Пока Солнце веселится, Луна будет тихо плакать

Когай уже не первый раз замечает странную любовь своего друга именно к этим подводным существам: почти вся одежда украшена вышивками или рисунками краской по ткани карпов кои, стоит только увидеть пруд с рыбами – и все, оттащить Кои попросту невозможно… Как минимум, эти два фактора уже подтверждали странную любовь друга к этим рыбам. Стоит учесть, что повторялось это чуть ли не из раза в раз, особенно когда Когай и Кои оставались вдвоем. Почему-то при компании он себя так не вел: возможно, он боялся, что остальные как-то не так отреагируют, может даже и высмеют за подобное поведение.    А Акиоре еще ни слова не сказал в сторону друга. Да, немного странно и необычно, но кто сейчас нормальный? Тем более в их-то время…    Да и вообще, если человек чувствует себя спокойнее, когда смотрит на рыб, то за что его винить? Это ведь совершенно не плохо!    –Ты чего в стену смотришь? –Поднимает взгляд на Когая Кои и, когда тот не реагирует, пытается позвать того вновь. –Ты меня вообще слышишь? –Повышает голос он.    –А?! –Акиоре вздрагивает. –Ты что-то говорил?    –Спросил тебя, что происходит. –Вздыхает друг. –Ты в один момент начал в стену пялить, как обкурыш, и на меня не реагируешь. Может поделишься, что тебя так беспокоит?    –Почему ты так любишь карпов кои? –После долгой паузы тихо произносит он.    –А почему тебя это так интересует?    –Давно интересно было, на самом деле. Я часто замечал, как ты относишься к ним. А сейчас ты так о них переживаешь…    Было видно, насколько Кои стало не по себе. С одной стороны, рассказать то, что таил в душе столько лет, очень волнительно, да и что-то не хочется вовсе, а с другой… друг должен знать, так ведь?    Решение далось ему довольно тяжело, однако был выбран второй вариант. Резко выдохнув, Кои уставился на Когая, посмотрев тому в глаза со всей серьезностью, с которой только мог. Когай сглотнул, понимая, что его сейчас ждет.    –В детстве у меня друзей хоть и не было, но рядом с домом бабушки, у которой я времени проводил больше, чем в собственном доме, был пруд с карпами. Чтобы совсем не замкнуться в себе, мы с бабушкой и дедушкой ходили на пруд и разговаривали прямо рядом с карпами…    В голове резко, словно вихрь, проносятся воспоминания о тех самых минувших днях, которые были для Кои буквально самыми счастливыми. Родители опять пропадали черт знает где уже третью неделю, а сына сплавили первым согласившимся.    Хотя… Когда бабушка с дедушкой отказывались от возможности увидеть своего внука? Правильно, никогда. Те цеплялись за любую возможность провести время с мальчиком, который, к сожалению, стал первым и последним внуком: тем самым «родителям» дети больше были не нужны. «Лишний груз, да и только!» – обычно отзывалась мать. «Толку ноль, еще и деньги на него тратить!» – продолжал ее мысли отец.    Мать, на самом деле, от первенца хотела отказаться, но в последний момент совесть настолько замучила, что та не смогла отдать ребенка в приют. Первое время она действительно его любила, растила, отдавала все деньги и силы ради того, чтобы мальчик вырос здоровым, однако потом клубы и разгульная жизнь испортили ее также, как и отца. Видя всю картину, старики забрали мальчика к себе, хотя и понимали, что у них тоже ему будет несладко. Ну а что с них взять? Возраст уже не тот, сил почти не осталось, денег хватит на продукты, но не на игрушки. Однако другого решения просто не нашлось: когда те поняли, что ребенок остается без должного присмотра и в будущем либо отстанет в развитии, либо помрет с голоду, то забрали к себе.    –Ба, а когда мама придет?    –Не знаю, Хару, не знаю… –Тихонько говорила она.    Да знала она все.    Он лишь вздыхал и отворачивался к окну, не сводя взгляда с дороги, ведущей к их дому. Мальчик все ждал, когда мама и папа придут, но каждый раз он разочарованно вздыхал и, так и не дождавшись, уходил спать. Несмотря на то, что прошло уже достаточно времени, он никогда не забывал о родителях.    