Вернись, пожалуйста, я так больше не могу

      Оставшиеся день, вечер и ночь прошли хорошо. Просто превосходно. Слепая радость, слепое веселье. Ребята играли друг с другом до глубокой ночи, ослеплённые внезапной радостью встречи. Совсем позабыв о маленьком стеклянном тельце, лежавшем в густых кустах. В самом деле, зачем же вспоминать о своей больной подруге в самом разгаре весёлой игры? Нельзя же так портить себе настроение!.. — Дурачьё. — злорадно усмехался Аз себе под нос. — Дурачьё…       Дверь в каморку, коей и был кабинет Аза, внезапно отворилась. На пороге стоял Бука, трезвый и бодрствовавший, несмотря на поздний час. Дышал он немного надрывисто и стоял слегка оперевшись о стенку. Судя по всему, быстро бежал. Но для чего же? — Господи, Аз, что ты тут делаешь? — поприветствовал он своего товарища, сидящего в комнатушке. — Я уже битый час тебя ищу… — И на кой же хрен я тебе понадобился? — обернувшись наконец лицом к Буке, поинтересовался Аз. — Да так, хотелось бы узнать пару штучек касательно нескольких шоу. — ответил Бука, заходя к Азу в комнату. — Ты же у нас, как-никак, главный телевизионщик… — Уверен, что насчёт нескольких? — съехидничал Аз. — Или всё же насчёт одного конкретного? — Ну, кажется, ты меня в данном вопросе теперь понимаешь с полуслова. — нервно хихикнул Бука. — Да уж здесь-то и понимать особо нечего. — пожал плечами Аз, недобро ухмыльнувшись. — На каждом углу только об этом малиновом гомосеке и говорят. Больше не о чем, похоже. — Ну, ты, собственно, не знаешь, как там у него дела идут? — спросил Бука. — А то о нём как-то ни слуху ни духу в последнее время. Не дозвониться даже… А с шоу его нужно как-то решать, что делать. — Почему же не знаю? — с долей некой гордости подняв бровь, принялся докладывать Аз. — Сегодня днём он вернулся из «отпуска», вовсю готовится к съёмкам нового эпизода своего «испытания». Завтра начнёт, говорит. Правда, не совсем понимаю, как он собирается снимать эпизод с этой находящейся при смерти зверушкой… — Ты про ту… колбу пурпурную такую, да? — уточнил Бука. — Да-да, про неё. — Аз кивнул головой. — Только сейчас ей намно-о-ого хуже, чем в предыдущих сериях. — И что же Краткий собирается с ней делать? — продолжал спрашивать Бука. — Да этот ублюдок напичкал её какими-то таблетками. — посмеиваясь, начал рассказывать Аз. — И вправду поверил, что она чем-то больна. Идиот. Наивный идиот. Думает, что какими-то там таблеточками сможет что-то изменить. Что ж, посмотрим, как ты наутро запоёшь, Краткий… — Погоди… так ты знаешь, что с ней? — Бука слегка удивился подобному ответу. — А откуда? — Да господи, Бука, хватит корчить из себя идиота! — Аз раздражённо закатил глаза. — Будто ты и сам не понимаешь, что происходит! — Да как-то не особо, если честно… — признался Бука, потупив взгляд. — Не заставляй меня тебе всё разжёвывать. — цинично улыбнулся Аз. — Неужто ты думаешь, что у меня не налажены контакты со всеми буквами? Ну, кроме этой парочки педерастов, разумеется… — Постой… — Бука начал размышлять насчёт того, что же Аз всё-таки имеет в виду. Поначалу ничего разумного не приходило ему в голову. Все мысли как-то размывались, размывались… Как вдруг его осенило, — Боже… Аз! — воскликнул он. — Не надо, прошу тебя! Краткий, конечно, тот ещё придурок, но всё равно это как-то… слишком жестоко, не находишь? — Не нахожу. — пожал плечами Аз. — Не вижу здесь ничего чересчур жестокого. Это всего лишь естественный отбор. Пойми, Краткого незачем жалеть. И зверушек его тоже незачем жалеть. И Ё, тварь эту двуличную, тоже жалеть незачем! Потому что они из себя ровным счётом ничего не представляют. Их жизни ничего не стоят. А вот я… Я первая буква алфавита. Я самый первый, самый