Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Hurt/Comfort
Ангст
Дарк
Частичный ООС
Заболевания
Забота / Поддержка
Кровь / Травмы
Неторопливое повествование
Отклонения от канона
Серая мораль
Элементы юмора / Элементы стёба
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания пыток
Смерть основных персонажей
Элементы флаффа
Дружба
Воспоминания
Ненадежный рассказчик
Селфхарм
Тревожность
Упоминания курения
Повествование от нескольких лиц
Близкие враги
От врагов к друзьям
Несчастливый финал
Панические атаки
Горе / Утрата
Эксперимент
Сумасшествие
Вымышленная анатомия
Описание
Что-то Ё в последнее время слишком волнительный... В чём же причина его беспокойства?
Примечания
Приношу дикие извинения, если до меня уже были работы с подобным сюжетом по этому фандому. Лично я их не видела, и идея создания этого фанфика пришла ко мне сама.
Посвящение
Всей части фандома ИНМТ, что на Фикбуке. Ребята, знайте, вы лучшие! :)
Суицид
15 декабря 2022, 02:05
* * *
«Подумай обо мне, урод!.. Ты никогда не думаешь о других, даже о своих участниках! Ты эгоист, а не я! Ты! Только ты!..»
Слова отдавались в голове оглушающим эхом. Вновь и вновь. Раз за разом. «Эгоист»… Краткий так боялся услышать это слово в свой адрес! Нет, уж лучше пусть его тысячу раз обзовут хоть тряпкой, хоть педерастом, да даже хоть ничтожеством, лишь бы больше ни разу не слышать это отвратное слово! Но нет, нет, Ё будто знает, какое у Краткого самое больное место, и продолжает повторять это слово снова и снова. Краткому было тяжело отпустить прошлое. Крайне тяжело, даже несмотря на весь тот успех, что пришёл к нему за последнее время. Но ещё тяжелее ему было слышать то, что он в попытках убежать от прошлого превратился в куда более худшую личность. То, что он стал эгоистом. То, что он перестал думать о других. И ладно бы это говорил ему Аз, Ижек или кто-нибудь ещё. Но нет. Это говорил ему Ёшка. Самый дорогой и близкий, кто у него остался… Новые эпизоды, новые испытания, новые подколы… Обджекты, уже ставшие родными… Краткий любил своих подчинённых, несмотря на то что те зачастую думали совершенно обратное. Он был готов вкладывать все свои силы в проект и безвозмездно отдавать обджектам всё, что у него есть. Он старался как мог, делал всё, что было в его силах. Однако этих самых сил с каждым разом оставалось всё меньше и меньше, а окружающие этого, кажется, совсем не замечали. «Он просто хочет привлечь к себе внимание», — говорили они. «Ему просто надоело это его ИНМТ», — неустанно повторяли злые шепотки за спиной. «Да он просто кинул Ёшку на произвол судьбы!» — в один голос твердили все знакомые. Но почему же они не обратят внимание на то, как чувствует себя он сам? А может, они правы? Может, он действительно всего-навсего плохой друг, которому ни с того ни с сего всё внезапно надоело? «Да тебе просто лень стало, вот и всё», — с укоризненной усмешкой заверяла любимая сестрёнка, глядя прямо в глаза. Пускай лицо её улыбалось лучезарной добротой, в её взгляде, если присмотреться чуть получше, читалась некая злоба. Некое отвращение. Некая неприязнь, взявшаяся будто бы из ниоткуда. Что же случилось? Чем же он её до этого довёл? Ленью? Ленью?! Определённо ленью. Определённо своим идиотским характером, вечно жаждущим внимания. Определённо тем, что он — тупая и беззащитная тряпка, которая не смогла ничего сделать в этой жизни. И лишь этой тряпке стоило приложить хоть какие-то усилия к чему-то большому и трудному, так сразу же с непривычки все силёнки и иссякли! Как же можно такое стерпеть? Как такое жалкое, мерзкое, противное, гадкое, вредное существо можно хоть чуточку искренне любить?.. Никак. Ни в коем случае. Это существо достойно исключительно ненависти. Краткий с каждой секундой всё сильнее убеждался в правоте своих доводов. Да, именно так, все его ненавидят! Семья ненавидит его. Коллеги ненавидят его. Бывшие одноклассники ненавидят его. Ёшка ненавидит его. Садовник ненавидит его. Обджекты ненавидят его. Все обджекты! А в особенности Кнайф… И ведь всё это неспроста! Не могут же все они ненавидеть Краткого просто так, безо всякой на то причины! Значит, здесь определённо есть его вина. Он виноват во всём. Он виноват во всех своих проблемах. Он виноват в том, что всё это с ним происходит! Только он! И никто другой!.. Остальные слова Ёшки теперь словно растворялись в воздухе. Краткий уже не слышал ни извинений, ни жалобных просьб вернуться на шоу. В ушах звенело только одно яркое, громкое, отчётливое «Ты эгоист!». Больше ничего. «Ты эгоист!»