозревал об уничтожающих его событиях, что нагрянут на него спустя год. — Чонгук! Бумаги с лаборатории пришли, иди, забирай! Блондин лениво поворачивается на источник звука, вздыхая. — Заколебали уже бумаги, хочу с материалом работать, а не за компом сидеть. — Бумага из дерева сделана. Чем тебе не материал? — коллега усмехается, подмигивая, — не переживай ты так. Обязательно дадут что-нибудь. Как-никак ты у них «золотая рыбка», а рыбок нужно не только кормить, их нужно и витаминами подкармливать. Парень уходит, а Чонгук, прикрыв глаза, фыркает, раздумывая о более важных вещах, чем результаты с лаборатории. Он уже три года пытается выпросить у начальства выезд-экспедицию в Тэсан, но всё безуспешно. Самому проникнуть не удастся. Какие деньги не предлагай, какие бумаги не показывай — его не пускают. Охрана везде. Лазейки не найти. Если и получится найти хоть какую-то, то тебя сразу же вычислят, а там уже просто круглой суммой не отделаешься. Но парню, как учёному в первую очередь, интересны флора и фауна пострадавшего города, да и мысль найти Её, живой или мёртвой, не покидала его уже долгих семнадцать лет. Ещё будучи подростком, он прилежно учился, чтобы стать, как отец, учёным и поехать в Тэсан. Прошло семнадцать лет. Он выучился с отличием, устроился на работу и сразу же заполучил внимание начальства, которое разглядело в нём особый талант к своему делу. Чонгук — целеустремлённый, немного упрямый, но при этом добрый и всегда готовый помочь любому парень. Вздохнув, он встаёт со своего места и идёт за бумагами, по уже успевшему надоесть коридору. Бежевые стены, ничем не примечательные геометрические картины, двери в кабинеты с матовым стеклом. В одну из таких он заходит, кивая коллеге в знак приветствия, и начинает осматривать кабинет, ожидая пока найдутся нужные именно Чонгуку бумаги. Мужчина что-то тихо бубнит себе под нос, копаясь в папках. Чон мажет взглядом по коркам книг, папкам, которые будто готовы взорваться от количества бумаги. По пустому подоконнику, по фигуркам на столе, хаотично раставленной в подставку канцелярии. Спустя долгих пять минут поиска, мужчина с виноватой улыбкой извиняется и протягивает тонкую стопку бумаг коллеге. Чон принимает их, благодаря, и выходит из душного помещения, которое, кажется, совсем не проветривают. Чонгук хочет домой. Принять душ, нормально поужинать, выпить виски со льдом и уснуть до самого утра непробудным сном, выключив мобильный. Но вместо этого он небрежно кидает стопку бумаг на стол в своём кабинете, разминая шею и бродя по кабинету, чтобы немного отдохнуть от мельтешащих букв, цифр и мигающего экрана. Остановившись у окна, парень разглядывает растения, что были тут словно всегда. Он привык к ним, как к неотъемлемой части своей однотипной жизни, где есть только дом и работа. Приехав домой к утру, Чонгук идет в душ и, поужинав наскоро, выпивает пару бокалов виски, сразу же заснув после. Ему снится несколько непонятных эпизодов, в которых постоянно присутствует кто-то ещё, помимо самого Чонгука. Лица никогда не было видно, но сон повторялся изо дня в день в течение последней недели. И если бы сны снились Чонгуку просто так, он бы ссылался на усталость или что-то вроде этого, но увы… его сны всегда о чем-то предупреждали.

***

Ещё неделя бестолковой работы с бумагами, которая Чонгука уже бесит до неимоверности. Единственное, что его ещё держит, не давая бросить всё — слова коллеги о том, что скоро Чона чем-то обрадуют. Но чем? Его вообще сложно удивить и уж тем более обрадовать. Парень лениво отрывает взгляд от бумаги, слыша стук в дверь. Поздоровавшись с вошедшей девушкой, Чонгук предлагает ей воды. — Чонгук, зайди через час в кабинет директора, это очень важно, — коллега благодарит за протянутый стакан воды. — Хорошо, Хёна, спасибо, что предупредила, я бы забыл. Слишком много работы. Девушка как-то с сожалением смотрит на парня, вздыхая. — Чонгук. Отдыхай побольше. Ты слишком себя загружаешь, — кладёт рядом с парнем шоколадку. — Тебя это точно обрадует, так что не опаздывай. Чон кивает и, когда за девушкой закрывается дверь, открывает шоколадку, съедая пару долек. Он благодарен Хёне, ведь она для него как старшая сестра, которая постоянно беспокоится о брате. Если бы не она, он бы давно уже запустил своё здоровье. В обговоренный час, Чонгук идёт в кабинет директора. Постучавшись, он входит в просторное помещение, даже воздух тут свежий, что говорит о недавнем проветривании. — Директор Ван, вы хотели меня видеть? Чон слегка кланяется в знак приветствия, смотря на мужчину, что больше походит на старичка, ведь возраст всё же сказывается на внешности. Волосы почти полностью поседели, появились морщины и слегка изменился цвет кожи. — Да, Чонгук. Пожалуйста, присядь, есть разговор. Парень послушно присаживается на довольно большой кожаный диван, поправляя толстовку. Тут хоть и есть определённые требования в том, как стоит одеваться, но их придерживаются крайне редко, в основном только на момент значимых мероприятий и встреч. Обычно же работники ходят в чёрных джинсах или брюках, рубашках или толстовках. Главное, чтобы не было никаких рисунков. Только однотонная одежда. — Чонгук, мы, наконец, добрались до твоей просьбы, и, после множества собраний, я готов озвучить решение.