сильный, самый главный. И я в полном праве решать их жалкую судьбу. Потому что они стоят ниже меня. Не выше, не наравне со мной, а ниже. Намного ниже… — Но Аз, Краткий же тоже живой! — возразил Бука. — У него тоже есть чувства! Вспомни, как долго он шёл к своей мечте! Да, быть может, она дурацкая и совсем ничего не стоит, да и сам он идиот, но это же не повод так его мучить… Мы же вместе с ним в школе учились, в конце-то концов! Он такой же симболар, такая же буква, как и мы с тобой! Нельзя же быть таким жестоким по отношению к себе подобным, в самом деле… — Не смей сравнивать эту скотину со мной. — грозно проговорил Аз. — Он не такой как я. Он слаб, беспомощен и ничтожен. А вот я… я силён и могущественен. Я важен. Я здесь всем заправляю. Я! И никто другой. — Но ведь можно использовать своё могущество на благо других! — Бука продолжал стоять на своём. — Зачем давить всех и каждого, кто стоит ниже тебя? Будь милосерднее, я тебя умоляю… — Так, прекращай этот концерт! — резко прервал его Аз. — Это естественный отбор. Закон природы, так сказать. Выживает сильнейший. А этот паразит только ныть и умеет, больше ничего! И я уже для него давно всё решил. Ты хотел узнать, что там с ИНМТ? Так вот, ты всё узнаешь завтра утром. А теперь марш отсюда домой! Ночь на дворе. — Ладно, делай как знаешь. Пока, Аз. — обречённо вздохнул Бука и вышел за дверь. — До свидания. — саркастично бросил Аз ему на прощание.       Дверца комнатушки с противным скрипом затворилась, и Аз наконец-то вновь остался один. Больше никто не будет капать на мозги! Хвала небесам! Теперь можно наконец приступить к самому сладенькому. К тому, чего он ждал ещё с незапамятных времён… — Ох, Энка, как же я рад, что хоть ты мне ни разу не перечил, солнце моё… — вздохнул Аз, расплывшись в какой-то недоброй улыбке. — Наконец настал и твой звёздный час…       Аз достал из-за пазухи свою волшебную палочку и легонько ею взмахнул. Перед ним в тот же миг появился некий предмет, похожий на рацию. Аз взял его в руки и нажал на нужную кнопку. Послышались помехи… Однако вскоре сигнал стабилизировался, на другом конце провода раздался чей-то неразборчивый голос, и из уст самой первой буквы алфавита прозвучал хладнокровный и чёрствый приказ: — Пора начинать…

* * *

      Наступило долгожданное утро, и компания из обджектов, Краткого и Ёшки, наконец воссоединившаяся друг с другом, уже сидела на поляне в ожидании завтрака. Перед началом съёмок нужно было набраться сил, как-никак! Хосты прекрасно это понимали и сами, признаться честно, уже давно хотели подать подопечным угощение, однако перед этим нужно было удостовериться, что все они присутствуют. — Так-с, все ли на месте? — уточнил Краткий у обджектов перед тем, как пропустить их к столу. — Все! — кивнула головой Брялок, желавшая наконец-то наесться кошачьего корма. — А вот у меня такое ощущение, будто кого-то не хватает… — задумчиво протянула Чарджери, оглядывая толпу товарищей.       Все последовали её примеру: оглядели присутствующих, дабы всех пересчитать и вычислить, кто же отсутствует… — Лампчка! — вдруг воскликнул Кнайф, первым заметивший пропажу подруги. — Её опять нет! — Ой, точно, Краткий же вчера накормил её таблетками… — сразу вспомнил Бутылыч. — Странно, она должна была уже давно встать… — с долей испуга в голосе пробормотал Краткий. — Может, она просто крепко уснула, и её надо кому-то разбудить? — предположил Ёшка. — Кнайфи, — обратился он к ножу, — можешь, пожалуйста, и в этот раз сходить за Лампчкой? Ты ведь помнишь, куда она вчера легла спать, верно? — Да, помню, в кусты… — нехотя согласился Кнайф и, поднявшись с земли, зашуровал в сторону куста, в котором вчера уснула Лампчка, оставив товарищей сидеть на поляне. Идти куда-либо ему, честно говоря, не особо хотелось, однако переживания за подругу оказались весомее всякой лени.       