Точка невозврата (2 сезон сериала)

Лост-Айленд, Канада. — Послушай, парень, Доновану бы не понравилось, что я рассказываю тебе это, — Джекилл нервно вертит в руках ручку, что для него несвойственно. — Моего отца здесь нет, Доктор, — твердо говорит Тайлер. — Знаешь почему ты оказался здесь, а не в тюрьме? — Доктор задает резонный вопрос.       Тайлер никогда не был особенно сообразительным, но ему не пришло в голову задать этот вопрос ни себе, ни доктору. — Если честно, нет, — слегка хмурится Генри. — Твой отец позаботился, чтобы тебя принудительно лечили в психиатрической лечебнице. По документам ты находишься именно в ней, что, конечно, не так. В Лост-Айленд часто бывала Франсуаза и мы делали все возможное, чтобы стабилизировать ее. — Доктор, я читал письма… и… — Тайлер не успел договорить, его прервал Джекилл. — Значит, ты уже в курсе, что я любил Франсуазу, — Доктор снял очки и сжал переносицу большим и указательным пальцем: — Я дал слово, что буду молчать. Он думал, если скроет от тебя все, то убережет. Но Тайлер, тебе 18, твоя мама умерла у меня на руках, ты имеешь право знать правду.       Доктор помолчал еще какое-то время, а затем продолжил: — В 89 году Джерико разделился на два лагеря: тех, что хотели мирно жить с изгоями и тех, что мечтали предать их огню. Открыто никто не трогал изгоев, но семья Гейтсов — богатейшая на тот момент в Джерико, подстрекали сторонников усложнять жизнь студентам Невермор и горожанам изгоям.       Большая часть детей и наших на тот момент ровесников спокойно сосуществовали друг с другом. Мы собирались на тусовки, ходили вместе в горы. Сирены учили младших нормалов плавать, а оборотни дрессировать собак, либо выслеживать дичь. Мы влюблялись. На тот момент в Джерико жили смешанные семьи. Франсуаза встречалась с Донованом, они обожали охотиться.       Никто из нормалов не верил, что хрупкая Франси была крупным Хайдом даже для самца своего вида. Из-за светлых глаз ее считали сиреной. Однажды Франси гостила у Галпинов и задержалась, Донован хотел отвезти ее, но она отказалась — любила ходить пешком. Прихвостни Гейтсов выследили ее и…       Доктор Джекилл сделал паузу, а затем начал свой рассказ: — Их было шестеро, они избили ее и насиловали по очереди. Она не обратилась в Хайда, чтобы дать отпор — знала, что убьёт их. В полночь ее нашел один из оборотней. Франси была без сознания, в изорванной в клочья одежде, багровой от крови. Когда она очнулась, то молчала неделю. Не могла оставаться одна, не подпускала к себе ни меня, ни Донована, с трудом давала себя перевязать медсестре. Я дежурил в лазарете, когда Донни не мог. Она все время плакала, я в тысячный раз спросил кто это, сделал с ней, и она наконец ответила, назвала имена. На следующий день я должен был ехать сюда, в Лост-Айленд, но утром не поехал на станцию, а нашел Донована. Мы все спланировали прежде, чем я уехал. В Лост-Айленде я получил письмо от Франси, в котором она сказала, что очень скучает и хочет меня видеть. Я убедился, что она покинула Невермор и рванул обратно в Джерико. Донован ждал меня в условленном месте. Ни о чем не подозревающие ублюдки пили пиво у костра и смеялись, смакуя подробности той ночи. Я убил их всех, разорвал на кусочки. Донован помог избавиться от того, что от них осталось, а затем написал анонимный донос на всех шестерых. Мы не знали, что наш поступок обернется катастрофой для Франси. Белладонны поддержали наш план, давали свидетельские показания, было заключение врача, но обвинили в убийстве все равно ее. Мы с Донованом решили во всем признаться, но в последний момент он сдрейфил и сбежал. Когда я признался Франсуазе и полиции, мне одному никто не поверил. Поднялась шумиха, историю хотели замять как можно скорее. Франсуазу обвинили в клевете, от стресса у нее началась бессонница и усугубилась мигрень. Невермор грозились закрыть. Белладонны как элитный студенческий клуб начал масштабную кампанию: Тиш и другие девочки собирали митинги в поддержку жертв насилия, парни тоже их поддерживали. Директор давал нам добро на каждую инициативу. Мы сделали разгромный спецвыпуск газеты. Знаю, сейчас это звучит смешно, но тогда они имели