Айрис Окделл и квантовый преобразователь герцогини Фиеско

…можно ли представить себе, как Париж решился бы внушить одному человеку такой факт (если предположить саму возможность сговора)? Возможно ли, чтобы об этом сговоре ничего не узнали? Все доводы, выдвинутые нами по отношению к естественным фактам, снова появляются здесь сами собой и заставляют нас понять невозможность подобного обмана. Д. Дидро, «Энциклопедия»

Айрис не повезло и наутро: в столовой она наткнулась на герцогиню Фиеско, которая — как будто не хватило вчерашнего — снова завела речь о маркизе Дьегарроне: не ошиблись ли они накануне, назвав его генералом, не произвели ли его уже в маршалы — и не писал ли герцог Окделл об этом отдельно? Это означало, что каждый виток игры держится не один вечер, а целые сутки, не рассеивается за ночь, а только крепнет — и поэтому Айрис приехала в Гальтару совсем раздосадованной. Немного успокоившись рядом с камнем, она потом еще долго жаловалась ему на Дика, товарок и вообще судьбу, а выговорившись, излив горе и обиду, даже плакала, обняв его, и опомнилась, когда уже сгустились сумерки: она засиделась в Гальтаре почти до темноты. Вернувшись, она обнаружила в гостиной только трех дам: Селина и герцогиня Фиеско, расположившись у стола, напротив друг друга, вели бурный спор — на свет уже явилось письмо Герарда, и Селина то и дело размахивала им, как знаменем. Луиза, оттащив кресло в дальний угол, с кислым лицом читала книгу; увидев Айрис, она поднялась, попрощалась, извинилась, сославшись на усталость, и вышла: должно быть, в гостиной ее держало только беспокойство за Айрис, и теперь, когда та вернулась, она со спокойной душой смогла уйти. Эжени вообще не было: кажется, она распекала кухарку — проходя по двору, Айрис слышала, как из заднего флигеля доносился ее звучный голос. Слугами та командовала, как генерал — войсками: не срывалась чуть что на крик, как матушка, но муштровала, вечно гоняла с поручениями и требовала подчинения; и, наверное, не допускала несправедливости, потому что слуги ее, как ни странно, любили. То, что ее нет, показалось Айрис хорошим знаком — внушило надежду, что сегодня обойдется без разговоров о Дике: может быть, Создатель или древние боги наконец ответили на ее мольбы, сжалились, даровали передышку. Айрис села в кресло, оставленное Луизой, и прислушалась к беседе; на колени ей тут же, появившись как из ниоткуда, запрыгнула давешняя трехцветная кошка, свернулась и принялась мурлыкать. Айрис осторожно почесала ее за ухом: матушка не жаловала кошек, считая их, как принято у истовых эсператистов, нечистыми тварями, и не пускала в жилые комнаты — но они, конечно, водились в замке: в людской, на кухнях, во дворе — и Айрис ничего не имела против. Кошка мурлыкнула, и Айрис рассеянно подумала, что не помнит, у кого та сидела на второй день — наверное, у Эжени, то есть перебрала за эти дни всех и теперь добралась до нее. Спорили почему-то о патриотизме: Селина с жаром доказывала, что любой, кто родился в стране, с колыбели должен ее обожать, быть ей верен, готов за нее убивать и умереть. Герцогиня, чьи земли присоединились к Талигу совсем недавно, мягко возражала: она, наверное, разбиралась в патриотизме еще меньше, чем Айрис (хотя злые языки сказали бы, что не бунтовщикам Окделлам, предателям короля и отечества, рассуждать о подобных высоких материях) — то есть понимала его как верность собственной провинции, а не целой огромной стране. Увлекшись, Айрис придвинулась ближе и теперь ловила каждое слово. — Но согласитесь, что это ужасно — воевать против собственной страны! — бросила Селина. — Это последнее дело, никуда не годится! Если человек бежал куда-то в другую страну, присоединился к наемникам, и его послали на войну против своих же — это ведь настоящее предательство? — Допустим, — герцогиня качнула головой. — Моя милая, вы так разволновались: неужели вы имеете в виду кого-то конкретного, а не приводите общие доводы? — Именно! Представляете, на стороне Бордона — против Фельпа, а значит, и против Талига, — воевал гайифский корпус, и там были наемники. И вот что пишет Герард, — Селина разгладила письмо. — «Достоверно никто не знает, но виконт