Дорога, на деле занимавшая не более двух минут, показалась Кнайфу целой вечностью. Ноги предательски медленно плелись, как бы быстро он ни пытался их переставлять. Трава, до этого приятно щекотившая стопы, теперь будто бы мешала идти. Мысли Кнайфа были полны волнений, то и дело перескакивавших с темы на тему, с одной жуткой картинки на другую. В самом деле, куда же запропастилась Лампчка на этот раз? Неужели она и сегодня прячется от ребят под столом? Но какой в этом смысл? Зачем повторять эту неудавшуюся шутку во второй раз? А может, с ней действительно что-то случилось? Вдруг она убежала в лес? А что, если она и впрямь не проснулась? Что, если Краткий дал ей не те таблетки? Что, если никакие таблетки ей уже не помогут?.. Дышать становилось тяжелее, сердце начинало биться чаще, а кровь стучала по вискам всё сильнее и сильнее…       Но вот, спустя, казалось, целую вечность, Кнайф всё же оказался возле того самого пресловутого куста, куда вчера отправилась вздремнуть Лампчка. Из-за густой листвы было крайне тяжело разглядеть, что же там внутри, однако полное отсутствие каких-либо звуков, на которые в повседневной жизни даже не обращаешь внимания, как никогда напрягало. Гробовую тишину нарушало лишь учащённое дыхание Кнайфа, теперь отдававшееся в голове противным, оглушающим эхом. Становилось даже как-то страшно. Словно возникало некое нехорошее предчувствие. И Кнайф, шагнув к кусту чуть ближе, набрался смелости и окликнул свою спящую подругу: — Лампчка… Лампчка, ты здесь? — пытался докричаться он до неё. — Лампчка, ты… спишь? Просыпайся! Утро уже!..       И, сделав ещё один шаг в направлении куста, Кнайф вдруг краем глаза уловил какое-то странное поблёскивание в зелёной траве. Что бы это могло быть? Ведь роса уже давно бы испарилась… Кнайфи наклонился к земле и присмотрелся к блестящему предмету. Да, и в самом деле, это был некий предмет! А раз предмет, значит, наверное, его можно взять в руки! Кнайф так и сделал: протянул к предмету руку, схватил его и осторожно достал из травы. Теперь можно будет рассмотреть его получше…       Кнайф поднёс ладонь, в которой лежал тот самый неизвестный объект, поближе к глазам и разжал её, расположив маленькую блескучую вещичку посередине. Как оказалось, этот предмет не просто блестел на солнце. Он был прозрачным и острым. Значит, это стекло! Но откуда же ему здесь взяться? У них ведь накануне не разбивалось ничего стеклянного…       Кнайф почувствовал что-то неладное. В самом деле, что же это за осколок? Кто его сюда подбросил? Как он тут появился? Но, самое главное, от чего же он мог отколоться?.. Ножик в очередной раз пристально уставился на злополучный осколок стекла, пытаясь понять по его цвету и размеру, откуда же он мог быть родом… И вдруг Кнайф заметил ещё одну маленькую деталь: стекло было не кристально-прозрачное, а с еле заметным голубоватым оттенком. — Разве у нас есть какие-то стеклянные голубые предметы? — мысленно спросил себя Кнайфи и начал перебирать в голове различные вещи, от которых мог отколоться осколок, однако ничего толкового на ум ему всё никак приходило…       И внезапно Кнайф заметил ещё один блестящий предмет, валявшийся в траве. Ножик подошёл к нему чуть ближе и наклонился, чтобы рассмотреть. Перед ним лежал точно такой же светло-голубой полупрозрачный стеклянный осколок. А рядом с ним ещё один и ещё один… И всё это у куста, куда вчера ушла вздремнуть Лампчка… Что бы это всё могло значить?..       И вдруг к Кнайфу пришло осознание. — Боже мой! — пронеслось у него в голове. — А что, если это осколки от Лампчки? Вдруг она поранилась и не может даже попросить нас о помощи!       