… Эта фраза всё сильнее въедалась в сознание, сдавливая Краткого изнутри и снаружи. Перед глазами всё поблекло и поплыло. Стенки горла сдавил ком воздуха. Казалось бы, очередной ком воздуха, коих было немалое количество за всю пропитанную сплошными огорчениями жизнь… Но нет. Нет. Сейчас этот ком ощущался как-то по-особенному. Не так, как при обычном плаче. Что-то иное он из себя подразумевал. Однако Краткого вовсе не пугала эта новизна. Он совсем её не замечал, вплоть до того момента, пока на глаза не навернулись небольшие капли слёз, а дышать вдруг не стало тяжелее. — А мёртвые обджекты всё-таки такие тёплые! На столе валялся один умерщвлённый обджект. Пресловутое лезвие для бритвы. Оно так заманчиво блестело и переливалось в тёплом свете настольной лампы. Словно грешная душенька Леси всё ещё жила в этом лезвии, словно подзывала Краткого из раза в раз: «Эй, малиновый, смотри, какая я красивая! Поиграй со мной!». И противиться этому зову больше не хватало сил. Руки сами потянулись к Лесе через весь стол. Лишь для того, чтобы потрогать, полюбоваться и поиграть. Поиграть в свою самую любимую игру… — Ёш, успокойся, не воспринимай это всё всерьёз… — автоматом проговорил Краткий уже заученную наизусть фразу, хватая ртом воздух, который невозможно было вдохнуть как из-за забитого носа, так и из-за состояния некоего безумного куража, в которое он впал. — Прости за это… Это последний раз, я обещаю. Спокойной ночи… «Последний раз»… Что ж, теперь эти слова можно трактовать немножко иначе. Да, безусловно, сейчас Краткий мог действительно обещаться в том, что всё его суицидальное нытьё Ёшка слышит в последний раз. Ведь этот раз для них обоих будет и вправду последним… Сдавленный смех, еле слышный сквозь неплотно сомкнутые губы. Пелена слёз, затмившая взор. Кровь, раз за разом нещадно колотящая виски… Такое гладкое и нежное предплечье тела, которое так сильно ненавидел Краткий. Его собственного тела. Сколько же бед оно ему причинило!.. С небольшим усилием можно было разглядеть следы от порезов, оставленных нескольким ранее. На них не было характерной корочки, шрамы нельзя было нащупать, но полностью они всё ещё не зажили. Что ж, вряд ли они уже когда-нибудь заживут. Они как след в истории жизни одной маленькой, никчёмной буковки. И след этот вместе с буковкой уйдёт в могилу навсегда… Лёгкий взмах руки. Еле ощутимое прикосновение кончика лезвия к коже предплечья. Еле ощутимое, но такое сладостное, такое приятное! Это чувство вводило в какой-то экстаз, ей-богу! И ведь это всего лишь одно несчастное прикосновение, всего лишь один несчастный взмах руки. Всего лишь один порез. А столько удовольствия!.. Вместе с глубоким надрывистым вздохом с ресниц сорвались две уже назревшие слезинки. Краткому этого показалось мало. Одного пореза будет явно недостаточно, чтобы избавиться от тяжкого бремени на его душе. Мало, чтобы искупить свою вину перед Ёшкой. Мало, чтобы получить то, чего он так хочет. Честно говоря, он уже и сам не до конца понимал, чего. А понимал ли он вообще когда-то что-нибудь? Впрочем, теперь уже не настолько важно. Плевать на то, что твердит ему рассудок. Плевать на эти идиотские сомнения. Плевать на всё! Пусть им отныне управляет только нечто подсознательное. Оно-то точно знает, чего на самом деле хочет Краткий, раз так умело им руководит… Один взмах лезвия сменялся другим. Темп становился всё чаще и чаще, а лёгкие, еле ощутимые прикосновения сменялись сильными ударами. Лезвие проникало глубоко