Дедушка часто пытался его отвлечь, потому что видеть убитого тоской и горем внука было просто невыносимо. С ним они выбирались кататься на велосипедах по лесополосе, по проселочным дорогам, ездили к морю и устраивали пикники… Конечно, до дальних точек они добраться не могли в силу возраста дедушки, но то, что находилось рядом они посетили чуть ли не по десять раз. По сути, гулять на улице – единственное, чем можно было занять ребенка в деревне: нагружать работой по дому они его не хотели, пока тот не перестанет мучиться морально, а игрушек и подавно не было.    Часто в свободное время дед уходил в мастерскую и вырезал из дерева различные фигурки – вот и один из способов заработка. Работать постоянно он не мог, потому что зрение подводило, и внука не хотелось оставлять одного. Хотя фигурки все равно получались превосходными: очки и разной силы лупы очень сильно помогали.    –Деда, а можно посмотреть, что ты делаешь?    –Нет, Харуто, там слишком опасно. Но не волнуйся, ты обязательно увидишь мое главное творение.    Постепенно грусть уходила, и теперь ребенок ждал того момента, когда он увидит новую деревянную фигурку. Хару ждал так, что каждый день интересовался у деда о процессе, а тот, чтобы не обидеть, говорил, что, мол, основу вырезал, но осталось выровнять и добавить детали. Хару пытался угадать форму этой фигурки, называл все геометрические фигуры, какие знал, потом пытался угадать животное, которое пытался вырезать дед из дерева, но всегда был далек от ответа.    –Ты его не знаешь, Харуто, но клянусь, однажды ты его увидишь. –Успокаивал того дедушка, а мальчик начинал считать дни.    Теперь о родителях он даже и не вспоминал. Его перестало волновать то, что у него нет друзей и семьи: всех этих людей заменили бабушка и дедушка.    Со временем, когда мальчик подрос, то стал получать работу по дому. По вечерам бабушка учила его готовить, а также математике и чтению, чтобы Хару мог хотя бы обладать базовыми знаниями. В школу тот не ходил – банально не было денег, чтобы оплатить все принадлежности, поэтому бабушка организовала некую «школу на дому» – все, что она знала сама, передала ему. Харуто оказался способным: всю информацию буквально схватывал налету, и такие моменты, когда мальчик что-то просил повторить, были далеко не часто.    Так проходили дни. Ничего нового в жизни не появлялось: некая «учеба» утром, потом работа по дому, а дальше – прогулка на пруд, чтобы увидеть карпов. Казалось бы, для ребенка это было бы скучно, но Хару всегда нравилось: мальчик ни минуты не скучал, причем даже в дождливую погоду. В такие моменты он читал книги. Бабушка поощряла это, хотя произведения в ее коллекции были довольно тяжелые для детского восприятия, но она всегда была готова помочь, если внук что-то не понимает. Однако все книги были либо про трагичную любовь, либо про беспризорников и бедняков.    Конечно, раньше книг было больше: у бабушки была огромная библиотека, причем не только японских писателей, но и английских литературных классиков, и какие-то из них были переведены на японский, а какие-то стояли в оригинале. Неизвестно, читала ли она их также легко, как и на родном языке, или они стояли просто для виду…    Какие-то книги потерялись при переезде, какие-то она одалживала кому-то, а те потом не возвращали назад – так домашняя библиотека и опустела. Сейчас же у нее чуть меньше сотни старых, потертых книг, которые все еще ценны и любимы.    Тем не менее, радость Харуто длилась недолго. Вскоре беззаботные, веселые деньки сменились грустью и апатией: у дедушки начали очень сильно болеть суставы, и в конечном итоге тот стал меньше ходить, меньше вырезать из дерева, да и в целом меньше проводить времени с семьей. Вообще, это было ожидаемо: человек в восемьдесят лет полностью здоровым быть уж точно не может.    