И, убедив себя в этом, Кнайфи раздвинул ветви куста. Чтобы достать оттуда свою подругу. Безо всякого сомнения. Даже не подозревая о том, что ему придётся узреть картину, впоследствии отпечатавшуюся в его памяти на всю оставшуюся жизнь…       Лампчка… Тело Лампчки, лежавшее плашмя на земле. Точнее, лежало только металлическое основание, оставшееся от тела. Стеклянная же часть была разбита вдребезги, и осколки от неё были разбросаны по всей округе. И осколки эти были голубыми. Светло-голубыми, как и прежде. Загадочный красный цвет же куда-то пропал…       Сердце Кнайфа замерло. Вместе с ним замер и весь мир вокруг. В один момент перед глазами промелькнула вся жизнь. Все радостные и не очень события, все те насыщенные эмоции, что теперь сплелись в один сладко-горький клубок, все воспоминания, связанные с Лампчкой. С его подругой… про которую он словно забыл. От которой всеми способами старался откреститься. Она любила его. Искренне, дружески любила… Чем же ей отвечал Кнайф? Ничем. Лишь наплевательским отношением и ничем больше. Он ничего не делал для того, чтобы ей помочь, чтобы спасти её… и теперь она… умерла? В сердце что-то ёкнуло и медленно, противно потянуло вниз. Знакомый ком воздуха снова подполз к горлу. Как же так вышло? Всё ведь шло хорошо!.. У них ведь как раз появился Краткий, появился Ёшка. Они-то точно знали, что делали! Они дали Лампчке таблетки, и… всё ведь должно было сработать! Почему же тогда всё так получилось? Почему ничего не вышло? Почему? Почему?.. — Так, Кнайф, успокойся… — сделав глубокий вдох, а затем шумно выдохнув, сказал Кнайфи самому себе в попытке успокоиться. — Ещё не всё потеряно. Сейчас ты пойдёшь к Краткому и попросишь его воскресить Лампчку. Он сможет это сделать… Всё будет хорошо…       Опомнившись, Кнайф, дабы не тратить время, со всех ног рванул в сторону поляны, на которой остались буквы. Точно, они смогут всё исправить! Лампчка же низший обджект, и у Краткого и Ёшки, как у симболаров, должно хватить силы на её воскрешение! Сейчас всё разрешится. Они спасут Лампчку! Непременно спасут, иначе быть не может!.. Время всё так же противно тянулось, трава под ногами мешала бежать…       Однако вскоре Кнайф, сам того не заметив, вновь оказался на поляне. Рядом с товарищами, рядом с хостами. Кнайф резко встал в попытке отдышаться. Голова теперь трещала по швам. Сердце бешено колотилось, разгоняя бурлящую кровь по телу. Прилив энергии. Отчаянной, словно последней энергии. Руки тряслись, глаза разбегались, язык обмяк и стал словно ватным. Сказать, как назло, ничего не получалось… Боже, что за закон подлости, в самом-то деле!.. — Кнайф, что с тобой? — удивлённо спросил Ёшка, завидев подопечного в таком состоянии. — Ты в порядке?.. — Помогите!.. — еле как завладев своим языком, выкрикнул Кнайф что было мочи. — Помогите, там Лампчка!.. Лампчка!.. — голос вновь предательски задрожал. — Она вся разбитая! Она умерла! Помогите! Воскресите, пожалуйста!.. — Чего?! — ошеломлённо воскликнула Брялок. Все остальные же обджекты глядели на Кнайфа в немом шоке. — В смысле «умерла»?! — округлив глаза и разинув рот, прошептал Ёшка. — Как?.. — Бегом! Скорее! — кричал хостам Кнайф. — Нужно срочно ей помочь! Воскресите её! Умоляю вас! — Краткий, бегом! — толкнув того в бок, тоже выводя из прострации, вызванной неожиданной смертью Лампчки, скомандовал Ёшка. — Нам нужно срочно туда бежать!       