Валме вскользь упомянул, что он видел среди гайифцев печально знаменитого маркиза Эр-При, который раньше скрывался в Агарисе, а потом, после своей неудачи в Варастийской кампании, будто бы перебрался в Гайифу. Виконт Валме заметил его на корабле, но не был уверен точно, что это он: корабль успел уйти, из его команды никто не попал в плен — поэтому виконт решил не сообщать монсеньору и только в дружеской беседе, к слову…» Опять монсеньор! Айрис не сдержала разочарованного вздоха. Селина, осекшись, мгновенно развернулась и, прихлопнув рот ладонью, уставилась на нее полными ужаса глазами. — Айри! Ох, прости, я не заметила, как ты пришла! Поверь, я при тебе ни за что не стала бы говорить о Гайифе и о маркизе! Айрис нахмурилась: что-то царапнуло ее разум при слове «Гайифа» — какое-то недавнее воспоминание, оброненная, будто бы неважная, проскользнувшая фраза. — Я точно не имела в виду Ричарда! — затараторила Селина. — Это не о нем! Пусть он и уехал с маркизом в Гайифу, это ведь не значит, что он тоже был на том корабле! И вообще, монсеньор ведь не отпустил бы его так, если бы не был уверен — а он сам отпустил, иначе бы не стал стараться, чтобы пригласить тебя ко двору… — Неправда! — Айрис вскочила; кошка с воплем скатилась с ее колен на пол, цепляясь когтями за платье. — Этого не может быть! — Конечно, конечно, не может! Он вообще в другом месте — подался в экспедиционный корпус, их вроде бы направляют в Холту или в Нуху, или решать какие-то внутренние дела… Он же писал тебе в последнем письме? Они с маркизом Эр-При разошлись во мнениях, он точно не мог поехать ни в какой Фельп! — Дик не в Гайифе! — воскликнула Айрис — и, произнеся эти слова, вдруг вспомнила: она ведь сама только сегодня утром в раздражении призывала на голову блудного Дика этих несчастных гайифцев! Это не может быть совпадением — не может быть и злым умыслом: никто не сумел бы спрятаться так искусно, чтобы она не заметила его в развалинах, подслушать и успеть донести дамам, чтобы они составили новую фантазию, договорились разыгрывать очередной тур игры. А значит… значит… Айрис почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног; она рухнула в кресло и шепотом повторила: — Этого не может быть… это неправда! — Айрис, милая, успокойтесь, — герцогиня потрогала ее за плечо: Айрис и не заметила, когда та встала из-за стола. — Никто не думает обвинять вашего брата. Случается, что молодые люди путешествуют; бывает, что они хотят повидать другие страны — это совершенно в порядке вещей… Айрис, глядя на нее, вжавшись затылком в кресло, попыталась собраться с мыслями: итак, если это не розыгрыш, не совпадение и не простое недоразумение, — значит, тот камень в Гальтаре — а может, вообще все развалины, весь древний город, — обладает чудесной силой; и значит, она одним неосторожным словом отправила Дика прямо в лапы гайифцев (и даже не скажешь теперь, что так ему и надо). У нее закружилась голова. — Дик уехал прямо из Варасты, да, Сэль? — спросила она. — У него не было отпуска, он не заезжал в Надор? А потом Ее Величество выписала для меня патент, потому что ее упросил герцог Алва? — Айри, ты хорошо себя чувствуешь? — вместо ответа Селина, подойдя ближе, пощупала ей лоб. — У тебя нет жара? Ты не простудилась на своих развалинах? Сегодня очень поздно приехала, на улице уже похолодало… Ох, или это твой приступ? Где у тебя лекарства? Давай я принесу! Или приказать вызвать врача? Или позову маму, она поможет! — Нет, нет, — Айрис помотала головой: нужно было убедить подругу и герцогиню, что она не сошла с ума и помнит все то же, что и они (даже если камень — снова отчаянная надежда! — на самом деле не изменял судьбу, а просто внушал всем, кроме нее, неправильные воспоминания). — Сэль, все в порядке, приступа нет: сама же видишь, на юге они прошли. Просто немного устала и сейчас вот от неожиданности расстроилась — сама понимаешь, ведь Дик… — Конечно. Прости. Я не отказываюсь от своих слов о предателях и наемниках, — она метнула гневный взгляд на герцогиню, — но к Ричарду они не относятся! Пойдем, Айри, давай я помогу тебе добраться до комнаты. Айрис послушно позволила Селине взять себя под руку и отвести в спальню.