под кожу. До крови. До вен. И из порезов почти тут же начинала сочиться тёмно-алая жидкость, так же забавно поблёскивавшая при свете настольной лампы, немного стекая вниз по поверхности руки. Однако Краткий не обращал на это особого внимания. У него совсем не было времени рассматривать свою руку! Нужно было действовать. И действовать радикально! Действовать смело и решительно! Действовать быстро! Иначе ничего не получится! Ничего не выйдет, и Краткий снова будет обречён на вечные страдания! Этого нельзя допустить! Ни в коем случае! Ни за что и никогда!.. Однако вдруг лезвие для бритвы случайно выскользнуло из проворных пальцев Краткого и с характерным звуком упало стол. Краткому, в свою очередь, пришлось на секунду немного сбавить пыл своего безудержного веселья. Он хотел было поднять лезвие со стола и опять начать столь сладостный процесс самоистязания, как вдруг его взгляд упал на полностью изрезанное предплечье руки. На нём теперь не осталось ни единого живого места! Из только что оставленных порезов всё так же продолжала сочиться алая кровь, постепенно образуясь в капли и стекая на стол вниз по локтю. Выглядело это так заманчиво и красиво! Невозможно было наглядеться! Только вот кровушки что-то маловато. Нет, простым лезвием для бритвы здесь не ограничишься. Нужно что-то посерьёзнее… Окунив взглядом комнату, Краткий вдруг увидел на другом её конце ещё один до боли знакомый предмет, который был гораздо острее и смог бы показать себя намного эффективнее в данной ситуации. Режик. Вот его-то здесь и не хватало для полного веселья! Теперь-то точно всё пройдёт как по маслу… Краткий и сам не заметил, как дошёл до тумбочки, на которой лежал Режик. Не заметил, как вернулся обратно. Не заметил, как чучело, находившееся в другом конце комнаты, внезапно оказалось у него в руках. Краткий непроизвольно улыбнулся. Улыбнулся какой-то безумной, отчаявшейся улыбкой, от вида которой кровь стыла в жилах. Да, именно этого ему не хватало! Именно это ему нужно! Именно это и ничто другое! Теперь он оторвётся по полной… Резкие движения. Судорожно трясущиеся руки. Две глубокие раны, протянувшиеся от запястья до локтя. В глазах то темнело, то краснело, и неизменными оставались лишь раны, интенсивно истекающие тёмно-красной жидкостью, и острое лезвие ножа, испачканное в крови, словно насмехавшееся над своим бывшим хостом. Краткий свалился на пол, скатившись вниз по потрёпанному диванчику. Диванчик в целом было и не жалко — чего он только не видывал за всю свою долгую жизнь, и очередные пятна крови его бы не сильно испортили. Значит, теперь точно плевать. Плевать на всё! Ни единая мелочь больше не удержит Краткого в этом мире! Ничто не остановит его! Отныне он в этом полностью уверен! И, преисполненный уверенностью, Краткий сделал последнее решающее движение. Глубокий разрез, длиной почти на весь живот. Разрез, из которого в тот же миг фонтаном захлестала кровь. Разрез, от которого всё тело заныло в долгожданной избавительной агонии. Скоро всё закончится! Отныне навсегда. И Краткий уже ни о чём не волновался. Ни о своём обджект-шоу, оставленном теперь на произвол судьбы. Ни об особняке, который снова останется без хозяина. Ни о диване и паркете, что были полностью измазаны свежей кровью. Ни о двери в комнату, неожиданно приоткрывшейся…* * *
Верховный Садовник, в попытках отвлечься от внутренних тревог, усердно протирал пыль на всех комодах и тумбочках дома. Такая работа хоть как-то помогала перевести дух, забыться и переключиться на что-то более позитивное, дабы не сойти с ума в этом балагане. За окном вовсю хлестал ливень, и работать в оранжерее не представлялось возможным. А жаль, ведь Садовник обожал свою оранжерею! Ну, как свою… оранжерею Краткого, в которой он работал каждый день не покладая рук. Уж очень он любил садоводство! Это была его отдушина, его дело, из которого он черпал вдохновение, силы жить и двигаться дальше, несмотря на все преграды. И во всех цветах, выращенных им, он души не чаял и питал