И Краткий, спохватившись, побежал в сторону того самого куста, где вчера уснула Лампчка. Вслед за ним рванул и Ёшка. А за ними и все обджекты…       Дорога, дорога… Дорога всегда кажется долгой. Особенно в такие моменты, когда, возможно, на кону стоит чья-то жизнь. Так быстро Краткий, наверное, ещё никогда не бежал. Он яростно вдыхал и выдыхал воздух. Топтал ногами злополучную траву… А проклятый куст, казалось, от этого ближе не становился. Что же случилось? Как такое могло произойти? Ведь от таблеток, которые Краткий вчера заставил выпить Лампчку, не может быть таких побочных эффектов. В чём же тогда дело? Что же Кнайф тогда имел в виду?..       Однако в конце концов на горизонте всё же показался тот самый злополучный куст, и вскоре вся компания подобралась к нему вплотную. Краткий раздвинул его ветки и увидел… Лампчку. Точнее, то, что от неё осталось. То бишь металлический цоколь. Стекло же было полностью разбито, и мелкие осколки от него лежали повсюду. А краснота… Куда же делась краснота?.. — Боже мой… — ужасаясь, протянул Краткий. — Боже, что тут?.. Так, ладно, — он выдохнул, собираясь с мыслями, — Кнайф, расскажи, пожалуйста, как всё было. — Ну, я подошёл к этому кусту и увидел, что рядом с ним что-то блестит в траве. — принялся рассказывать Кнайфи, то и дело запинаясь, переводя дух. — Взял в руку рассмотреть. Оказалось, стекло светло-синее. А рядом лежит ещё осколок… и ещё осколок… Много осколков. Я раздвинул ветки куста и увидел… увидел вот это. И это странно, ведь стекло… стекло Лампчки же ещё вчера было красное! Но теперь оно голубое… Почему так?       Выслушав подчинённого, Краткий наклонился вниз и поднял с земли несколько осколков, дабы тоже взглянуть на них и удостовериться, что они и в самом деле голубые. Так и оказалось. — И вправду, того же цвета, что и изначально… — пробурчал Краткий. — Ёш, — обратился он к своему ассистенту, — что это может значить, по-твоему? — Может, средство, которое ты ей дал, начало снимать этот красный отёк, но напряжение оказалось настолько сильным, что Лампчка аж не выдержала и лопнула? — предположил Ё. — Но эти таблетки по-другому действуют! — возразил Краткий. — Ну, это моя единственная догадка, уж извини! — развёл руками Ёшка. — Ладно-ладно, Ёш, дай мне волшебную палочку! — попросил Краткий. — Думаю, мы сможем что-то сделать. — Держи. — Ё протянул ему свою палочку.       Краткий взял её в руки и, смерив Лампчку волнительным взглядом, занёс палочку над собой. Он зажмурился, сосредоточился. Что было сил взмахнул ею, и!..       Ничего. Краткий раскрыл глаза и посмотрел на Лампчку. Ничего не произошло. Ничего не изменилось. Лампчка всё так же лежала на траве, не подавая никаких признаков жизни. Даже стекло на ней не срослось. Но почему? Краткий ведь попытался воскресить её тем же заклинанием, что и раньше. Неужели оно перестало работать?..       Краткий вновь занёс над собой палочку Ёшки. Вновь сосредоточился, дважды произнёс про себя заклинание, изо всех сил взмахнул палочкой, и!.. Ничего. Снова ничего. Чуда не произошло, и Лампчка не воскресла даже во второй раз. И в этот момент Краткий начал уже не на шутку паниковать. — Ёшка… — робко подозвал он ассистента к себе. — У м-меня… ничего не выходит… — Я вижу… — испуганно прошептал в ответ Ёшка. — Может, ты попробуешь?.. — попросил его Краткий.       Ё молча подошёл к Краткому и забрал у него из рук свою волшебную палочку. Встав рядом с Лампчкой, он занёс палочку над собой, сконцентрировался, взмахнул ею, и!.. Ничего. И в этот раз ничего не произошло. Что же не так? В чём же дело? Почему у них ничего не получается?..       