Дедушке становилось все хуже и хуже, но он находил в себе силы хотя бы ненадолго уйти в мастерскую, чтобы доделать подарок для Хару. С каждым днем времени становилось все меньше и меньше, а потом в один момент ноги отказали. Дед просто рухнул на пол, держа в руке резак и кусок дерева. Тем не менее, тот, приняв более удобную позу, доделал все же свой очередной шедевр, который собирался подарить драгоценному внуку.    В момент, когда состояние деда совсем ухудшилось, тот тоже сидел в мастерской. Держа в дрожащих, не слушающихся руках резак, он продолжал шкрябать древесину, прикладывая к этому столько силы и упорства сколько мог. А сколько души было вложено в каждое действие… Даже по первому взгляду было понятно, что эту фигурку он делал с искренней любовью, потому что она предназначалась не на продажу, а для любимого внука. Конечно, те фигурки, которые шли на продажу, были тоже сделаны со всей душой и любовью (все же, он считал резьбу по дереву своей отдушиной, главным хобби, которое в конечном итоге переросло в профессию), но он не старался для них так сильно, как старается сейчас.    Внук для деда был очень важен. До этого дед смотрел на других мальчишек, иногда пробегающих мимо его участка, и понимал, насколько сильно он соскучился по маленьким детям: понятное дело – супруга его сама уже в возрасте, и речи о еще одном младенце быть не может, поэтому он мог лишь смотреть из окна на других и завидовать родителям и, непосредственно, бабушкам и дедушкам ребят. Завидовать, что у кого-то есть возможность обнять ребенка, научить чему-то, поддержать, провести с ним всю оставшуюся жизнь. Да, прекрасным отцом он был, вот только дочь в какой-то, непонятный для всех момент, связалась с плохой компанией, а дальше все по накатанной. И после этого ему хотелось воспитать еще одного, передать все знания, которые имеет, как когда-то было с матерью Харуто, вот только сделать его хорошим человеком. А тогда, когда она появилась на пороге вместе с ребенком на руках, дед был неимоверно счастлив. В Харуто дед узнавал себя.    Поздним вечером дед все же закончил свое творение. Он принял решение выложиться на максимум, но закончить фигурку сегодня – мало ли, когда настанет его конец. Вдруг он не успеет?.. Отгоняя нахлынувшую усталость, старик, не выпуская резак из рук, продолжал приводить некогда кусок темного дерева в очередной шедевр. Глаза слипались, хотелось прилечь, но дед несколько раз моргал, приводя себя в чувство, и продолжал работать. А какое чувство морального удовлетворения он испытал, когда делал последний, завершающий срез!.. Старик дал волю эмоциям: на глаза выступили слезы счастья от того, что желаемого результата он все же достиг. И вот, сгорбленный человек стоит посреди своей мастерской, опирается одной рукой на стол, на который светит яркая лампа, а в другой руке держит ту самую фигурку, которая стала частичкой его души. Стоит, улыбается так счастливо, а по щекам бегут тоненькие ручейки. И вот сейчас его не волнует, что он взрослый человек, а значит, должен вести себя сдержанно, – да кто этот бред придумал вообще? – наоборот, он позволил себе тоже вернуться в детство, побыть таким же эмоциональным, как те ребятишки с улицы. Вытерев слезы рукавом, он положил фигурку на стол. По всей видимости, усталость от труда и дальнейшие чувства очень сильно измотали его. Найдя в себе силы вернуться в комнату, он взял трость, которую брал только тогда, когда от переработки не мог ходить самостоятельно без опоры, и пошел к себе в комнату.    Он оставил трость на самом входе, а потом сделал два шага к кровати и сразу же лег, а потом позвал супругу и попросил ее забрать фигурку. «Она там, на столе» – сказал он усталым голосом. «Забери ее и передай мне. А потом позови Хару». Бабушка так и сделала. Медленно дойдя до мастерской, она увидела резного карпа кои. Рыба была как настоящая: она была проработана вплоть до мелочей. Каждая чешуйка, каждый плавник был сделан так реалистично, что аж дух захватывало. При первом взгляде можно было подумать, что это и есть когда-то существующая рыба, просто покрытая каким-то плотным материалом по типу коричневого скульптурного пластилина, а не фигурка из дерева. Сам карп кои был небольших размеров, ведь фигурка, по задумке деда, должна была быть кулоном.    