к ним некую отцовскую любовь. Однако же, сейчас из-за этой отвратительной погоды ни в сад, ни в оранжерею пробраться не было возможности, отчего Садовнику приходилось довольствоваться тем, что он имеет. То бишь протиранием пыли на комодах, чтобы хоть на миг забыться и ощутить какое-никакое счастье… Но вдруг раздался крик. Страшный, леденящий душу крик. Истошный крик одного из петрушек, оборвавший всю и без того чудом достигнутую идиллию на корню. И крик этот, очевидно, не предвещал ничего хорошего. И по спине от него пробежали мурашки, а сердце тихо замерло, в ожидании того, что будет дальше… — На помощь, на помощь!!! Садовник в испуге содрогнулся и бросил тряпку на тумбочке. Ещё ни разу, вплоть до этого момента, он не слышал, чтобы кто-то из его беззаботных и жизнерадостных петрушек так истошно вопил. Причём вопил отнюдь не радостно, как следовало бы от них ожидать. Нет, в этот раз в голосе этого милого создания чувствовался неподдельный ужас. Ужас, охвативший с головы до ног. Ужас, полный непонимания и растерянности. Ужас, пропитанный краской безысходности, граничащей с отчаянием. — Боже мой, что стряслось? — испуганно спросил Садовник своего подопечного. — Господин Верхо… Верховный Садовник! — дрожащим от уже собиравшихся на глазах слёз голосом залепетал петрушка. — Краткий… Помогите! Помогите, пожалуйста! Там кошмар! Там Краткий!.. Садовник в ужасе замер. Что же такого мог натворить Краткий? Чем же он сумел так напугать своих петрушек? Что же его так сильно беспокоит в последнее время? И почему он так подозрительно долго не попадается никому на глаза?.. Садовника осенила ужасная догадка… — Что «Краткий»? — начал допрашивать он, с каждой секундой всё сильнее поддаваясь панике. — Краткий!.. — изо всех сил пытался подобрать слова петрушка, однако у него как назло ничего не получалось. — Он там… Он… Он там лежит!.. И там… И он… Там всё в крови! Отчего же Краткий станет лежать в луже крови? Что если это его собственная кровь? Что если он как-то случайно навредил себе?.. А что если он причинил себе вред намеренно?.. У Садовника вдруг встал ком поперёк горла. Сердце замерло. Время застыло, и только отчаянный стук молоточков по вискам напоминал о том, что нужно срочно как-то действовать. Сейчас же действовать… — Где?! — пересилив внутреннее желание свалиться в страхе на пол и разрыдаться, закричал Верховный Садовник. — Где он?! — Он там! — ответил петрушка и побежал в сторону комнаты, где находится Краткий. Садовник рванул за ним. Комната эта, к счастью, находилась в другом конце коридора, однако путь до неё показался целой вечностью. Садовник то и дело спотыкался, терялся, невольно тормозил. «Бежать! Бежать! Как можно скорее!» — из раза в раз твердил голос в голове. Он прав. Нужно торопиться! Нужно бежать туда со всех ног, иначе можно не успеть. Иначе можно утратить те самые драгоценные секунды, что пока что, возможно, у них есть. Иначе будет уже поздно. Попросту поздно, и с этим уже ничего не поделаешь… В конце концов петрушка добежал до нужной двери и, со всей силы оттолкнув её ногой, забежал внутрь комнаты. Вслед за ним в следующий же миг проскочил и Садовник. До сего момента адреналин внутри него бушевал как бешеный. Однако стоило ему своими глазами увидеть то, о чём минуту назад с великим ужасом говорил петрушка, как тело снова замерло, а сердце вдруг пронзила адская боль… Краткий… Краткий и впрямь лежал на полу, в точности как и было сказано петрушкой. И лежал он в луже собственной крови. Рана через весь живот, из которой не переставала течь алая кровь. Полностью изрезанные предплечья, из которых текла она же, только уже чуть более тёмного цвета. Кожа какого-то неестественного мертвенно-бледного оттенка. Глаза, полузакрытые, смотрящие как-то тупо и рассеянно. Куда-то в пустоту. Сомнений быть не могло. Кровь принадлежала Краткому. Это была его кровь. И ничья иначе. Слегка получше приглядевшись, Садовник увидел нож, лежавший возле Краткого и испачканный всё в той же ужасающей багровой