Ёшка достал тело Лампчки из кустов, положил его перед всеми на землю, а затем сел на корточки и прислонился к нему рукой… И в это же мгновение его лицо исказилось в гримасе ужаса. Глаза округлились, тело онемело, взгляд уставился куда-то в пустоту… Мир вокруг словно застыл. Время заплелось с черепашьей скоростью. Повисла мёртвая, гнетущая тишина, как никогда давившая на мозг… и на сей раз, сжимавшая всем сердце. Страх сковал буквально всех: обджектов, Ёшку, Краткого. И лишь тело Лампчки ничуть не изменилось и всё так же обездвиженно лежало на траве, как и прежде… — Н-ну, что там?.. — наконец смог выдавить из себя Краткий, нарушив всеобщее молчание. Однако напряжения это на сей раз не убавило. — Можешь даже не пытаться её воскресить. — заключил Ёшка, поднявшись с земли. — Это бесполезно. — Как «бесполезно»?.. — опешил Краткий. — В смысле «бесполезно»?.. — Она умерла не своей смертью и не от твоего дурацкого лекарства. — ответил Ё. — Её убили. И убил кто-то из симболаров… На неё наложено заклятье… — голос Ёшки ощутимо вздрогнул, а сам он еле заметно поджал губы, — То же, что и я наложил тогда… много лет назад, на Лесю и её друзей. Я его чувствую. И снять его нельзя. Никак нельзя, я знаю. Можно только превратить Лампчку в предмет, которым она является. Но вернуть ей тело обджекта после этого уже будет невозможно. — Так это значит… — вмешавшись в разговор, попыталась задать вопрос Брялок. — Лампчки больше нет. — кивнув головой, закончил за неё фразу Ёшка.       И снова повисло молчание. На этот раз не просто неловкое. Теперь оно было чёрным, мрачным, грязным, леденящим до мозга костей. Мир замер. Никто не шевелился и, казалось, не дышал. Не было слышно ни шелеста листвы, ни щебетания птиц. Лишь мертвецкая тишина, лишь мертвецкое молчание. Казалось, будто сама смерть ходит между ребятам, внимательно их разглядывает и щупает своими холодными дряхлыми руками. Над всем островом словно нависло одно большое грозовое облако скорби и отчаяния. И всем чертовски хотелось прогнать это облако прочь. Однако не получалось, никак не получалось! Это было чем-то невозможным. Чем-то недосягаемым. И оттого ребятам становилось ещё более тошно… — И что мы будем теперь делать?.. — наконец нарушив молчание, проскулил себе под нос Краткий. — «Что мы будем делать?»… — недобро хмыкнув, повторил за ним Ёшка. — Раньше надо было думать, что делать…       Все снова замолчали. И Краткий, и обджекты — все дружно уставились на Ё, как бы почуяв нечто неладное в его интонации. Нечто странное, совсем ему не свойственное. Привычная обджектам маска милого и доброго Ёшки трескалась у них на глазах. Перед ними представал он, истинный Ёшка. Озлобленный, обиженный, уставший от творящегося вокруг кошмара. Он уже не мог терпеть нерешительность Краткого, откровенную глупость обджектов, жестокость букв… Он не мог спокойно смотреть на то, как его заветная мечта из детства, к которой он шёл долгие годы, рушится прямо у него на глазах. Конец неизбежен, он это понимал. И из-за этого внутри него бурлила ярость. Неподдельная ярость, раздиравшая изнутри на части. Ярость, граничившая с безумием. Ярость, которую ничем нельзя было усмирить. Всё уничтожено. И кто-то ещё здесь будет ныть и возмущаться? Хватит. С него отныне довольно. — И по чьей же вине, по-твоему, это всё произошло? — повысил голос Ёшка, слегка оскалив зубы. — А, господин Краткий? Ответьте-ка мне на вопрос!       Ё расплылся в какой-то безумной, отчаянной улыбке. Улыбался он только ртом. Глаза его горели злым… нет, яростливым пламенем! Даже привычные блики в форме звёзд у него куда-то пропали. Тело Ё еле уловимо задрожало. Ладони его непроизвольно сжались в кулаки. Зубы во рту тёрлись друг о друга, поскрипывая, словно в попытке смолоть друг дружку в порошок. Виски запульсировали. Глядеть на Ёшку, обычно доброго, весёлого и отзывчивого, теперь было поистине страшно. — Ты хочешь сказать, что это я виноват?.. — вновь опешив, решился уточнить Краткий. — А кто же ещё, по-твоему?! — наконец в край возмутившись, закричал