большую силу. Выпуск вызвал широкий резонанс. Тираж был огромный, мы собрали пожертвования и напечатали 300 000 экземпляров. Все влиятельные семьи изгоев получили этот выпуск, каждый житель Джерико и соседних городов. Франсуазу атаковали все: и ее сторонники, и те, кто желал ей смерти. Она получала письма коробками. Мы думали, что помогаем ей. Все дошло до того, что в Джерико началась потасовка. Нормалы закидали лавку мясника-оборотня красной краской, испортив товар. Двух школьниц из смешанных семей поймали, им остригли волосы и измазали грязью. Это был скандал, город чуть не разрушили. Некоторые студенты Хайды из Невермора еще плохо контролировали свои способности, их обращение повлекло увечья и несколько убийств. Погибло около 50-ти нормалов. После этого, существование Невермора поставили под вопрос. Мэр, директор и совет попечителей всю ночь не выходили из кабинета, искали решение. Лучшее, что они могли придумать, осудить тех подонков за изнасилование посмертно и завести дело об их убийстве. Утром в кабинете директора Белладоннам дали самый непростой выбор в их жизни: взять ответственность за подстрекательство к беспорядкам и ликвидировать клуб или исключить Франсуазу и всех Хайдов из Невермор. Тогда клуб имел полномочия влиять на решения в школе, но после того выпуска «Вороньего Вестника» нас признали несостоятельными и незрелыми. Большинство проголосовало за исключение, дабы сохранить влияние. В тот же день Хайды собрали вещи и уехали. Смешанные семьи покинули город в течение недели. Местные изгои уехали еще до беспорядков. Джерико опустел. — На этом доктор закончил говорить, подошел к шкафу и налил себе водки.       Повисла тяжелая, тягучая как ртуть пауза.       Тайлер пялился в одну точку. Мир треснул, как глиняный горшок, разлетелся на осколки. Внутри все клокотало от злости, жгучий раствор ненависти и несправедливости обжигал нутро. Он вытер слезы и спросил: — Что было потом? — Потом историю замяли с помощью влиятельных семей. Торпы, Аддамсы и Танака изъяли злосчастный выпуск из всех киосков, полиция обязала всех принести свои экземпляры в участок. Франсуаза поселилась в Лост-Айленде, жила и работала здесь, пока на пороге не появился Донован и не забрал ее обратно в Джерико. После твоего рождения ей стало хуже, Франси утратила связь с реальностью. Она приезжала в Лост-Айленд все чаще и чаще, потому что не контролировала переход. Донован боялся, что она навредит себе, тебе и другим в Джерико. За день до смерти, Франсуаза появилась на пороге с коробкой, что я дал тебе. Она все годы хранила улики, доказывающие, что я убил тех уродов. Она была абсолютно нормальной весь день, а перед капельницей стабилизатора, вышла из себя, сломала позвоночник медсестре и скрылась в лесу. Мы искали ее всю ночь, нашли на рассвете едва живой. Она съела ягоды белладонны, мы сделали что, могли, но… Франсуаза умерла у меня на руках. Донован не приехал на ее похороны. Никто тогда не приехал проститься с ней. Она похоронена здесь, в саду Лост-Айленда.

***

      Тайлер и Джекилл весь путь к могиле Франсуазы шли, погрузившись в молчание. Знай он раньше, что на самом деле произошло, собственноручно придушил бы каждого Торпа, Аддамс и Танака на Земле.       Его пожирала злость за то, с какой легкостью эти семьи стерли с лица земли трагедию его матери. — Тайлер, — словно прочитал его мысли Доктор: — в том, что произошло виноват только я и Донован. Мы хотели помочь, отомстить за нее, но при этом не спросили чего хочет сама Франсуаза. Она была рада, что все утихло так быстро. — Ее изолировали, выбросили как мусор на обочину. Те, кто должны были поддерживать, защищать и оберегать. Они просто забыли о ней, — злобно говорит Тайлер. — Она сама этого хотела, дружок, — пытается успокоить его Доктор. — Не называйте меня так, я вам не дружок, — огрызается парень.       Могила Франсуазы утопала в свежих цветах и тени деревьев. Покой, который окружал ее, круто резонировал с тем, что чувствовал Тайлер.       Ненависть шипела в нем, разъедала плоть. Ложь, в которой его вынуждали жить все 18 лет превратилась в непроглядную тьму, и он тонул в ней, захлебываясь желанием отомстить.