Удивившись таланту супруга, бабушка аккуратно взяла рыбку в руки, стараясь лишний раз даже не дышать на нее, и понесла в комнату деда. Шла она еще медленнее, чем обычно: настолько сильно боялась уничтожить или повредить всей шедевр.    –Она получилась красивой, правда? –Именно с такими словами встретил ее старик.    –Да, очень… –Глаза бабушки заблестели. Полным восторга взглядом она посмотрела на своего любимого. –Держи. А я пойду позову Хару.    Харуто в тот момент читал очередную книгу из бабушкиной библиотеки. Сюжет ему казался не очень-то и интересным, но делать все равно было нечего, так что мальчик просто бегал взглядом по интересующим его словам, чтобы хоть как-то скоротать время. За окном, конечно, мир интереснее, но на улицу за этот день он уже насмотрелся, поэтому просто лежал в кровати, пытаясь выцепить взглядом интересующие его моменты в романе. Да и тем более, поздний вечер, что там на улице можно разглядеть, кроме темных ветвей деревьев и забора, освещаемого двумя фонарями?    В этот момент в комнату заходит бабушка.    –Пойдем, Хару… –Ласково, почти шепотом обратилась она.    –Ба, а куда пойдем? Поздно уже. Или нужна моя помощь где-то? – Отрывая взгляд от книги и откладывая ее на кровать вниз страницами, спросил мальчик.    –К дедушке в комнату. Он хочет кое-что подарить тебе…    Харуто обрадовался. Неужели это тот самый сюрприз, о котором говорил дедушка? Неужели он дождался?? Дыхание в один момент перехватило, глаза расширились, а на лице расплылась улыбка. Еще секунды две он смотрел на бабушку, не понимая, реальность это или сон.    –Это тот подарок, о котором говорил деда?    –А ты догадливый… –Со вздохом, но все также нежно произносит старушка. –Да, он. Чего таить? Пойдем, посмотрим.    Мальчику хватает буквально секунды, чтобы резко встать с кровати под тихий смех бабушки и чуть ли не вихрем вылететь из комнаты. Осознание того, что наконец-то творение дедушки, над которым он работал последнее время, закончено, и сейчас Хару сможет его увидеть вживую, рассмотреть со всех сторон, прикоснуться к этой вещи, которая для мальчика уже намного ценнее всех денег мира, бьет по вискам. Хочется быстрее добежать до комнаты, поблагодарить дедушку за труд, а потом прижать к себе, по всей вероятности, деревянную фигурку.    –Не торопись. Бабушка уже не молодая, так быстро бегать не может!.. –Смеясь, произносит она. –Прояви терпение.    –Прости, ба!    Неспеша они идут до комнаты деда. Харуто в любой момент готов помочь старушке, но этого, в конечном итоге, не потребовалось: она изредка останавливалась, чтобы передохнуть, а потом продолжала идти. Так, они наконец добрались.    Приоткрыв дверь, Хару увидел, насколько сильно дедушка измотан. Все, что сейчас он мог делать – лежать, смотря в потолок, а потом медленно повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедших. Его веки медленно смыкались, потом в таком же темпе размыкались, а грудь, казалось, вздымалась очень редко. Складывалось ощущение, что тот почти и не дышит вовсе… Единственное, что позволяло опровергнуть данную мысль, было то, что дедушка что-то держал в руках, причем так, что посмотреть было невозможно.    –Иди сюда, Хару… –Еще тише, чем бабушка, прошептал дед.    Мальчик повиновался и в мгновение ока оказался у кровати дедушки. Боясь лишний раз потревожить его, Харуто аккуратно сел на край кровати. С большими усилиями старик поднялся, облокотился на подушку спиной и посмотрел на внука измученными, но полными любви глазами.    Бабушка оперлась на косяк двери, чтобы посмотреть на эмоции своего супруга и, естественно, внука.    –Я не молод, Хару… –Начал дед. Харуто очень обрадовал тот факт, что дедушка впервые назвал его не полной формой имени. –Время идет. Жизнь не имеет остановок: время течет с неумолимой скоростью, а людям остается лишь смириться с этим фактом и подстроиться под него. Климат меняется, годы летят, сезоны сменяются… Города строятся, расширяются, появляется нечто новое, будь то музеи, торговые центры или технологии. Все развиваются. Даже люди развиваются: сначала учатся ходить, говорить, читать и писать, потом обретают остальные знания, идут получать образование, находят себе любимого человека, создают семьи…а потом стареют, прямо как мы с бабушкой. Это не изменить: невозможно повернуть стрелки часов чуть назад, повторить всю свою жизнь с самого начала, изменить прошлое, остановить время или вообще никогда не стареть и оставаться вечно молодым. Мы не волшебники, Хару. В нашем мире нет магии. Ты это понимаешь? –Мальчик кивнул. –Отлично. Есть такое понятие как «смерть». От нее никто не застрахован. Человек может умереть еще будучи ребенком, а может прожить до глубокой старости, как мы. Однако мы не знаем, когда именно наша жизнь прекратится…    Мальчик слушал деда, затаив дыхание. Сейчас, казалось, он говорит очень грустные, но правильные вещи: конечно, мы, то есть люди, не можем изменить судьбу и жить так, как нам угодно. Рано или поздно настанет конец.    Грусти или страха, на удивление, не было. У Харуто создалось ощущение, что он читает книгу по философии – несколько таких стояли на полках у бабушки, и парочку из них он пробовал прочитать, но забросил из-за сложности языка. А сейчас предельно все понятно.    –…мы не можем предотвратить это, а можем лишь отложить сей момент еще на немного – медицина, все же, в наше время развита. А я просто боюсь не успеть. Боюсь, что однажды умру, так и не сумев передать тебе мое величайшее творение. И именно поэтому я тебя позвал сюда.    Дедушка медленно, но с огромным усилием разжимает руки, и Харуто видит в них маленькую деревянную рыбку на черной толстой ниточке, которые очень часто используются в изготовлении ожерелий. Рыба как живая: мальчику кажется, что она прям смотрит на него, причем не в глаза, а в самые недра души. Причем взгляд у нее с одной стороны строгий и суровой, но с другой – полный любви и заботы. Именно такой взгляд, каким часто родители смотрят на своих детей.    Хару раскрывает рот от удивления. Это же сколько надо было вложить сил, чтобы рыбка была настолько красивой?.. Мальчик даже не может предположить, как долго дедушка ее делал – казалось, будто с момента его появления в этом доме, но а как на самом деле – вопрос хороший.    Бабушка тем временем все еще стояла у дверного косяка, облокотившись, и тихо плакала. Тонкие соленые ручейки стекали из ее глаз, разбиваясь о пол, но падали настолько беззвучно, что никто не обратил на это внимание.    –Понимаешь, карпы кои, на самом деле, очень хорошие слушатели. Когда мы ходили на пруд просто посмотреть на них, они плавали довольно резво и быстро, но когда бабушка, я или ты начинали говорить, они постепенно замедлялись. Они хранят множество человеческих тайн и историй, и на самом деле довольно умны для обычных рыб. Мне всегда моя мама говорила, что в карпов кои перерождаются мудрые люди. И я верю, что я был бы достоин этого. Но зато, когда меня не станет, и не важно, кем я буду в следующей жизни, этот карп всегда будет напоминать тебе обо мне и бабушке. Помни, мы всегда будем рядом, Хару.    –Спасибо, дедушка… –Мальчик аккуратно, боясь лишний раз сломать фигурку, надевает украшение на шею. Карп ложится точно на середину грудной клетки, левым плавником немного доставая до того места, где можно рукой почувствовать стук сердца.    –Пока твое сердце бьется, карп кои живет, Хару. И я живу, ибо в эту работу я вложил частичку своей души.    –Но разве ты не во все свои работы вкладываешь частичку души.    –Во все, естественно. Уж очень мне нравится вырезать по дереву. Но эта фигурка – особенная, потому что я делал ее не для какого-либо незнакомца, а для дорогого мне человека. Она для меня ценнее, чем остальные, понимаешь?    –Понимаю. Я буду беречь ее…    –Очень надеюсь, Хару.    На следующее утро бабушка обнаружила своего супруга мертвым. Он так и умер в кровати, и неизвестно от чего: возможно, переутомление. Заметив, что внук все пытается найти дедушку, она решила сказать правду, зная, какие последствия ее ждут.    И действительно, Харуто замкнулся в себе, а в глазах пропал тот азарт и блеск, который раньше можно было постоянно заметить во взгляде мальчика. Тот, как и бабушка, почти перестали улыбаться, смеяться, но продолжали традицию, которая у них сложилась: шли на пруд к карпам кои и выговаривались.    Рыбы же, казалось, разделяли всю их боль. В какие-то моменты они плавали медленно, будто боясь нарушить поток речи, в какие-то – наоборот так быстро, что было сложно уследить. Рыбы буквально олицетворяли поток мыслей каждого сидящего напротив.    Похороны прошли традиционно, как обычно и бывает. Этот момент Харуто предпочитает вообще не вспоминать, чтобы не расстраиваться и не тосковать. Да и воспоминания смутные: все это время мальчик был как будто не в нашем мире, и чем-то отдаленно напоминал призрака. Возможно, в от момент «выпадание из реальности» было защитной реакцией организма, чтобы не испытывать огромное количество стресса.    Но вот только…    …дедушка умер весной. А иероглиф «Хару» как раз означает «весна».    Это дало новый повод для нахлынувшей грусти. Харуто казалось, что теперь весна потеряла все свои краски, и было странно смотреть на такой яркий, разноцветный мир, но не замечать цветов. Даже самый насыщенный зеленый сейчас казался для мальчика обычным, неброским, серым. Теперь он не мог наслаждаться природой, как раньше. Он смотрел на все цветы, которые раньше так были им любимы, на птиц, за которыми раньше было интересно наблюдать, на деревья, пропускающие сквозь свои ветви лучики солнца, но не испытывал от этого душевного спокойствия. То, что его раньше так вдохновляло, сейчас стало для него безразличным.    Даже смех детей, часто резвящихся на улице, уже стал безразличен. Обычно Харуто отличался любовью к детям: пусть и не контактировал, но наблюдать за ними было забавно. А вот сейчас…как-то все равно стало. Ну подумаешь, дети и дети, бегают и бегают, и что?    Казалось, что мир иссушили. Теперь от него только оболочка.    Конечно, постепенно Харуто смог вернуться к нормальной жизни, однако мальчик хотел, чтобы весна поскорее закончилась. Он верил, что как только сменится сезон, так начнется новая жизнь, и все проблемы исчезнут. Так, с наступлением лета ему действительно стало легче. Он продолжал двигаться вперед, стараясь смириться с произошедшим, вот только…    …проблемы на этом не закончились.    С момента смерти деда бабушка начала себя вести очень странно: от нее буквально несло спиртом, она пристрастилась к курению, и почему-то время теперь проводила не с внуком, а со своими подружками – такими же любительницами выпить, как и она. Нет, бабушка никогда не поднимала руку на внука, причем даже будучи в стельку пьяной. В этом плане она за собой следила и никогда не упускалась до уровня «монстров в человечей шкуре», как она любила называть плохих людей. Максимум, что могла сделать – накричать, но и то за дело, если действительно накосячил.    Бабушка в конечном итоге долго не прожила. От горя, которое она испытала весной, начала потреблять алкоголь в больших количествах, хотя раньше пила только по праздникам. Именно в бутылке она находила свое утешение: крепкие напитки обжигали горло так, что физическая боль заглушала моральную, и жить становилось как-то проще. В трезвом состоянии она ощущала очень странное чувство: как говорила сама, ощущение, будто сердце вырвали, а организм продолжает жить.    