жидкости. А на столе лежало и пресловутое лезвие, которое уже неоднократно приходилось наблюдать всем жителям особняка. Тоже окровавленное. Значит, и оно здесь причастно. Значит, это всё специально. Значит, Краткий знал, на что идёт. Мотив до сих пор был неясен, однако цель стала понятна всем и каждому. Краткий решился покончить с собой. И прямо сейчас он умирает, с каждой секундой становясь к своей цели всё ближе и ближе… У Верховного Садовника душа ушла в пятки, когда он увидел Краткого, лежащего в крови. Нет, всё же на словах это и наполовину не так жутко, как это есть на самом деле! Тело вдруг еле ощутимо задрожало, затряслось. В горле снова плотно засел ком. Конечности сковало. На глаза навернулась влага. Было так страшно! Хотелось закричать: «Нет! Нет! Это всё неправда!». Хотелось потереть глаза руками и увидеть, что с Кратким на самом деле всё в порядке. Однако сколько бы Садовник ни моргал, слегка встряхивая головой, увидеть это всё никак не получалось, и губы от этого начинали в отчаянии виться червём… — Господи! — наконец сорвался вопль с губ Садовника, и тот вдруг, пересилив себя, рванул к Краткому и в тот же миг упал на колени прямо возле него. Садовник приподнял рукой тело Краткого с холодного окровавленного пола. Хвала небесам, Краткий был ещё тёплый, всё ещё тихо дышал, а кровавая жидкость всё так же продолжала течь и ран… и с каждой секундой этой жидкости внутри него самого становилось всё меньше и меньше… — Краткий!.. — закричал Верховный Садовник то ли Краткому, то ли самому себе. — Краткий, ёб твою мать! Краткий! Идиот!.. В ответ на это, на удивление, рот Краткого слегка приоткрылся, и из него донеслось какое-то непонятное мычание, перемешанное с хрипом. Этот звук напугал Садовника ещё больше. Краткий был ему дорог. Да, он по сути был его начальником. Но именно он давал ему кровлю над головой, кормил, поил, содержал… Он многое для него делал. Но дело здесь даже не в этом. Садовник очень дорожил Кратким. Они хорошо дружили, были очень близки друг с другом, и такой ужасной, трагичной потери Садовник бы явно не пережил. И вот, стенки горла сжимаются всё сильней, и держать влагу на глазах остаётся теперь невозможно. С глаз невольно срывается одна горькая слеза. А за ней и другая… — Беги! — крикнул, что было мочи, Садовник петрушке дрожащим от слёз голосом. — Беги туда и позови всех! Зови всех! Живо!!! Петрушка тотчас же рванул за своими коллегами. Пока Садовник остался в комнате, тщетно пытаясь закрыть кровоточащую рану на туловище Краткого своими руками. Затем в ход пошёл и носовой платок, случайно найденный в кармане штанов, однако и это не особо помогло. Садовник плакал уже не стесняясь. Нет, он не кричал, не бился в истерике и всхлипах, но слёзы одна за другой продолжали скатываться по его лицу. И было это явно неспроста. — Краткий… Краткий… — нашёптывал он. — Краткий, держись, потерпи немножко! Сейчас всё будет, всё придёт… только живи… Ох, эти страшные минуты ожидания! Они тянулись, будто бы назло, вводя Садовника в ещё большую панику. Руки тряслись, сердце бешено колотилось, а слёзы всё так же бесшумно продолжали течь из глаз. Казалось, будто этому ужасу отныне никогда не будет конца. Это будет продолжаться вечность. Ребята не успеют… Минуты тянулись, будто бы назло… Но внезапно дверь наконец распахнулась, и в душе у Садовника появился маленький проблеск надежды. Он перевёл взгляд на дверной проём: в нём виднелись с десяток петрушек и ибрагимов с аптечкой и самодельным подобием носилок. Завидев Краткого, не растерявшись, ребята в мгновение ока подбежали к нему и наскоро наложили тугие повязки: сначала на живот, а затем на предплечья. После этого несколько петрушек вогрузили Краткого на носилки, и они все вместе понесли его в спальню, не медля ни секунды…* * *
