Не прячь свои раны

Сколько мы не спали? Ха

Ты дурь, а я стал тупым наркоманом

Там где закаты, ха

Разбивались мечты, как прожжённые лампы

      — Кать, стой! — опомнившись я мигом, даже не дожидаясь разрешения учителя, вылетел из зала вслед за разрыдавшейся одноклассницей       Ритмичные постукивания кед о кафельную плитку коридоров отражались от стен, эхом разносясь по всей школе, погруженной в объятия гробовой тишины. Сколько бы я не бежал за девушкой, та даже не оборачивалась. Лишь изредка из ее уст доносились возгласы, позволяющие мне в очередной раз понять какой я придурок. Да и те с некоторой периодичностью прерывались жалобными всхлипами. «Идиот, идиот, идиот…» — скандировала Смирнова, преодолевая очередной поворот, за которым находилось излюбленное место многих школьников — так называемый «тупичок».       Сколько всего происходило в этой части школы… От серьезных, порой даже кровавых драк, заканчивавшихся громкими разбирательствами до признаний в любви и раскрытий чьих-либо личных секретов, зачастую после этого становившихся общественным достоянием. Ну а в обычные ничем не примечательные дни тупичок используется старшеклассниками как место, в котором можно спокойно покурить, не боясь быть прерванными случайно проходящим мимо завучем или директором, так как, кажется, даже для учительского состава все, что идет после коридора, ведущего сюда, считается негласной курилкой.       У стены за поворотом, что ожидаемо, сидела Катя. Ее ноги были согнуты в колени, в которые та, ухватившись руками, уткнулась аккуратным личиком и тихо плакала, порой всхлипывая и жалобно постанывая.       — Кать, я… — а что говорить дальше? Тупик. Слов нет. Что я, случайно узнавший о вещах, явно не предназначенных для публичной огласки, могу вообще сказать? По факту, в случившемся моей вины в принципе нет, но нельзя же просто оставить Смирнову в таком состоянии, даже несмотря на ее гадкий характер.       — Отстань от меня, идиот! — очередное едкое оскорбление вылетело из уст плачущей Катерины, но фраза, последовавшая дальше произвела на меня куда большее впечатление, оставив за собой огромное количество вопросов. — Давай, ну же, иди в класс, расскажи всем, валяй… — последние слова были произнесены, казалось, из последних сил, оставшихся у девушки, ведь голос начал непроизвольно прерываться и стихать. Было видно, как Катино тело начало дрожать в попытках сделать очередной глоток воздуха, по всей видимости для того, чтобы продолжить огромную тираду оскорблений, но... Что-то тут не то...       — Кать? Катя, с тобой все в порядке?! — схватив «собеседницу» за плечи я немного подтолкнул ее назад, давая голове приподняться вверх, тем самым открывая вид на зареванное лицо Смирновой, перепачканное в потекшей с глаз туши. Но в ужас меня ввел далеко не внешний вид, что наоборот казался каким-то милым, будто все аспекты, оставшиеся после истерики, лишь подчеркивали натуральную красоту девушки.       То, что меня по-настоящему напугало — так это отчаянные попытки Кати протолкнуть в легкие хоть минимальную порцию кислорода, ко всему прочему оказывающиеся безуспешными. Смирнова начала задыхаться… Ее накрыла паническая атака или что-то вроде того.       Действовать нужно было быстро, но я впал в ступор, прокручивая в голове все уроки ОБЖ, на которых мне «посчастливилось» поприсутствовать. Но так как ничего дельного мы на них, ожидаемо, не проходили — пришлось импровизировать, параллельно с этим вспоминая армейские истории отца, во время рассказа которых он попутно объяснял мне какие-никакие правила оказания первой помощи. В один момент меня просто осенило. Искусственное дыхание! Сложив все «за» и «против» было понятно, что в одна из сторон явно одерживает победу, причем с явным перевесом.       Набрав в легкие побольше воздуха я вплотную прислонился к Катерине. Уже через мгновение наши губы соприкоснулись. Я почувствовал приятную теплую влагу, сопровождаемую кисло-сладким клубничным ароматом, коим отдавала, вероятно, помада. Меня во мгновение опьянило, отчего язык сам по себе провалился дальше, соприкоснувшись с Катиным.

Что я творю?!

