Закон крови

Адариэль приходил в себя долго, как будто выбираясь из-под навалившейся лавины. Красная пелена перед глазами – тяжесть, словно на плечи давит всё вокруг, – вспышки боли, то резкой, то ноющей. Зашевелился, тихо застонал сквозь зубы – и только услышав собственный голос, вспомнил, что этого делать нельзя. Всё ещё нельзя давать слабину. И – от этой мысли окончательно очнулся, открыл глаза. Перед ним сидел лагерный целитель – Адариэль ни разу не видел его в лицо, лишь знал о его существовании, но догадался по белой одежде. И вдруг растерялся – он не думал, что в такой момент ему станут помогать. Разве кто-то имеет право облегчать его боль, если он был наказан? - Живой? – целитель негромко усмехнулся, повертел в руке какую-то склянку. – Вот и хорошо, хотя пока ты не очнулся, было проще. Тихо. Не шевелись. - Вам... разрешили прийти сюда? – Адариэль всё же спросил, с трудом шевеля пересохшими губами. Тот вскинул брови, задумался. - Разрешили? – растерянно переспросил, но вдруг рассмеялся. – А, вот в чём дело. Ты совсем зелёный, да? Раны нужно обработать, иначе не заживут. Или что похуже, а ты командиру живым нужен, между прочим. Да и отцу с матерью, помнишь? Адариэль не ответил. Об отце и тем более о матери говорить ему совершенно не хотелось. - Вообще, конечно, скажу я тебе... – неожиданно целитель нахмурился, странно как-то посмотрел. – Кто-то свои первые шрамы в бою зарабатывает. А кто-то... вот так. От этих слов Адариэля передёрнуло, бросило в жар – подобного он не ожидал. Сам не понял, что чувствует – стыд? Растерянность? Или...? Нет, неожиданно подумал он. Больше всего в этот момент ему хотелось спросить этого человека, говорил ли о нём хоть что-то командир. И – говорили ли в лагере. Конечно, едва ли, что им до него, посмотрели на необычное зрелище и забыли, и всё же... вдруг хоть кто-то считает, что он достойно выдержал испытание? Хоть кто-то теперь перестанет коситься в его сторону – и смотреть то ли с отвращением, то ли с недоумением? Не спросил ни о чём, конечно. Отвернулся, подставляя спину, стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Несколько дней его почти не трогали; засыпал тяжело, по утрам – собирал все силы, чтобы отогнать дрёму, вернуться в мир, где каждое движение может причинить боль. И всё равно не забывал, просыпаясь, читать молитву Богине. Без этого было тревожно, как будто что-то дурное может случиться – не с ним, но с кем-то из немногих его близких, может быть, с матерью или с одним из друзей, оставшихся там, далеко, в прошлой жизни. И... саму её, Матерь великую, не хотелось предавать. Казалось бы, что ей один маленький человечек? И всё же она виделась Адариэлю такой хрупкой, такой нежной, что хотелось поддержать её – даже собственным ничтожным голосом, обращённым к ней. Ведь именно вера людская держит мир, вера, вера и любовь... Однако вынужденный и больной, но всё же покой не продлился долго. Когда Адариэль снова был в шатре один, к нему заглянул один из ай’каров – и, вдруг усмехнувшись, поманил за собой. - Эй, поднимайся, - почему он так весел? – Командир собирает всех. У него там событие. На поле, где обычно проходили тренировки, действительно собрался уже почти весь лагерь. Командир стоял в окружении своих ближайших помощников, а рядом с ним... сначала Адариэль решил, что ему показалось, но – нет. По правую руку от него, одетый в лёгкую походную одежду, стоял мальчишка лет двенадцати. Светловолосый, худой, юркий – и, когда Адариэль смог подойти поближе и присмотреться, то понял, что он очень похож чертами лица на самого командира. Разве что на его губах, в отличие от старшего родича – они просто не могли не быть связаны по крови – блуждала едва сдерживаемая улыбка. - Все в сборе, - наконец, заключил командир, обводя ай’каров суровым взглядом. И проговорил, отчасти торжественно, но – отчасти так, словно эти слова причиняли ему сильную боль: - Итак, я должен сообщить. С этого дня в нашем лагере останется этот юноша, родной мне по крови. Мне сообщили дурную весть, что его отец, мой дорогой брат, умер от тяжёлой болезни, и его младший сын остался круглым сиротой. Старшие его братья давно получили своё образование и правят в своих землях; последней же волей моего брата было то, чтоб и младший сын набрался жизненного опыта, а потому он направил его ко мне. Он будет тренироваться вместе с нами как равный и делить с нами же все тяготы нашей жизни. А теперь я предоставлю слово ему самому – пусть же назовёт своё имя, ибо сам я не вправе. Мальчишка тоже огляделся – и Адариэль понял, что не видит в его взгляде ни боли потери, ни страха перед незнакомцами. Должно быть, он уже успел справиться со своим горем; должно быть, в силу своей юности он испытывал любопытство – а что же дальше станет с его жизнью? - Меня зовут Мио аль Эрглен, - проговорил он, сделав шаг вперёд. И вдоруг улыбнулся, так, словно не беда привела его сюда, а все, кого он видел, были ему братьями, по которым он давно тосковал. – Вы можете звать меня Мио, ай’кар Мио, если так угодно, ведь теперь я один из вас! Когда я стану старше, я отправлюсь в путешествие, чтобы открывать новые земли. Конечно же, мне потребуется умение защитить себя, а вдруг там водятся дикари? А может быть, кто-то из вас захочет отправиться со мной. Для меня это было бы честью! Он договорил – и Адариэлю показалось, что кто-то в толпе тихо усмехнулся. Осторожно, нерешительно, просто не сдержавшись – потому что никто в здравом уме не стало бы смеяться над родичем командира, даже совсем юным. Однако командир и сам, похоже, не был доволен речью мальчика – и на лицо его легла тень. - Мы благодарны за приветствие, - всё же ответил он. – Однако пока говорить о столь отдалённом будущем не имеет смысла. Вам, юный ай’кар Мио, предстоит ещё многому научиться. А сейчас все свободны! Через час – здесь же, на тренировке. Толпа стала постепенно расходиться; кто-то, однако, задержался – поглядывали на мальчишку с любопытством, и командир замечал эти взгляды. Адариэль тоже замешкался. Он вдруг понял, что за то короткое время, что он видел его, мальчишка уже успел вызвать у него – уважение? восхищение? Мало кто мог так смело и уверенно рассказывать миру о своих мечтах; а уж ему самому подобное и подавно даже не снилось – всё было решено за него, и ему оставались лишь робкие мысли. И вдруг – как будто луч солнца сквозь тучи. И – болезненная тревога ранит сердце. Сможет ли это юное создание сохранить себя здесь, особенно рядом с суровым командиром? Тот выглядел так, словно уже готовится отчитать его – лишь знает, что не стоит делать этого прилюдно. - Ай’кар Мио, - наконец, обратился он к мальчику. Не сказать, что холодно – просто без всякой интонации. – Прошу проследовать за мной в шатёр. Оглянулся – и Адариэль почувствовал, что командир смотрит именно на него. Ничего, однако, не сказал. Отправился прочь быстрыми резкими шагами.