на него Ёшка. — Я, что ли?! Из-за меня мы так долго возились в этой грёбанной подсобке?! Из-за моих ли суицидальных заскоков мы откладывали эти сраные съёмки?! Из-за меня ли не могли отснять ещё один эпизод?! Знаешь, Краткий, это была и моя мечта тоже! Я любил это шоу, и делал для него всё, что было в моих силах! А ты… ты!.. Ты и вправду эгоист! Ты ни о ком и ни о чём, кроме себя любимого, никогда не думаешь! Ни разу не задумывался! Однако ты тут главный! Ты здесь всем заправляешь! И знаешь, что? Теперь всё кончено! Никто этот треклятый эпизод без Лампчки не отснимет! Теперь ничего нет! Ничего! И всё почему? А потому что кому-то, видите ли, поныть захотелось! Боится он, видите ли! Ссыкло. Тряпка. Аз был во многом прав насчёт тебя. Ты моральный урод, Краткий. Ты и никто другой! — голос Ёшки снова начал заметно вздрагивать, и дрожь эта с каждым словом всё усиливалась, — Тебе нет дела ни до кого, кроме себя! И на этот раз я не собираюсь тебя прощать. Тебя нельзя простить. Я ненавижу тебя, Краткий! Ненавижу! Лучше бы ты и вправду вскрылся ещё тогда! Лучше бы ты сдох!       И, вдоволь накричавшись, Ёшка побежал в неизвестном направлении. Подальше от всей этой мерзкой компашки. Туда, где никто его не потревожит. Туда, где никто его не найдёт… Пока обджекты, уставившись ему вслед, стояли в полнейшем ступоре. Не веря своим глазам и ушам, не в силах пошевелиться. Казалось, это всё было не по-настоящему. Это всё было понарошку. Ведь настоящий Ё бы ни за что не стал говорить Краткому такие ужасные вещи! Верно?..       Первой из прострации вышла Брялок. Она огляделась по сторонам и, будто бы опомнившись, что было мочи закричала Ёшке вдогонку: — Ё! Ё, вернись! Вернись сюда!       Однако ответом ей послужила лишь тишина. Ёшка уже успел убежать достаточно далеко, и вряд ли он услышал бы эти жалостливые мольбы Брялка о возвращении. Обидно, однако. Очень обидно…       Остальные обджекты очнулись вслед за Брялком. Однако они, в отличие от неё, ничего не стали кричать Ёшке. Они понимали, что это бессмысленно. До него всё равно не докричаться. А если и докричишься, то вряд ли Ёшка чем-то на это ответит. И кто же теперь с ними остался?..       Ребята дружно обернулись в сторону своего хоста. Теперь единственного, кто до сих пор находился рядом с ними. Краткий… Краткий, замерев, стоял на ногах, устремив свой взгляд куда-то в пустоту. Он ни на кого не смотрел. Он как будто завис. Он словно забыл об обджектах, о запланированных съёмках… Теперь его мысли были заняты каким-то одним путаным чёрным клубком, смотанным невесть из чего. Увы, никто не мог залезть к Краткому в голову, распутать этот клубок и посмотреть, из чего он состоит. Однако все чётко понимали: Краткому сейчас очень плохо. — Эй, Краткий… — набравшись смелости, окликнула его Брялок. — Ты… как? — Тебе нужна помощь? — присоединилась к ней Стёрка. — Мы… попробуем поддержать тебя, как сможем. Не стесняйся обращаться к нам за помощью. — предложил помочь Бутылыч.       Однако Краткий в ответ на это лишь перевёл взгляд на обджектов, огорчённо хмыкнул и еле слышно пробормотал: — Я… пожалуй, побуду один, ладно?       И Краткий тоже развернулся и пошёл прочь от компании подопечных, на сей раз в направлении, известном только Брялку, Курасану и Кнайфу. В сторону злополучной подсобки. — Краткий! — также попыталась окликнуть его Брялок. — Стой! Остановись!       Однако Краткий не останавливался, словно не слыша просьб Брялка. Он шёл, шёл… и вскоре совсем скрылся из виду. И обджектам ничего не оставалось делать, кроме того как вернуться на свою любимую поляну. Так они и поступили…

* * *

