Иней на окнах

— Вер? Привет, радость моя. Как Анюта? — Только что уснула, — Вера приложила палец ко рту. — Не шуми, ладно? Ну Андрей, какой ты кабанчик… Андрей рассмеялся и сел на стул, пытаясь как можно лучше скоординировать движения. Он не мог сказать, что жизнь его с рождением дочурки в корне изменилась, но… Было всё-таки что-то сакральное в том, чтобы возвращаться домой и целовать любимую женщину и родную малышку. Ну, да, он не бросил пить, не перестал заглядываться на красивых тёлочек, не повзрослел в одночасье и до сих пор любил повалять с Михой дурака, но в душе и сердце его постоянно светилась лампадка истинной любви к продолжению себя, плоти от плоти своей. И он, не раздумывая, отдал бы ради неё жизнь. Первый месяц крошка Анька только и делала, что спала да кушала. Молока у Веры было в достатке и Андрей с обожанием смотрел на совсем налившуюся грудь. Смотрел и глотал слюни, довольствуясь минетом и дроча втихаря на порнушку. Потому что воздержание после родов никто не отменял, а Князь не был ни монахом, ни евнухом, чтобы полтора месяца сидеть совсем уж на голодном пайке. А когда стало можно, масла в огонь стала подливать внезапно обретшая голос и характер Анюта. В жизнь молодых родителей ворвались ночные истерики, колики и прочие малоприятные радости. Вера мужественно держалась, а Андрей порой откровенно сбегал на точку. На помощь приходили его родители, а в конце лета обещалась приехать в отпуск Верина мама. Мишка теперь в гости заходил нечасто, но всегда с благоговением глядел на малышку. Вера, заметив его осторожный интерес, смеялась, учила их вместе с Андреем менять подгузники и даже просила Миху покачать Аню на ручках. Князь первое время на это смотрел с опаской, и сам лично не доверил бы свою дочь ни Михе, слишком задумчивому, рассеянному и временами неуклюжему, ни даже себе. Но Вера не боялась, Анька старательно складывала губки в подобие улыбки, и Андрей не стал ничего запрещать. Пусть Миха позабавится с дитём, глядишь, попроще к жизни станет относиться. Одно удовольствие было смотреть, как Мишка гримасничает перед Аней, пытаясь добиться настоящего смеха, а потом носит столбиком и, когда на его вполне чистой футболке оказываются остатки Анькиного молочного ужина, ржёт и говорит, что из неё вырастет настоящая панкушка. — А вообще хорошо, что она девочка, — сказал он однажды, когда стоял возле кроватки и смотрел на спящую Анюту. — Прикинь, был бы такой пацан, как мы с тобой. Стрельнуться можно. — Нет, Мих, девки тоже такие бывает, — Андрей покосился на заворочавшуюся Аню и утащил Мишу на балкон, — что палец в рот не клади. Да вот хоть твоя Лизка. — Не моя она, — ответил Миха и призадумался. — Она сама по себе. Говорю же, кошка. Что ей надо? — Верка говорит, она боится. А мне кажется, бесится просто. Миха помолчал, стряхнул пепел и вдруг выдал: — На работе к ней клеится кто-то. — Чего? — удивился Андрей. — В смысле? — Да цветы у неё все время в вазе, которых я не дарил, уходит вечерами не пойми куда, на звонки не отвечает. Стопудово кто-то ухлёстывает за ней. — Так ты-то чё? Не ревнуешь? — Нет, — слишком спокойно ответил Миха. — Может, пока и нет ничего. Я жду. Но если застукаю… Урою обоих. Андрею даже стало капельку страшно, настолько суровым было выражение его лица. Он подумал-подумал, да и рассказал об этом разговоре Вере. Верка расстроилась и пообещала всё разузнать.