Через некоторое время Краткий очнулся в своей комнате, у себя на кровати. Голова трещала по швам, шевельнуть хоть чем-нибудь у него никак не получалось. Сразу в себя прийти, похоже, не получится… Спустя минуту, сделав всё же над собой усилие, Краткий приоткрыл глаза и огляделся. Его руки и туловище, прикрытые тёплым пледом, были перевязаны бинтами, сдавливающими и сковывающими движения, которые и без того довольно трудно ему давались, ещё сильнее. На прикроватной тумбочке стояла аптечка, перекись водорода, какие-то таблетки и бутылка воды. В комнате горел свет — утро, судя по всему, ещё не наступило. Рядом с кроватью стоял табурет, принесённый, судя по всему, с кухни, на котором сидел… Верховный Садовник? — Очнулся?.. — вдруг тихо, как бы про себя, проговорил Садовник, обратив внимание на открытые глаза Краткого. На миг он замер, словно не веря своему чуду. А затем расплылся в радостной, облегчённой улыбке, — Очнулся! Краткий, ты очнулся! Господи! Господи, слава богу!.. Садовник было ринулся обнимать и расцеловывать Краткого, однако тотчас же осёкся: вдруг он ненароком навредит ему своими объятиями? Не стоит так рисковать. Он и так выжил лишь чудом. — Как ты себя чувствуешь? — чуть успокоившись, начал расспрашивать Садовник. — Голова болит? Пить хочется, может?.. Хотя я не уверен, что тебе можно пить… Ты можешь говорить? Краткий попытался пошевелить языком и, на удивление, у него это получилось, пускай и с небольшим усилием. — Вроде могу… — вскоре ответил он Садовнику. — Ну, слава богу! — выдохнул тот с облегчением. — Так как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? Господи, ты бы знал, как я перепугался! Я так боялся, что мы не сможем тебя спасти… Там было столько крови!.. Мы еле спасли тебя! Пускай первую помощь я не то, чтобы хорошо умею оказывать… Я сейчас схожу к ребятам, — он приподнялся с табурета, — скажу им, что ты проснулся. Мы вызовем тебе врача, и он скажет, что нужно делать... — Зачем? — прервал его Краткий. — В смысле «зачем»? — удивился Садовник. — Зачем вы спасли меня? — спросил Краткий каким-то усталым, слегка отчаянным тоном. Садовник обомлел и замер. Впервые за всё время попыток спасения от рокового шага Краткий не сказал даже простое «спасибо». Впервые в его голосе не ощущалось ни единой капли сожаления. Лишь одно сухое, усталое «зачем»… — Ч-чего? — переспросил Садовник, дабы убедиться, что ему не послышалось. — Зачем ты спас меня? — повторил Краткий. — Я ведь намеренно сделал это с собой. Зачем было меня спасать? Я всё делал по доброй воле! Я сам хотел умереть! Мне бы стало легче. Будто я вам нужен… — Кто тебе внушил, что ты нам не нужен?! — возмутился Садовник, чуть повысив тон. — Зачем тебе умирать? Что, чёрт возьми, случилось?.. — Всё случилось! — принялся энергично рассказывать Краткий. — Ты и сам всё понимаешь. Я ни на что не способен! Я никогда не думаю о других. Все из-за меня страдают… Да мне даже Ёшка сегодня сказал, что я эгоист! Ёшка, понимаешь ты это? Само это милое, невинное создание сказало мне, что я эгоист. Значит, это правда. Значит, я не достоин этой жизни, понимаешь? Я и так был близок к этому, я бы всё равно это совершил. Просто, может, чуть позже. Но Ёшка… Ёшка всё мне показал. Сказал, что нужно было делать. — Ё подстрекал тебя к суициду?! — ещё сильнее изумился Садовник. Вот уж от кого, а от Ё он никак такого не ожидал. — Нет. — честно признался Краткий. — Но я чувствовал, что он бы этого хотел! Он говорил мне, что я эгоист… Без меня ему бы точно было лучше… Он бы смог вести шоу. Он бы смог всем угодить. Он смог бы… он смог бы всё что угодно! А я вот ничего не могу… — Краткий, прекрати нести бред. — оборвал его Садовник. — Я так понимаю, вы с Ё поругались, верно? Более чем уверен, что про «эгоиста» он с тобой заговорил на эмоциях. Ты совсем не эгоист. А вот с Ё я, наверное, поговорю всё-таки лично. — Нет-нет, зачем?! — снова запротивился Краткий. — Ему точно не нужно об этом знать! Вдруг он виноватым себя почувствует? А вдруг он сделает с собой то же самое?.. — Ну, здесь я уж уверен, что ему хватит ума не повторять за тобой эту пародию на харакири. — с усмешкой вздохнул Садовник. — Но всё равно ему не к чему об этом знать! – Краткий продолжал