      Собравшись с мыслями я прекратил процесс импровизированного поцелуя, начав впускать в легкие девушки воздух. Проделав эту процедуру несколько раз, не забывая помогать однокласснице выпускать излишки кислорода, пришлось отпрянуть, чтобы проверить ее общее состояние. Грудь Смирновой начала подрагивать, свидетельствуя о запуске процесса собственного дыхания, но было видно, что оно еще слишком сбито для адекватного обеспечения всего организма воздухом. Пришлось в очередной раз прильнуть ко рту пострадавшей. Но не успел я опомниться, как уже Катин язык начал двигаться, исследуя появившееся дополнительное пространство.       То ли рефлекторно, то ли специально девушка схватила меня, стоящего на коленках, за щеки, не давая ни единой возможности прервать происходящее. Пришлось поддаться. Наши языки самопроизвольно сплелись в безумном танце, а сердца будто начали отстукивать в такт.       «Как до этого вообще дошло?» — пронеслось у меня в голове. А впрочем, уже и не важно. Окончательно расслабившись я принялся углублять поцелуй со своей стороны.       Глаза Кати были широко распахнуты, а в ее взгляде виднелась странная, вспыхнувшая впервые, за все то время, что я ее знаю, искра, благодаря блестящим слезкам казавшаяся целым огнем. Изумрудным пламенем, колыхающимся на ветру сомнения.       Теперь воздух кончился уже в моих легких. Почувствовав это Катерина резко отпустила меня, отправляя мою спину в свободный «полет». Но так как пилот для подобного был подобран явно не лучший, закончилось это все глухим ударом о пол, сопровождавшим «приземление». И вот, моя поза уже почти в точности копировала ту, в которой парой минут ранее находилась одноклассница еще в спортивном зале.       — Ничего не было… Хорошо? — пробубнила дрожащим голосом раскрасневшаяся Катя, вытирая остатки слезок со своих щек.       — Кать, а… — будто предвидев мой вопрос собеседница перебила меня тяжелым вздохом. Проскользив кедами чуть вперед одноклассница разлеглась на полу, приняв позу, чем-то напоминающую морскую звезду. — Что у тебя на руках? — закончил я, садясь рядом с ней скрестив ноги.       — Петров… — голос Смирновой стал заметно ровнее, а тон мягче. Она поняла, что скрывать что-либо уже бесполезно. — Я устала. — последние два слова были произнесены полушепотом куда-то в пустоту, отчего уловить их стало довольно трудным действием. — Я просто устала… — повторила Катерина, в уголках глаз которой вновь начала скапливаться влага. — Он бьет меня…       — Он? — переспросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ.       — Отец. — отрезала та, делая глубокий вдох. — А Лилия Павловна куда более хороший учитель, чем мать. — процедила Девочка, сдерживая слезы.       — Кать… — я немного наклонился вперед, кладя свою ладонь поверх Катиной. — Резать себя же не выход…       — Не выход? А что мне еще делать по-твоему? Я в безвыходной ситуации, я ничего с этим уже не поделаю… Понимаешь, Петров? — взгляд Смирновой покосился в мою сторону, тщательно изучая каждый миллиметр лица и его мимику. — Да ничего ты не понимаешь. Живешь себе припеваючи, проблем ни разу в жизни не видал, небось… — шмыгнула она, поворачивая голову в противоположную сторону.       После слов Катерины в груди больно кольнуло, отчего я непроизвольно стиснул пальцы на тыльной стороне девичей руки. От неожиданности собеседница охнула и слегка дернулась, устремляя на меня свой непонимающий взгляд. На моем лице выступила грустная улыбка.       — Возможно ты и права… Повезло мне, наверное, что отца в этом году не стало, да? — естественно фраза была сказана с явным сарказмом, за которым я пытался скрыть больную тему, вскользь задетую Смирновой.       — Антон, я не хотела… — после моей фразы глаза девушки распахнулись от удивления, в них появились нотки сочувствия. Кому как ни ей суждено понять мое горе?       Ситуация, в которой находится Катя, вероятно, намного хуже моей. Ей не на кого положиться, в то время как у меня есть резко ставшая понимающей мать и умная не по годам сестренка. Останься я и без них — кто знает, может и не жил бы уже…       — Если тебе нужно кому-нибудь выговориться – можем прогуляться после уроков… — сам удивившись от своего предложения пробубнил я, заглядывая в блестящие глазки-изумруды собеседницы. Какие же они, все-таки, красивые…

Там, где наши чувства смешались Там, где ты ничего не понимала Ты пахнешь, ты пахнешь, как школьная парта Ты типа пахнешь, ты пахнешь, а я с тебя в ахуе, Катя