Действительно, много лет она провела бок о бок с дедом. Это был ее первый возлюбленный, который потом стал супругом. Нее было ни одного случая, когда кто-либо из них изменял. Да, бывали ссоры – ну а куда без них? – но потом они все равно мирились. Мужчина часто говорил, что не может долго обжаться на нее.    Если на них посмотреть, казалось, будто они созданы друг для друга, буквально предназначены судьбой.    Бабушка умерла весной. Через год после смерти дедушки.    Харуто знал, где брать деньги на такой случай, поэтому на кремацию сбережений хватило, а соседка, и по совместительству собутыльница бабушки, забрала дом себе, чтобы не было лишних вопросов, а Харуто мог спокойно зажить самостоятельной жизнью и не попасть в приют. Старушка дала ему денег на первое время, обняла на прощание, понимая, что больше никогда его не увидит, а потом закрыла дверь.    В последний раз мальчик пошел к пруду, чтобы посмотреть на рыб. По пути он вспомнил, что именно символизируют карпы, ну по крайней мере те пункты, о которых бабушка с дедушкой говорили.    Дойдя до пруда, он первым делом посмотрел вдаль на красивые, зеленые деревья, листва которых подсвечивалась закатным солнцем, и только потом перевел взгляд на рыб. Те размеренно, неспеша плыли отрядом друг за другом вдоль каменного бортика, а потом, когда один из них, вероятно, вожак стаи, повернул, остальные повернули за ним, проплывая рядом с Харуто.    Парень присел на корточки. Долго сверлил их взглядом, причем так, что рыб замедлили ход.    –Прощайте, карпы. Я еще вернусь, но не знаю когда. Надеюсь, вы будете в безопасности.    В этот момент Харуто решил, что больше не вернется.    В этот момент Харуто решил отречься от имени.    Но карпов кои навещать он будет.    В честь них, и в честь подарка дедушки и выбрал себе новое имя – Кои.    Кои двинулся в неизвестном направлении, подальше от деревни.    –…каждый день к карпам на пруд ходили. Они, по сути, были моими друзьями в детстве. Ну а потом я тебя встретил, да.    –Ну нихуя! Рад слышать, что ты считаешь меня другом.    –А как иначе? –Усмехнулся Кои. –Столько времени бок о бок провели.    Кои переводит взгляд на двух карпов, которые постепенно обретают силы и начинают плавать более активно. Первый из них – толстенький, пятнистый: кажется, будто на белом холсте разбрызгали черную и оранжевую краску, а второй – вытянутый, бело-красный, с прикольной кругленькой точкой на лбу. Рыбы кружат, пытаясь понять, сколько пространство у них имеется.    –Я все еще не понял, почему ты так привязан к этим глупым ры-…    –Цыц, блять! –Шипит на Когая друг. –Карпов оскорблять не позволю.    –Окей-окей, чувак, остынь! –Акиоре вытянул ладони вперед, пытаясь успокоить ни с того ни с сего разбушевавшегося друга. –Прости… Так…почему именно карпы кои?    –Буквально все детство с ними, я же говорил. –Кои не замечает, как повышает голос, а когда осознает это, прикусывает губу и отводит взгляд. –А вообще… Замечал у меня деревянного карпа на шее?    –Сложно не заметить, чел. Эти карпы у тебя повсюду…    –Так вот это подарок от дедушки. Единственного адекватного родственника, не считая бабушки, который у меня был.    –Дед мертв? Бабушка?    –Догадайся.    –Блин, прости, реально хуйню сморозил. А об этом пруде как ты узнал?    –Это и есть тот самый пруд, на который мы ходили в моем детстве. –Вздыхает Кои. –Он чуть вдали от деревни, но все равно за ним ухаживают люди, и я им искренне благодарен. Только вот мне интересно, с какого именно момента рыбы в пруду гибли?..    –Может человек, который ухаживал за ним, уехал или умер? –Предполагает Когай.    –Возможно.    Снова неловкое молчание. С Кои иначе невозможно: сам по себе он довольно тихий, поэтому монологов от него в обычной жизни не дождешься. Акиоре тем временем испытывает такую неловкость!.. Во-первых за то, что поднял такую острую тему, а во-вторых за то, что снова повисло молчание. Сначала он пытается убедить себя, что это – абсолютно нормально, но потом, когда тишина начинает сдавливать виски, он не выдерживает.    –А почему твое имя связано с названием рыб?    Сердце Кои пропускает удар.    Парень не знает, стоит ли сказать другу вообще про то, что «Кои» – псевдоним, и он, по сути, только и делал, что наебывал людей, говоря, что это его настоящее имя, или же стоит промолчать, и сослаться на увлечение рыбами бабушки и дедушки… Но это опять ложь. А врать так много Кои не любил, но приходилось.    Кои никогда так много не говорил другу. Никогда. Он вообще мало говорил, и еще меньше распространялся о своем прошлом. Сейчас он рассказал о себе очень много, поэтому Когаю вообще стоит гордиться, что удосужился такой чести.    С другой стороны – «раз начал, то говорит до конца». Это, пожалуй, одна из лучших фраз бабушки за все время воспитания, которую юноша не только усвоил, но и сделал чуть ли не девизом собственной жизни.    Но почему так сложно себя пересилить и признаться?    –Это не мое имя. –Кои выпаливает на автомате, совсем не понимая, что произошло.    Осознание приходит только тогда, когда он видит удивленное лицо друга.    Обратного пути нет.    В смысле?..    –Я отказался от своего настоящего имени и взял псевдоним. Я ненавижу весну, и хочу забыть это время года. Прости, что врал.    Когай немного не понимает, причем тут весна вообще, но спрашивать об этом он не решился. Возможно, с весной у него связаны не самые лучшие воспоминания – единственный вывод, который и так многим будет с первого раза понятен, мелькает в его мыслях. Понятное дело, что если бы Кои хотел, он бы сказал больше, но Акиоре понимает, что друг и так необщительный, а тут он говорит очень много, так еще и о себе. Небеса благословить надо, что Кои вообще согласился рассказать нечто личное, то, что остальные вряд ли знают.    Кои отводит взгляд в сторону, стараясь избежать зрительного контакта с Когаем. Почему-то именно сейчас его накрыло чувство стыда за то, что ему приходилось врать, за то, что обманывал на данный момент самого дорогого ему человека…    В один момент, когда юноше становится сложно собраться с мыслями и привести эмоции в порядок, он закрывает лицо руками и медленно вдыхает и выдыхает несколько раз. Панических атак у него никогда не было, да и он не уверен, она ли это вообще или просто перегруз ментальной системы. Тем не менее, в прошлом у него с этим проблем не возникало.    Акиоре, видя состояние друга, тянется к нему и обнимает, причем так крепко, что выбраться просто невозможно. Кои даже не предпринимает попыток освободиться: знает, что бесполезно. Да и не очень-то хочется, если честно. Обычно парень как раз и был тем, кто спасает, дает поддержку, но только тем, кого считает друзьями, но наступали моменты, когда самому хотелось почувствовать заботу.    Хотелось не спасать, а быть спасенным.    –Какое твое настоящие имя? –Акиоре не знает, сделает ли он хуже, но все равно предпринимает попытку задать вопрос. Ну а Кои, если что, промолчит, если посчитает нужным.    –Я отвечу только на это. Для остального мне нужно время.    Кои понимает, что в дальнейшем не сможет отвечать без слез. И его волнует не то, что у него очень грустная судьба, и пережил он достаточно много, а то, что он никому это не рассказывал раньше. Вообще никому. Да и у него толком мало друзей было, с кем можно было вдоволь наболтаться. Так, максимум хорошие знакомые, но с ими по душам не поговоришь…    Сейчас он даже не понимает, правильно ли поступил. С одной стороны – да, но вот с другой… Из-за этого сомнения сложно успокоиться, и отсутствие четкого ответа тоже давит на голову. Кои кажется, что сейчас на его плечах лежит неподъемный груз, который не дает ему выкарабкаться наверх и выбраться из этой ямы переживаний, в которой он буквально существовал с момента смерти бабушки и дедушки.    –Хорошо.    –Харуто. Меня зовут Харуто.    До Когая наконец доходит, почему Кои Харуто ненавидит весну.