стоять на своём. – Я не позволю тебе ему ничего рассказать! Садовника уже начала раздражать такая настойчивость, и он, дабы не ругаться с Кратким лишний раз, согласился сыграть по его условиям: — Ладно, так уж и быть. Если тебе настолько не хочется, чтобы я разговаривал с Ё, я не буду с ним говорить. Тогда я сразу вызову тебе врача. — Ты что, меня же в дурку тут же упекут! – с новой силой запротестовал Краткий. – Мне этот врач не поможет! Ты в курсе, что с самоубийцами обычно делают? Там и впрямь не лечат, а калечат!.. К тому же, всех врачей из нашей больницы я лично знаю. Лучше пускай я сам восстановлюсь, без всяких этих врачей. А то я им не доверяю. — Но Краткий, тебе там правда помогут! — вновь попытался уговорить его Садовник. — Здесь ты будешь восстанавливаться гораздо дольше, чем в больнице. Да и где гарантия того, что тебе не станет хуже? — Ну, если станет, тогда можете вызвать, если захотите. – ответил Краткий. – А так я ехать никуда не собираюсь и принимать кого-то тоже. Я знаю всех, кто в нашей больнице работает, и никому из них я бы себя не доверил. Они всегда ко мне плохо относились. — Но ведь они обязаны тебе помочь! — всплеснул руками Садовник. — Это их работа, и личное отношение здесь значения иметь не должно... — Да им всегда было плевать на свои обязанности! — Краткий тоже уже начинал злиться. — И поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я уже пару раз у них полечился и из своего опыта знаю, что уж лучше на дому вылечиться. — Ладно, выбор твой… — Садовнику, уставшему от спора, пришлось смириться. — Но я всё равно пойду скажу ребятам о том, что ты пришёл в себя. Они тут тебя, наверное, чем-нибудь напичкают. И, чтобы ты не думал, что я бросаю тебя на произвол судьбы... я конфискую у тебя волшебную палочку, а то мало ли, что ты решишь ещё натворить. Я-то до сих пор помню, как ты на себя пытался какое-то смертельное заклятье наложить... И на этой ноте Садовник удалился из комнаты, оставив Краткого лежать на постели и думать о своём проступке...* * *
Внутри продолжала нарастать тревога. Гудки... гудки... одни нескончаемые гудки, сердце от которых всё сильнее колотилось... Но вот, наконец на другом конце провода раздаётся знакомый голос, немного разбавивший гнетущую тишину: — Алло?.. — Алло, здравствуйте. Это Верховный Садовник из оранжереи господина Краткого. — Зд-дравствуйте… — Вы ведь господин Ё, верно? — Да-да, это я… Что-то случилось? — Да, случилось. Извините, пожалуйста, ради бога, что сообщаю Вам об этом только сейчас. Дело в том, что господин Краткий снова попытался покончить с собой. Исходя из его слов, вы с ним тогда сильно поругались, и эта ссора его подтолкнула к самоубийству. Он потерял очень много крови и выжил только чудом. Я хотел поговорить с Вами насчёт этого ещё тогда, но Краткий, мать его ети, настоял на том, чтобы я Вам не звонил. И чтобы мы не вызывали врача… Это было очень глупо с моей стороны. Надо было как-то связаться со всеми втихаря, но я ничего такого по своей дурости не сделал и послушал этого идиота, ограничился только тем, что палочку у него забрал. Я-то был уверен, что это пресечёт его хитроумные планы на корню, и он сможет восстановиться без лишнего стресса. Теперь же… Ему стало значительно лучше за последние несколько дней. Я перестал его пристально контролировать… И вот, проснулся я сегодня утром, а его нет. Вообще нигде нет. Он убежал куда-то. Скорее всего, к Вам. Может, к кому-то другому. А может... ну, Вы понимаете, что я имею в виду. — Боже мой… Как такое вообще могло произойти? — Сам не знаю, как так вышло. В любом случае, мне нужно будет с Вами встретиться. Я к Вам приеду, наверное, в ближайшее время. Там мы с Вами всё обсудим и разберём, что будем делать дальше… Как Вам такая идея?.. Эй!.. Алло!.. Господин Ё, Вам меня слышно?.. — Извините, я сейчас занят, я Вам перезвоню чуть позже... — Ладно, ничего страшного... До свидания… И вот, на другом конце провода снова раздались гудки, означавшие, что разговор был окончен...