      Даже виды излюбленной всеми поляны сегодня ничуть не утешали. Настроение у всех было самое, что ни на есть, мрачное. Кто-то из ребят пытался отвлечься с помощью какого-то пустого диалога, кто-то плакал навзрыд, а кто-то просто тихо сидел в стороне от остальных, нещадно мусоля всё произошедшее у себя в голове. И этим последним кем-то был Кнайф.       Кнайф спрятался за одним из кустов, что рос неподалёку от поляны. Так, чтобы никто его не трогал. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть своих товарищей. Кнайф сидел за этим кустом так долго, что даже потерял счёт времени. Он думал, думал… Думал, в основном, насчёт Лампчки. Неужели он больше никогда её не увидит? Никогда не услышит её весёлого, заливистого смеха? Неужели её теперь и вправду больше нет? Неужели кому-то понадобилось убить Лампчку? Причём так жестоко... Может, это и был тот самый Аз, про которого ему рассказывали Краткий и Ёшка?.. Но зачем ему было это делать? Нет, будь Кнайф внимательнее, уделяй он Лампчке больше своего времени, эту ужасную смерть запросто удалось бы избежать! Но даже если и нет, если бы Кнайф больше общался с Лампчкой, то ему бы не пришлось сейчас страдать от столь острого чувства пустоты и сожаления, буквально пожиравшего его изнутри. Однако теперь же ножик не мог избавиться от ощущения, что он упустил нечто безумно важное. Нечто, что он не должен был упустить. И ему казалось, что не упустит. Однако вышло иначе, совершенно иначе. Теперь всё кончено. Теперь ему ничего уже не светит. Шоу окончено. Провал. Полный провал…       Адская, невыносимая боль пронзила сердце Кнайфа и будто бы начала разливаться вместе с кровью по всему телу. Голова в очередной раз затрещала. Молоточки заколотили по вискам. К горлу подкатил ком воздуха. На глаза навернулась влага. Тело покрылось мурашками. Всё вокруг поплыло. Весь мир поплыл. И теперь уже ничто не имело значения. Кнайф уже ничего не хотел. Единственное, чего он мог бы пожелать — это избавиться от этого ужасного ощущения, внезапно накрывшего его с головой…       И вдруг Кнайф вспомнил, как с болью справлялся Краткий. Своим особенным способом. Способом, изначально казавшимся Кнайфу страшным, диким и омерзительным… Но теперь… теперь этот способ его не на шутку заинтересовал. Может, он и впрямь не настолько плох, как ему казалось раньше? Может, он окажется вполне эффективным?       Кнайф достал из-за пазухи Лесю. То самое пресловутое лезвие для бритвы, которое он тогда забрал у Краткого в лесу. О котором время от времени вспоминал, но даже и не думал о том, чтобы как-либо применять его на практике. Теперь же, увидев этого убитого обджекта, заманчиво блестящего на солнце, Кнайф задумался. Действительно ли способ Краткого настолько плох? Он же продолжал делать это из раза в раз. И ему это помогало. Он же не стал бы понапрасну истязать своё тело, правда?       Кнайф зажмурился. Резкий, лёгкий взмах руки. Кончик лезвия, быстро проскользнувший по коже предплечья. Что-то еле ощутимо защипало. Еле ощутимо, но так приятно! Словно через кожу, вместе с маленькими капельками крови, постепенно нараставшими, вся душевная боль покидала тело Кнайфа. Стало легче. Пускай не намного, но всё же легче.       Кнайф сделал ещё один взмах руки. И ещё один… и ещё… Сделав ещё с десяток ударов, он наконец остановился. Ему стало легче. Боль, обида и ярость больше не раздирали его изнутри. Наконец-то. Пускай та скорбь, наступившая после ухода Лампчки, полностью так и не прошла, Кнайфу стало заметно легче. Здорово! Надо же, а методы Краткого, оказывается, действительно не так уж и плохи! Как Кнайф не додумался до этого раньше? Глупо с его стороны. Это было очень большое упущение!..       Теперь он будет иметь этот способ в виду. Непременно будет. Ведь он оказался не так уж и плох…